скачать книгу бесплатно
Сталин был – насколько я заметил – живой, страстной, порывистой, но и высокоорганизованной и контролирующей себя личностью.
…При разговоре со Сталиным изначальное впечатление о нем как о мудрой и отважной личности не только не тускнело, но и, наоборот, углублялось. Эффект усиливала его вечная, пугающая настороженность. Клубок ощетинившихся нервов, он никому не прощал в беседе мало – мальски рискованного намека, даже смена выражения глаз любого из присутствующих не ускользала от его внимания».
Самое важное Милован сказал в конце. «Клубок ощетинившихся нервов». Другими словами, Сталин никогда не был в расслабленном состоянии. Он словно сканировал собеседников и всегда старался навязать свою волю. С исполнителями вроде Милована он был предельно откровенен и жесток, с интеллигенцией играл в кошки – мышки, с руководителями иностранных государств играл свою роль, словно гениальный актёр.
Итак, основные черты характера: беспринципность, ложь и насилие, немилосердность и проницательность, вероломство и нечеловечески высокоорганизованная, контролирующая себя злоба.
Из воспоминаний личного секретаря Сталина Б. Г. Бажанова: «Тщательно разбирая его (Сталина – М. Б.) жизнь и его поведение, трудно найти в них какие – либо человеческие черты. Единственное, что я мог бы отметить в этом смысле, это некоторая отцовская привязанность к дочке – Светлане. И то до некоторого момента. А кроме этого, пожалуй, ничего»12.
Особенно удивительно, что при этом ему была невероятно приятна лесть, причём лесть примитивная. Он делал вид, что ему всё равно, но факты говорят об обратном. Талантливых лизоблюдов он не репрессировал. Вот, например, Каганович. Это был настоящий мастер лизоблюдства, он с настойчивостью дятла возвращался к предложению переставить местами Ленина и Сталина, Сталина, естественно, на первое место, поскольку именно под его руководством партия достигла невиданных высот. Свидетельство Никиты Хрущева: «Больше всего меня возмущало, да и не только меня, но и других, поведение Кагановича. Это был холуй. У него сразу поднимались ушки на макушке, и тут он начинал подличать. Бывало, встанет, горло у него зычное, сам мощный, тучный, и рокочет: «Товарищи, пора нам сказать правду. Вот в партии все говорят: Ленин, ленинизм. А надо говорить так, как оно есть, какая существует ныне действительность. Ленин умер в 1924 году. Сколько лет он проработал? Что при нем было сделано? И что сделано при Сталине? Сейчас настало время дать всем лозунг не ленинизма, а сталинизма». Когда он об этом распространялся, мы молчали. Стояла тишина.
Сталин первым вступал в полемику с Кагановичем: «Вы что говорите? Как вы смеете так говорить?» Но произносилось это тоном, поощряющим как бы возражения Сталину. В народе хорошо известен этот прием. Когда мать идет в другую деревню в гости и хочет, чтобы её девочка или мальчонка пошли с ней, чтобы их там покормили, она кричит «Не ходи, не ходи, чертенок!» – и грозит ему пальцем. А когда никто не видит, манит его: «Иди за мной, иди». Он и бежит за ней. Я сам наблюдал такие картины в деревне. Сталин тоже начинал разносить Кагановича, что это он такое себе позволяет. Но видно было, что сказанное ему нравится. Сталин обычно возражал Кагановичу такими словами: «Что такое Ленин? Каланча. Что такое Сталин? Палец». А иной раз приводил такие сравнения, которые ни в какие записи не вмещаются!
Я много раз слышал повторение таких сравнений и бурное реагирование на сталинские утверждения со стороны Кагановича, которого это еще больше подогревало, и он настойчиво повторял свое, потому что видел, что у Сталина явно ложное возмущение».
Просто как в пьесе Евгения Шварца «Голый король», созданной по мотивам сказок Х. К. Андерсена:
Первый министр: Ваше величество! Вы знаете, что я старик честный, старик прямой. Я прямо говорю правду в глаза, даже если она неприятна. Я ведь стоял тут всё время, видел, как вы, откровенно говоря, просыпаетесь, слышал, как вы, грубо говоря, смеетесь, и так далее. Позвольте вам сказать прямо, ваше величество…
Король: Говори, говори. Ты знаешь, что я на тебя никогда не сержусь.
Первый министр: Позвольте мне сказать вам прямо, грубо, по – стариковски: вы великий человек, государь!
Король (он очень доволен): Ну – ну. Зачем, зачем.
Первый министр: Нет, ваше величество, нет. Мне себя не перебороть. Я еще раз повторю – простите мне мою разнузданность – вы великан! Светило!
Король: Ах какой ты! Ах, ах!
Первый министр: Ох, король! (Грозит пальцем.) Ох, умница!
Король: Поди сюда, правдивый старик. (Растроганно.) Дай я тебя поцелую. И никогда не бойся говорить мне правду в глаза. Я не такой, как другие короли. Я люблю правду, даже когда она неприятна.
Причём чем безудержнее лесть, тем лучше. Я не мог понять, как при врождённом антисемитизме он мог терпеть возле себя таких людей, как Каганович, Ворошилов и Мехлис? Оказывается, из – за того, что они всегда выказывали, с одной стороны, рабскую покорность своему Хозяину и были способны на совершенно невероятную лесть, а с другой стороны, как и положено сторожевым псам, были готовы загрызть любого, кто станет на пути Сталина. В этом было основное его различие с Гитлером: тот любил собак, а Сталин любил превращать людей в своих верных цепных псов.
Судите сами. Вот что записал в своих «Военных мемуарах» генерал Шарль де Голль (глава вторая, «Возвращение ранга»): «Сорок человек русских – народные комиссары, дипломаты, генералы, чиновники высокого ранга – все в блестящей военной форме, собрались в зале Кремля, куда вошла и французская делегация. Присутствовали также посол Соединенных Штатов и британский поверенный в делах. Мы поднялись по монументальной лестнице, вдоль которой висели те же картины, что и при царе. На них были изображены ужасающие сюжеты: битва на Иртыше, Иван Грозный, убивающий своего сына, и т. д. Маршал пожал всем руки и провел гостей в обеденный зал. Стол ослеплял немыслимой роскошью, был подан потрясающий обед.
