Лесниковы байки. Волчья Тропа

Аркынай вздрогнул всем своим крепким телом, лицо его потемнело, и он погасил свой горящий злостью взор, каким глядел на Николая. Взял со стола кружку и стал большими глотками пить обжигающий взвар, потом поставил кружку и не глядя на Николая, сказал:

– Одевайся, я тебя на дворе ожидаю. А ты, Марья, не страшись, не дозволю я сам, чтобы с ним худое приключилось.

Николай оделся в принесённую Аркынаем одежду, и теперь на нём была рубаха сурового сукна, поверх неё такой же нагрудник, защищавший грудь и спину. Штаны он заправил в такие же сапоги как у Аркыная.

– На, возьми, вдруг да пригодиться тебе, – Марья подала ему кожаную истёртую перевязь, на ней были ножны, а в них крепкий тесак, ручка его была гладкой, словно знала много суровых ладоней, но взяв тесак в руку, Николай почуял, как тот лёг в неё, словно родной.

– Благодарствуй, Марья! Дай тебе, Господь, всякого блага, и душе твоей – радости.

Она протянула Николаю заплечный мешок, куда прежде положила обёрнутую в чистый рушник половину каравая и баклагу с водой.

– Ничего не страшись, Николай. И знай – та, к кому вы теперь идёте, сама в вечном страхе живёт. В нём её погибель.

Аркынай оглядел вышедшего на двор Николая и одобрительно кивнул, потом махнул рукой и зашагал широкими шагами в сторону леса, который стоял за околицей деревни высокой стеною. Николай едва поспевал за ним, но всё же пытался ещё разглядеть деревенские избы, мимо которых они шли. Все они были из такого же бревна, как и дом Марьи, Николай никогда не видал брёвен такого охвата… вот бы вызнать, где такие растут! Резные коньки и ставёнки украшали избы, над воротами у многих была прибита широкая доска, а на ней вырезаны незнакомые Николаю слова. Хотя грамоте он разумел, и писать, и читать в школе при деревенской церковке их обучили, но этих слов он разобрать не мог. Да и идут они слишком быстро, Аркынай своего шага не сбавлял, а Николай за ним чуть не бегом бежал, уже и дышать стало тяжко, сказалась и болезнь, и то, что в кровати много лежал.

Лес встретил их прохладой и птичьими трелями, радовались лесные обитатели летнему утру и поднимающемуся на небосвод горячему солнышку. Впереди показалась едва приметная тропа, и Аркынай на неё свернул, он шёл, не оборачиваясь на своего спутника, и это было немного обидно Николаю… хотя, ему ли обиду держать?

Дошли до небольшой полянки, была она круглая, словно блюдце, и такая зелёная, сочная трава покрывала её, будто шёлк…ветерок волной проходил по траве, приглаживая её своею рукой, и Николаю вдруг так захотелось прилечь на эту траву, понежиться, вдохнуть свежий запах утренней росы…Он шагнул туда, но сильная рука Аркыная ухватила его за плечо.

– Стой! Не то сгинешь там, безвременно и страшно. Да, мы к ней и идём, но нам к ней другим путём добираться надобно.

– К кому мы идём? – не понял Николай, голова его гудела, и он был сердит от того, что прилечь ему не дали.

– К Алмысе идём. Знаешь ли, кто она такая? Алмыса раньше ведуньей была, сильной, ведала такое, что никому не было дано. Помогала всем, и людям, и учийнаям, что среди миров живут, всем… А после озлилась за то, что человек её дитя сгубил, обманом к ней в дом пришёл, и сгубил. Есть предание, что кровь такого существа от любой хвори избавляет, вот он и хотел. И стала ведунья с той поры Алмысой, страшной, чёрного зла набралась. Является перед людьми в облике пригожей девицы, наслаждение сулит, да там и сгинет тот человек, который перед чарами не устоит. Заманивает к себе прохожего, вот ты и сам хотел на «ведьмино блюдо» улечься, ей на потеху и отправился бы. Что, али не знал такого? Нешто мать сказов этих тебе не баяла на ночь?

– Сиротой я рос, – ответил Николай, – У сродников в семье, а там у тётушки столько забот было с нами, не до сказов ей было. Да и нам тоже, где всех прокормить, то и мы в работах сызмала были.

