Большие истории для маленького солдата

Но разве он оказался неправ?

Кто бы мог сравниться с красотой и добродетелью его супруги?

В тот миг он услышал, как она жует. Не чинно и размеренно, как обычно, но жадно и страстно. Спина изогнута, как у кошки. Время от времени она постанывала.

Он застыл на месте, вцепившись в дверную ручку, и не сразу сообразил, почему она вдруг обернулась.

Скрипнула дверь?

Или он подсознательно отозвался на ее стон?

Она испуганно на него уставилась. Мясной пирог был таким сочным, что сок медленно стекал по подбородку.

– Угощайся, – произнесла она.

Он посмотрел на ее миниатюрную изящную ладонь. То, что осталось от пирога, с легкостью в нее вмещалось.

В тот момент, в тот единственный ужасающий и непостижимый момент, в глубине его существа закипела неукротимая ярость, и он почувствовал, как от самых кончиков пальцев ног она вздымается к его голове.

Сейчас он желал, чтобы у него в руках оказался топор.

И чтобы одним мощным ударом он сумел рассечь ей горло.

Потом этот момент миновал. Он сказал: пустяки. И едва он это сказал, едва заметил на лице жены облегчение, как тут же осознал, что это и в самом деле пустяки, всего лишь кусок пирога, жалкий кусок пирога, ничтожный кусок пирога, да и только.

VIII

В ту пору пошла молва о том, что по кладбищу аббатства бродит недюжинного роста сатир. Его костлявая рогатая голова возвышается над кладбищенскими стенами, а пахнет от него гнилью и разложением. Стоит ему зыркнуть на человека своими сверкающими глазами, как тот сию же минуту падает замертво. Так говорили. Для тех, кто не верил, выкладывалась наводящая ужас козырная карта: чем еще объяснить найденное как-то утром возле стены бездыханное тело брата Конфуция?

– Да ведь он просто напился вусмерть!

– Ничего подобного!

– И решил прогуляться по верху стены! Потому что возомнил себя Христом, идущим по Галилейскому морю, и, качаясь из стороны в сторону, не вписался в поворот.

– Да нет же!

То было дело рук сатира. Сатира с горящими глазами. Смердящего сатира, блуждающего по ночному кладбищу. С тех пор никто больше не осмеливался приходить на кладбище после захода солнца.

Нинетта охотно подпитывала эти слухи. Когда на улице шептались о сатире, она испуганно округляла глаза и вполголоса рассказывала о своих с ним встречах. Она, разумеется, сочиняла. Поскольку спала так глубоко и безмятежно, что хоть из пушки над ухом стреляй.

И все же однажды ночью Нинетта резко проснулась. Сперва она подумала, что одна из половинок разбитой тарелки впилась ей в бок, но потом поняла, где находится, и отчаянно затосковала. По колодцу, по Лоботрясам I и II и особенно по Лоботрясу III с его хилой ручонкой – искателю приключений, перекати-поле, ветренику и неисправимому оптимисту. Нинетта вспомнила, как однажды три дня подряд у них не было во рту ни крошки. Дело было зимой, стояли морозы, огонь не разводился. Нинетта ревела от горя и обиды.

– Кто-то живет во дворцах, – кричала она. – С такими несметными богатствами, что в них можно утонуть. А что есть у нас? Ничего!

Лоботряс III задумчиво на нее посмотрел.

– У нас есть пустые тарелки, – произнес он таким тоном, как будто это были самые драгоценные вещи на свете. – Как бы богаты ни были короли и императоры, на тарелках у них всегда лежит то, что лежит. Фазан, к примеру, или свиные ножки. На пустой же тарелке может появиться все что угодно!

Будь у нее силы, она влепила бы ему подзатыльник. Но она просто легла на стол, повернувшись к нему спиной. Он присел рядом, и она почувствовала тепло его тела и его дыхание на своей шее.

– У нас и одной-то пустой тарелки не найдется, – сердито проворчала она. – Жалкие две половинки.

– Иной раз две половинки – это все, что человеку нужно, – сказал он.