Сталин и я сидели рядом и урывками переговаривались. Г-н Подзеров и г-н Лалуа дословно переводили реплики по мере ведения разговора. Наш разговор касался военных действий на настоящий момент, жизни, которую мы оба вели при исполнении наших обязанностей, нашей оценки врагов или союзников. О договоре речь не шла. Правда, маршал равнодушным тоном спросил, какое впечатление произвели на меня люди из Люблинского комитета, на что я ответил, что они показались мне действенной организацией, но никак не выразителем надежд и чаяний свободной Польши. Сталин вел прямые и простые разговоры. Он старался казаться простым человеком с зачатками культуры, произнося по поводу сложнейших проблем суждения, полные нарочито примитивного здравомыслия. Он ел всё подряд и много и наливал себе по полному бокалу крымского вина, перед ним ставили всё время новые бутылки. Сквозь маску добродушия в Сталине был виден беспощадный боец. Впрочем, русские, сидевшие вокруг стола, были напряжены и внимательно за ним наблюдали. С их стороны в отношении Сталина читались явные подчинение и страх, с его – молчаливая и бдительная властность, такими виделись со стороны отношения главного советского политического и военного штаба с этим руководителем, по – человечески одиноким.
Вдруг картина изменилась. Настал час тостов. Сталин стал разыгрывать потрясающую сцену. Во – первых, он произнес теплые слова в честь Франции и любезные – в мой адрес. Я ответил в том же духе в адрес его и России. Затем он поприветствовал Соединенные Штаты и президента Рузвельта, потом Англию и г-на Черчилля и выслушал с серьезным видом ответы Гарримана и Бальфура. Он выказал уважение Бидо, Жуэну, каждому из присутствующих французов, французской армии, полку «Нормандия – Неман». Выполнив все эти формальности, он приступил к главному театрализованному действу.
Тридцать раз Сталин поднимался, чтобы выпить за здоровье присутствующих русских. Каждый раз он поднимал тост за одного из них. Молотов, Берия, Булганин, Ворошилов, Микоян, Каганович и т. д., народные комиссары, были первыми, к кому обратился маршал, которого здесь называли Хозяин. Затем он перешел к генералам и чиновникам. Говоря о каждом из них, Сталин с пафосом указывал на его заслуги и его должность. При этом он постоянно превозносил величие России. Например, он восклицал в адрес командующего артиллерией: «Воронов! За твое здоровье! Ведь ты отвечаешь за развертывание на полях сражений наших артиллерийских установок. Благодаря этим установкам мы крушим врага вдоль и поперек по всей линии фронта. Давай! Смелей со своими пушками!» Обращаясь к начальнику штаба Военно – морского флота: «Адмирал Кузнецов! Не все знают, на что способен наш флот. Потерпи! Однажды мы покорим все моря!» Окликнув авиаконструктора Яковлева, разработавшего прекрасный истребитель «Як»: «Приветствую тебя! Твои самолеты прочесывают небо. Но нам нужно еще больше самолетов и еще лучше! Тебе их делать!» Иногда Сталин смешивал похвалу с угрозой. Он взялся за Новикова, начальника штаба Военно – воздушных сил: «Ты применяешь в деле наши самолеты. Если ты их применяешь плохо, ты знаешь, что тебя ждет!» Указывая пальцем на одного из своих помощников, он сказал: «Вот он! Начальник тыла. Его задача доставлять на фронт технику и людей. Пусть постарается как надо! А то повесим, как это у нас в стране принято». В конце каждого тоста Сталин кричал: «Иди сюда!» – каждому, к кому он обращался. Тот, встав с места, подбегал, чтобы чокнуться своим бокалом с бокалом маршала, под взглядами других русских, напряженных и молчаливых».
То, как ведут себя сталинские генералы и дипломаты, – это поведение не людей, а псов, которые поджали хвост. Такое впечатление, что Сталин преуспел в их дрессировке больше, чем академик Иван Павлов в изучении рефлексов. Им глубоко наплевать на французов, они преданными тревожными глазами смотрели на своего Хозяина, им важна лишь реакция Сталина, ведь это вопрос жизни и смерти без всякого преувеличения. Тридцать раз Сталин поднимал за столом бокал и произносил тост, причём де Голль утверждает, что до краёв! Представляете, сколько всего алкоголя он выпил в тот вечер? И не пьянел, напротив, становился всё более и более суров. Вероятно, он действительно считал себя реинкарнацией Иоанна Грозного.
Александр Михайлович Орлов. На протяжении своей карьеры Орлов был также известен под именами Лев Леонидович Николаев, под кличкой Швед, Лев Фельдбин и т. д. В разведке дослужился до звания старшего майора госбезопасности, что соответствовало званию генерала РККА. В июне 1938 года, опасаясь за свою жизнь, поскольку являлся одним из приближенных к Сталину и фактически был соучастником всех преступлений, бежал на Запад. Там незадолго до смерти вождя, в 1952 году, в журнале Life он опубликовал несколько статей, на основе которых позднее написал книгу «Тайная история сталинских преступлений», в которой подробно описал преступления Сталина и его окружения. Вот любопытный отрывок из этой книги: «Необычайную осторожность Сталина и его постоянный страх за собственную жизнь лучше всего иллюстрируют такие примеры.
Известно, что во время официальных торжеств на Красной площади Сталин появлялся на Мавзолее, охраняемый отборными воинскими частями и массой телохранителей из НКВД. Тем не менее под кителем он всегда носил массивный пуленепробиваемый жилет, специально изготовленный для него в Германии.
Чтобы быть уверенным в собственной безопасности во время частых поездок в загородную резиденцию, Сталин потребовал от НКВД выселить три четверти жителей улиц, по которым он проезжал, и предоставить освободившиеся комнаты сотрудникам НКВД. 35-километровый сталинский маршрут от Кремля до загородной дачи днем и ночью охранялся сотрудниками «органов», дежурившими здесь в три смены, каждая из которых насчитывала 1 200 человек.
Сталин не рисковал свободно передвигаться даже по территории Кремля. Когда он покидал свои апартаменты и переходил, например, в Большой кремлевский дворец, охранники усердно разгоняли прохожих с его пути, невзирая на их чины и должности.