Ничего не ответил Аркынай, только чуть нахмурил брови свои, да рукоять короткого меча сжал. Потом покрутил головой словно принюхиваясь. Николай тоже потянул носом воздух и почуял, как понесло тленом, гнилой плотью, словно открылось вонькое болото, на дне которого сгинуло много живого, и там осталось. Он видал такое, осушали как-то болото чёрное на Гнилых Пласкунах за Сайдагаркой, чтоб гать проложить….

– Что, чуешь что-то? – спросил Аркынай, он во все глаза глядел на Николая, – Нам такого не дадено, сам я не могу путь к ней отыскать, а ты, видать, сможешь! Слушай! Три седмицы назад ушла девчоночка одна, от подружек в лесу отбилась. Наши поняли, что приманила её Алмыса, в помощницы себе готовит, да только если станет такая помощницей… всем нам здесь худо придётся, и не только здесь. Чёрный мор на мир людей падёт, никого не пощадит, а мы золой серою по ветру развеемся. Надо нам отыскать Алмысу, избу её, и девчонку вызволить, по-доброму, али по-худому, а вызволить. Самим пусть сгинуть, а её спасти. Понял ли? Готов ли?

– Готов, – сказал Николай, дух охотника будто снова вернулся к нему, и он точно знал, куда надо идти, – Вон туда идём!

Они спустились с пригорка, и солнечный день вдруг померк для них. Всё окружило туманом, хотя, когда они стояли на пригорке, никакого тумана сверху и в помине не было видать! Теперь же он окружил их, плотным облаком стлался от самых ног. Где ступишь, там разойдётся туман, покажутся под ногой замшелые камни… эхом отражаются шаги, видать идут они сами по узкой лощине.

Аркынай сжимал в руке свой короткий меч, а Николай держался за ручку тесака, та словно сил ему давала, будто все, кто держали её когда-то, давали теперь ему свои силы и храбрость.

Вскоре туман расступился, и впереди показалось болото, не топь, хожее болото, и кочки крепкие виднелись, и тропа торная шла меж чёрной болотной воды.

А на небольшом островке стояла покосившаяся изба, почерневшие от времени или от болотного испарения стены растрескались, и казалось, вот-вот раскатятся.

Старый плетень, невесть для чего устроенный на этом островке, тоже был чёрным и едва стоял, чудом удерживая на себе полусгнившие бараньи головы, в глазницах которых копошились черви.

Возле избы, на небольшом чурбачке сидела рыжеволосая девчонка лет двенадцати. Она что-то монотонно напевала и щипала серые перья с мёртвой птицы. Птичья голова мерзко болталась из стороны в сторону, и Николай приметил, что голова эта была с человечьим лицом…

Глава 8.

– Тише ступай, – прошептал Аркынай Николаю в самое ухо, они притаились на большой кочке, под ногами чавкала чёрная болотная жижа, – Зарянка покуда не взяла всей силы у Алмысы, нас не чует, а вот ежели та сама объявится… Туго нам придётся! Мне дали старики откуп, да вот только боюсь я, не примет его Алмыса, Зарянка ей шибче нужна. Зачаровала она её уже, слышишь, как поёт! А вот когда она душу живую сама погубит, тут и не станет больше нашей Зарянки, новая Алмыса родится! Эх, нам бы её только выманить, хоть бы вон туда, на твердь земную…

Николай молча смотрел, как ловко девчонка, которую Аркынай назвал Зарянкой, щиплет перья, скидывая их в мешок. Он уже понял, что оказался он в неведомом месте, куда простому человеку путь заказан. И не просто так его сюда привели силы неведомые, а за дела его, за помыслы нехорошие, и теперь либо сгинет он здесь, либо исполнит то, что в наказание ему назначено.

– Слушай, чего скажу, – зашептал Николай, – Я сейчас пойду к ней, скажу, что заплутал, и попрошу путь мне указать до деревни. Выманю её туда, куда ты сказываешь, а ты уж там поджидай, да не медли. Чую я, добром она с нами не пойдёт, коли всё этак, как ты говоришь.

– Ладно, давай попробуем так, – кивнул Аркынай, – На вот, яблоко. Подай ей в благодарность, ежели укажет путь тебе, как только она его возьмёт, тут и прозреет. Да только ты в оба гляди, куда она тебе дорогу станет указывать, потому как зло в ней сейчас… в топь тебя завести может да сгубить. Она сейчас и сама поскорее хочет стать той второй Алмысой, потому сгубит тебя, не пожалеет!

