Струна из колючей проволоки

Япономать

Элеонора Грин поправила форменную куртку, дёрнула подбородком слева направо, поёжилась и спрятала руки за спину. Весна никогда не приходит в эти края, после зимы сразу наступает лето, долгожданное и короткое. А сейчас март, пасмурный, зябкий, со злым ветром, оставляющим цыпки на нежной коже перевоспитуемых. Но сегодня ветра не было, сегодня висел туман, клочкастый и липкий.

Вновь прибывшие девочки стояли, нахохлившись, как испуганные воробышки, головки втянули в плечики, переминались с ноги на ногу, глазками шныряли. Где это мы?

– Меня зовут Грин. Я – старший воспитатель колонии для малолетних преступников, то есть для вас, – Элеонора сделала паузу, обвела новеньких ледяным взглядом. Привыкайте. – Здесь никого не интересуют ваши желания и капризы. Здесь должна быть железная дисциплина и порядок. Я ясно выражаюсь?

– Ясно, – проблеяли малолетние преступницы.

– Я не слышу, – сдавленно сказала-потребовала Грин. В голосе звенел металл, и от этого девочкам стало ещё страшнее.

– Ясно! – ответили хором.

Кудрявая девочка с волосами цвета зрелой ржавчины нервировала старшего воспитателя. Со всеми не отвечала, как будто её это не касалось, смотрела сквозь Элеонору равнодушными кошачьими глазами.

"Ничего, ещё посмотрим, кто кого. Не таких ломали".

– За малейшее нарушение дисциплины – карцер, – также спокойно продолжила старший воспитатель. – Знаете, что такое карцер?

– Отдельная камера со всеми удобствами? – решила выпендриться самая смелая. Девочки засмеялись.

– Неправильный ответ. Что у вас в жизни было самое страшное?

Новенькие застыли с напряжением на лице. У каждой в голове пронеслись нелёгкие воспоминания. Улыбки стёрлись мгновенно, как скорый поезд, пролетающий мимо захудалой станции – вроде был, а вроде и нет.

– Вспомнили? Не отвечайте, не надо. Представьте эти ощущения и умножьте на три, тогда и получится карцер. Как фамилия? – спросила Элеонора и кивнула самой смелой.

– Иванова.

– Иванову – в карцер. Остальных – на карантин, – приказала Грин, полуобернувшись к охранникам за спиной. – Ещё есть желающие пошутить? Нет. Ну, и отлично.

Девочки вздрогнули, кудрявая даже не шелохнулась. Странная какая-то. От таких молчаливых жди неприятностей. Надо к ней присмотреться.

Элеонора вернулась к себе, поставила чайник, потёрла озябшие руки. Сейчас согреется. Открыла шкафчик у стены, оглянулась по сторонам, как воровка перед кражей. Бережно вытащила скрипку из футляра, совсем маленькую, нецелая, а одна вторая, детский размер. Приложила к плечу. Да, маловата. Пальцы плохо слушались, но всё равно смычок уверенно задвигался по струнам, извлекая незамысловатую мелодию. Женщина закрыла глаза, переносясь в невиданные дали. Музыка оборвалась на самой высокой жалостливой ноте, резко, как сорвавшаяся с катушек карусель в детском парке.

– Разрешите? – в дверь деликатно постучали. Боязно прерывать начальство за таким непотребным занятием, как будто в бане подглядываешь. Лучше б водку пила втихаря, это хотя бы было понятно. А тут что – скрипочка. Странная баба эта Грин, но девок держит в строгости, за это её и ценит "хозяин".

– Входите! – сказала старший воспитатель, убрав инструмент в шкаф.

– Здесь личные дела вновь прибывших осуждённых.

– Спасибо. Положите на стол, и свободны.

Та-а-ак, посмотрим, ху из ху. Элеонора налила крепкого чая и уселась за стол.