Ежегодно, отправляясь на отдых в Сочи, Сталин распоряжался подготовить одновременно его персональный поезд в Москве и соответствующий теплоход – в Горьком. Иногда он предпочитал уезжать непосредственно из Москвы – в таком случае использовался поезд, в других случаях – спускался по Волге до Сталинграда, а уже оттуда поезд, тоже специальный, доставлял его в Сочи. Никто не знал заранее ни того, какой вариант выберет Сталин на этот раз, ни дня, когда он пустится в путь. Его специальный поезд и специальный теплоход по нескольку дней стояли в полной готовности, но только в последние часы перед выездом он наконец сообщал доверенным лицам, какой вариант избирает на сей раз. Перед его бронированным поездом и следом за ним двигались два других поезда, заполненные охраной. Сталинский поезд был так оборудован, что мог выдержать двухнедельную осаду. В случае тревоги его окна автоматически закрывались броневыми ставнями.
…Объявив себя вождем рабочего класса, Сталин никогда не бывал в рабочее время ни на одном из заводов, боясь встречаться лицом к лицу с рабочими…
…убийство Кирова фигурировало на каждом крупном политическом процессе и каждый раз вменялось в вину всё новым группам обвиняемых…
Многие критики этих, так называемых московских, процессов считали, что сталинское решение истребить старых большевиков объясняется его неутолимой жаждой мести этим людям. Мести за то, что они не соглашались с его политикой. За то, что настаивали на выполнении ленинского завещания, где предлагалось сместить Сталина с поста генерального секретаря ЦК партии. Невольно приходила на ум сталинская концепция «сладости мщения» – он высказал её как будто в дружеской беседе с Каменевым и Дзержинским. Дело было летним вечером 1923 года, задолго до всех этих процессов. «Выискать врага, – будто бы откровенничал Сталин, – отработать каждую деталь удара, насладиться неотвратимостью мщения – и затем пойти отдыхать… Что может быть слаще этого?..»
Сталин пришёл во власть после октябрьского переворота 1917 года, когда Ленин назначил его наркомом по делам национальностей, а главное – максимально приблизил к своей персоне. Вплоть до болезни Ленина Сталина в партии будут называть «левая нога Ленина»… Однако после того, как Ленин заболел и по этой причине отошёл от дел, он немедленно этим воспользовался и с огромной энергией и изворотливостью взлетел на самый верх Олимпа власти, а вот для Ленина уже не места на Олимпе не осталось. Я не знаю, действовал ли он так, как коварный Клавдий (влил яд в ухо короля) у Шекспира, но вся история с преждевременной смертью Ленина выглядит очень и очень сомнительно. Ленин стал балластом для Сталина, и потому он без всяких сантиментов избавился от него. После смерти Ленина Сталин показал себя истинным крысиным королём и перегрыз всех остальных претендентов на роль вождя. Для этого он вступал в блоки с одними лидерами партии, а затем с другими, вовсю использовал тактику divide et impera (разделяй и властвуй). После изгнания в 1927 году из страны Троцкого власть Сталина была уже практически абсолютна. Но ему мало было сместить всех своих политических противников, всех их он со временем убил. А для начала он принялся за крестьян, сведя на нет политику НЭПа, которая привела к расцвету экономики, и приступил к своей пресловутой коллективизации. В декабре 1927 года ХV съезд ВКП(б) принял специальную резолюцию по вопросу о работе в деревне, в которой провозгласил «курс на коллективизацию». Ставились задачи:
1) создать «фабрики зерна и мяса»;
2) обеспечить условия для применения машин, удобрений, новейших агро – и зоотехнических методов производства;
3) высвободить рабочую силу для строек индустриализации;
4) ликвидировать разделение крестьян на бедноту, середняка и кулака.
Аренда земли и использование наемного труда были запрещены. После небольшой раскачки большевики возвели «раскулачивание» в ранг государственной политики. Политика эта была проста – обычное ограбление богатых людей в деревне. Потом пришла очередь тех, кто вообще сводил концы с концами. Сам Сталин в разговоре с Черчиллем во время войны назвал коллективизацию войной более суровой, чем война с нацистами. Последствия этой войны против собственного народа были чудовищны. Страна густо покрылась сетью концлагерей и так называемых поселков «спецпереселенцев» для миллионов ограбленных и лишённых всего людей, которым не позволили даже остаться на родной земле, а этапировали семьями в Сибирь или в другие места со страшным климатом, где они массово умирали. Рабский труд стал широко использоваться, на костях «спецпереселенцев» был построен в рекордные сроки Беломорканал. А в стране с тех пор наступил голод, который иногда утихал, но при этом оставался постоянной величиной. От голодомора умерли миллионы людей, прежде всего в Украине, этой плодороднейшей стране. Голодомор был частью дьявольского сталинского плана порабощения народов СССР и низведения их до бесправного состояния. Свои преступления он переложил на плечи других, мол, это некоторые представители партии на местах переусердствовали и пошли против его мудрых указаний. Почему? Да потому, что они оказались скрытыми врагами народа. И началось по нарастающей – коллективизация, индустриализация, Большой террор, Вторая мировая война, послевоенный голод, последние годы жизни тирана – во всех своих преступлениях он обвинял других людей, а сам оказался в стороне, в сияющих ризах великого вождя, стоящего выше всего этого ужаса, которому только и приходилось, что отражать направленные на него со всех сторон отравленные клинки бесчисленных врагов народа. Миллионы жертв коллективизации? Это перегибы на местах. Большой террор? Это проделки злодеев Ягоды и Ежова! Заключение пакта Молотова – Риббентропа с нацистами? Из самого названия этого пакта можно понять, что виноват Молотов, а не Сталин. Страшное поражение в 1941 году? Опять же, виноват не Сталин, а предатели – генералы во главе с Павловым, которые вместо того, чтобы бдительно следить за потенциальным врагом, лишь пьянствовали и морально разлагались, подставив армию под неожиданный удар.
В современной России славят подвиг дедов, сломавших хребет германскому нацизму. При этом не отдают себе отчёта в том, что война в принципе не могла бы начаться, если бы Сталин не уничтожил крестьянство, не заставлял бы миллионы новых обездоленных рабов умирать миллионами на стройках первых пятилеток, не расстреливал бы миллионами самых способных и лучших людей страны, оставил бы в живых десятки тысяч уничтоженных командиров Красной армии. Особенно больно слушать восхваления в адрес Сталина относительно его роли Верховного главнокомандующего и победителя нацистов. Начать можно с того, что, если бы не Сталин, то никакой войны никогда не произошло бы.
