скачать книгу бесплатно
Ответ: Вообще ЛАЗЕБНЫЙ за последнее время ходил как в воду опущенный, находился в состоянии безнадежности и не раз высказывал мысль о самоубийстве. Поэтому мое предложение он принял без колебаний. ЛАЗЕБНЫЙ согласился даже с тем, чтобы после осуществления террористического акта на месте преступления кончить самоубийством…»
Не верится? Но проводившие допрос Кобулов и Шварцман, хотя их сейчас и представляют «кровавыми мясниками Берии», уж во всяком случае талантами Фёдора Достоевского и Льва Толстого не обладали, как и старший следователь Сергиенко, который вёл протокол допроса.
Впрочем, это была уже конечная стадия падения Ежова. Об одной из промежуточных рассказал племянник Ежова Анатолий Бабулин на допросе 18 апреля 1939 года. Приведу лишь одно место из протокола:
«В конце ноября ЕЖОВ… окончательно опустился – стал пить запоем и развратничать… ЕЖОВ был сильно озлоблен снятием его с работы в Наркомвнуделе и в моем присутствии неоднократно ругал и поносил И.В. СТАЛИНА и В.М. МОЛОТОВА похабной уличной бранью…
Я припоминаю еще такой факт. Когда в январе 1939 г. ЕЖОВУ решением СНК был объявлен выговор… – он ответил на это отборной руганью по адресу МОЛОТОВА,
В декабре 1938 г., когда была создана комиссия для сдачи дел Наркомвнудела, ЕЖОВ систематически уклонялся от участия в работе комиссии, звонил по телефону в ЦК и Л.П. БЕРИЯ, заявляя, что он болен… каждый раз, когда надо было выезжать на заседание комиссии, нервничал, ругался похабной бранью, оттягивал выезд и в конце концов оставался дома, отдавая все свободное время пьянству и разврату с разными женщинами легкого поведения (Бабулин назвал конкретно трёх. – С.К.)…
ЕЖОВ… ходил по комнатам, пил и нецензурно ругался по адресу И.В. СТАЛИНА, В.М. МОЛОТОВА и Политбюро ЦК ВКП(б)…»
Было бы естественным, если бы невиновный человек, оскорблённый подозрениями и несправедливостью, в критической ситуации часами бродил бы по лесу, сидел бы на берегу с удочкой, гулял бы с дочкой, просто отсыпался бы за много лет недосыпа. А Ежов блудил, хотя, как говорят, перед смертью не надышишься.
Берия не был склонен к спиртному, зато любил литературу, живопись, музыку, рыбалку, уху, хорошую компанию, хотя всё это выпадало на долю Берии очень редко, а в годы войны он этого просто не мог себе позволить. На даче он мог часами резаться в волейбол по выходным. Ежов и на вершинах власти был склонен к пьянкам и «бабам». Да, на протяжении многих лет он много работал. Но при этом он любил себя в Державе, а не Державу в себе. У Сталина и Берии с этим всё обстояло «с точностью до наоборот» – их самым главным искренним увлечением было строительство новой могучей и свободной Державы.
Между прочим, если бы показания Бабулина были сфальсифицированы «в застенках Берии», то допрашивавший племянника Ежова капитан ГБ Влодзимирский (ещё один, по «мемориальным» уверениям, «мясник Берии», расстрелянный по «делу Берии» 23 декабря 1953 года) непременно включил бы в текст протокола заявление о том, что Ежов-де и тов. Берию крыл похабной бранью. Ан нет. И это лишний раз доказывает подлинность показаний Бабулина.
17/IV-39
Наконец взяли Успенского[102 - А.И. Успенский, бывший нарком НКВД УССР, с середины ноября 1938 года перешел на нелегальное положение. В последнее время перед арестом он скрывался в Миассе в Челябинской области под фамилией Шмашсковский.]. Коба доволен. Попросил о награждении ребят, он сказал, давай представления, наградим[103 - За участие в розыске и аресте Успенского три сотрудника НКВД получили орден Красного Знамени, три – Красной Звезды, четыре – орден «Знак Почёта». Двадцать пять человек за участие в розыске Успенского были награждены знаками «Почётный чекист», внеочередным присвоением специального звания, боевым оружием и денежной премией.].
Хорошо награждать. Хуже когда приходится раздалбывать. А приходится.
