Время искупления. Том 1

– Приходите завтра на службу, я вам расскажу, – пообещал ректор. – Но именно поэтому личная инициатива госпожи аль′Кхассы с возрождением академии была принята руководством Ишанкара. В предстоящей войне им нужен союзник или нейтральная сторона, способная уравнять шансы. Кроме Дрезденской Академии в этой роли выступать некому.

Ангерштайн замолчал, и Дэн, глядя на него, начал вспоминать того самого герра ректора, которого они всем курсом боялись как огня. Он вспомнил, что они тогда вообще ничего и никого не боялись, кроме Марка Ангерштайна, и эта мысль действовала на Дэна нынешнего отрезвляюще.

– Я готовлюсь к войне, Даниэль. Я собираюсь воевать с Ишанкаром, – продолжил Ангерштайн. – Вместе с Ишанкаром, а не против него. По крайней мере, на данном этапе моя позиция именно такова.

– Вот Ишанкар-то удивится, – не удержался Райкер.

– Удивится. Но в свое время. Сейчас им этого знать не нужно.

– А Ишанкар знает, откуда исходит угроза?

– Пока нет, – Ангерштайн покачал головой. – Но мы не должны упустить момент, когда они узнают, а они узнают первыми. Я не до конца понимаю аферу хет Хоофта с костями…

– С какими костями?

– …и мотив аль′Кхассы с возвращением сердца Зулейхе, – Ангерштайн будто бы не услышал вопроса, – но это все звенья одной цепи. Исторический опыт говорит в пользу того, что крупномасштабная катастрофа магического мира начинается с внутренних ишанкарских дрязг. Я вас убедил?

– Относительно большой вероятности войны – да. Но насчет остального…

– Насчет остального, – Ангерштайн усмехнулся, но тут же стал серьезен. – У нас мало людей, Даниэль. Мы потеряли значительную часть наших магов в Венецианской Резне, мы упускали потенциальные кадры за время закрытия академии, а теперь от нас осознанно уходят наши лучшие, опытнейшие маги, и я не знаю почему. Но и это еще не все, – Ангерштайн переменил позу. – После Караджаахмет мой рейтинг, выражаясь политическим языком, существенно упал. Не потому, что я приказал напасть на аль′Кхассу, а потому, что я не пожалел при этом герра Редегера. Он, как вы правильно заметили, мой лучший друг.

– Вы меня удивили, – признался Дэн. – Не думал, что вы решитесь сказать это вслух.

– Зато вы после Караджаахмет стали почти героем в некоторых кругах, – так же без сантиментов продолжил ректор. – И при определенном раскладе и вашем желании, разумеется, вы можете стать лидером сопротивления. Как лидер сопротивления вы не нужны ни мне лично, ни академии, потому что очередная гражданская война на пороге глобальной битвы за мир во всем мире нам противопоказана. С этим вы согласны?

– Согласен.

– Вы нужны мне в академии, с лояльным отношением к политике Дрездена, с вашей харизмой неформального лидера и всеми, кто согласится идти за вами, Даниэль. А за вами пойдут. Будут удивлены и раздосадованы тем, что после всего, что случилось, вы, как бы это сказать помягче, легли под Ангерштайна, но пойдут. Вы должны помочь мне сохранить кадры. Ну а ваше отношение лично ко мне – дело второе, разве что наши разногласия не должны быть публичными, – Ангерштайн испытующе посмотрел на собеседника.

– Я, кажется, еще не дал ответа, герр ректор.