В 1937–1938 гг. вооружённые силы Германии ничего из себя не представляли, их только предстояло воссоздать. А в СССР в эти годы уже давно была создана и укомплектована самым современным оружием одна из самых мощных армий в мире. И именно в этот момент Сталин решил организовать в стране Большой террор. Но если бы под расстрел пошли лишь руководители партии и государства, если бы шла только чистка партийных рядов, а Красную армию оставили бы в покое и она продолжала бы наращивать свою мощь, то тогда, вероятно, ситуация не была бы столь катастрофична к 1941 году. У гитлеровцев тоже в конце июня – начале июля 1934 года произошла фильтрация рядов, получившая название «Ночь длинных ножей». Германский фюрер потерял терпение и с целью упрочения власти жестоко расправился с теми, кто привёл его к этой власти, – с командованием СА (штурмовых отрядов) во главе с Э. Рёмом. Заодно они обвинили в заговоре и расстреляли некоторых неугодных правых политиков. Это название для расправы позаимствовали из «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского, который описал сцену массового убийства саксами кельтской знати на пиру. Гости все поголовно были зарезаны той ночью длинными сакскими ножами, нечто похожее сняли в «Игре престолов» под названием «Красная свадьба». Всего в 1934 году было убито несколько сот попавших в немилость штурмовиков. Армия, за исключением нескольких офицеров, не пострадала вовсе. Несколько сот человек… А как обстояли дела в СССР? А в СССР чудовищный по масштабам террор обрушился и на Красную армию, выкашивая из её рядов офицеров и генералов. Скандально известный В. Суворов даже написал книгу под названием «Очищение. Зачем Сталин обезглавил свою армию?», в которой категорично утверждал, что физическое уничтожение десятков тысяч офицеров явилось благом для Красной армии, в которой на командные места вместо расстрелянных маразматиков и садистов пришли новые, талантливые командиры. Основной его вывод звучит так: репрессии, обрушившиеся на комсостав, сделали Красную армию гораздо более боеспособной, поскольку все расстрелянные маршалы и генералы не были способны командовать современной армией. Можно как угодно относится к этому утверждению, но проблема в том, что В. Суворов не пишет всей правды. Он выборочно берёт из списка расстрелянных имена тех командиров, которые хорошо подходят для подтверждения его теории. И полностью игнорирует те факты, которые под его утверждения не подходят. Умалчивание имён действительно выдающихся командиров Красной армии, которых уничтожили в 1937–1938 гг., позволяет усомниться не только в тех выводах, которые он делает в своей книге, но и вообще в его добросовестности.
Я хотел бы процитировать уже упоминавшуюся мной книгу Константина Симонова «Глазами человека моего поколения. Размышления о И. В. Сталине», в частности его беседы с маршалом Советского Союза И. С. Коневым. Конев дал в целом нелестную характеристику убитым командирам. Но он проявил объективность и вспомнил про Уборевича. Цитата: «…что касается… уничтожения головки армии – он (Конев – М. Б.) высказался более подробно. Самым крупным военным деятелем из числа всех погибших И. С. Конев считает Уборевича, оценивает его чрезвычайно высоко. Высоко оценивает его опыт в период гражданской войны. Высоко оценивает его как командующего округом, как человека, прекрасно знавшего войска, пристально и умело занимавшегося боевой подготовкой, умевшего смотреть вперед и воспитывать кадры. Плюс ко всему сказанному, по мнению И. С. Конева, Уборевич был человеком с незаурядным военным дарованием, в его лице наша армия понесла самую тяжелую потерю, ибо этот человек мог и успешно командовать фронтом, и вообще быть на одной из ведущих ролей в армии во время войны…
…Уборевич, который командовал тогда Московским военным округом, потом вызвал меня на «Выстрел», и там я руководил сбором командиров пулеметных рот. Был затем вызван на сбор Уборевичем в Гороховецкие лагеря. Он приказал мне провести переправу, показать образцовую переправу командирам дивизий, которые никак не могли организовать этой переправы. Я её осуществил удачно.
Через некоторое время, когда Уборевич был назначен командующим Белорусским военным округом, он забрал меня туда командиром 37 й стрелковой дивизии. Там во время учений в присутствии иностранных гостей я отказался от принятого тогда метода рыть одиночные ячейки и организовал целый укрепленный район с отрытием траншей и ходов сообщения, с возможностью полного маневрирования внутри этого района, не поднимая головы выше уровня земли. Оборудовал командный пункт, на который, кстати сказать, приводили тогдашнего начальника штаба французской армии генерала Гамелена, показывали ему как образцовый командный пункт».
Сам Симонов делает вот какой вывод из разговора с маршалом Коневым: «Мне кажется, что справедливее ставить вопрос в другом аспекте. Неизвестно, как бы воевали Тухачевский или Дыбенко – беру крайние точки, – но не подлежит сомнению, что если бы тридцать седьмого – тридцать восьмого годов не было, и не только в армии, но и в партии, в стране, то мы к сорок первому году были бы несравненно сильней, чем мы были. В том числе и в военном отношении. Во первых, были бы сильнее, потому что у нас было бы еще несколько сот тысяч передовых, преданных коммунизму людей, которых ни за что ни про что погубили в те годы. Эти люди находились бы на командных постах в стране и в армии, на разных командных постах от самых высоких до самых маленьких… И вот все они без всяких оснований были уничтожены. И мы начали, если говорить о руководящих кадрах во всех сферах, войну с тридцатью или сорока процентами тех кадров, которые могли бы иметь, не будь тридцать седьмого – тридцать восьмого годов. Тут не надо персонифицировать: такой то воевал бы так то, такой то – так то. Не в этом дело. Дело в том, что воевали бы и все они, те, которые выбыли. И не только воевали – в армии и партизанских отрядах, но и хозяйствовали, работали в тылу, вообще занимались бы важным делом, вместо того чтобы пилить дрова, рубить лес, если только не были поставлены к стенке.
И наконец, атмосфера. Представим себе войну сорок первого года с иной атмосферой, с тем, что не было тридцать седьмого – тридцать восьмого годов, не было запуганности, не было недоверия, не было шпиономании. Если бы всего этого не было, очевидно, страна ни в коем случае не оказалась бы такой неготовой к войне, какой она оказалась. Это исключено. Только обстановкой чудовищного террора и его отрыжкой, растянувшейся на ряд лет, можно объяснить нелепые предвоенные распоряжения.
