Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

скачать книгу бесплатно

– Значит, он не вылечится полностью?

– Нет. Но ведь врачи на самом деле никого не исцеляют. Мы всего лишь лечим болезнь, будь то ревматоидный артрит, или высокое артериальное давление, или астма, но мы не избавляем от нее – пациент может нуждаться в лекарствах всю оставшуюся жизнь. Психиатрические болезни ничем не отличаются от физических. Кстати, как поживает его сестра?

Я посмотрел на того мужчину, что прошел мимо нас с подставкой для капельниц, и заметил, что у него запавшие глаза и выступающие скулы. У него была кахексия[8 - Кахексия – снижение массы жировой ткани и скелетной мускулатуры.] – болезнь съедала его изнутри.

– С ней все в порядке, спасибо. Мы уделяем ей много времени и поддерживаем. Она и правда, как вы и говорили, стала спрашивать, не виновата ли она в болезни брата. Она очень скучает по нему. Спасибо вам, доктор, что все нам сказали. Мы догадывались, что услышим что-то такое…

Я кивнул.

– Люди часто знают заранее.

Родители Сэма ушли, а я остался – сидел и прислушивался к звукам больницы. Студенты-медики рассказывали друг другу о дне в отделении, в небе низко гудел самолет, направляющийся в Хитроу… Я смотрел на птиц, которые копошились в деревьях прямо надо мной, и вспоминал бесконечные летние вечера детства.

– Я слышал, что вы им сказали, – раздался голос человека с острыми скулами, его подставка для капельниц приближалась ко мне.

– Да, это тяжелая новость для родителей.

– У моего сына была шизофрения. – Человек вытащил еще одну сигарету и предложил мне.

– Я бросил.

– А мне бросать уже поздно.

Я посмотрел на его шрам от торакотомии[9 - Торакотомия – это операция, в ходе которой грудная клетка вскрывается с целью обследования или проведения хирургического вмешательства.].

– Рак?

Он кивнул.

– Я сам виноват. Курил с тех пор, как был еще мальчишкой. Стоило прислушаться к врачам.

Мы погрузились в уютную тишину летнего вечера.

– То, что вы сказали там… – с трудом произнес он наконец. – Вы были неправы.

Я поднял глаза и увидел огонек в его глазах.

– Вы сказали, что люди всегда знают, что скажут им врачи. Нет. Мне никто не рассказал о моем сыне и его болезни. И я винил себя и винил его.

– Ему стало лучше? – спросил я.

– На некоторое время, – устало сказал мужчина. – Но потом он, казалось, просто сдался. Он лежал в больнице и периодически выписывался в течение долгих лет. – Мужчина потер лицо. – Да уж, – сказал он, бросая сигарету и раздавливая окурок тапком. – Вы должны давать людям надежду. Что такое жизнь без надежды?

Он ушел довольно скоро – за ним пришла медсестра из отделения и отругала: «Вы же знаете, что я говорила о курении». И я остался наедине с нежными звуками вечера.

* * *

Я беру со стола справку о выписке Сэма и кладу ее в коробку «на хранение». Он хороший пример для обсуждения со студентами и ординаторами. В любом случае я гордился Сэмом. Он пробыл в больнице около четырех месяцев. Его симптомы удалось купировать с помощью лекарств, и он хорошо взаимодействовал с психологами. Мы оставили его на попечение местной психиатрической бригады.

Пару лет спустя я узнал, что он сдал экзамены на бухгалтера. Ему не предъявили никаких обвинений, он не совершил никакого преступления. Я составил полный отчет для его адвокатов, и в суде решили, что судебное преследование этого человека не отвечает общественным интересам. Никаких дальнейших действий не последует, сказали они. К счастью, пострадавший тоже согласился. Какой толк его наказывать, чем бы это помогло?

Он был болен, он был не в себе, но он не был плохим.

Утешительные конфеты

Я люблю бывать в домах других людей. Всегда любил. Мне нравится смотреть, как люди живут, какой мебелью себя окружают и вообще какое гнездо вьют.

Будучи психиатром, я побывал в домах сотен своих пациентов, и это лучше, чем быть агентом по недвижимости.

Я был подростком, когда наша семейная фирма, наш чугунолитейный завод, разорилась. Разумеется, мои родители были этим жутко огорчены. Они старались, держались вместе, но все же выставили наш дом на продажу. До окончания школы мне оставалось еще четыре года, и нужно было платить за обучение, хотя в то время я этого не понимал. Нужно было сократить расходы и переехать в дом поменьше. Наш дом не назовешь дворцом, у нас было всего три спальни. И честно говоря, мои родители не умели создавать уют. Не поймите меня неверно. Они очень старались, но у них не получалось.

Правда, мой отец установил новую кухню, просто прекрасную. Но тоже как-то неаккуратно: в некоторых местах все было отлично подогнано, но в других между блоками были промежутки и таинственные щели, которые со временем заполнились кухонным жиром, собачьей шерстью (у нас был золотистый лабрадор по кличке Буффало) и кучей оберток от конфет, которые мы съедали каждое Рождество. Стол был похож на нечто, что породил чей-то нездоровый разум.

Мне было четырнадцать, у меня было обсессивно-компульсивное и тревожное расстройства. Мать страдала депрессией, отец остался без работы, а мой брат в это самое время, поступая в университет, проваливал экзамены. Можно сказать, что мы потеряли практически все, и это не будет преувеличением. Так что неудивительно, что наш дом не попал в журнал Homes & Gardens.

Я помню, что как-то заметил выпуклость на потолке над лестничной площадкой. Рельефные обои, которые покрывали все внутренние стены и потолки, начали провисать. Поначалу это было почти незаметно, но потом стало бросаться в глаза. Я целый месяц каждую неделю твердил об этом папе, но он просто игнорировал меня. Знаете, как люди игнорируют подозрительную шишку на теле, пока не становится слишком поздно, – но ведь она ничем особо не беспокоила…

В конце концов мне надоело, и я решил разобраться с этим сам – так, как будто это опухоль, а я начинающий врач, – я осмотрел это новообразование.

К тому моменту «опухоль» достигла полуметра в поперечнике. Я притащил из гаража стремянку, осторожно постучал по упругой плоти вздувшегося потолка и в ответ почувствовал легкую рябь. Именно так я представлял себе женскую грудь, если я когда-нибудь прикоснусь к ней. А в возрасте четырнадцати лет я часто об этом мечтал.