– С этой девицей всё понятно – причинение вреда средней тяжести, – сказала вслух старший воспитатель, пролистывая дело. Взяла следующую папку. – Воровка. Опять воровка. Грабёж. Наркоманку нужно взять на учёт.

Смакуя чайный вкус, она отхлебнула из кружки, прополоскав тёплым напитком рот. Дурацкая привычка, которая так раздражает Виталика. Элеонора судорожно проглотила чай. Нужно бороться с дурными привычками и не раздражать мужа по пустякам. Ему и так достаётся в этой жизни.

– Так-так. Ах, вот кто у нас молчаливая кудряшка. Чуйкина Елизавета Павловна, четырнадцать лет. УК РФ Статья 105. Убийство.

Из показаний свидетеля Чуйкиной А.А.

"Дочь моя Лиза воспитывалась у моей матери в деревне. Я их иногда навещала. Муж мой, отец Лизы, дочери почти не видел. С тёщей отношения не сложились, она его и не допускала к ребёнку. Он работал участковым терапевтом в поликлинике. Уважаемый человек, честный гражданин, примерный семьянин. Я на него молилась каждый день, такой он был хороший.

Полгода назад мать преставилась, Лиза переехала в нашу квартиру. Девочка оказалась неуравновешенной, что уж там бабка с ней делала, не скажу. К отцу испытывала неприязнь, почти не разговаривала. А в тот день накинулась с ножом и всего искромсала.

Прошу, накажите её по всей строгости. Она же отца родного убила!"

Из других материалов дела.

* По месту работы Чуйкин П.П. характеризуется как специалист с высшим медицинским образованием. К работе относится старательно. С пациентами вежлив и внимателен. Отмечен грамотами и благодарностями.

* Чуйкина Е.П. – ученица седьмого класса, переведена из сельской школы в текущем году. С учебной программой справляется удовлетворительно, на уроках малоактивна. В классных и общешкольных мероприятиях участвовать отказывается. В отношениях с одноклассниками сдержана, в конфликты не вступает. Вредных привычек не замечено.

* * *

Карантин продлился четырнадцать дней. Помывка, бритьё наголо, медицинский осмотр, беседа с психологом, назначение учебной программы и трудовой повинности – всё, как полагается в колониях для малолетних преступников.

По стеклу ползли снежинки, таяли, превращаясь в струйки. Элеонора в окно наблюдала, как новенькие в телогрейках поверх синих халатов, в линялых платках, разбрелись по отрядам. Не прошло и часа, как старшего воспитателя Грин вызвали в тринадцатый отряд. Срочно! ЧП!

Бежать пришлось недолго. Отряды находились недалеко от администрации. Кирпичное здание отталкивало своим видом. Прокопчённое временем, оно пропиталось стенаниями нескольких поколений девушек, наказанных государством за тяжкие преступления. Ну, да ничего, в конце концов, не на курорт приехали. Элеонора залетела в блок тринадцатого отряда под занавес. Охранники уже растащили дерущихся. Один держал Лизу Чуйкину, второй – Брынзу. Куда же без неё? Толстая девица с белыми трясущимися щеками, с водянистыми глазами, как плевок на грязном асфальте, верховодила в колонии.

– Обе – в карцер, – приказала Грин, дёрнув подбородком слева направо. – Весь отряд читает правила поведения. Вслух. Вместо вечернего просмотра телевизора.

Поднялся возмущённый гул голосов. Подручные Брынзы – гориллоподобная Дыба и маленькая вертлявая Юла, недружелюбно посмотрели в сторону кудрявой.

В комнате охраны старший воспитатель попросила привести осужденную Веронику Борисову по прозвищу Шило. Элеонора заняла единственный в комнате стол, девушка уселась напротив. Шило не могла и секунды усидеть на месте, постоянно крутилась, встряхивая белую чёлку.

– Что случилось? – спросила женщина, откинувшись на спинку стула.

– Брынза мучила котёнка, вывихнула ему лапку. Японамать заступилась, – коротко обрисовала ситуацию осведомитель.