Представим себе, что самолет наших военно воздушных сил, посадив на борт всё то высшее начальство армии, которое погибло в результате процесса тридцать седьмого года, начиная с Тухачевского, Уборевича и Якира, просто гробанулся, и все эти 10 15 20 человек наиболее видных военачальников нашей армии погибли. И всё. И на этом была бы поставлена точка. Сыграло бы это отрицательную роль в войне, которая началась через четыре года после этого? Разумеется, какую то отрицательную роль сыграло. Но в нормальной обстановке на месте погибших выросли бы новые кадры, они бы заменили их, концепции и стратегические и оперативные не были бы подвергнуты сомнению, процесс арестов и избиений в армии не развернулся бы, и всё это было бы не столь чувствительно. Поэтому абстрактно говорить, что вот были бы эти 15 человек во главе армии, то в сорок первом году было бы всё в порядке, – неправильно. Дело не в этих пятнадцати, хотя потеря их очень чувствительна для армии, тем более такая чудовищная потеря и такая трагическая, бессмысленная, нелепая. Дело в том, что вслед за ними были выбиты тысячи людей, что была обезглавлена армия, обезглавлена в самом широком масштабе, когда, если взять тот пример, что приводил Москаленко, на Хасане бригаду вел заместитель командира одного из батальонов или командир роты, потому что командир бригады был посажен и все командиры батальонов тоже. И начальник штаба просил, умолял не сажать его прежде, чем он не сводит бригаду в бой, если не убьют – потом посадят. Но его, конечно, посадили, и не повел он бригаду в бой, а бригаду повел какой то комроты и засадил её в болото. Так вот, если бы всего этого не было, то не произвела бы такого оглушительного впечатления гибель даже пятнадцати лучших военачальников. И не произвела бы она таких сокрушительных последствий.
А главное, помимо всех потерь в людях, не было бы той тяжелой атмосферы, разлагавшей армию, и государство, и народ, и партию, которая была создана в результате репрессий тридцать седьмого года, не было бы атмосферы этого всеобщего страха.
И, думая над темой – Сталин и война, очень важно установить для себя этапы психологии Сталина, этапы его отношений к людям, к командующим фронтами в том числе. Это очень важно, потому что этапы это были разные, и личность Сталина как главнокомандующего формировалась во время войны. Сначала, в 37 м году, Сталин считал, что любые кадры «под моим руководством сделают все». Потом, в войну, стало очевидным, что – нет, не любые».
Лучше, на мой взгляд, не сказать. Нельзя забывать и про то, что репрессии вовсе не закончились в 1938 году, они продолжались не только вплоть до самой войны, но и начало войны не положило им конец. Трагический конец генерала армии Павлова и его товарищей – яркий тому пример.
В 1939 году кровавый карлик Ежов был арестован и расстрелян, часть оставшихся в живых и прошедших сквозь ад ареста, пыток, неправедного суда, тюрем и лагерей офицеров реабилитировали и вернули в строй. Армия, по мнению Сталина, в достаточной степени очищена от «врагов народа». Перед Красной армией Сталин хочет поставить относительно небольшую задачу – наказать финнов за несговорчивость и пройтись победным маршем по этой гордой стране, установив красное знамя над Хельсинки.
В уже упомянутой книге Симонов рассказывает, как «блистательно» действовали сталинские генералы в данной ситуации.
«Как началась финская война? Когда переговоры с Финляндией относительно передвижки границ и уступки нам – за соответствующую компенсацию – территории на Карельском перешейке, необходимой для безопасности Ленинграда, окончательно не увенчались успехом, Сталин, созвав Военный совет, поставил вопрос о том, что раз так, то нам придется воевать с Финляндией. Шапошников как начальник Генерального штаба был вызван для обсуждения плана войны. Оперативный план войны с Финляндией, разумеется, существовал, и Шапошников доложил его. Этот план исходил из реальной оценки финской армии и реальной оценки построенных финнами укрепленных районов. И в соответствии с этим он предполагал сосредоточение больших сил и средств, необходимых для решительного успеха этой операции.
Когда Шапошников назвал все эти запланированные Генеральным штабом силы и средства, которые до начала этой операции надо было сосредоточить, то Сталин поднял его на смех. Было сказано что то вроде того, что, дескать, вы для того, чтобы управиться с этой самой… Финляндией, требуете таких огромных сил и средств. В таких масштабах в них нет никакой необходимости.
После этого Сталин обратился к Мерецкову, командовавшему тогда Ленинградским военным округом, и спросил его: «Что, вам в самом деле нужна такая огромная помощь для того, чтобы справиться с Финляндией? В таких размерах вам всё это нужно?»
Мерецков ответил: «Товарищ Сталин, надо подсчитать, подумать. Помощь нужна, но, возможно, что и не в таких размерах, какие были названы».
После этого Сталин принял решение: «Поручить всю операцию против Финляндии целиком Ленинградскому фронту. Генеральному штабу этим не заниматься, заниматься другими делами».
Он таким образом заранее отключил Генеральный штаб от руководства предстоящей операцией. Более того, сказал Шапошникову тут же, что ему надо отдохнуть, предложил ему дачу в Сочи и отправил его на отдых. Сотрудники Шапошникова были тоже разогнаны кто куда, в разные инспекционные поездки. Меня, например, загнал для чего то на демаркацию границ с Литвой.
Что произошло дальше – известно. Ленинградский фронт начал войну, не подготовившись к ней, с недостаточными силами и средствами и топтался на Карельском перешейке целый месяц, понес тяжелые потери и, по существу, преодолел только предполье. Лишь через месяц подошел к самой линии Маннергейма, но подошел выдохшийся, брать её было уже нечем.
Вот тут то Сталин и вызвал из отпуска Шапошникова, и на Военном совете обсуждался вопрос о дальнейшем ведении войны. Шапошников доложил, по существу, тот же самый план, который он докладывал месяц назад. Этот план был принят. Встал вопрос о том, кто будет командовать войсками на Карельском перешейке. Сталин сказал, что Мерецкову мы это не поручим, он с этим не справится. Спросил: «Так кто готов взять на себя командование войсками на Карельском перешейке?»
Наступило молчание, довольно долгое. Наконец поднялся Тимошенко и сказал: «Если вы мне дадите всё то, о чём здесь было сказано, то я готов взять командование войсками на себя и надеюсь, что не подведу вас».