3/V-39
Наконец Коба решил навести порядок в Наркоминделе. Наша линия сработала[104 - См. комментарий ниже.]. Литвинова снимает к чёртовой матери. На НКИД ставит Вячеслава[105 - 5 мая 1939 года нарком иностранных дел «Максим» (Меер) «Максимович» (Мовшевич) Литвинов (Валлах) был заменён Вячеславом Михайловичем Молотовым, сохранившим также пост Председателя СНК СССР. Бывший премьер-министр Франции и личный друг Литвинова Эдуард Эррио тогда публично заявил: «Ушёл последний великий друг коллективной безопасности». Что ж, этой «морковкой», подвешенной перед носом Литвинова, «демократический» Запад несколько лет небезуспешно направлял НКИД СССР в нужном для этого Запада направлении.], я отдаю туда Деканозова[106 - Деканозов Владимир Георгиевич (1898–1953), многолетний соратник Л.П. Берии, знакомый с ним еще по подпольной работе в 1918 г. в Баку. Занимал руководящие посты в партийных органах и органах государственной безопасности, после назначения Л.П. Берии наркомом НКВД СССР вызван в Москву, со 2 декабря 1938 года комиссар ГБ 2-го ранга, принимал активное участие в реформировании НКВД СССР. 4 мая 1939 года был назначен заместителем наркома иностранных дел СССР. В 1953 году был арестован по «делу Берии» и 23 декабря 1953 года расстрелян.]. Жалко, Владимир мне нужен в Наркомвнуделе. Но Молотову он тоже нужен. И у меня теперь свой парень в Наркоминделе. Пригодится.
Литвинов себя полнстью (так в тексте. – С.К.) изжил. А может и хуже, но он хитрый еврей, осторожный. Половина полпредов была в заговорах, а на Литвинова показаний нет. Коба его ценит, называет Папашей, а теперь кончился Папаша. Папаша, да не наша.
Сейчас надо активизировать немецкую линию. И по линии Наркоминдела тоже активизировать. Коба прав, Мерекалов[107 - Мерекалов Алексей Федорович, полномочный представитель (посол) СССР в Германии (см. комментарий ниже).] не та фигура. Надо все провести через Астахова[108 - Астахов Георгий Александрович, временный поверенный в делах СССР в Германии (см. комментарий ниже).].
Остальные линии надо активизировать тоже, потому что сейчас важно знать, как складываются реально дела везде. Литвинов вел дружбу с Англией и Францией, с немцами гадил. Теперь будет смена курса, надо наладить отношения с немцами. Дело с ними иметь можно. Если мы с ними договоримся, то воевать с ними не придется, а поляки сами не сунутся.
С немцами дело иметь можно, я помню их по Баку. Нос дерут, но дело ведут более менее честно. Англичане, те другое дело. По виду джентельмен (так в тексте. – С.К.) а на самом деле заср…нец, палец в рот не клади. Немцы честнее. Потом с немцами у нас крепко установлены отношения по Экономике, оборот большой. Нам идут машины, им зерно и нефть, им это надо. И нам надо.
Немцы ведут самостоятельную политику, а Англия оглядывается на Америку. Франция вообще не в счет. Коба правильно решил, что с немцами надо попробовать договориться. Рано нам воевать. А лучше вообще не воевать.
Комментарий Сергея Кремлёва
Запись от 3 мая 1939 года, как и запись от 31 марта 1939 года, очень интересны. Они позволяют предполагать, что роль Берии в отстранении Литвинова и в повороте СССР в сторону разумной германской политики более велика, чем это сегодня представляется. Крайне интригует и упоминание Берией имени Георгия Астахова, нашего временного поверенного в делах в Германии в период подготовки Пакта от 23 августа 1939 года и до конца 1939 года.
Но вначале – кратко о тогдашней ситуации… В первое время после прихода нацистов к власти полпредом в Германии был Лев Хинчук. Затем его в 1934 году сменил Яков Суриц – еврей, у немцев, правда, аллергии не вызывавший по причине ума и такта. В 1937 году Сурица перевели в Париж, а в Берлине до весны 1938 года обязанности временного поверенного в делах исполнял советник Астахов. Лишь в апреле 1938 года в Германию назначается полноценный полпред – Алексей Федорович Мерекалов, фигура в нашей истории не прояснённая, как и фигура самого Георгия Александровича Астахова.