– Японамать? – переспросила Грин, наклонившись над столом.

– Ага. Ненормальная какая-то. Говорит, как будто стихи читает, но не в рифму, а словно хокку, – Вероника хохотнула. – Таблеточки дадите, тётя Эля?

– Нет. Варенье клубничное будешь?

– А куда деваться? Давайте варенье, – погрустнела девушка.

Грин достала из ящика стола тюбик с вареньем, положила перед доносчицей. Шило цапнула лакомство, быстро спрятала под халат и вышла из комнаты. В коридоре она оглянулась по сторонам. Никто не видит? Видели.

Элеонора по телефону доложила о происшествии начальнику колонии, раздала указания охране усилить контроль и направилась в карцер. Вдоль длинного коридора с потрескавшейся, местами выбитой керамической плиткой тянулось несколько отсеков, вместо дверей – решётки, всё на виду, все на виду, и следить удобно. Прошла мимо Брынзы, чего с неё взять, воровка со стажем, отпетая маленькая негодяйка. Остановилась перед решёткой, за которой сидела Лиза Чуйкина. Холодное обшарпанное помещение без окон слабо освещалось мигающим светом электрической лампочки, на полу лежал вонючий матрас, в углу стояло ведро – вот и весь реквизит.

– Ну, что же ты, Чуйкина, не успела в отряд зайти, уже драку устроила, – пожурила старший воспитатель почти по-отечески.

Лиза сидела на матрасе, по-детски подогнув под себя ноги, и гладила котёнка. Волосы цвета зрелой ржавчины успели подрасти после стрижки в ноль и даже закудрявились.

– В молчанку будем играть? – уже грозно спросила Грин, дёрнув подбородком.

– Тишина кругом. Только мудрый в ней найдёт слова.

Лиза, наконец, подняла голову. Элеонора невольно отшатнулась. Кошачьи глаза девочки завораживали и пугали, как будто прожигали насквозь. Лиза опустила взгляд на котёнка, взяла за повреждённую лапку. Подушечки пальцев начали лихорадочные движения, пока маленькие огоньки не заиграли вокруг повреждённой конечности. Свечение прекратилось внезапно. Лиза откинулась на матрас, котёнок мяукнул и убежал. Грин очнулась и ушла. Домой. Домой! Пора отдыхать, а то чертовщина какая-то в голову лезет.

Дома Элеонора сняла верхнюю одежду, опустилась на диван, задумалась.

– Нет, этого не может быть. Просто привиделось, – отмахнулась она от происшествия в карцере.

Женщину никто не ждал, но она ждала мужа. Поэтому долго рассиживаться не могла, нужно приготовить ужин. Виталик вернулся домой поздно, нервный, взвинченный, впрочем, как обычно.

– Знаешь, Элька, всё надоело. Всё! – сказал он, сидя в кресле. Руки сцепил в замок у самого лица.

– Родной мой, что случилось? – спросила жена, пристроившись рядышком. Погладила по лысеющей голове.

– Это ничтожество опять получило солирующую роль в следующем сезоне.

– Игнатович? – догадалась Элеонора.

– Ну, кто же ещё? – раздражённо спросил Виталик, выдернув голову из-под руки жены.

С мужем она познакомилась двадцать пять лет назад, в первом классе музыкальной школы. Виталик её закончил, а Элеоноре не удалось. Ей купили скрипку на вырост, но многодетная семья смогла позволить себе обучение пусть и талантливой, как уверяли педагоги (таких ещё поискать надо!), дочери только два года. Потом потеря кормильца, и всё. Прощай, школа! Прощайте, Бетховен и Шопен!

Муж работал в областном оркестре и страдал от несправедливости дирижёра, не умеющего оценить его талант по достоинству. Вечная вторая скрипка.

– Не переживай. Больше репетируй, и в следующем сезоне тебя заметят. Ужинать будешь?