Так был назначен Тимошенко.
На фронте наступила месячная пауза. По существу, военные действия заново начались только в феврале. Этот месяц ушел на детальную разработку плана операции, на подтягивание войск и техники, на обучение войск. Этим занимался там, на Карельском перешейке, Тимошенко, и занимался, надо отдать ему должное, очень энергично, тренировал, обучал войска, готовил их. Были подброшены авиация, танки, тяжелая, сверхмощная артиллерия. В итоге, когда заново начали операцию с этими силами и средствами, которые были для этого необходимы, она увенчалась успехом, линия Маннергейма была довольно быстро прорвана.
Говоря о первом периоде финской войны, надо добавить, что при огромных потерях, которые мы там несли, пополнялись они самым безобразным образом. Надо только удивляться тому, как можно было за такой короткий период буквально ограбить всю армию. Щаденко по распоряжению Сталина в тот период брал из разных округов, в том числе из особых пограничных округов, по одной роте из каждого полка в качестве пополнения для воевавших на Карельском перешейке частей.
Финская война была для нас большим срамом и создала о нашей армии глубоко неблагоприятные впечатления за рубежом, да и внутри страны. Всё это надо было как то объяснить. Вот тогда и было созвано у Сталина совещание, был снят с поста наркома Ворошилов и назначен Тимошенко. Тогда же Шапошников, на которого Сталин тоже посчитал необходимым косвенно возложить ответственность, был под благовидным предлогом снят с поста начальника Генерального штаба и назначен заместителем наркома с задачей наблюдать за укреплением новых границ».
Если Шапошников относительно легко отделался за то, что оказался прав, то с Мерецковым Сталин поступил иначе. Сначала он назначил его на должность начальника Генерального штаба (с августа 1940 по январь 1941 года), а затем повысил до должности заместителя наркома обороны, наконец наградил Золотой Звездой Героя. Всё проходило по плану излюбленной Сталиным изощрённой мести: «завербованного агента» сотрудники НКВД арестовали прямо в приемной Сталина, куда его срочно вызвали из Ленинграда. Затем он прошёл проторенным путём всех арестованных офицеров: перенёс чудовищные унижения и пытки, был обвинён в том, что наряду с уже расстрелянными «врагами народа» входил в антисоветскую военную заговорщическую организацию. Он не только во всём признался, но и оговорил генерал – полковника Александра Дмитриевича Локтионова, арестованного летом 1941 года и доставленного на очную ставку с Мерецковым. Мерецков уличал Локтионова в участии в военно – фашистском заговоре и убеждал подписать признательные показания, что ему не особенно помогло, поскольку в результате пыток и избиений он стал инвалидом. Спустя несколько месяцев Сталин помиловал его, вызвал к себе и издевательски поинтересовался о состоянии здоровья. До конца жизни Мерецков с трудом передвигался. Он не понимал, вероятно, что неудачное начало войны спасло ему жизнь, поскольку на каком – то этапе до Сталина, видимо, дошло, что у него не осталось в живых не только толковых генералов, но и даже таких болванов, как Мерецков. Если бы война началась позже, то можно не сомневаться – Мерецков был бы расстрелян за то, что не оправдал надежд вождя народов на победоносный марш в Финляндию.
К войне в мире стремились лишь нацистская Германия, фашистская Италия, Японская империя и СССР. Народы Европы смертельно боялись новой войны, поскольку имели за плечами страшный опыт Первой мировой войны. США к началу Второй мировой войны практически не имела сухопутной армии и ни к какой войне также не готовилась. Гитлер поначалу ловко играл на боязни Запада новой войны и при помощи лжи и запугивания сумел к 1939 году без боевых действий поглотить Австрию и Чехословакию. Италия к этому времени успела захватить Эфиопию и Албанию. Совместно Германия и Италия помогли вооружением и войсками генералу Франко, прямо вмешавшись в Гражданскую войну, и благодаря этому франкисты одержали победу над республиканцами. Собственно, после этих событий западным демократиям стало совершенно очевидным, что Гитлер обманул их в Мюнхене и что мирный сценарий практически невозможен. Поэтому Англия и Франция дали свои гарантии Польше, пообещав, что при нападении на её территорию их армии выступят на защиту своего союзника. Ситуация накалилась до предела, и теперь многое зависело от позиции, которую займет СССР. Надо сказать, что на словах в СССР все были за мир и против фашистов. С другой стороны, было совершенно очевидно, что за этой риторикой скрывается желание воевать. И СССР в равной степени ненавидел всех – и Англию с Францией, и Германию с Италией, а с Японией уже шла необъявленная война – на озере Хасан, а чуть позднее – на Халхин – Голе. Сталин, вероятно, как и Гитлер, с величайшим презрением относился к Англии и Франции, считая, что они находятся в состоянии распада. Поэтому, наблюдая за успехами Гитлера, он в какой – то момент решил попытаться наладить с ним отношения. А затем втянуть Германию в военный конфликт с Англией и Францией. По его представлению – которое подтверждаются уцелевшими очевидцами – новая война должна была быть долгой и кровопролитной, как Первая мировая, а он, Сталин, в нужный момент нанесёт сокрушительный удар и захватит всю Европу, не оставив ни победителей, ни побеждённых. Быстрая победа Германии над Францией и захват нацистами всей Западной Европы полностью уничтожили эти сталинские планы. Однако, даже наблюдая за быстрыми и убедительными победами гитлеровцев над многочисленными противниками, за чудовищной бомбардировкой Югославии, он продолжал верить в своё чутьё, в свой гений, в то, что Красная армия теперь стала сильнее. А на деле Красная армия развалилась при первых ударах. И если бы не невероятное напряжение сил, не мужество и героизм народов, населяющих СССР, страна не выстояла бы под ударом.
А та Англия, которую Сталин так ненавидел и презирал, уже в первый день объявила о том, что окажет всестороннюю поддержку народу, попавшему под каток гитлеровской военной машины.