Нинетта провела пальцами по шероховатому краю разбитой тарелки. Она знала, что Лоботряс никогда в жизни так сильно не ошибался. От двух половинок тарелки не было никакого проку.

Как раз в тот момент она услышала звук.

Получеловеческий-полузвериный. Рычание, переходившее в стон. Нинетта медленно повернула голову в направлении звука.

И тут она увидела его: сатира.

Вернее, его лапы. Больше в дверной проем, из которого выглядывала Нинетта, ничего не помещалось. Громадные, косматые лапы, неуклюже ступавшие среди могил в сопровождении леденящего душу рычания.

IX

Той ночью действительно дул ветер, трава и вправду подернулась инеем, а одинокий сверчок без всякого сомнения оплакивал уход луны. Сгустившиеся на небе тучи тоже были самими что ни на есть всамделишними.

Однако то, что в ту ночь, выбравшись из склепа, увидела Нинетта, то, что отпечаталось у нее в сознании и осталось с ней до конца жизни, напоминало самый чудовищный ночной кошмар.

Исполинских размеров сатир тащил за собой на длинной веревке мертвую козу. А за ней еще одну, и еще. Вереницу из шести мертвых коз. Вместо ног и рук у сатира были раздвоенные копыта. А вместо одежды – черно-белый мех. Ужаснее всего была голова сатира: голый череп с четырьмя рогами и горящими, как угли, глазами.

Нинетта замерла от страха, зажмурилась и начала произносить про себя все молитвы, которые помнила, даже молитву о хорошем урожае.

Под конец она уже просто молила о смерти. «Смерть, о смерть, если ты все равно придешь, то приходи скорее. Смерть, о смерть, стань удушающей петлей, ударом камня, раскатом грома, пусть только все это побыстрее закончится».

Когда в холодном поту она наконец отважилась снова открыть глаза, то увидела лишь, как копыта последней мертвой козы рывками исчезали за надгробиями.

Она не знала, откуда у нее вдруг взялась смелость. Не раздумывая ни секунды, Нинетта сунула в карман фартука две половинки тарелки и последовала за сатиром с его горящими адским огнем глазищами мимо могил и зарослей розмарина к огромному склепу.

Склеп кардинала Лепешки с полуразвалившимися галереями, башенками и безголовыми ангелами был самым помпезным сооружением на кладбище. Настоящего имени кардинала уже никто не помнил. Он наведался в Бадум задолго до того, как землетрясение парализовало жизнь в городе. В ту пору на редкость зеленый и цветущий Бадум славился душистыми цукатами и смоковницей. Мэр пригласил кардинала посетить лимонный и инжирный сады на окраине нагорья.

Что произошло потом, доподлинно неизвестно. Кто-то говорит, что кардинал подошел слишком близко к краю обрыва и оступился. Другие утверждают, что земля ни с того ни с сего задрожала, предвещая свое пробуждение тридцать четыре года спустя.

Как бы там ни было, кардинал упал в долину с сорокаметровой высоты и разбился в лепешку. Между Бадумом и долиной разразился ожесточенный спор о том, кому хоронить кардинала. В конце концов многомесячную судебную тяжбу выиграла долина. Однако к тому времени склеп кардинала был уже сооружен.

Об этом происшествии Нинетта понятия не имела. Она пряталась за одним из надгробий в трех метрах от сатира и едва дышала от страха. Ей хотелось вытащить из груди свое неистово стучащее сердце и зарыть его поглубже в землю.

В своем ли она уме? А что, если сатир ее заметит?

Но чудовище стояло неподвижно, замкнувшись в себе, слегка покачиваясь на длинных ногах и уставившись на вереницу мертвых коз. Нинетта слышала его тяжелое дыхание. И тут, к ее изумлению, сатир снял с себя лапы, а голову положил на траву.

Страх – удивительная вещь. Вот он кажется бесконечно великим, а спустя мгновение его как не бывало.

Ночь была на исходе. Солнцу не терпелось подняться над горизонтом. Вкрадчиво запели первые дрозды. Колокола аббатства зазвонили к утренней мессе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Перевод с иврита Гали-Даны и Некода Зингер. Издательство «Розовый жираф», 2011.