– Я не жду вашего ответа, – честно признался Ангерштайн и продолжил. – Поясню относительно выгоды нашего сотрудничества. Первое – это то, что вы, как защитник сирых и убогих, то есть госпожи аль′Кхассы, сможете почти официально искать себе союзников в этом сомнительном предприятии. Найти их в коридорах академии будет легче, чем в спонтанных стычках с самой же аль′Кхассой или в стычках по ее вине. Ваше положение и действия, которые вы будете предпринимать, занимая это положение, позволят вам попытаться убедить наших людей в том, что аль′Кхасса выгодна живой не только Ишанкару, но и академии. А во-вторых, когда ваш авторитет будет достаточным для более серьезных дел, вы сможете указывать комиссии по усыновлению, что и как ей следует делать. Либо сможете разогнать ее. Либо реформировать. Дело ваше, сюда я не лезу, ибо не заинтересован. Сделайте ваше слабое место местом силы. Я даю вам эту возможность.

Дэн некоторое время оценивал слова ректора, а потом произнес:

– Это подло. Использовать служебное положение для своей выгоды.

– В вашем возрасте стыдно быть перфекционистом, – заметил Ангерштайн. – Вы видите еще какой-нибудь законный способ привести сына домой? У мальчика должно быть будущее, и оно напрямую зависит от вашего. Когда за вами будет стоять Дрезден или его значительная часть, ни оставшаяся часть, ни Конгрегация не смогут вам возразить. Это политика, Даниэль. Яма, полная дерьма. Вы можете либо наполнять ее, либо сидеть в ней, так что сделайте верные выводы и смиритесь с неизбежным.

Райкер молчал.

– Ну и, в конце концов, вам давно пора сменить прозвище, – Ангерштайн снова усмехнулся и наконец-то поднялся из кресла. – Жду вас завтра в девять в академии. Надеюсь, вы еще помните, где она находится.

Эгерт открыл дверь своего кабинета, пропуская Райкера, а сам остался в гостиной, чтобы занять детей, пока жена будет убирать со стола. Дэн и не прочь был бы поиграть с ними, но настроение сегодня было не то, а притворяться не хотелось вовсе.

Ранний ужин Дэн выдержал великолепно: ни разу не перепутал вилки, ножи и прочие приборы. Он не старался, просто собеседник из него сегодня был не самый лучший, и он больше молчал, наблюдая, как Дагмар кормит младшего сына с миниатюрной вилочки. Райкер хорошо относился к фру Соронсен, но жить бы с ней не смог, а вот Эгерт был безумно счастлив среди всей этой кристальной чистоты, нерушимого порядка и протестантской строгости отношений. Эгерта и Дагмар еще со времен института называли Святым Семейством. Райкер даже нарисовал парочку карикатур, которых Эгерту никогда не показывал и которые Эгерт, будучи трейсером, все равно видел.

Кабинет Эгерта был заставлен пластиковыми и картонными зданиями, районами, парками и коробками с еще не собранными модельками. Два угла занимали тубусы с чертежами, линейками, циркулями и прочими неизвестными Райкеру приборами. Стену, выходящую на улицу, Эгерт снес, как только расплатился за дом, и теперь от пола до потолка там было вставлено окно, по стеклу которого непрерывно текла вода, создавая живые шторы. Дэн каждый раз трогал окно рукой, и от его прикосновения стекло начинало светиться бело-голубыми, встроенными неизвестно во что светодиодами. Дэн всегда хотел посмотреть, что наворотил Эгерт в собственной спальне, но эта территория была священной, и даже заглянуть в ту комнату Райкеру было не позволено.

Дэн еще походил по кабинету, передвигая машинки и человечков на уже готовых макетах, и в конце концов оказался в кресле, традиционно закрепленном за ним. Эгерт появился через пару минут с двумя бокалами белого вина и шоколадкой, у которой его дочь уже успела откусить уголок.

Эгерт подал другу бокал и отломанный с нетронутой стороны кусок шоколада.

– Скоол1! – он приподнял бокал над головой и выпил.

Дэн тоже сделал глоток, но вино показалось ему безвкусным, и он поставил бокал прямо на сцену стоящего рядом макета амфитеатра.

– Что-то не так? – Эгерт принюхался к вину в своем бокале.