Наши отношения с Германией к 1939 году характеризовались очень большим объёмом экономического сотрудничества и крайне плохими политическими отношениями. Для того чтобы максимально осложнить эти отношения, очень постарался Макс Литвинов-Валлах.
Новый полпред Мерекалов был не дипломатом, а заместителем наркома внешней торговли Микояна. То есть он не был «кадром» Литвинова, зато был человеком Микояна, всегда имевшего с немцами хорошие отношения.
Мерекалову о его назначении по прямому указанию Сталина сообщил Председатель Совнаркома Молотов, вызвав того к себе на дачу в воскресенье 12 апреля 1938 года.
Мерекалов отказывался – языка, мол, не знаю, обстановки в Германии не знаю, тут нужен опытный дипломат. Однако в понедельник его вызвали на заседание Политбюро, и Сталин уже лично заявил Мерекалову, что верит в успешное выполнение его задач в Германии. Однако любопытно то, что задач у Мерекалова долгое время не было – он мало выезжал из полпредства, ограничив свои контакты до минимума.
В своей книге «Кремлёвский визит фюрера» я уже писал, что, по моему убеждению, Сталин поставил перед почти бездействующим полпредом три задачи. Во-первых, присутствовать в Берлине, находясь в «дежурном» режиме. Во-вторых, быть достойным личного доверия Сталина. В-третьих, самим фактом своего «внешнеторгового» происхождения показывать немцам, что СССР заинтересован в экономических связях с рейхом, с одной стороны, а с другой, что Мерекалов – это фигура не «литвиновская».
Мерекалов сидел в Берлине, а европейская ситуация развивалась так, что всё более выявлялась глупость политики Литвинова. И только когда Сталин – очевидно, не без информации Берии о фактическом состоянии дел в тайной европейской политике и умонастроениях немцев – решил начать берлинские зондажи, пришло время Мерекалова.
17 апреля 1939 года он встретился со статс-секретарем МИД рейха Вайцзеккером. Собственно, это была лишь вторая их встреча (первая состоялась в аусамте 6 июля 1938 года перед вручением Мерекаловым верительных грамот). Формально основная тема разговора касалась вопроса второстепенного – улаживания проблемы поставок в СССР зениток, заказанных нами на заводах «Шкода» тогда, когда ещё существовала Чехословакия. Однако это было, как я полагаю, прикрытием для иной, главной задачи, поставленной полпреду не Литвиновым, а Сталиным.
Так или иначе, полпред, с которым на дипломатическом приеме 12 января 39-го года Гитлер демонстративно любезно беседовал несколько минут, теперь уже в аусамте спросил у Вайцзеккера прямо: «Что вы действительно думаете о германо-русских отношениях?»
Скорее всего, для того чтобы в нужное время задать этот вопрос, Мерекалов и был направлен в Германию.
Точнее, задать-то вопрос мог кто угодно. Но далеко не кому угодно Сталин мог поручить задать такой вопрос без опасения, что это станет известно тому, кому не надо.
На следующий день, 18 апреля 1939 года, Мерекалов отправил шифровку в НКИД, но это была тоже, как я понимаю, мера прикрытия. Зачем ему было отправлять в Москву 18 апреля шифровку с докладом о встрече 17 апреля, если уже 18 апреля Мерекалов уехал в Москву вместе с военным атташе? Нет, шифровку в НКИД Мерекалов направил явно «для отчета», а уехал он в Москву по вызову не Литвинова, а того, кто его в Берлин и направлял, то есть Сталина.
19 апреля был вызван в Москву и наш полпред в Лондоне Майский. Полпреды ехали на совещание в Политбюро, собираемое для обсуждения вопроса о реальности тройственного англо-франко-советского пакта «взаимопомощи». Это совещание, проходившее в Кремле 21 апреля 1939 года, кое-что расставило для Сталина на свои места, а заодно фактически поставило крест на Литвинове и его политике – 5 мая Литвинов был снят.
За два дня до этого, 3 мая 1939 года, было принято следующее Постановление Политбюро:
«Поручить тт. Берия (председатель), Маленкову, Деканозову и Чечулину навести порядок в аппарате НКИД, выяснить дефекты в его структуре, особенно в секретной его части, и ежедневно докладывать о результатах своей работы тт. Молотову и Сталину».