Уговорились обо всём, и Аркынай тихо сполз с кочки, погрузившись по самую грудь в чёрную жижу и стал пробираться туда, где они с Николаем уговорились встретиться. Николай проводил его взглядом, тягучие круги медленно расходились от широкой груди Аркыная, он расталкивал собой сучья и болотную ряску, осторожно проверяя путь перед собой толстой палкой. Уверившись, что Аркынай добрался до небольшого островка и спрятался там за густой осокой, Николай поднялся и стал перебираться с кочки на кочку, втыкая свою палку рядом, и поглядывая на плетень, за которым сидела Зарянка.

– Доброго дня тебе, хозяюшка, – Николай добрался до большого островка, где стояла изба и поклонился поднявшейся ему навстречу девчонке, – Ох, заплутал я видать! Скажи хоть, где это я очутился? Шёл со своего дома, к сродникам попасть надобно. Година там у нас, вот и иду. Думал, в ночь пойти – так поскорее до места доберусь, да видать и свернул куда, в болото забрался, сам не знаю, как здесь очутился.

– У тётушки моей ты оказался, – сказала девочка и посмотрела на Николая, а у того душа захолодела от этого взгляда, глаза были бездонны и черны, черны до самых ресниц…

– Ох, устал бродить по болоту, – Николай кое-как справился со страхом, чтобы голос его не дрожал, – Покажи хоть, добрая душа, как мне на торную дорогу отсюда выбраться?

Девочка отёрла руки о передник, оставив на нём кровавые полосы, потом оглядела Николая с ног до головы. Отодвинула ногой мешок с перьями и пошла в сторону покосившейся старой избы, у самого крыльца остановилась и махнула Николаю рукой:

– Ну, идём, укажу тебе, как к людям выйти. Только давай, дяденька, поскорее, некогда мне! Тётушка меня накажет, коли не поспею в срок все дела управить.

Всё сталось, как и загадывали Николай с Аркынаем, девочка повела Николая в самую топь, туда, где простёрлась чёрная жижа, редкий пучок болотной травы виднелся тут и там… Но Николаю вдруг увиделось вовсе другое!

Перед ним стоял крепкий, добротный терем. Высокое крыльцо и ставни на окнах были украшены искусной резьбой, конёк украшала диковинная птица. Двор был чисто выметен, разная домашняя птица ходила у сарая, свежий, недавно слаженный плетень окружал подворье, и на нём вовсе не бараньи головы были, а горшки глиняные сушились, как у всех хозяек бывает.

Девочка стояла перед ним в нарядном платье, синий фартук по низу был вышит мелким узором, а глаза… Обычные девчачьи глаза глядели теперь на Николая, озорные и любопытные.

– Вон туда ступай, дяденька, – указала девочка, и там не было никакой топи, торная и езженая дорога протянулась совсем недалеко, а от двора к ней тянулась жёлтая хоженая тропка, – По дороге налево ступай, там до мельницы дойдёшь, дядюшка мой там мельником, дальше тебе укажет, куда идти. Уж к вечеру до деревни доберёшься!

– Благодарствуй за помощь, – Николай так обрадовался, он сейчас и сам уверился, что идёт он в деревню, по какой-то срочной надобности, и ему непременно нужно поскорее оказаться на этой дороге.

Широкая езженая колея вела в обе стороны, у края дороги камень большой лежал, мхом весь порос, вдали даже пыль чуть клубится, словно кто-то совсем недавно здесь проехал. Николай ступил было на тропку за плетень, девочка с доброй улыбкой глядела на него и крутила ленточку в косице. Тут Николай вспомнил, что есть у него для девчонки гостинец, которым можно отплатить девочке за помощь! Как оказалось у него в кармане яблоко, он теперь не вспомнил, но оно было, вот, красный бочок, налитое, словно глянь на просвет, и увидишь семечки внутри…

– А на-кось тебе гостинчик, за помощь, красавица, – Николай достал яблоко из кармана и протянул его девочке.

Он глядел ей прямо в глаза, улыбался и протягивал подарок, а девочка будто не могла отвести своих глаз от его взора, и протянула руку… Как только яблоко оказалось в девчоночьей ладони, будто гул прошёл кругом них, морок спал, и Николай увидал, что стоит он по пояс в болотной топи, рядом с ним на большой кочке клубок змей завивается, штук пять аспидов уже пустились к нему по болотной жиже.