– Репетируй больше?! Что ты понимаешь в музыке? Тебе легко там, в колонии, бей да ори на безродных выродков – вот и вся твоя работа. А я через себя всё пропускаю, через нервы, через чувства. Да что я перед тобой бисер мечу, всё равно ведь не поймёшь.

Шило

Москвичка Вероника Борисова, профессорская дочка, никогда ни в чем не знала отказа, любой каприз исполнялся беспрекословно. Престарелые родители надышаться не могли на дочь. Умница, красавица, а как ножками умильно сучит, когда не получает желаемое. Голубоглазый белокурый ангелочек. Прелесть, а не ребёнок. Лучшие игрушки, лучшие платья, лучшая еда – всё ей, родимой. В школе двойку поставили? Не переживай, доченька! Это учительница виновата. Вот я ей задам. Деньги стали пропадать? Наверно, сдачу забыла в магазине. Кольцо с бриллиантом куда-то подевалось. Неужели опять нечистая на руку домработница попалась?

– Почему у тебя синяки на руках? Что с венами? Тебя кто-нибудь обидел? Только скажи, папа позвонит, кому следует. А если надо, и в полицию пойдёт.

– Никто не обидел. Денег дай, – просила-требовала Вероника, вскидывая белую чёлку.

Рот запал, глаза провалились и лихорадочно блестят. Наверное, недоедает. Бедная девочка! Вероника вынесла из дома все мало-мальски ценные вещи, но даже на суде мать кричала, что её девочку подставили, что она не грабила на улице прохожих.

За пристрастие к наркотикам и невероятную подвижность в колонии её прозвали Шило. Как ни странно, профессорская дочь быстро освоилась на зоне и даже была в почёте, умела "доставать" нужные вещи.

Ночью Вероника проснулась от того, что ей зажали рот и капали водой на лицо. Не лили воду, а именно капали. Кап-кап-кап.

– Слышь, Шило. Узнаешь звук?

Вероника замычала.

– Правильно. Знакомо тебе, да? Стук-постук. Стук-постук.

Ловкие руки шарили под матрасом.

– Ой, а это у нас что такое? Да ты, оказывается, Мальчиш-Плохиш. Стучишь за варенье. Ай-яй-яй!

На следующее утро в семь ноль-ноль в туалете на этаже нашли распластанное тело Вероники Борисовой. Вызвали медиков и старшего воспитателя. Когда Элеонора зашла в комнату, она едва не потеряла сознание. Девушка не просто лежала в луже крови, она сама походила на кусок освежёванного мяса, места живого не найти. Врач, прибывший на место через пять минут, развеял опасения.

– Жива. Ушибы, синяки. Скорее всего, небольшое сотрясение.

– Как?! Она же вся в крови! – возмутилась нелепому диагнозу Грин.

– Это не кровь. Что-то липкое и сладкое. Варенье?

– Клубничное, – уже сама для себя сказала Элеонора.

– Кстати, да, похоже. Попробуйте, – протянул медик к её рту перепачканный палец.

– Спасибо, – отвернулась Грин.

Лиза Чуйкина стояла у неё за спиной и смотрела на распростёртое тело покалеченной девушки. Медик и санитар никак не могли уложить её на носилки, выскальзывала. Тоска переполняла немигающие кошачьи глаза.

– Если много слов слетают с губ, тайны раскрывая, не всем они по душе.

– Хочешь сказать, её наказали за доносы? – спросила Элеонора. С каких пор она понимает эту чудачку?

Лиза собралась было уйти, но Грин её остановила.

– Подожди. Ты что-то знаешь? Кто это сделал? Кто? – старший воспитатель трясла девчонку, схватив за плечи.

– Голодный мальчишка трясёт яблоню, получает фрукт. Если трясти человека, не получишь ответа, – сказала кудрявая и нахмурились.

Элеонора опомнилась, остановилась и отпустила девочку. Уже в дверях Лиза добавила.