Скорее всего, это было не началом, а завершающей стадией разборок с «литвиновским» НКИД. За два дня (от 3 мая до 5 мая) принять те кардинальные решения, которые были приняты уже в ближайшие дни, было невозможно. Значит, до этого была проведена немалая работа, и проведена именно Берией и Деканозовым (Маленков должен был не столько разбираться с «литвиновскими» кадрами, сколько обеспечить новыми кадрами Молотова).
Однако Берия и Деканозов решали не с бухты-барахты. Не будучи дипломатами, они к тому времени вполне могли оценить уровень того или иного работника НКИД и качество работы самого Литвинова, потому что оба были неплохо осведомлены о реальных позициях тех или иных стран мира по отношению друг к другу и к СССР. Дело в том, что разведка НКВД имела в среде белой эмиграции прекрасных осведомителей. А руководство организованной белой эмиграции знало многое о тайных деталях текущей мировой политики и действиях дипломатов разных стран уже потому, что почти все бывшие высокопоставленные царские дипломаты и в эмиграции сохранили хорошие живые связи со своими коллегами из дипломатических ведомств Европы. Агентурные же сообщения из Парижа, Лондона, Софии, Праги и других европейских столиц регулярно укладывались на стол как Берии, так и Деканозову. Это была хотя и заочная, но хорошая школа практической дипломатии, а в результате Берия и Деканозов были осведомлены о сути происходящего даже, пожалуй, лучше «штатных» советских дипломатов, поскольку, в отличие от дипломатов, пользовались точными, а не дипломатически камуфлированными сведениями из стана врага.
Назначение Молотова не означало автоматического поворота в сторону Германии, но вполне предполагало его. Мерекалов же после совещания в конце апреля в Берлин уже не вернулся, и его в качестве временного поверенного в делах заменил на самые жаркие (как в метеорологическом, так и политическом отношении) месяцы 1939 года Астахов. Для того «свободного полёта», который предстояло совершить теперь советскому представителю в Берлине, Астахов подходил очень хорошо.
Георгий Александрович Астахов, из казаков-дворян, знакомец Михаила Шолохова, родился в 1897 году в Киеве, а умер в заключении в 1942 году в Усть-Вымском исправительно-трудовом лагере. Фигура эта, с одной стороны, скорее прозрачная, но с другой, как я уже говорил, не прояснённая. Прозрачен он в том отношении, что был несомненным идеалистом – это видно даже по его фотографиям. Уже после его ареста в 1940 году его жена Наталья писала в НКВД: «Он принадлежит к породе чудаков, которые встречаются иногда среди людей науки; он и был бы, вероятно, незаурядным ученым по восточным вопросам, если бы все сложилось иначе. У него ясный, светлый ум, большая внутренняя дисциплинированность и, наряду с этим, какая-то несуразность, нескладность в повседневных делах… Астахов…исключительно честный, органически неспособный обмануть то доверие, которое ему оказывалось…»
Жена спасала мужа и, пожалуй, несколько преувеличила его житейскую «несуразность». Во всяком случае, письма Астахова в НКИД и записи в его служебном дневнике обнаруживают очень трезвый ум. Однако Астахов действительно был противоречив. Будущий известный «невозвращенец» Григорий Беседовский, работавший в 20-е годы вместе с Астаховым в полпредстве в Японии, в своей книге, изданной после бегства на Запад, сообщает об Астахове интересные сведения:
«…он был чрезвычайно нервный человек, временами стоявший на грани нормальности. Он очень интересовался Японией, изучил японский язык… В своих взглядах на советскую дальневосточную политику Астахов… полностью разделял линию Коппа (Копп Виктор Леонтьевич (1880–1930), известный революционер, в 1925–1927 гг. полпред в Японии. – С.К.) и не стесняясь критиковал Карахана (Караханян Лев Михайлович (1889–1937), известный революционер, в 1923–1927 гг. полпред в Китае. – С.К.) и Политбюро».
Здесь просматривается натура, которая, может быть, и не способна обманывать, но вот обманываться и запутываться…
Впрочем, об этом – позднее.