А девочка стоит перед ним как раз на том самом небольшом островке, где они и уговорились встретиться с Аркынаем! Девочка испуганно озиралась кругом, морок спал, и теперь глаза её были голубыми полными слёз и ужаса. Яблоко выпало из её руки и покатилось, дрожь прошла по земле, откуда-то выскочил Аркынай, и с прытью, нежданной для его медвежьей фигуры, набросил на девочку меховую накидку.

Она тут же ослабла, ноги её подкосились, глаза закатились. Аркынай подхватил её и плотнее обернул накидкой. Махнул рукой Николай, с опаской озираясь вокруг, и тот уже ступил ему навстречу, как вдруг…

Тонкий заунывный вой раздался отовсюду, уши заложило, а внутри… так стало тоскливо, что захотелось тут же ступить в самую топь! И пусть сомкнётся над тобой черная вода, скроет навеки от всякого зла, от боли и тоски…

Николай увидел, как упал без чувств Аркынай, но девочку из рук не выпустил, накидка плотно укрывала её хрупкую фигурку. Обернувшись, Николай снова увидел перед собой широкий чистый двор, и высокий терем.

На крыльце стояла молодая женщина, её красивое лицо было добрым, она с улыбкой глядела на Николая и повела плечом. Светлая коса, перекинутая на плечо, доставала чуть не до самых пят девушки, в ней была заплетена зелёная, в цвет сарафана лента. Высокая грудь и тонкий девичий стан манили, невыносимо щемило в груди у Николая, он понял, ни на какую другую он и глядеть теперь не желает! Хочет обладать этой женщиной, всегда, навечно!

– Здравствуй, добрый человек, – сказала она, и голос её зазвучал, словно живительный ручеёк, – Зачем ты ко мне пожаловал? Али помощь какая нужна тебе? Да я и сама вижу… без вины тебя виноватым назначили! Заманили в своё медвежье логово, ставят в вину то, чем испокон веков человек жил, и предки его на много веков охотой промышляли! Не первый ты, да и не последний, кто охотой живёт, да детей своих ро́стит! Не верь им, не верь! Не сделал ты ничего худого, всего-то и охотой кормился! А они морок на тебя наслали, будто не медведица то была, а человек… Не может такого быть, а ежели бы и могло – как тебе, смертному человеку, о таком чуде ведать? Ничем ты не виноват! Хотят взять у тебя все силы, хотят взять душу! Но я тебя спасу! Не дам тебе сгинуть, не дам натянуть на тебя медвежью шкуру! Хочешь ли ты моей помощи?

– Да… хочу, помоги мне…,– задыхаясь от делания обнять её, прохрипел Николай, – Всё, что хочешь сделаю для тебя…

– Вон, видишь, на пеньке нож лежит, каким девчонка кур била? Возьми его!

Николай взял нож, рукоятка его легла в руку, как влитая, приятно обожгла ладонь, вместе с этим пришло ему, что вот сейчас он сделает то, что просит красавица, и будет навеки счастлив!

– Ступай к нему! Убей медведя, принеси мне его сердце! – говорила та, – А если два сердца дашь – навеки стану твоей!

Николай пошёл обратно к тому месту, где остался Аркынай. Там лежал огромный медведь, на морде его шерсть была с проседью, он едва открывал пасть, задыхаясь… Николай понял, что тот умирает. А рядом с ним корчилось в судороге какое-то чёрное, бесформенное чудище, мерзкое и страшное…

«Сердце… дать сердце…, – билось у Николая в голове, и он занёс нож над медвежьей грудью, – Дать сердце! Не в первый раз медведя свежевать!»

Глава 9.

Медведь уж старый, подумалось Николаю, сердце у него уже не вкусное, он для своей красавицы достанет другое… нежное, молодое! Вот это косматое рядом со старым медведем лежит, никак медвежонок-трёхлетка? Как раз!

Николай усмехнулся, душа запела, всё сделает сейчас, и счастлив будет до конца своих дней! А на крыльце терема стоит она, чудной красоты девица, и манит его, зовёт, скорее, скорее…

Он размахнулся, крепко сжав в руке клинок, и глянул в медвежью морду. Что-то… что-то знакомое было в этих карих, сердитых медвежьих глазах, но… ведь этого не может быть? Сердце гулко стукнуло, в голове загудело, что же такое, почему ему кажется, что он не сможет убить медведя?