– Давно ты с ними сотрудничаешь? – Дэн задал мучивший его вопрос.

– Ты так сейчас это сказал, – усмехнулся Эгерт, – будто на самом деле хотел спросить, давно ли я им продался.

– Ну, в общем, именно так я и хотел спросить, – не стал лгать Райкер.

– Дэн, – Эгерт, осторожно отодвинув макет здания, присел на краешек стола и отставил в сторону и свой бокал. – Ты запутался в понятиях, по-моему. Странно обвинять меня в продажности, если я никогда не уходил со службы. Я верен академии, а не Редегеру или Ангерштайну персонально. Ректор дает мне приказ – я его выполняю. Что тебя не устраивает?

– А тебя все устраивает?

– На данный момент все. И я, сказать честно, рад, что академия снова открыта. Пора бы уже кому-нибудь приструнить Ноэля.

– Значит, ты побежал в Дрезден по первому зову из-за Ноэля?

– Я просто побежал в Дрезден по первому зову, – не обиделся Эгерт, – потому что это мой долг, потому что я присягал на верность академии и тем, кто будет стоять во главе.

– Даже если это Ангер? После Караджаахмет?

– В нынешней ситуации Ангеру я доверяю даже больше, чем Редегеру. Ангерштайн был единственным, кто не потерял голову из-за госпожи аль′Кхассы.

Райкер выдохнул и некоторое время молчал.

– Потрудись объяснить, – попросил он. – Я тебя вообще сейчас не понимаю. Ангер натравил на нас с тобой наших же товарищей…

– Дэн, – перебил его Эгерт. – Ангер никого не натравливал. Он дал логичный приказ в ответ на самовольство Редегера. Редегер не имел права открывать гробницу Зулейхи, тем более для того, чтобы вернуть ей сердце. Это же безумие, как ни посмотри.

– Это не безумие, это просто кости. Просто старые кости.

– Пока Зулейха в плену у Ишанкара – это не просто кости, – не согласился Эгерт. – Что бы ты ни думал, есть общепринятое мнение, и оно, позволь тебе напомнить, полностью поддерживается Ишанкаром. Верни Зулейхе сердце – и она восстанет. Сам Ишанкар этого не отрицает, а ты и Редегер, – герои, тоже мне – решили сделать все по-своему.

– Тогда почему ты дрался рядом со мной, а не против меня?

– Потому что я получил приказ аль′Кхассу не трогать.

– Это ты, друг мой, запутался в понятиях, – сделал вывод Райкер. – Ты был согласен подохнуть от рук одного ректора, потому что такой приказ дал тебе второй ректор. Бред какой-то, разве нет?

– Я сделал все так, как было сделать правильно, – Эгерт сохранял спокойствие. – Редегер снял тревогу и прямым текстом сказал: «Аль′Кхассу не трогать». Логично, что я не стал на нее нападать, когда это приказал Ангерштайн: у меня уже был приказ от другого ректора. А то, что я дрался за Ишанкар… Это было необходимо, чтобы хоть немного сравнять шансы. Я не чувствую своей вины перед академией. Я не предатель.

– Это ты пытаешься доказать, помогая сейчас Редегеру?

Эгерт помолчал немного, а потом все же сказал:

– Я ничего никому не доказываю, потому что я ни в чем не виновен. А если ты испытываешь вину, – я, правда, совсем не понимаю, перед кем и за что, – то ты тем более должен вернуться в академию. Если ты считаешь, что Ангер такой злодей и только и думает, как бы уничтожить Ишанкар и аль′Кхассу, у тебя просто нет выхода, кроме как вернуться в Дрезден и согласиться со всем, что тебе предлагает ректор. Только так ты сможешь ему помешать. Он тебя не адъютантом хочет видеть. Он отдает тебе всю работу с людьми. Это очень и очень серьезный шаг, особенно с учетом вашей взаимной неприязни. Ангерштайн сделал на тебя ставку, и поставил он все: академию, свою репутацию, отношения Дрездена с другими силами… Ты не вправе упустить такую возможность. Ты ведь всегда хотел быть ректором, помнишь?