После окончания гимназии в Новочеркасске в 1915 году Астахов учился на романо-германском факультете Московского университета, в 1917 году стал большевиком, принимал участие в Гражданской войне на Кавказе. Был редактором владикавказской газеты «Коммунист», затем – заведующим отделом печати в советском полпредстве в Тифлисе в меньшевистской Грузии. Вот тогда, «под крышей» у полпреда Кирова Астахов мог впервые познакомиться (и скорее всего познакомился) с молодым Берией, который был младше Астахова всего на два года.
Затем Астахов работал в Турции, в Японии, в Англии. В 1928 году он от имени СССР подписал в Сане советско-йеменский договор о дружбе и торговле – первый наш договор с арабской страной. СССР признавал независимость Йемена в те же дни, когда Англия широко практиковала бомбардировку йеменских городов и сёл.
В 1935–1936 годах Астахов был уполномоченным НКИД СССР в Закавказской Федерации. И вот уж тут-то он с первым секретарём Закавказского крайкома партии Л.П. Берией не познакомиться не мог никак. В 1936–1937 годах Астахов заведовал Отделом печати НКИД СССР, а потом уехал в Берлин советником полпредства.
Так вот, летом 1939 года именно он выполнил в Берлине тонкую подготовительную работу по взаимному разворачиванию СССР и Германии с встречных и потенциально боевых курсов на параллельный курс сотрудничества. Причём опубликованная переписка Астахова с Москвой и Москвы с Астаховым оставляет впечатление неполноты, зато создаёт ощущение того, что, кроме инструкций по линии НКИД, Астахов имел и другие инструкции – не противоречащие нкидовским инструкциям Молотова (фактически – Сталина), а дополняющие их. Дополнить же инструкции и информацию НКИД могло только одно ведомство – НКВД Берии. Конечно же, эти дополнительные инструкции тоже исходили от Сталина, но передавались они через Берию.
26 июля 1939 года состоялся знаменитый ужин в «эксклюзивном» ресторане «Эвест» Астахова и нового заместителя торгового представителя СССР Евгения Бабарина с заведующим восточноевропейской референтурой Отдела экономической политики аусамта (МИД) Германии Карлом Шнурре (фигурой, к слову, весьма незаурядной).
С этого момента события начали убыстряться и убыстряться.
2 августа 1939 года Политбюро рассмотрело вопрос о составе делегации СССР для участия в переговорах с военными миссиями Англии и Франции в Москве (главой делегации был назначен К.Е. Ворошилов).
С 12 августа 1939 года эти заранее обречённые позицией Запада на неуспех переговоры начались, а 21 августа были прерваны.
И как раз со 2 по 12 августа 1939 года взаимный обмен телеграммами между Молотовым и Астаховым достиг пика интенсивности. Только опубликовано 11 таких телеграмм!
Так же интенсивно шёл в эти дни обмен мнениями между Молотовым (фактически – Сталиным) и московским послом рейха Шуленбургом. Шуленбурга торопил Риббентроп, а Риббентропа торопил Гитлер. Фюрер хотел обеспечить себе русский нейтралитет в его уже решённой войне с Польшей, которую надо было провести до осенних дождей и распутицы.
К 19 августа стороны пришли к единому мнению: необходим решительный взаимный политический разворот друг к другу, но ему должно предшествовать договорное обеспечение широкого экономического сотрудничества.
19 августа Астахова отозвали в Москву. В тот же день Бабарин и Шнурре подписали в Берлине советско-германское торгово-кредитное соглашение, а посол рейха в Москве Шуленбург передал Молотову германский проект советско-германского политического Пакта о ненападении.
Сталин не позволил Западу загребать жар европейских проблем русскими руками. 22 августа 1939 года в Москву прилетел министр иностранных дел рейха Риббентроп, а в ночь с 22 на 23 августа Молотов и Риббентроп в присутствии Сталина подписали знаменитый Пакт.
Астахов был талантливым человеком, но по всей своей натуре он не смог бы сыграть ту роль, которая теперь отводилась советскому представителю в Берлине. А роль эта после 23 августа была простой – идти строго по той линии, которая предписана Сталиным. Астахов же был интеллектуалом со свободным полётом мысли и чувств и поэтому был не очень-то предсказуем. Более того, Астахов мог теперь даже напортить – невольно. Поэтому в Берлине он больше не появился, а полпредом туда был назначен с 1 сентября 1939 года опять маловыразительный непрофессионал – Александр Шкварцев, которого осенью 1940 года сменил сам Деканозов.
