Дом у лесного озера. Мистическая история любви и ненависти

– Спустившись, я обнаружила там целых два ящика с отличным вином. И еще я увидела слово на стене. Оно было написано пеплом.

– Какое слово?

– Я не запомнила. Я не видела такого раньше. Кажется, это было французское слово. Или итальянское. Оно напугало меня, потом был крик… и чудовище схватило меня.

– Может, вино было слишком крепким, и Вы наткнулись на вешалку с одеждой? Такое случается.

Тут я не выдержала и вскочила.

– Вы смеетесь надо мной?

– Отнюдь. Пытаюсь снова Вам помочь.

– Мне никто не поможет. Уйдите.

– Вы гоните меня прочь, когда как я мог бы Вам пригодиться.

– Для чего?

– Хотя бы для того, чтобы приносить Вам «Шато-Марго» по вечерам.

Он подмигнул мне, и я поняла, что он догадался об опустошенной бутылке. Я присела обратно на скамейку.

– Извините. Я очень неуравновешенная. Признаюсь, что я выпила Ваше вино в одиночку.

– К Вашему счастью, это была не последняя бутылка.

Я укорила себя за невежливость и посмотрела прямо ему в глаза, надеясь лучше узнать о нем. Лицо его казалось мне смутно знакомым. Оно было красивым и мужественным. Я всегда любила такие лица. Мы точно не были знакомы, но отчего же тогда на меня снова нахлынули страхи и сомнения?

Мне пришлось поспешно вскочить, чтобы нарушить создаваемое нами влечение. Я любила и всегда буду любить одного, как бы наивно и глупо это не звучало.

Я протянула руку, чтобы он пожал ее, но вместо этого, он поднес ее ко рту и поцеловал. Прямо настоящий джентльмен из старой доброй Англии. Мне этот жест понравился. Очень мило.

Мы договорились покататься на лодке и расстались хорошими знакомыми. По крайней мере, для меня он мог стать только другом. Но не более того. Видимо он замышлял иное, но, во всяком случае, ему свойственна не нахальная и напористая манера ухаживания, а более консервативная и неспешная. Такие как он обычно дарят розы, водят в рестораны и делают предложение руки и сердца, стоя на одном колене. Романтично, но простовато. У нас с Алексом все было иначе.

Совершенно не хочу думать о любви.

Все, что было до него и могло бы быть после, казалось смехотворным и пустым. Дешевым балаганом, примитивной трагикомедией и жеманным флиртом. С каким-то ожесточенным упрямством продолжаю бичевать себя и всех вокруг. Мне все кажется низменным, недостойным и неприятным.

На похоронах я присутствовала, но и будто не существовала вовсе. Это раздвоение, помноженное на безысходность и страдание, настолько выбило меня из равновесия, что я не могла стоять рядом с другими людьми. Они стояли вокруг меня, облаченные в траурные одежды, со скорбными лицами и сочувствующими взглядами. Но все это была фальшь. Они были живы, в то время как он…

Мне стоило колоссальных усилий, чтобы не упасть в обморок, или впасть в истерику, броситься на них и кричать, безумствовать, рвать в припадке волосы и черный шифон. Вместо этого я не проронила ни слезинки.

Мне казалось совершенно недопустимым плакать при чужих, показать свое горе и тем самым, опуститься до их уровня лжи и притворства. Единственное, что меня спасало – густая вуаль. Она скрыла от них мое искаженное лицо. Я была так напряжена, что готова была вцепиться в первого, кто подошел бы ко мне с утешениями. Никто не подошел. Может оттого, что я стояла поодаль и всем своим видом давала понять, насколько мне отвратительны все вокруг.

Когда все наконец ушли, мы остались с ним наедине. Я и его могила. Невероятно тяжело осознавать, что под этим самым пластом земли, так недалеко от тебя, есть он. Мертвый.

Горло так и щемило от невыплаканных слез. Я все ждала, что сейчас произойдет чудо, и он воскреснет. Или я проснусь, а он окажется рядом со мной. Такой же, как прежде.

Господь немилосерден. Он отвернулся от меня.

С тех пор, как я напилась до белой горячки, я больше не взяла в рот ни капли спиртного. До вчерашнего вечера. До того момента, как в поле моего зрения попал один из символов нашего с ним мира.

Что со мной будет, если зазвучит наша с ним любимая музыка? Или я увижу очень похожего на него человека? Или… или…

К черту.

