Золото в лазури

Гном

1Вихрь северный злился,а гном запоздалыйв лесу приютился,надвинув колпак ярко-алый.Роптал он: «За что же,убитый ненастьем,о боже,умру – не помянут участьем!»Чредою тягучейгода протекали.Морщинились тучи.И ливни хлестали.Все ждал, не повеет ли счастьем.Склонился усталый.Качался с участьемколпак ярко-алый.2Неслышно зловещего грома.Ненастье прошло – пролетело.Лицо постаревшего гномав слезах заревых огневело.Сказал он: «Довольно, довольно…»В лучах борода серебрилась.Сказал – засмеялся невольно,улыбкой лицо просветлилось.И вот вдоль заросшей дорогиНеслась песнь старинного гнома:«Несите меня, моя ноги,домой, заждались меня дома».Так пел он, смеясь сам с собою.Лист вспыхнул сияньем червонца.Блеснуло прощальной каймоюзеркальное золото солнца.1902

Жизнь

Посвящается Г. К. Балтрушайтису

1Сияя перстами, заря рассветаланад морем, как ясный рубин.Крылатая шхуна вдали утопала.Мелькали зубцы белых льдин.Душа молодая просила обмана.Слеза нам туманила взор.Бесстрашно отчалил средь хлопьев туманаот берега с песней помор.Мы сдвинули чаши, наполняв до краюдушистым янтарным вином.Мы плакали молча, о чем, я не знаю.Нам весело было вдвоем.2Года проходили… Угрозой седоюПолярная ночь шла на нас.Мы тихо прощались с холодной зареюв вечерний, тоскующий час.Крылатая шхуна в туман утопала,качаясь меж водных равнин.Знакомым пятном равнодушно сияластена наплывающих льдин…Старушка, ты робко на друга взглянула, —согбенный, я был пред тобой,Ты, прошлое вспомнив, тихонько вздохнула,поникла седой головой.3Я глухо промолвил: «Наполним же чаши…Пусть сердце забьется опять…Не мы, так другие, так правнуки нашизарю будут с песней встречать…Пускай же охватит нас тьмы бесконечность —сжимается сердце твое?Не бойся: засветит суровая Вечностьполярное пламя свое!..»Знакомую песню вдали затянули.Снежинки мелькали кругом…Друг другу в глаза мы с улыбкой взглянули.Наполнили чашу вином.Июль 1901Серебряный Колодезь

Один

Посвящается Сергею Львовичу Кобылинскому

Окна запотели.На дворе луна.И стоишь без целиу окна.Ветер. Никнет, споря,ряд седых берез.Много было горя…Много слез…И встает невольноскучный ряд годин.Сердцу больно, больно.Я один.Декабрь 1900Москва

Багряница в терниях

Знаю

Посвящается О. М. Соловьевой

Пусть на рассвете туманно —знаю – желанное близко…Видишь, как тает нежданнообраз вдали василиска?Пусть все тревожно я странно…Пусть на рассвете туманно —знаю – желанное близко.Нежен восток побледневший.Знаешь ли – ночь на исходе?Слышишь ли – вздох о свобода —вздох ветерка улетевший —весть о грядущем восходе?Спит кипарис онемевший.Знаешь ли – ночь на исходе?Белые к сердцу цветы явновь прижимаю невольно.Эта мечты золотые,эти улыбки святыев сердце вонзаются больно…Белые к сердцу цветы явновь прижимаю невольно.Август 1901

Возмездие

Посвящается Эллису

1Пусть вокруг свищет ветер сердитый,облака проползают у ног.Я блуждаю в горах, – позабытый,в тишине замолчавший пророк.Горький вздох полусонного кедра.Грустный шепот: «Неси же свой крест…»Черный бархат истыкан так щедробесконечностью огненных звезд.Великан, запахнувшийся в тучу,как утес, мне грозится сквозь мглу.Я кричу, что осилю все кручи,не отдам себя в жертву я злу.2И все выше и выше всхожу я.И все легче и легче дышать.Крутизны и провалы минуя,начинаю протяжно взывать.Се, кричу вдохновенный и дикий:«Иммануил грядет! С нами бог!»Но оттуда, где хаос великий,раздается озлобленный вздох.И опять я подкошен кручиной.Еще радостный день не настал.Слишком рано я встал над низиной,слишком рано я к спящим воззвал.И бегут уж с надеждою жгучейна безумные крики мои,но стою я, как идол, над кручей,раздирая одежды свои.3Там… в низинах… ждут с верой денницу.Жизнь мрачна и печальна, как гроб.Облеките меня в багряницу!Пусть вонзаются тернии в лоб.Острым тернием лоб увенчайте!Обманул я вас песнью своей.Распинайте меня, распинайте.Знаю – жаждете крови моей.На кресте пригвожден. Умираю.На щеках застывает слеза.Кто-то, милый, мне шепчет: «Я знаю»,поцелуем смыкает глаза.Ах, я знаю – средь образов горныхпропадет сиротливой мечтой,лишь умру, – стая воронов черных,что кружилась всю жизнь надо мной.Пригвожденный к кресту, умираю.На щеках застывает слеза.Кто-то, милый, мне шепчет: «Я знаю».Поцелуем смыкает уста.4Черный бархат, усеянный щедромиллионами огненных звезд.Сонный вздох одинокого кедра.Тишина и безлюдье окрест.Октябрь 1901Москва