– Убей его! Убей скорее! – кричала девица с крылечка, – он хочет разлучить нас, навечно заберёт меня у тебя! Убей!

Голос девицы вдруг стал неприятен Николаю, рука с клинком задрожала, он перевёл взгляд на корчившееся рядом с медведем непонятное чудище, никак не мог разглядеть, что за зверь такой. Вроде и похож на медведя, а вроде и нет…

Николай вдруг увидал валяющееся рядом с кустом осоки яблоко… такое сочное, такое румяное, что не было силы сдержать себя, так хотелось откусить того яблока, чтобы сладкий сок брызнул во все стороны. Никуда медведь не денется, ему и так помирать, вот сейчас съест Николай яблоко, и сделает всё, привычною рукою.

Но только прикоснулся Николай к румяному плоду, как ожгло его огнём, сильно, будто ударило что-то по голове. Обернувшись, он увидел Аркыная, которого свили по рукам и ногам то ли верёвки, то ли змеи. Он пытался освободиться и закрывал собой закутанную в меховую накидку девочку. Но крепки были те путы! Николай всё понял!

Глянув в сторону, он увидел, что держит в руке кривой ржавый клинок, он был весь в засохшей крови, ошмётки плоти свисали с рукояти. Николай отбросил его в сторону, и глянул туда, где стоял чудный терем…

На островке стояла покосившаяся кривая изба, поросшее мхом крыльцо почти сгнило, только несколько чёрных досок ещё держались. У завалины свились в клубок гады, а у плетня валялась полусгнившая баранья туша, в вывалившихся из распоротого брюха кишках копошились черви.

На крыльце корчилась и бесновалась ведьма… от её вида Николая пробрал ледяной ужас до самого донышка сердца! Скошенная в бок нижняя челюсть щёлкала и болталась на жилах, голова была большой, покрытой кровавыми коростами, а на бледной коже меж них болтались серые пучки длинных волос. Глаза ведьмы косили то к носу, то расходились в разные стороны, рваный балахон не скрывал усохшей морщинистой плоти, костлявые, синюшные руки в зелёных пятнах завершали длинные и скрюченные, как серпы, пальцы с когтями.

– Убей его! Убей скорее! – кричала ведьма страшным голосом, каждое слово отдавалось в теле Николая болью, – Что же ты медлишь?! Убива-а-а-й!

– Я… я… сейчас, – задыхаясь и хрипя бормотал Николай

Спрятав за пазуху яблоко, он размахнулся ножом, и Аркынай перед ним закрыл глаза. В один взмах ржавый клинок отрубил головы гадов, опутавших руки Аркыная. Рука была верна охотнику, не зря про него шла по округе молва, что крепок духом он, и рукою!

Ведьмы взвыла и ринулась с крыльца, но взмахи быстро рубили! Раз! Раз! Аркынай зарычал, словно медведь, и толкнул Николая своей мощной рукой. Николай отлетел в сторону, но тут же вскочил, пытаясь закрыть собой хоть девочку. Он решил, может в злобе Аркынай не понял, что Николай избавился от морока и хочет их спасти!

Но Аркынай встал на пути ведьмы, выставив вперёд себя рогатину, которую наскоро приготовил, пока они шли по болоту до ведьминого обиталища.

Алмыса взвыла, она стояла у своего плетня, и вдруг… словно вывернулась наизнанку, конечности вытянулись, перевернулись. Спина её оказалась внизу, голова откинулась и страшные челюсти обозначились желвами. Складки на щеках раскрылись, обнажая три пары черных выпуклых глаз.

– Дай мне яблоко, скорее! – крикнул Аркынай, Николай выхватил сочный плод и кинул его, тот ловко поймал яблоко и насадил на рогатину.

Ведьма, уже скользившая на своих конечностях по болотной жиже, замерла. Глаза её уставились на это яблоко, а то словно светилось изнутри странным, волшебным светом, таким чудесным посреди вонючего гиблого болота…

– Дай… Дай его мне…, – прошамкало чудовище, – Отдай, человек-медведь, и я тебя не трону! Оставлю тебе твою жалкую жизнь!