Дома я села в любимое кресло и закинула ноги на подоконник. Закурила. Синий дымок потянулся вдоль оконных стекол и выветрился в крохотную щелочку наружу. Я закрыла глаза. Сколько еще дней и ночей мне предстоит, прежде чем я хоть немного забуду его.

Солнце мелькало за тучами. Оно будто подмигивало мне. Подобная настырность навела меня на мысль, что для кого-то оно светит всегда, а для кого-то оно погасло и только тьма сопровождает незрячие, бестелесные души. Вечный мрак. Радоваться солнцу, когда ему там так холодно и одиноко? Никогда!

Я вскочила и резко рванула штору. Так то лучше. Спокойнее.

Потолок нависал надо мной, как гробовая доска. Только белый. Нет. Так не пойдет. Белый цвет здесь искусственен. Ведь это признак чистоты, надежды и спасения. А ведь ему нравился цвет снега, ландышей и подвенечного наряда невесты.

Невесты…

Очень смешно. Я скрипнула зубами.

Следующее мгновение меня уже не было в кресле.

Подвал был таким же. Только теперь я не искала там вино. За бочками я обнаружила то, за чем пришла.

Вернувшись на кухню, мне пришлось вытащить стол на середину, иначе я бы не достала до потолка. Кисти замелькали у меня в руках, капли краски падали мне на лицо и шею. Но я не обращала на это внимания.

Когда я закончила, тело невероятно ломило, будто меня пропустили через камнедробилку. Тем не менее, я осталась довольна полученным результатом. Теперь потолок не был цвета подвенечного платья. Он был того цвета, под которым навсегда осталось лежать его тело.

Но теперь, по сравнению с потолком, стены были вызывающе бледными. В пошлом персиковом оттенке. Да еще и с мелким тиснением в виде маргариток и ромашек. Придется еще потрудиться, чтобы выдержать один стиль.

Устала. Работала как каторжник. Я перекрасила в черный цвет все, что только могла. Удивительно, что краски хватило на стены, пол и потолок. Первый этаж был полностью преображен. Розоватые шторы сменились на иссиня-черные, добытые из того же подвала. Я раскопала их в груде хлама в одном из ящиков.

Чердак остался прежним. Не могла же я позволить изменить там что-то. Это был наш храм, и он неприкосновенен.

Вечером раздался стук.

Я отдыхала, полулежа в кресле. Темнота убаюкивала меня. Только вспышки на кончике закуренной сигареты немного освещали пространство вокруг меня. Я даже не сразу услыхала, что ко мне пришли. Пришлось крикнуть, что дверь открыта.

Это был мой незнакомец. Но я не встала, чтобы поприветствовать его. Я не ждала и не звала его. Мне не хотелось видеть кого-то. Тем более его. В руках он держал корзинку.

– Почему Вы сидите в темноте? Я включу свет.

Раздался вопль и он отскочил от выключателя. До меня дошло, что вопль вырвался из моих уст, но я все равно не собиралась сдаваться.

– Не смейте ничего трогать. Я не хочу никакого света. Ясно?

– Ясно. Можно хоть присесть?

– Нежелательно.

– Я все-таки присяду. Мне кажется, или Ваш интерьер несколько, хм… потемнел?

– Потемнел. Или Вы слепой?

– Если Вы продолжите в том же духе, то просто сойдете с ума.

– Именно этого я и жду. Не могли бы Вы уйти?

– Нет. Не мог бы. Вы обещали покататься со мной на лодке.

Правда обещала. Я устало закрыла глаза и откинулась в кресле.

– Простите. Сегодня не получится. Завтра.

– Завтра Вы еще что-нибудь придумаете. Я Вам не верю.

– А я – Вам.

Он встал, подошел ко мне и присел передо мной на корточки.

– Не будьте такой злючкой. Вы лучше, чем кажетесь.

– От Вашего комплимента я готова воспарить.

– Я способен не только на комплименты.

– Ваши намеки меня оскорбляют. Будьте добры покинуть мой дом.

Он привстал и склонился надо мной. В темноте его глаза сверкнули, хотя никакого источника света не было.

– Вам не интересно, что он был моим близким другом?

Я вздрогнула, но потом злорадно рассмеялась.

– Врете. У него никогда не было друзей. Во всяком случае, близких.

– Все-таки Вам не все о нем известно.

– Мне известно гораздо больше, чем кому бы то ни было. Ваши провокации на меня не действуют. Уходите. Я благодарна, что Вы спасли мою никчемную жизнь, я вышлю Вам чек по почте. До свидания.