И самое страшное. С одной стороны, Сталин мило улыбался с Мавзолея, называя своих несчастных подданных «согражданами», «братьями и сестрами», «друзьями». А с другой, победу над гитлеровцами Сталин оплатил десятками миллионов новых жертв. Главным его оружием, как всегда, был террор. На этот раз размах террора поражал воображение, даже если сравнивать с 1937 годом. Вот лишь один пример. Помните Мехлиса, этого сталинского лизоблюда? Помощник генерального секретаря ЦК ВКП(б), главный редактор «Правды», член оргбюро ЦК, начальник Политического (Главного политического) управления РККА, нарком госконтроля СССР… Именно он является автором лозунга «За Родину, за Сталина!», который он выдвинул еще во время боев с японцами на озере Хасан. Он руководил огромной армией политработников – политруков, число которых в 1942 году превысило 250 тыс. человек. Даже сам Сталин подвергал Мехлиса критике за «абсурдное рвение» и называл его «страшным зверем» и «фанатиком»… Вспоминает генерал П. Афанасьев: «…при приезде Мехлиса был расстрелян перед строем личного состава штаба армии начальник артиллерии генерал – майор Гончаренко.
Расстреливать Гончаренко было приказано начинжу армии полковнику Дугареву, который из – за отсутствия начальника штаба армии строил личный состав, в то же время являясь секретарем парторганизации штаба. На вопрос Мехлиса: «Кто будет расстреливать?» – комиссар штаба назвал его фамилию. Дугарев и Гончаренко в быту были друзьями, поэтому данный факт произвел на него сильное впечатление, и после этого Дугарев стал просто пьяницей…»
Мехлис выполнил поручение Сталина по выявлению виновников поражения РККА в первые недели войны. В результате его расследования были арестованы генералы Д. Г. Павлов, А. А. Коробков, А. Т. Григорьев, В. Е. Климовских и уже через месяц после постоянных допросов и пыток расстреляны.
Из донесения начальника Управления политпропаганды Юго – Западного фронта бригадного комиссара Михайлова: «…За период с 29 июня по 1 июля в частях 6?го стрелкового корпуса задержано дезертиров и возвращено на фронт до 5000 человек. 3?м (особым) отделом расстреляно по корпусу 100 человек дезертиров.
Из числа бежавших с фронта командирами частей расстреляно за дезертирство 101 человек.
В 99?й стрелковой дивизии из числа приписников западных областей УССР во время боя 80 человек отказались стрелять. Все они командованием расстреляны перед строем.
Командир роты 895 сп 139 во время боя самовольно снял роту с фронта и пытался отходить. Командир дивизии генерал – майор Смехотворов тут же застрелил его…»
Всего по приговору трибуналов за годы войны было осуждено 2 530 663 человека. Из них смертный приговор вынесен 284 344. Из них расстреляно 157 593. Это всё, что нужно знать о войне 1941–1945 гг.
Единственными реальными заслугами Сталина были смерть, голод и нечеловеческие страдания сотен миллионов людей, попавших под его тиранию.
Продолжение следует
О свободе слова
Как хорошо известно, Всеобщая декларация прав человека, а именно статья 19, гласит: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».
Это правовая основа для свободы слова. В США, важнейшей демократической стране мира, свобода слова гарантируется Первой поправкой к Конституции США. Эта поправка – часть Билля о правах, гарантирует свободу слова, религии, прессы, собраний и возможность обращаться с жалобами.
В своё время член Верховного суда Оливер Уэнделл Холмс перефразировал цитату Вольтера, заявив: «Защита свободы слова – это не только свобода мысли для тех, чьи взгляды совпадают с нашими, но еще и защита свободы мысли тех, чьи взгляды мы ненавидим».
В 1969 году Верховный суд США принял историческое решение, согласно которому для принятия обвинительного приговора в случаях подстрекательства к насилию это насилие должно быть намеренным, вероятным и представляющим непосредственную угрозу: «Принцип свободы слова и прессы не позволяет государству запрещать высказывания в пользу использования силы или нарушения закона за исключением случаев, когда такие высказывания направлены на подстрекательство к насилию и к совершению непосредственных противозаконных насильственных действий».
26 апреля 1968 года активист Пол Роберт Коэн, выступающий против воинской повинности, был арестован за ношение куртки с надписью Fuck the Draft («На х… призыв») в коридоре двадцатого отделения Муниципального суда Лос – Анджелеса. Он был признан виновным в нарушении параграфа 415 Уголовного кодекса штата Калифорния, который запрещал «злонамеренное и умышленное нарушение оскорбительным поведением мира и порядка любого общественного места или человека», и был приговорен к 30 дням тюремного заключения. Когда дело дошло до Верховного суда, то решение судов низшей инстанции о признании Коэна виновным было отменено. Верховный суд постановил, что люди могут свободно выбирать слова – даже если это гневные или оскорбительные слова.
Уголовное преследование должно быть применено только в тех случаях, когда критика направлена против конкретного человека либо явно провоцирует насилие.
При желании можно было бы рассмотреть ещё немало судебных дел, но это излишне, поскольку и так вполне очевидна позиция Верховного суда США – люди должны иметь возможность свободно выражать свои взгляды, даже если они неприятны.
Но вот наступила эра Фейсбука, который разработал «Нормы сообщества». В параграфе «Достоинство» сказано: «Мы убеждены, что все люди равны в своем достоинстве и правах. Мы ожидаем от наших пользователей уважительного отношения к достоинству других людей, отсутствия травли и унижения».
На мой взгляд это прекрасно. На словах. На деле же всё обстоит иначе.
Несколько раз я лично был заблокирован за нарушение «Норм сообщества в отношении враждебных высказываний».
Поясню, о чём конкретно шла речь. В первый раз я действительно очень резко высказался, когда представителями греческой церкви была выложена в Сеть видеозапись преступлений наемников ЧВК «Вагнер», замучивших мужчину, которого они называли боевиком ИГИЛ. Жертву кувалдой забили до смерти, ножом отпилили голову, саперной лопаткой отрубили руки, а затем сожгли тело. Я назвал их русскими варварами, да, это грубо, но разве они заслуживают иного? Их преступления, на мой взгляд, вычеркнули их из списка цивилизованных людей и лишили национальной принадлежности, не надо было писать, что они русские, у подобного типа людей нет рода и племени. Преступники никогда не являются лицом страны, они её позор. Но они никогда не смогли бы появится на свет, если бы в РФ их ждало бы уголовное преследование за содеянное. Как получилось, что зверства головорезов (в прямом, а не в переносном смысле слова) нельзя подвергнуть критике? Вероятно, если бы я сегодня написал, что повешенные в Нюрнберге нацистские преступники были немецкими варварами, то блокировка в ФБ была бы мне гарантирована. Или, например, что Троцкий был отщепенцем еврейского народа и душегубом.