– Догадаться нетрудно, кто злодей.

Волосы цвета зрелой ржавчины исчезли из туалетной комнаты.

Дома Элеонора набрала ванну, включила плейлист с классической музыкой. Давно она не слушала Вивальди. Виталик на гастролях, можно расслабиться. Понервничать пришлось немало на этой неделе. Одно ЧП за другим. Что творится в колонии? Тёплая вода ласкала уставшую после суток кожу, убаюкивала. Музыка Вивальди освобождала от суеты, от земных проблем, уносила далеко. Женщина прикрыла глаза.

Свет померк, и проявилось лицо кудрявой девочки. Она что-то говорила, пыталась объяснить, гримасничала, но Элеонора не могла понять ни слова.

– Потому что твоё сердце закрыто, – вдруг чётко произнесла Лиза.

Женщина вздрогнула и проснулась. Вода в ванне давно остыла. Что за странные сны?

Подружки

Крис и Света – лучшие подруги. Так было всегда. Во дворе старого большого питерского дома, где они жили с рождения, где выросли их мамы и папы, они сразу потянулись друг к другу.

– Ты не правильно куличек лепишь. Он у тебя неровный получается. Давай помогу, – миниатюрная Света первая пошла на контакт и даже своим совочком разрешила пользоваться.

– Пасибо, – ответила ошеломлённая Кристина. Несмотря на то, что к трём годам она была на полголовы выше, девочка плохо говорила, и друзей у неё никогда не водилось, а тут такое внимание.

В районном детском саду Кристина, высокая и сильная, сразу взяла под защиту боязливую подругу. Доброжелательная Света совершенно не умела защищаться от нападок агрессивно настроенных сверстников, старающихся отобрать игрушку, стоило к ней потянуться. Мощная фигура Крис показывалась за спиной, и противник ретировался. В школе они сидели за одной партой. Света решала два варианта контрольной по математике – за себя и за подругу. Крис помогала с историей и биологией. Всё было хорошо, пока в девятом классе они не влюбились. С первого взгляда, с первого слова. Обе и одновременно.

Ребята, подошедшие к ним в парке, совсем не походили на одноклассников. Взрослые – аж девятнадцать лет! Романтичные – декламировали Есенина и Маяковского. Крутые – привели их в шикарный питерский клуб, девчонки никогда в таких не бывали, заказали устриц и омаров. Смелые – счёт не оплатили, сбежали вчетвером из ресторана при клубе под крики спохватившихся официантов. Одному халдею хорошо досталось, получил бутылкой по голове. Договорились встретиться завтра. Но на следующий день в старый питерский дом пришла полиция. Взрослых, романтичных, смелых ребят не нашли, а девочек судили и отправили в колонию.

Судьба как будто заплела из жизней девочек косичку – всё время вместе, всё время рядом. Даже в колонии они попали в один отряд, и судьба разложила их на ближние кровати.

Брынза

Лена родилась недоношенной, с тонкими недоразвитыми ножками, большой круглой головой и выпирающим животиком. Врачи удивлялись, как остервенело новорождённая цепляется за жизнь. Впрочем, матери было всё равно, выживет дочь или нет. На учёте в женской консультации она не стояла, а в роддом её привезли сильно подшофе.

Невесёлое детство прошло на улице, где тоже приходилось выживать – или ты, или тебя. Лене, к тому времени получившей за белые, трясущиеся при ходьбе щёки и круглое лицо прозвище Брынза, было не привыкать. Не можешь подавить бунт, возглавь его. Она встала во главе уличной банды. Сначала прессовали малышню, отбирали карманные деньги. Потом перешли на серьёзные дела. "Обчищали" подвыпивших прохожих и квартиры обеспеченных граждан. Ну, чем не Робин Гуды?

– Видишь, малявка бегает, – наводчица указала на первоклашку на детской площадке. – Папа – какая-то шишка на ровном месте. Хатачка упакована под завязку, как Грановитая палата в Кремле. Даже есть старинные вещи.