– Я скоро вернусь.

– Буду ждать с нетерпением.

Когда дверь за ним закрылась, я схватила чашку и бросила ее в стену. Она разлетелась на звенящие осколки.

Мне понравился звук бьющегося фарфора. Я швырнула еще одну. Потом еще. И еще. Все равно чашки были белого цвета. К тому же мне было совершенно ни к чему столько чашек. Тут я вспомнила, что в конце недели ко мне должны приехать друзья. Зря я поторопилась. Ладно, что-нибудь придумаем. В подвале наверняка есть парочка сервизов.

Чердачный балкон был совсем маленьким, но там хватало места, чтобы удобно расположиться вместе с креслом.

Было далеко за полночь. Пепельница переполнилась окурками. Луна увеличилась в размерах и висела прямо надо мной, блестящая и сливочная. Ее перекрашивать я не собиралась. Далековато.

Озеро переливалось холодным серебром. Я смотрела на него, как завороженная.

Бутылка с виски была наполовину пуста. Я прихлебывала обжигающую жидкость прямо из горлышка, закинув ногу на ногу и выкуривая сигарету за сигаретой. Вероятно, мне станет плохо. Скорее всего, очень плохо. Но я хотела именно такого исхода. Может тогда мой жизненный путь прекратится намного раньше отпущенного мне срока.

Захотелось искупаться.

Пошатываясь, я спустилась в холл и пинком распахнула дверь так, что она ударилась о каменный выступ и заскрипела. Виски было зажато в моей правой ладони, сигарета – между двумя пальцами левой.

Согретая алкоголем и бесстрашием, я шагнула в ледяную воду. Температурный контраст слегка отрезвил меня, но я разбежалась и нырнула.

Темная вода кружилась вокруг меня, приглашая погрузиться еще глубже. И мне захотелось посмотреть поближе, какое дно у озера ночью. Песчинки попадали мне в глаза, но вода тут же промывала их. Я все плыла, сопровождаемая воздушными пузырьками, но дна не видела. В такой темноте было бы странно что-нибудь рассмотреть. Надо было нырять с фонариком.

Я вынырнула на поверхность и неторопливо направилась к берегу, по-прежнему освещаемая лунным светом.

Надо мной с писком и шорохом пронеслась стайка летучих мышей. Я помахала им вслед. Интересно, каково это висеть целый день вниз головой, чтобы потом лететь неизвестно куда и искать пропитание.

Раздевшись, я насухо вытерлась полотенцем и накинула халат. Ненавижу простуду. Мокрые волосы я подобрала и завязала в узел, обмотав их полотенцем. Алкогольный туман начал развеиваться. Думаю, что скоро должен уже наступить рассвет. Было бы здорово встретить его здесь… одной.

Я швырнула бутылку на землю. Она отскочила от песчаной поверхности и не разбилась. Трясущимися руками я извлекла предпоследнюю, немного примятую сигарету и затянулась.

Вытащив кресло и обмотавшись одеялом, я расположилась у самой воды и устремила взгляд на восток, где ежедневно загорается горячая, огромная звезда и согревает своим теплом живое, и неживое. Порой мне казалось, что начинает светать, но это было обманчивое состояние зрения. Наконец луна перекочевала в дальний угол неба и начала бледнеть. Тогда я поняла, что вот-вот утро вступит в свои законные права. Поджидая рассвет, я не заметила, как задремала.

Сон был отрывочный и беспокойный.

Я достигла дна озера. Оно было устлано мхом и гниющими кувшинками. Запах тления был невыносим. Но я что-то должна была там найти, среди разлагающихся растений и скользких валунов. Я шарила руками в этой противной массе, рассчитывая на нечто, чему не могла найти объяснения.

Наконец я нащупала большое кольцо под слоем ила. Я потянула за него. Сдвинуть плиту было делом весьма непростым. Когда я все-таки отодвинула доску, превратившуюся из обычной серой и каменной в черную мраморную, то обнаружила длинный предмет, завернутый в холщовый чехол.

Разматывая его, во мне все тряслось и колотилось, как ненормальное. Я будто знала, что обнаружу под слоем песка и грязи.

Это был человек. Труп мужчины. Передо мной мелькнули черные пряди волос и знакомое, умиротворенное лицо.

Как он мог здесь оказаться?

От потрясения у меня разом закончился воздух, и я полной грудью втянула в себя воду. Она хлынула в меня, и я поняла, что сейчас захлебнусь и утону.