К судьбе же Астахова и её переплетении с темой Берии мы ещё вернёмся.
23/VII-39
Время в Москве летит не как в Тбилиси. Уровень другой. Там меня только дело в шею толкало, а тут еще Коба толкает, кручусь и верчусь. Приходится делать все сразу. Сам удивляюсь, пока не устаю. Все интересно, и сам вижу, как все двигается. Много занимался по авиации, есть сдвиги по моторам хорошие. Но все равно бардака много. Думаю Каганович[109 - М.М. Каганович, нарком авиационной промышленности, родной брат Л.М. Кагановича.] не тянет, но Лазарь[110 - Л.М. Каганович, выдающийся партийно-государственный деятель, член Политбюро с 1930 года.] прикрывает. Брат. Говорим семейственность, а уйти тяжело, если слабина есть. Вот Нино[111 - Нино Теймуразовна Берия-Гегечкори, жена Л.П. Берии.] у меня молодец. Ум есть, и скромность есть. На люди не лезет и барыню из себя не строит. С Нино мне повезло, с ней спокойно.
В Европе пока спокойно, а в Монголии воюем[112 - Военные действия в Монголии, постепенно переросшие в серьёзный вооружённый конфликт в районе реки Халхин-Гол, начались с 11 мая 1939 года.]. А Пограничники воюют по всей границе и в Европе и в Азии. У нас мирного времени нет, все боевое. Доложили, что японцы готовят крупную провокацию на Посьетском направлении. У берегов Камчатки и Северного Сахалина начинается накопление японских кораблей, в том числе до пяти крейсеров.
Доложил Кобе.
[Плохо] на турецкой границе. От турок можно ожидать всего. Сегодня нейтралитет, завтра могут перейти границу. Англичане дали туркам 60 миллионов кредита, турки довели армию почти до 1 миллиона. В стране беднота, это я знаю хорошо без докладов, сам могу докладывать. А у них миллион аскеров. Против кого? Если полезут, мы им дадим по зубам. А если под общий шум, когда другие полезут? По туркам надо работать.
Поляки устраивают на границе провокации, румыны тоже. А воевать не хотелось бы. Закручиваем большие дела по новому строительству. В Москве интереснее, тут работаешь в масштабе всего Союза ССР, уже видно результаты.
А вся с. ань активизируется по всем линиям[113 - См. комментарий ниже.]. Прямые агенты, троцкисты, правые, белогвардейцы и вообще. Николай (Н.И.Ежов. – С.К.) много вреда принес, но польза тоже была. Он хвалился, что погромил врагов здорово. Да, кого прикрывал, а кого и громил. Головку не трогал, теперь мы головку рубим. Помогает то, что им приходится активизироваться, а раз высунулся, тебя проще выявить.
С немцами налаживается. Но пока неясно.
Комментарий Сергея Кремлёва
В качестве иллюстрации к ситуации на внутреннем антисоветском тайном фронте приведу извлечения из двух спецсообщений Л.П. Берии И.В. Сталину, относящихся к 1939 году.
1) Из спецсообщения НКВД № 1973/Б от 7 июня 1939 года:
«…8. В феврале 1939 года в гор. Сумы Полтавской области УССР ликвидирована антисоветская группа учащихся старших классов местной средней школы: Кныш Н.Ф. – 1922 года рождения, исключенный из ВЛКСМ за антисоветские проявления; Савчук, механически выбывший из ВЛКСМ (очевидно, по неуплате взносов. – С.К.) и Абакумов Д.М. – 1918 года рождения, сын репрессированного врага народа.
Группа именовала себя «тайным обществом», приняла за основу своей антисоветской работы программу и устав партии «Народная воля», через военнослужащих предполагала приобрести оружие для террористических целей и обсуждала вопрос об устройстве подпольной типографии…
В результате следствия было установлено, что вдохновителями группы являлись: бывший заведующий библиотекой Сумского химтехникума украинский националист Кулиш (осужден) и бывш. народоволец, эсер Сердюк Н.Н. (арестован). (Сами участники группы репрессированы не были. – С.К.)