– Я повзрослел с тех пор. Я уже давно хочу быть отцом.

– И ты знаешь, что нужно для этого сделать, не так ли?

– Ты надоумил Ангера на этот шантаж? – прямо спросил Дэн. – Или, может, вы с ним вместе шепнули на ухо сестре Августе, что вот именно сейчас мне в очередной раз надо отказать?

Эгерт не ответил, просто неодобрительно покачал головой.

Дэн отвернулся к стене и принялся разглядывать висящий на ней проект развития района. Вместо деревьев на картон были наклеены мелкие еловые шишки, покрашенные сверху бесцветным лаком. Эгерт проследил за его взглядом.

– Это мы с дочкой клеили, – пояснил он. – Необычно, но смотрится неплохо.

Дэн снова взглянул на друга и постарался улыбнуться.

– А знаешь что? – вдруг сказал Эгерт и радостно потер ладони. – А давай сегодня напьемся? Сто лет ведь этого не делали. Я про одно место недавно узнал… Средневековый антураж и все такое. Будет весело, а?

– А гори оно все синим пламенем, – после недолгих раздумий махнул рукой Райкер. – Давай напьемся.

День медленно клонился к вечеру. Распознать это можно было только по часам, так как небо третий день плотно затягивало тучами. Возле старинных башен, на набережных и маленьких площадях раскладывали свое оборудование факиры и актеры файер-шоу, пахло керосином и какими-то еще горючими жидкостями. На прилегающей к Гросс-Маркт улице возницы осматривали запряженных в фаэтоны лошадей и расчесывали им гривы деревянными щетками. Туристы на раскрытых ладонях подносили к влажным лошадиным губам кусочки сахара и миниатюрное песочное печенье. Кондитерские лавки зажигали гирлянды лампочек над блюдами с фигурным шоколадом, столики перед кофейнями пустели: к вечеру посетители перебирались внутрь, подальше от приближающегося ночного холода.

Тайра обошла строение, больше похожее на замок, и через пару улиц оказалась в маленьком дворике, со всех сторон окруженном вытянутыми вверх четырехэтажными домами. За одним из них временами угадывался шум мотора проплывающей по каналу лодки.

Детская площадка была пуста, красные качели еще не просохли от дневной мороси. Тайра простым заклятьем высушила четыре деревянные доски, присела на краешек, отодвинув сиденье подальше назад, и, когда качели подались вперед, забралась на них полностью.

Все оказалось не так страшно, Гиварш был прав, но почему-то постоянно приходилось себе об этом напоминать. До памятного дня на Караджаахмет Тайра и не задумывалась о том, что будет делать, когда ей исполнится пятьдесят. Все предыдущие мысли на эту тему заканчивались словами «если исполнится», а раз перспектива была неясна, то и думать об этом не стоило. Теперь, когда до пятидесяти оставалось всего ничего, она продолжала кататься на качелях в чужих дворах и есть мороженое в вафельных стаканчиках, только слова «как в детстве» стали иметь совсем иное значение. А еще она шарахалась от полок с кремами для возрастной кожи и никак не могла заставить себя купить платье или костюм, подобающий своим нынешним сорока семи. Поход в магазин за новой одеждой окончился стандартным набором, только джинсы были теперь темно-синего цвета и очередное черное пальто напоминало длинный драповый пиджак.

Минут пятнадцать было тихо, качели невысоко раскачивались над исколотым мелкими дождевыми капельками песком, потом во двор с шумом и смехом вкатилась компания уже подвыпившей молодежи в псевдоисторических костюмах и вампирских плащах. Тайра коснулась ногой земли и спрыгнула с качелей. Надо было убраться домой до того, как костюмированное шоу полностью захватит город. Вампиров, магов и прочей нечисти ей было достаточно и без этого. Праздник в ее сегодняшние планы не входил.