Труп открыл глаза, и я с потрясением увидела, что злоба и ненависть оказались синего цвета. Я попыталась закрыть лицо ладонями, но мертвец разжал мне руки и вцепился в горло сверхъестественно сильной хваткой.

Все вокруг померкло. Мне уже не хотелось бороться за выживание. Одна мысль билась в моем воспаленном мозгу. Он хотел моей гибели. Мне оставалось только покориться. Пусть будет так, как ему угодно.

Практически ничего не ощущая, погружаясь в беспроглядный мрак, я неожиданно услышала низкий, вибрирующий звук. Он вырвал меня из цепких объятий смерти.

Я сделала резкий вдох и открыла глаза. И тут же закрыла их в ужасе. Меня схватили и прижали к себе, успокаивая. Я билась в истерике. В моем понимании никак не укладывалось, что я только что стала свидетелем своего убийства. Алекс душил меня теми самыми руками, которыми некогда обнимал.

– Тихо, тихо. Все позади. Снова кошмар?

Я вскинула голову и столкнулась с участливым взглядом карих глаз. Не синих. Что за наказание…

– Как Вы здесь оказались?

– Решил прогуляться. Надо сказать, это было зрелище не для слабонервных.

– Что случилось?

– Это я у Вас обязан спросить. Вы метались и кричали таким голосом, будто из потустороннего мира. У меня волосы встали дыбом.

– Лучше Вам не знать.

– Если Вы поделитесь со мной, Вам станет лучше. Поверьте.

– Не станет.

– Не противьтесь же! Вы в ужасном состоянии. Я отнесу Вас в дом.

Я снова оказалась прижатой к его широкой груди. На этот раз я не стала сопротивляться. Кошмар слишком измотал меня. Я вспомнила, что до сих пор не знаю, как зовут моего настойчивого попечителя.

– Неужели в Вас проснулся интерес к моей скромной персоне?

– Должна же я знать, куда и кому пошлю письменную благодарность.

– Вряд ли это оценит моя жена.

От ярости меня затрясло. Этот подлец еще и женат.

– Немедленно отпустите меня!

– Что случилось? Вам не понравилось, что у меня есть жена?

– Мне плевать, кто у Вас есть. Отпустите.

– На Вашем месте я бы помолчал и расслабился.

– Вы гнусный предатель.

– Кого же я предал?

– Волочитесь за мной, как распоследний…

От злости я не нашла слов, чтобы как следует отчитать его, а потом все таки вырваться и пнуть его побольнее.

– Я понял. Ревности Вам не занимать. Я пошутил насчет жены.

Мне следовало продолжить тактику неприступности и стервозности, но вдруг я не выдержала и рассмеялась.

Он остановился и с улыбкой взглянул на меня.

– Я так люблю твой смех.

Почему-то эта фраза смутила меня. Когда это я смеялась при нем от души? Мне стало не по себе. Я была уверена, что уже где-то слышала именно эту фразу по отношению ко мне. Не в первый раз он вдруг переходил на фамильярный тон. Я нахмурилась, припоминая.

– Теперь Вы снова сердитесь. Лучше выпьем по стаканчику.

Я молча наблюдала, как он готовил завтрак. Порой в его жестах проскальзывало нечто знакомое. Это волновало меня. От напряжения у меня разболелась голова.

– Простите, я бы хотела прилечь.

– Конечно. Вам помочь?

– Нет. Вы можете позавтракать здесь. Потом просто закройте дверь плотнее.

– Я приготовил его для Вас.

– Придется отложить совместное распитие чая на другой раз.

Направившись к лестнице, я вспомнила, что так и не узнала его имени. Хотя, какое это имело значение.

Простыни были удивительно свежими и чистыми, хотя я не меняла их с тех пор, как мы были с ним в этом доме последний раз. Пока его запах сохранялся на подушках и покрывале, я не должна была что-то менять.

Я прижалась всем телом к той половине кровати, где обычно он спал. Ужасный сон не оттолкнул меня от него, не заставил забыть его или думать о нем плохо. Я слишком много пережила. Потому мне и снятся такие нелепые сны. Подумать, что он был способен причинить мне вред.

Никогда.

Это невозможно. Слишком неправдоподобно.

Он не кричал на меня, не раздражался по мелочам, не унижал. Напротив, никто не поддерживал меня и не помогал мне так, как он. Таких на земле больше нет.

Я сделала запись в дневнике о случившемся и задумалась.