– Антиквариат?

– Точно!

– Откуда знаешь? – строго спросила Брынза.

– Слухами земля полнится, – развела в сторону руки воровка. Мол, свои источники не сдаю, самой пригодятся.

На детской площадке – ни души. Малявка не заметила ни заинтересованного взгляда, ни приближающихся шагов, самозабвенно раскачивалась на качелях, представляя себя птицей. Почему люди не летают?

– Привет, – сказала Брынза. Щёки расползлись в улыбке.

– Привет, – девочка улыбнулась в ответ.

– Ты когда-нибудь щенят шпица видела?

– Нет.

– Они такие маленькие, беленькие, кругленькие, как клубочки с пряжей. Ужасно мягкие.

– Правда?

– Ага. У нас собака ощенилась. Хочешь посмотреть?

– Хочу! – девочка остановила качели, спрыгнула и троица удалилась.

В подвале девочка увидела взрослых ребят, а дружелюбие исчезло с лица мнимой собачницы. Брынза ловкими пальцами обыскала жертву.

– Опа! То, что доктор прописал. Ключ от квартиры, где деньги лежат! Посиди пока с ней, – распорядилась Брынза. – Ребята, за мной.

Из дома вынесли всё подчистую. Хозяева даже на сигнализацию не поставили. Жлобы, так им и надо.

– Слышь, Брынза, а с девчонкой чё делать? Она типа того – свидетельница. Сдаст нас, если чё, – спросил малолетний бандит с вызовом. Мол, ты – главарь, решай проблему.

Банда вернулась в подвал. Брынза одним резким движением свернула девочке шею.

– Ты чё, шизанулась?! – заорала наводчица. – Я на мокруху не подписывалась.

– Уже подписалась, – спокойно сказала бандитка. – А будешь вякать, и тебе шейку сломаю. Колье носить не сможешь. Вот, кстати, твоя доля. Держи цацки.

Наводчица безумными от страха глазами пялилась на неподвижное тело ребёнка, потом сглотнула, взяла подвеску и ушла.

Банду через несколько дней задержали. Наблюдательные соседи видели, как девочку уводили в подвал, описали приметы. По белым щекам Брынзу недолго искали, она уже не один год состояла на учёте в комиссии по делам несовершеннолетних.

В колонии Лене понравилось сразу. Чистая постель, почти неношеная одежда, вкусная еда и кино по выходным. Дыба и Юла всегда на подхвате, свои люди. Дыба, бывшая спортсменка, в уличной драке покалечившая человека, быстро подчинилась толстой бандитке, с удовольствием выполняя приказы проучить строптивых. Вездесущая Юла узнавала новости в колонии первая и докладывала обо всём главарю.

Раздражала обязательная учёба и пусть и посильная – пару часов в день, но всё-таки работа в швейном цеху. Но тут за Брынзу норму делали "овцы", а Дыба следила, чтобы качественно шили, без косяков. Овцы – домашние девочки, которых мамы целовали в макушку, а папы катали на велосипедах, тоже раздражали Брынзу. Она в своей жизни ни одного слова доброго не слышала, а эти дуры думают, что мир вокруг них крутится. Ага, как же.

– К доске пойдёт… К доске пойдёт, – учитель литературы в раздумьях водила пальцем по журналу. Кто у нас давно не отвечал? – К доске пойдёт Белова Лена. Образы комедии Фонвизина "Недоросль". Основной конфликт и проблематика. Рассказывай!

Брынза встала из-за парты и понуро направилась к доске. Стояла, пыхтела, бубнила что-то под нос. Юла пыталась подсказывать, но всё впустую.

– Лена, ты читала комедию?

– Читала, – буркнула Брынза. Щёки залились румянцем.

– Кто главный герой, знаешь? – пыталась помочь учитель.

– Ну, этот, как его там. Водоросль.

Класс затрясся от смеха, громче всех хохотали Крис и Света.