Тайра неторопливо удалялась от Гросс-Маркт, рассматривая идущих навстречу мужчин, женщин и детей в костюмах и без. Чаще всего попадались рыцари, средневековые дамы, вампиры, венецианские маски, джедаи и черепашки-ниндзя. Рыцари неуклюже шагали, звеня доспехами и поправляя падающие на носы забрала. Мальчишки таращились на незаточенные сувенирные мечи, девчонки с завистью рассматривали проплывающие мимо многослойные юбки женских платьев поверх кринолинов.

Возле одного из мостов обнаружился ван Хинкес, со скучающим и недовольным видом прислонившийся плечом к одиноко растущему дереву. Морис говорил, что Лига тоже будет, но на встречу с ван Хинкесом Тайра не рассчитывала. Можно было пройти мимо, и он наверняка не узнал бы ее в новом облике… Но почему-то проходить мимо не захотелось. Тайра взяла чуть правее, обошла веселящуюся толпу, и так же неспешно направилась к Айгеру.

Да, он был великолепен… Если бы за его плечом сейчас красовался меч, все празднество переместилось бы с главной площади сюда, поближе к нему. Тайра разглядывала Айгера не стесняясь, наслаждаясь очертаниями его тела и недовольной гримасой на лице. В трех шагах Тайра остановилась.

– Какие-то проблемы, мадам? – пересилив себя, по-нидерландски поинтересовался ван Хинкес.

Тайре нравилось, как он говорил на своем языке, она улыбнулась и сделала еще шаг вперед.

– Я на службе, а не на работе, – привычно истолковав женский интерес, добавил он.

– Не тупи, Айгер, – продолжая улыбаться, по-английски сказала Тайра. – Это я.

Ван Хинкес отлип от дерева и несколько раз осмотрел ее сверху донизу.

– Теперь вижу, – так же грубо ответил он. – Чего забыла в Брюгге, ведьма?

– Я тут временно живу, – призналась Тайра. – Гиварш пустил в свои покои.

– А другого места выбрать не могла?

– Тебе-то что? – Тайра перестала улыбаться. Настроение Айгера начинало ее раздражать.

– Это мой город, – Айгер наклонился к ее лицу. – И тебе, нечисть, делать тут нечего.

– Ты мне сам его показал, – напомнила Тайра. – Мне понравилось.

– Жалею уже, что показал.

– Это было свидание? – неожиданно для себя спросила Тайра.

– Какая тебе сейчас разница? – снова огрызнулся ван Хинкес.

Тайра отвернулась к каналу и прикусила язык, чтобы не сказать ему какую-нибудь грубость в ответ.

– Ладно, – она спрятала руки в карманы пальто, – больше мешать не буду. Счастливо оставаться.

Айгер секунд двадцать смотрел ей вслед, а потом догнал за несколько шагов.

– Хорошо выглядишь, – сказал он, глядя себе под ноги.

– Извинения приняты, – сухо ответила Тайра.

Они молча перешли канал по каменному мостику, и возле разбитого фонаря Айгер, достав из Арсенала полуторный меч, вогнал его в появившиеся оттуда же ножны у себя за спиной. Тайра прикинула, что без предварительной трейсерской настройки провернуть это Айгер бы не смог: не хватило бы длины руки.

– Не исторично, – Тайра кивнула на его кожаную куртку и черные, заправленные в высокие шнурованные ботинки штаны.

– Не беспокоит, – рявкнул Айгер. – Я не погулять вышел, я на службе.

– И кем ты сегодня служишь?

– Координатором. Я Брюгге лучше всех в Лиге знаю, вот Гуэрра меня и припахал.

– А чего злишься тогда? – не поняла Тайра. – Праздники не любишь? Ты ж вроде всегда был не против развлечься.