Первые шесть страниц мне так и не удалось обнаружить. Я перерыла весь дом, начиная чердаком и заканчивая задним двором. Седьмая запись начиналась как раз с того момента, когда я сформулировала свое видение и насчитала ровно сорок девять дней, как мне начал сниться сон о том, как я тону в озере, на самом берегу, под приливом и лилиями.

Причем мне совершенно было непонятно, что было до этого. Я напрягала память, но все усилия были тщетны. Похороны. Провал. Лес. Озеро. Провал.

Вероятно, я и вела дневник для того, чтобы потом вспомнить все, что со мной происходило. Скорее всего, по совету своего лечащего врача. Я не была уверена в том, что у меня есть психотерапевт, но почему-то эта мысль пришла мне в голову.

Двустишие снова закрутилось в моем сознании. От бессилия мне хотелось плакать.

Я вскочила и заметалась по комнате. На столе лежал карандаш. Ничего не соображая, я зажмурилась и начала рисовать на стене. Грифель поскрипывал, я тяжело дышала, но это не останавливало меня.

Сперва я боялась открыть глаза, в предчувствии того, что оказалось изображенным на стене. Наконец я все-таки решилась.

Мне стало досадно. Стена была испещрена закорючками и кривыми линиями. Ничего особенного, что помогло бы мне. Интересно, чем я руководствовалась, когда занялась этой ерундой. Теперь стена была безнадежно испорчена. Придется ее перекрашивать.

Вот сумасшедшая.

Я снова прошлась по комнате. Надо же, какие нелепые желания у меня порой возникают. Двустишие я так и не смогла вспомнить.

Мой взгляд скользнул по измалеванной стене, и тут я замерла. Вблизи я не смогла рассмотреть то, что теперь почти четко вырисовывалось передо мной. Среди закорючек и зигзагов я увидела нечто, похожее на крест. Крест был окружен ореолом и языками пламени.

Я зажмурилась и снова посмотрела на стену. Изображение не исчезло. Приблизившись к рисунку, я осторожно прикоснулась к нему. Обыкновенный крест. Я слишком переволновалась и теперь сама себя разыгрываю.

Знак свыше или всего лишь моя обостренная фантазия, я видела то, что видела. Ни больше. Ни меньше.

Я присела на краешек кровати и постаралась успокоиться. Я слишком натерпелась за последнее время, чтобы моя психика была в норме. Скорее всего, происходящее является очевидным доказательством нервного расстройства. Мне не хочется верить, что дорогой мне человек безвозвратно ушел и потому я продолжаю тешить себя надеждами.

Откровенно бы я не призналась сама себе, что у меня явные проблемы, но мой мозг старается таким образом поддержать меня, чтобы я в прямом смысле не сошла с ума. Все эти сны, надписи, всего лишь плод моего воображения и попытка уйти от реальности. Это все равно, что посмотреть фильм ужасов, а затем пугаться того, чего на самом деле нет и не будет.

Все. Я в полном порядке. Несколько вдохов и выдохов настроили меня на обычный лад, и я готова была к дальнейшим размышлениям.

Раскрашенную стену следовало хотя бы вымыть. Я спустилась вниз, набрала ведро воды и взяла щетку, чтобы как следует стереть рисунок.

Сначала я попробовала очистить маленькую площадь. Мне это удалось. Хотя теперь, под слоем штукатурки обнаружился предыдущий слой, желтоватого цвета. Мне не удалось припомнить, когда эта комната была окрашена подобным цветом. Меня это удивило. Потому что, если только память вновь не подводит меня, мы жили здесь давно. Уж точно больше трех лет. То есть этот дом принадлежал мне лично. В этом я была уверена.

Я никак не могла сообразить, какое участие мог принимать Алекс в перестройке дома. И было ли это на самом деле.

Не важно, купила ли я дом или он достался мне по наследству, должны были оставаться какие-нибудь документы, счета. Теперь у меня появился шанс восстановить минувшие события. Нужно было только найти бумаги.

Отмыв большую часть, я присела отдохнуть и выпить стакан вишневого сока. Он приятно освежил меня, и я готова была продолжить, как на стене, пугающе медленно начали проявляться буквы.

Они были черного цвета, и, спустя несколько минут, я смогла разобрать надпись. Я могла бы поклясться чем угодно, что уже где-то видела нечто подобное. Обессилено опустившись на пол, я вспомнила.

Ночь. Подвал. Вино. Угольные буквы. Чудовище.