Безумец

Посвящается А. С. Челищеву

1«Вы шумите. Табачная гарьдымно-синие стелет волокна.Золотой мой фонарьзажигает лучом ваши окна.Это я в заревое стеклок вам стучусь в час вечерний.Снеговое челоразрывают, вонзясь, иглы терний.Вот скитался я долгие днии тонул в предвечерних туманах.Изболевшие ноги моив тяжких ранах.Отворяют. Сквозь дымный угарзадают мне вопросы.Предлагают, открыв портсигар,папиросы.Ах, когда я сижу за столоми, молясь, замираюв неземном,предлагают мне чаю…О, я полон огня,предо мною виденья сияют…Неужели меняникогда не узнают?..»2Помним всё. Он молчал,просиявший, прекрасный.За столом хохоталкто-то толстый и красный.Мы не знали тогда ничего.От пирушки в восторге мы были.А его,как всегда, мы забыли.Он, потупясь, сиделс робким взором ребенка.Кто-то пелзвонко.Вдругон сказал, преисполненный муки,побеждая испуг,взявши лампу в дрожащие руки:«Се дарует нам светИскупитель,я не болен, нет, нет:я – Спаситель…»Так сказав, наклонилон свой лик многодумный…Я в тоске возопил:«Он – безумный».3Здесь безумец живет.Среди белых сиреней.На террасу ведетряд ступеней.За ограду на весьпрогуляться безумец не волен…Да, ты здесь!Да, ты болен!Втихомолку, смешной,кто-то вышел в больничном халате,сам не свой,говорит на закате.Грусть везде…Усмиренный, хороший,пробираясь к воде,бьет в ладоши.Что ты ждешь у реки,еле слышно колеблятростники,горьких песен зеленого стебля?Что, в зеркальность глядясь,бьешь в усталую грудь ты тюльпаном?Всплеск, круги… И, смеясь,утопает, закрытый туманом.Лишь тюльпан меж осоки лежитвесь измятый, весь алый…Из больницы служитель бежити кричит, торопясь, запоздалый.Март 1904Москва

Жертва вечерняя

Стоял я дуракомв венце своем огнистом,в хитоне золотом,скрепленном аметистом, —один, один, как столб,в пустынях удаленных, —и ждал народных толпколенопреклоненных…Я долго, тщетно ждал,в мечту свою влюбленный…На западе сиял,смарагдом окаймленный,мне палевый приветпотухшей чайной розы.На мой зажженный светпришли степные козы.На мой призыв завылвдали трусливый шакал…Я светоч уронили горестно заплакал:«Будь проклят, Вельзевул —лукавый соблазнитель, —не ты ли мне шепнул,что новый я Спаситель?..О проклят, проклят будь!..Никто меня не слышит…»Чахоточная грудьтак судорожно дышит.На западе горитсмарагд бледно-зеленый…На мраморе ланитпунцовые пионы…Как сорванная цепьжемчужин, льются слезы…Помчались быстро в степьиспуганные козы.Август 1903Серебряный Колодезь

Мои слова

Мои слова – жемчужный водомет,средь лунных снов, бесцельный,но вспененный, —капризной птицы лёт,туманом занесенный.Мои мечты – вздыхающий обман,ледник застывших слез, зарей горящий, —безумный великан,на карликов свистящий.Моя любовь – призывно-грустный звон,что зазвучит и улетит куда-то, —неясно-милый сон,уж виданный когда-то.Май 1901Серебряный Колодезь

С. М. Соловьеву

Сердце вещее радостно чуетпризрак близкой священной войны.Пусть холодная вьюга бунтует —Мы храним наши белые сны.Нам не страшно зловещее оковеликана из туч буревых.Ах, восстанут из тьмы два пророка.Дрогнет мир от речей огневых.И на северных бедных равнинахразлетится их клич боевойо грядущих, священных годинах,о последней борьбе мировой,Сердце вещее радостно чуетпризнак близкой, священной войны.Пусть февральская вьюга бунтует —мы храним наши белые сны.Февраль 1901Москва

Раздумье

Посвящается памяти Вл. С. Соловьева

Ночь темна. Мы одни.Холод. Ветер ночнойдеревами шумит. Гасит в поле огни.Слышен зов: «Не смущайтесь… я с вами…за мной!..»И не знаешь, кто там.И стоишь, одинок.И боишься довериться радостным снам.И с надеждой следишь, как алеет восток.В поле зов: «Близок день.В смелых грезах сгори!»Убегает на запад неверная тень.И все ближе, все ярче сиянье зари.Дерева шелестят:«То не сон, не обман…»Потухая, вверху робко звезды блестят…И взывает пророк, проходя сквозь туман.Февраль 1901