9. В декабре 1938 года в Тульчинской средней школе Винницкой области арестована антисоветская террористическая группа… из числа детей репрессированных родителей…
По плану этой группы, наиболее волевые и решительные ее участники должны были установить связь в Москве с кремлевской охраной, проникнуть в Кремль и совершить террористические акты против членов Политбюро.
10. В Немировском детдоме Винницкой области УССР… участники группы (пять 16—17-летних детей репрессированных родителей. – С.К.)… терроризировали комсомольцев… издевались над детьми еврейской и украинской национальности, уничтожали портреты руководителей ВКП(б), рисовали на стенах фашистские свастики…»
Это была, так сказать, юношеская «проба пера» в антисоветских низах советского общества. Хотя… 17–18 лет – возраст уже не очень детский. Подвернись вовремя кто-то из этих «детишек» под руку не отставному эсеру, а кому-то из взрослых «дядь» из числа заговорщиков в руководстве НКВД, и, возможно, кому-то из «юных борцов» могли бы достаться лавры сербского студента Гаврилы Принципа, чей выстрел в Сараево в наследника австро-венгерского престола дал толчок Первой мировой войне.
Второй пример – уже из взрослой антигосударственной работы.
1) Из спецсообщения НКВД № 3456/Б от 10 августа 1939 года о выпуске недоброкачественной продукции на заводах – изготовителях взрывателей КТ для артиллерийских снарядов:
«…Одним из грубейших нарушений технологического процесса изготовления взрывателей являлось применение травления лапчатых предохранителей смесью азотной и серной кислот в целях подбора требуемого сопротивления, что вызвало обнаруженное в середине 1938 года массовое разрушение этих деталей. Разрушение лапчатого предохранителя делает взрыватели типа КТ опасными для хранения на складах, при перевозках и при досылке снаряда в канал орудия.
Ввиду этого в настоящее время с целью замены разрушенных предохранителей происходит переборка всех имеющихся в РККА взрывателей типа КТ в количестве 5 млн штук…
Такая работа по замене и проверке предохранителей и взрывателей типа КТ и КТМ требует затраты более 45 млн рублей и лишает Красную Армию комплектного выстрела.
О растрескивании лапчатых предохранителей при хранении в результате травления их кислотой еще в 1934 году было известно работникам промышленности и Артуправлению РККА, в частности Хасину[114 - Хасин Фридман Рувимович, военинженер 2-го ранга, в 1939 году начальник технического отдела 6-го главка НКбоеприпасов.], Запольскому[115 - Запольский Сергей Алексеевич, военнослужащий, бывший начальник 10-го сектора УБАА АУ РККА, бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища, с 1917 по январь 1918 года прапорщик на румынском фронте.] и Иванову[116 - Иванов Георгий Алексеевич, военинженер 1-го ранга, в 1939 году старший военпред Златоустинского завода.].
По поступившим в 1934 году с Лысьвенского завода (г. Лысьва) материалам о растрескивании лапчатых предохранителей… никаких мер принято не было, и травление деталей КТ-1,2,3 продолжалось до 1936 года, а в взрывателях типа КТМ до 1939 года…»
Вот как это делалось на деле. А «мемориальные» деятели всё талдычат нам о «безвинных жертвах сталинско-бериевского террора»!
29/VII-39
Разбился Хользунов[117 - В конце июля 1939 года в авиационной катастрофе погиб Герой Советского Союза В.С. Хользунов, командующий воздушной АОН-1 (Армией особого назначения), и ещё несколько человек. Подготовка вылета самолета ДБ-3 велась поспешно и имела все признаки преступной халатности, а то и сознательного вредительства. В частности, после взлёта три бомбы ФАБ-50 взорвались в бомболюках из-за неправильной сборки взрывателей.Хользунов, как и многие другие тогдашние авиационные командиры, не отличался требовательностью ни к себе, ни к подчинённым. Его расхлябанным поведением на Дальнем Востоке нарком обороны Ворошилов возмущался уже в июле 1938 года на заседании Военного совета при наркоме обороны СССР. Тогда же Ворошилов упоминал о безобразной воздушной катастрофе на Дальнем Востоке при столкновении в воздухе ТБ-3 и «Дугласа» (погибли 15 человек, в том числе – крупные авиационные командиры Сорокин и Бряндинский).]. [Сволочи!] В авиации такой бардак, что не поймеш (так в тексте. – С.К.), когда халатность, а когда вредительство. Коба приказал расследовать. В авиации катастрофы считаем сотнями, за последние три года триста летчиков побилось до смерти. Говорят, что опыта мало. Так учите лучше, […]. Потом сами себя наказываете. Герой, а погиб как дурак.