Воспоминания так отчетливо и ярко вспыхнули передо мной, что казалось я чувствую тиски от страшных лап монстра.

Некто задался целью свести меня с ума. Его стремление мне было совершенно непонятно. У меня ничего не было, кроме этого дома. Но вся моя прошлая жизнь осталась настолько далеко позади, что мне было даже не представить, кому конкретно это выгодно. Я не могла вспомнить лица друзей, подруг, родителей. Я не была уверена, были ли у меня враги.

Друзья. Верно. Вроде как они должны все таки приехать… Или нет… не знаю…

Я схватила ведро с водой и выплеснула содержимое на стену. Но прежде чем буквы начали оплывать и растворяться, стекая в грязную лужу, я успела запомнить слово.

Мне срочно нужен листок, чтобы записать его. Вот, нашла. Я так и не выяснила тогда, что оно значит. Похоже на латынь, но утверждать я не стала. Был ли это сон или реальность. Ведь я тогда спустилась в подвал и не обнаружила ни слова, ни ящиков с вином. Невероятное дежавю.

Я подумала, что может мой незнакомец поможет мне разгадать смысл надписи. Только я не была точно уверена, в какой стороне он снял дом. Вот еще одна странность. Не знала, что рядом мог жить еще кто-то. Все равно. Хватит с меня мучений и загадок.

Лес потрясающе красив.

Если бы я верила в фей и эльфов, то наверняка они жили бы именно в подобном лесу, таком волшебном, таинственном, с множеством тропинок, сбегающих то резко вниз, в расщелину между скал, то взбегающих вверх, к холмам и нагромождениям плоских серовато-коричневых камней. Птицы здесь поют где-то высоко, на самых верхушках деревьев, там, где солнце.

Я бы с удовольствием прогулялась здесь, но сейчас мне надо было спешить. Кажется, он что-то говорил о… Так оно и есть. Он всего лишь сказал, что его дом находится неподалеку, но не сказал где именно. Просто чудесно. Буду просто искать.

Я взобралась на пригорок и осмотрелась. Внизу блестело озеро и виднелась крыша моего дома. Это восток.

На юге простирались бесконечные горы и леса. Отпадает.

Осталось решить – север или запад. Надо было прихватить с собой бинокль. Заблудиться я не боялась, так как довольно неплохо ориентировалась на местности. Хотя, после недавнего, я уже не была так уверена в себе.

Можно было пойти на запад, но там простиралась равнина с рощами. Вряд ли бы он построил свой дом именно там. На его месте я бы поселилась на северной стороне. В скалах. У ручья.

Я могла бы поздравить себя с собственной наблюдательностью и сообразительностью, но не решалась. Вдруг я снова сделаю промах. Стыдно будет перед самой собой.

Однако я действительно оказалась права. Едва я свернула из-за нависающей горы, то увидела одноэтажное строение. Деревья полукругом обступили его, образуя естественную ограду. С другой стороны поднималась отвесная скала, защищая от ветра. Если раньше ручей был почти неприметным, то сейчас он был обложен камнями и углублен. Вода всегда должна быть рядом.

На первый взгляд дом казался необитаемым. Я постучала в дверь и окликнула хозяина. Постояв пару минут, я решилась войти внутрь.

Обстановка ни огорчила, ни удивила меня. Обыкновенный охотничий дом, с деревянной мебелью, шкурами животных и ружьями на стенах. Я обошла две комнаты. Одна оказалась практически пуста, а другая была спальней.

Мне постоянно казалось, что меня застукают на месте преступления, то я буду вынуждена придумывать какое-нибудь нелепое оправдание. Обычно в таких случаях лучше не суетиться и предпочтительно говорить правду. Алекс всегда внушал мне, что всегда будет на моей стороне, что бы я только не натворила, лишь бы он узнал первым о моем проступке, а не из уст других людей.

Он говорил, что большинство людей завистливы и мелочны, что людям не нужно доверять, ведь они могут предать в самый ответственный и тяжелый момент. Я впитывала философию его жизни, поступков и мне казалось, что он был прав.

Поэтому, прогуливаясь по спальне моего незнакомца, я была готова сказать истинную причину, то есть объяснить свое вторжение любопытством. В спальне я увидела большую кровать, шкаф и стол. На столе я заметила чучело кошки. Увиденное заставило меня нахмуриться. Хотя поспешно судить хозяина дома я не стала. Мало ли откуда взялось это чучело.