– Язык не подрезать, Хат-Хас? – ван Хинкес на секунду остановился. – Я не люблю, когда трейсеры сидят у меня в мозгах всей компанией. Карты им мало, нужен живой носитель информации, им так работается лучше, тьфу…

– У вас сейчас Гуэрра командует? – удивилась Тайра.

– Он самый. Фогель с Гу все еще пребывают в печали по твоим утраченным годам, кто-то же должен командовать.

Тайра не ответила. Об утраченных годах она старалась не вспоминать. Айгер снова остановился и потянул ее за рукав.

– Слушай, Кхасси, – неожиданно мягко сказал он, – это же еще не все…

– Вот где у меня ваше сочувствие, – она резко выдернула руку и дотронулась пальцами до подбородка. – Доступно объяснила?

Ван Хинкес молча кивнул.

– Расскажи лучше, что тут творится, – через несколько шагов попросила Тайра. – Гиварш говорил про маскарад, но как-то вскользь.

– А-а-а, так, балаган, – махнул рукой Айгер. – Дата какая-то, сколько-то лет со дня чего-то там… Тут просто кого только ни бывало за время существования города, поэтому и прикиды у всех желающих повеселиться абы что.

– А черепашки-ниндзя тоже здесь были?

– И джедаи твои любимые. Этих я тоже видал. Мы, вообще-то, на каждом подобном мероприятии дежурим, потому что есть личности, которые очень любят под прикрытием всяких балаганов отношения выяснять. Обычно потом много трупов. Иногда очень много. Дрезденская гражданская война тоже с карнавала началась, если не знаешь… Так что кому праздник, а кому служба.

– И что, есть информация, что сегодня тоже заварушка намечается?

– У меня такой информации нет, но можно предположить и это. Не зря же Гуэрра сам сюда приперся. Мне все равно. Надо будет мечом помахать – не вопрос.

Айгер кивнул проходящим мимо женщинам в одеяниях второй половины девятнадцатого века. Все трое прятали руки в маленьких муфтах.

– А женщин в Брюгге ты тоже лучше всех в Лиге знаешь? – подколола его Тайра.

– Этих да, – не поддался на провокацию Айгер. – Это парамедики наши. Целители, если по-вашему. Говорю же: бывает много трупов.

– Никогда не поверю, что ты со всей Лигой лично знаком.

– Не знаком, – согласился ван Хинкес. – Опознаю по омеге, как обычно.

Он дотронулся пальцем до своего левого плеча, и Тайра под одеждой увидела серебристо-белую татуировку у него на коже.

– Здо́рово! – Тайра улыбнулась.

– Она в обычной жизни не светится, выглядит как нормальная татуировка. Но на заданиях мы их активируем. Срабатывает только на другого лигийца. Покалывает по контуру, – пояснил Айгер. – Так и узнаем друг друга. А ты, смотрю, трейсерские фокусы осваиваешь? Сквозь одежду видишь? Можешь теперь мне в штаны заглянуть?

– Могу, – не стала отпираться Тайра. – Но не стану. Трейсерская этика.

– А нидерландский давно понимаешь?

– Уже месяц учу. С тех пор, как сэр хет Хоофт разрешил.

– Ну наконец-то до него дошло, – с сарказмом произнес Айгер, – что глупо впустить человека в дом и оставить стоять на пороге.

– Я не знаю, где его дом, – глядя в сторону, сообщила Тайра.

– Не все сразу. Ему тоже погано. Переживете.

Отвечать Тайра не стала, ван Хинкес новой темы не начинал, шел рядом, зорко оглядывая окрестности и двигающихся в разных направлениях людей. Дальше от центра было свободнее и тише, в водах канала дрожали отражения фонарей и свет из узких окон стоящих на другой его стороне домов. Где-то невдалеке слышалось цоканье копыт по брусчатке.