Хоршо (так в тексте. – С.К.) пошли дела с немцами. Астахов молодец. Работа как раз для него. Коба доволен[118 - См. комментарий ниже.].
Комментарий Сергея Кремлёва
Запись от 29 июля 1939 года окончательно подтверждает, что Астахов был задействован в очень тонкой «берлинской» операции совместно Сталиным, Молотовым и Берией (скорее всего, в «оперативный штаб» Сталина по германскому вопросу входил тогда и Микоян).
Собственно, сегодня мы находим прямое подтверждение того, о чём упомянул Берия, в опубликованных (к сожалению, лишь в немногих извлечениях) в 1998 году письмах Г.А. Астахова, которые он направлял Берии, уже… сидя в тюрьме.
После подписания Пакта Астахов был не только полностью выведен из берлинских дел, но отправлен в долгосрочный отпуск, а 1 декабря 1939 года вообще уволен из НКИД с трудоустройством заведующим сектором Кавказа в Музее народов СССР. А 27 февраля 1940 года Астахов был арестован по обвинению в заговоре «правых» в НКИДе и шпионаже в пользу Польши. Началось следствие.
Я уже писал, что Астахов, скорее всего, не мог обманывать, но мог обмануться. Он был натурой увлекающейся и нервной, порой – не от мира сего, и его можно было легко спровоцировать и, что называется, обвести вокруг пальца – если речь шла не о серьёзных государственных вопросах, а о его личных делах и чувствах. С другой стороны, Астахов мог мешать – не Сталину и Берии, а тем настоящим скрытым «правым» и троцкистам, которые ещё имелись и в НКИД, и в НКВД. Поэтому Астахова могли, что называется, перед Сталиным и Берией оговорить.
Так или иначе, в феврале 1940 года Астахов был арестован и помещён в тюрьму. Свою вину он отрицал и на следствии, и затем в суде. При этом есть основания полагать, что режим его содержания «палаческим» не был, хотя в его письмах Берии и заявлениях в ЦК имеются упоминания о жёстком психологическом прессинге и даже об одном избиении резиновой палкой в ночь с 14 на 15 мая 1940 года. Но следствие по делам о заговоре всегда скудно на «вещественные» доказательства, а Астахов и через почти три месяца после ареста не давал никаких показаний.
Против Астахова были какие-то серьёзные свидетельства. 1 апреля 1940 года он сам писал, что следователи говорят ему, что его преступность считается доказанной, что «скорее мир перевернется, чем поколеблется эта уверенность», а 29 мая 1940 года – что ему говорят, что вопрос о его виновности был «безусловно решен еще перед арестом…». Однако меры физического воздействия нормой в следствии по делу Астахова не стали. Тон его писем Берии весьма свободен, это не униженные просьбы сломленного человека, а спокойные размышления по теме.
29 мая 1940 года он пишет Берии: «Позвольте обращаться к Вам не только как к Наркому, но и как… к человеку, под наблюдением которого… мне пришлось работать короткий отрезок времени. Все же Вы имеете обо мне какое-то наглядное представление, почерпнутое не только из неведомых мне доныне материалов…»
Вряд ли это намёк на работу Астахова в Закавказье при Берии в 1935–1936 годах. Два или хотя бы полтора года – отрезок времени не такой короткий. Так что, скорее всего, имеется в виду именно берлинский период с середины июня по середину августа 1939 года.
Впрочем, даже чисто умозрительно, без документальных свидетельств, можно было предполагать, что в подготовке нового курса СССР в отношении Германии в 1939 году Берия сыграл немалую роль. Именно через него шла достоверная агентурная информация из-за рубежа для Сталина и Молотова. Именно через Берию было наиболее надёжно предпринимать и деликатные оперативные действия в Берлине.
При этом было бы невероятным, если бы Берия или его доверенные эмиссары не имели тех или иных прямых контактов с Астаховым, с которым Берия был знаком по крайней мере с середины 30-х годов, если не с 1920 года. Но, как видим, Берия действительно курировал берлинскую работу Астахова летом 1939 года.