– Садись на место, Водоросль. Читать надо, Белова, читать, поняла? К доске пойдёт… Кристина.

Долговязая Крис в колонии увлеклась книгами, не вылезала из библиотеки. Героев комедии Фонвизина она описала мастерски, в лицах, в красках. Рассказывая про Митрофанушку, бросала взгляд на Брынзу, ученицы улыбались, понимая намёк. Девушка получила заслуженную пятёрку и отправилась на место.

Вечером Кристина потянула Свету в читальный зал. Хотя подруга всё также предпочитала математику, но почитать публицистику была не прочь. Девчонки из отряда умчались смотреть телевизор, там крутили фильм про любовь, а здесь стояла задумчивая тишина. Крис нравилось это время. Она выбрала новую книгу, уселась в кресло между стеллажей. Света – в кресло напротив. Осторожные шаги не насторожили подруг. Кристина подняла голову в последний момент, когда на неё посыпались книги, как жёлтые листья при порыве осеннего ветра, а следом летел массивный стеллаж. Злорадный голос прокомментировал про чёртову зубрилку и "будешь знать", и всё. Крис отключилась.

Грохот в библиотеке услышала охрана. Элеонора Грин дежурила в ту ночь, примчалась на сигнал по первому звонку. Книжные завалы уже разобрали, девочек вытащили. У Светы обнаружилось пару переломов. Крис лежала без сознания.

– Да что же это такое?! Второй случай за неделю, – в сердцах сказала старший воспитатель.

Возле тела Крис опустилась на колени Лиза Чуйкина, взяла пострадавшую за руку, прикрыла глаза. Слушает пульс?

– Живая. Ей медики могут помочь, – сказала Лиза как бы в воздух, не открывая глаз.

– Что случилось? – спросила Элеонора охранника и дёрнула подбородком слева направо.

– Несчастный случай, – отрапортовал он.

– Шкаф не умеет сам упасть, – возразила странная девочка. Как будто её спрашивали.

– Ты видела что-то? Говори, – приказала старший воспитатель.

– Не надо видеть. Надо слышать и слушать.

– Чуйкина, мне твои загадки уже поперёк горла. Если видела или знаешь, говори. Нет, так марш в отряд. Быстро!

Маньячка Нина

Нину Огнёву яркой внешностью природа не одарила. Волосы невыразительного мышиного цвета, брови едва видны, нос, наоборот, крупный, хоть шлагбаумом работай на полставки. Особых талантов не обнаружилось. Характер хлипенький, ни рыба ни мясо. В её семнадцать лет девочки вовсю романы крутят, а она даже не целовалась ни разу.

– С таким носом ей трудно будет выйти замуж, – сказала мачеха на кухне за завтраком.

– Дорогая, ты неправа. Нина – добрая и покладистая. Это намного ценнее для семейной жизни, – заступился отец.

Нина стояла в коридоре, слушала и глотала слёзы. А потом что-то в ней щёлкнуло. Я вам ещё покажу!

Давняя подружка, известная тусовщица устраивала вечеринку. Нина напросилась, накрасила брови и губы, уложила волосы, юбку покороче надела, отрепетировала дома "непринуждённый" смех. Усилия вознаградились. Нину пригласил танцевать симпатичный парень. Высокий, взрослый, с аккуратной бородкой. Девушка ликовала. Вот тебе и длинный нос! Вот вам и серая мышь, каких миллионы! Парень предложил проводить, а в сквере по дороге напал, затащил в кусты и надругался.

Нина никому не сообщила о случившемся. Просто сказалась больной и неделю не выходила из дома. Лежала на кровати и разглядывала потолок. Штукатурка потрескалась, такие забавные фигуры рисовались на ней. Иногда они "оживали" и разговаривали с девушкой. Через неделю она вышла на улицу. При встрече человеческой особи мужского пола Нина каменела, всё внутри сжималось от страха в ожидании нападения.