– Вот несется, придурок, – выругался Айгер. – Не войдет же в поворот на такой скорости.

– И что тогда?

– Там улочка совсем узкая, – он кивнул куда-то себе за спину, – разобьется об угол дома и коня покалечит.

Через несколько секунд впереди показался запряженный двойкой фаэтон. Лошади летели вперед, выпучив глаза, задевая передними ногами частично оборвавшуюся упряжь. Черные с золотом кисти развевались позади, дотягиваясь почти до кучерского сиденья. Айгер ловко прыгнул в сторону и прижал Тайру к ограждению канала, закрыв ее своим телом. Когда лошади пронеслись мимо, Тайра, проводив их взглядом, увидела, как фаэтон на повороте ударился об угол старинного дома, отскочил в противоположную сторону и развернулся на девяносто градусов. Лошадей дернуло назад, одна из пары упала на бок, истошно заржав, вторая вырвалась вместе с частью оглобли и скрылась в переулке. Фаэтон срикошетил о стену дома напротив и грохнулся на брусчатку. Заднее колесо прокатилось через мостовую и, идеально вписавшись в проем ограды, с глухим плеском упало в воду. Айгер поднялся во весь рост и кинулся к обломкам кареты. Тайра последовала за ним.

Лошадь лежала на боку, всхлипывая и булькая при каждом вдохе, из темного лоснящегося бока торчал кусок железной рейки, отошедшей от подножки фаэтона. Задняя нога была неестественно вывернута, сквозь прорванную кожу белел острый кусок кости.

– Бог ты мой, – Тайра остановилась.

Айгер присел на корточки возле умирающего животного и погладил лошадь по морде.

– Вот урод, – процедил ван Хинкес. – Хорошо, что сам подох, я бы его на куски порвал!

Тайра проследила за его взглядом и увидела выглядывающую из-под лежащего на боку фаэтона руку. Она хотела подойти и посмотреть поближе, но мир внезапно замедлился и обрел болезненно резкие очертания.

– Некрос, – шипящим шепотом сообщила Тайра. – Идет сюда.

Ван Хинкес встал, отодвинул Тайру себе за спину, вытянул из ножен меч, поудобнее ухватил рукоять и почти полностью заслонил собой вход в проулок. Тайра благоразумно отошла подальше, под арку закрытой двери соседнего дома.

Мужчин было двое, некромант и трейсер. Они остановились, не дойдя до злосчастного поворота метров тридцать, увидели обломки выпавшего на брусчатку сиденья, считали каждый по-своему информацию с окружающего пространства и, не сговариваясь, бросились в проулок. Там их встретил Айгер с мечом наголо.

Все трое некоторое время изучали друг друга, потом Айгер с досадой вложил меч в ножны, повернулся к подошедшей паре спиной и вернулся к лошади.

– Ну а Дрезден сюда какая нелегкая принесла? – с прежней грубостью собственника спросил Айгер. – Опять приключений ищете на свои задницы?

– Мы знакомы? – тактично полюбопытствовал трейсер.

– Вас двоих теперь только ленивый не знает, – огрызнулся ван Хинкес.

Мужчины переглянулись, словно эта информация была для них в новинку, но ничего не ответили.

– Жить будет? – Айгер кивнул на лошадь и в упор уставился на некроманта.

– Нет, – честно ответил тот. – Давай я ее…

– Не надо, – прорычал Айгер. – Без тебя справлюсь.

Он достал из своего Арсенала подсайдашный2 нож и ловким движением проткнул лошади сердце. Животное дернулось еще раз пять и затихло.

– А кучер…? – трейсер огляделся по сторонам, и Айгер указал на торчащее из-под обломков тело.

– Будь другом, отодвинь повозку, – попросил некромант товарища.

Трейсер сделал несколько легких движений пальцами, и фаэтон переместился на пару метров в сторону.

Мужчина лежал лицом вниз, у него не хватало ноги почти до колена.