– Если бы ты сразу отдала мне девочку, я бы дал тебе его! – проревел Аркынай, – А ты захотела напиться крови! И за то останешься здесь в заточении, в своей гнили, покуда Высшие не дозволят тебе выйти и не освободят тебя!

Аркынай стал опускать рогатину к болотной воде, та вогнулась, словно спасаясь от света, идущего от яблока, взметнулась тягучими волнами, захлестала стоявшую посреди топи Алмысу.

– Нет! Нет! Не-е-е-т! – страшно закричала ведьма, от её крика зашумел бор, который остался далеко позади, на краю болот.

Туман взметнулся, ведьма страшно выла, от её воя внутри всё выкручивало, и Николай закрыл руками уши девочки, а сам зажмурил глаза, казалось, что и они сейчас лопнут!

Аркынай закричал от боли, потому что десятки гадов впились в его ноги, выпрыгивали из чёрной воды, вцепляясь в руки, шею, куда только могли добраться, минуя кожаный нагрудник. Он взмахнул рогатиной и со всей силы воткнул её в болотную жижу. Николай увидел, как из глаз и ушей девочки потекла чёрная кровь, и от ведьминого крика сознание покинуло его.

Последнее, что он увидел – туман стал чёрным и скрыл ведьму, встав плотной стеною. Крик оборвался, а змеи, облепившие Аркыная, осыпались с него, как сухие ветки.

– На-кось, испей, – голову Николая приподняли, в рот полилась вкусная, живительная влага, травяной взвар давал ему силы, прогонял боль.

Охотник открыл глаза, перед ним на корточках сидел Аркынай, его огромная ладонь заботливо придерживала затылок Николая, он поил его из своей баклаги. Они были уже под деревьями, болото виднелось за молодым невысоким ельником, а над ними раскинулся высокий хвойный шатёр. В этом месте они оставили свою ношу прежде, чем ступить на топь. Была уже ночь, черничное небо было сплошь усыпано бусинами звёзд, и от их света Николаю стало так хорошо… В низинке пела звонкая речка, перекатывая по камням хрустальную воду. Рядом разгорался костёр, спасённая ими девочка спала, укутанная меховой накидкой, и ночной лес был весь наполнен живыми звуками.

– Аркынай, – хрипло просипел Николай, в груди всё болело, – А… ведьма… сгинула? Мы её погубили?

– Нет, Николай, – вздохнул Аркынай и покачал головой, – Алмысу так просто не сгубить. Но мы заперли её там, на чёрной топи, и пока она не найдёт, как оттуда выбраться, её можно не бояться.

Аркынай подал Николаю баклагу, а сам стал подкидывать в костёр сухого хворосту. Он морщился от боли, и Николай разглядел, что вся его рубаха на руках и шее в пятнах крови. Огонь разгорелся ярче, и Николай поднялся, руки-ноги ещё тряслись, но в голове уже прояснилось, жизнь возвращалась к нему.

– Аркынай, давай я тебе раны омою, что тебя аспиды-то изранили, – сказал он, доставая из своего мешка баклагу с водой, которую ему положила в дорогу Марья.

– да чай не помру, не боись, – сказал Аркынай, и снова невольно поморщился.

– Давай, сымай нагрудник свой, промыть хоть и то полегче станет.

Аркынай развязал завязки и скинул нагрудник, под рубахой вся его кожа была изорвана, Николай качал головой и омывал раны рушником, в который Марья краюху им завернула.

– Ну вот, этак-то получше будет, – Николай кивнул, и сел на небольшое брёвнышко, поближе к костру.

Аркынай оделся и сел рядом с ним. Николай отломил половину краюхи подал ему, они ели душистый свежий хлеб и молча глядели в огонь.

– А я думал, убьёшь ты меня там, на топи-то, – сказал тихо Аркынай, – Думал, всё… ошиблась Ирвил, что силы в тебе есть такое сдюжить… А ты ничего, крепок оказался! Молодец! Спасибо тебе. Может и права Ирвил, дана тебе на это воля Высших, и сможешь ты многое исправить.

– Да что я… это всё яблоко то… волшебное, – смутился Николай.

– Да никакое оно не волшебное. Обычное яблоко. Всё зависит от того, в чьих оно руках! – покачал головой Аркынай и впервые посмотрел на Николая этак по-доброму.

Николай ничего не стал больше выспрашивать. И так немало ему для раздумья, вот и глядит в огонь задумчиво, жуёт Марьин хлеб.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.