Второй раз я был заблокирован за то, что подверг грубой критике действия лидеров палестинцев, которые отравляют своё подрастающее поколение юдофобской пропагандой, с детского сада готовя из детей потенциальных убийц евреев, да и вообще всех «неверных». Говорят, что «Хамас» – это террористическая организация, а руководство ПА – это легитимные лидеры. Если так, то как объяснить чествование убийц – евреев и огромные выплаты семьям «шахидов» именно в Рамалле, а не только в секторе Газа?
В качестве аргумента я привёл знаменитый тюремный эксперимент, проведенный в 1971 году исследователем природы насилия и жестокости, возникающих как реакция человека на ограничение свободы в условиях навязанной ему социальной роли, Филиппом Зимбардо и тремя его коллегами из Стэнфордского университета. Заказчиком был Военно – морской флот США, руководству которого было важно выяснить природу конфликтов в исправительных учреждениях.
Ф. Зимбардо и его коллеги пригласили за денежное вознаграждение (15 долларов в день) студентов последнего курса разыгрывать роли осужденных и охранников. По объявлению пришло в три раза больше желающих, чем требовалось. Поэтому учёные провели с ними собеседование, а также провели тестирование. В результате отбора были отсеяны все кандидаты, которые даже в минимальной степени имели отклонения от необходимой нормы – например, имели судимость, психологические проблемы или инвалидность. Всего было отобрано 24 студента из США и Канады. При помощи жребия их разделили на две равные группы – заключенных и охранников. Длительность эксперимента должна была составлять две недели.
Учёные подошли к эксперименту творчески и воспользовались услугами «консультанта» – преступника – рецидивиста, который провёл за решеткой в общей сложности семнадцать лет. Он подробно описал тюремные порядки и обычаи. Более того, он привёл своих бывших сокамерников. Были приглашены также бывшие работники охраны тюрем. Так что их стараниями была создана почти полная имитация тюрьмы, оборудованной в подвале факультета психологии Стэнфорда. Двери лабораторных комнат были заменены на специально сделанные решетки. Камеры были пронумерованы. Подвальный коридор служил «тюремным двором» – единственным местом, где «заключенным» разрешалось в определённое время прогуливаться или заниматься физическими упражнениями.
В туалет «заключенных» водили с завязанными глазами, чтобы исключить возможность побега. Эксперимент начался с ареста «преступников» полицией, который включал в себя полную процедуру полицейского осмотра, включая снятие отпечатков пальцев, фотографирование в профиль и анфас, зачитывание прав. Полиция препроводила всех «арестованных» в тюрьму, где их раздели, обыскали, надели специально сшитую ради эксперимента униформу и бросили в камеры.
Охранники были вооружены палками и наручниками. Глаза их были надёжно спрятаны под солнцезащитными очками. Вместе с ключами от камер им выдали также свистки. Работа тюремщиков заключалась, как им было сказано, в соблюдении «права и порядка». Ученые напутствовали их: «Создайте у заключенных чувство тоски, чувство страха, ощущение произвола, что их жизнь полностью контролируется нами, системой, вами, мной, и у них нет никакого личного пространства… Мы будем разными способами отнимать их индивидуальность. Всё это в совокупности создаст у них чувство бессилия. Значит в этой ситуации у нас будет вся власть, а у них – никакой». Для заключенных же также были определены правила: они должны были всё время молчать, есть и отдыхать им полагалось строго по расписанию, обращаться друг к другу по номерам, а к охраннику – «мистер офицер». Также они были обязаны постоянно носить на голове туго сидящие колготки, для имитации бритых голов. И маленькую цепочку на лодыжках, как символ узника. Нарушение этих правил приводило к наказанию. Таймер был включен и эксперимент начался.
Уже вскоре взаимоотношения между тюремщиками и заключенными стали обычными для реально существующих тюрем: охранники начали считать заключенных опасными существами самого низшего сорта, а заключенные стали видеть в тюремщиках наделённых властью садистов. Один из охранников заметил: «Я был удивлен самим собой… Я называл их оскорбительными именами, заставлял чистить туалеты голыми руками. Я расценивал их как скот и должен был следить за ними на всякий случай, если они захотят что – то совершить».
Через несколько дней заключенные устроили мятеж в своей тюрьме. Они забаррикадировались внутри камер, приставив койки к двери. Охране было запрещено применять насилие, поэтому она ограничилась тем, что поливала восставших водой из противопожарных шлангов. Вскоре мятеж был ликвидирован, в качестве наказания кровати были вынесены из камер, заключённым пришлось спать на голом бетонном полу. Кроме того, чтобы пресечь новый заговор заключенных, было установлено дополнительное правило: прогулки стали разрешены лишь в ночное время. В это же время заключенных стали подвергать издевательствам, поскольку тюремщики ошибочно полагали, что видеокамеры выключены.
После этого заключенные пали духом и стали требовать досрочно завершить эксперимент. Они прониклись навязчивой идеей всеобщей несправедливости. У тюремщиков, напротив, развитие событий породило ощущение вседозволенности и способствовало быстрому развитию садизма.
Так, один из охранников, который до эксперимента считал себя добрым и неагрессивным пацифистом, на пятый день записал в своем дневнике: «Я специально выбрал его (то есть заключенного) для оскорбления, потому что я просто не любил его… Этот заключенный отказался есть свои сосиски… Я решил ускорить его кормление, но он не хотел есть. Тогда я размазал еду на его лице. Я не мог поверить, что это сделал я. Я ненавидел себя за содеянное, но его я ненавидел ещё больше».
На шестые сутки эксперимент был приостановлен, поскольку учёным стало совершенно очевидно, что его продолжение может привести лишь к трагическим последствиям. Результат был налицо: эксперимент вызвал у образованных, воспитанных в демократическом обществе, психически здоровых молодых людей длительный физический и эмоциональный стресс.
Филипп Зимбардо, подводя неутешительные итоги эксперимента, написал: «Что наиболее удивляет в экспериментальной псевдотюрьме, так это легкость, с которой возникает садистское поведение у совершенно нормальных молодых людей и эмоциональная патология среди тех, кто тщательно был подобран по признаку психологической стабильности».
