скачать книгу бесплатно
Сквозь толщину стекла мирского
мне жизнь была видна
и я пытался снова, снова
узнать, чем есть она?
Но, резким блеском обдавая
сквозь мутный слой стекла,
мне жизнь, как точно сила злая,
увидеть не дала.
А всё, что красочно и мило
за гранью видел я,
то подлым ядом лишь травило
в тумане бытия.
Хотел умом я простодушным,
какой мне жизнью дан,
постичь в тумане жизни душном
сей жизненный обман.
Всегда забыться можно было
в себе и в мелочах,
но с вечной, злой, насущной силой
был смутным каждый шаг.
И миру дикого кривлянья
я, словно как назло,
придумал мир без подражанья,
где вольно и светло.
И этот мир мне кровлей близкой
служил, как будто сон,
а мир действительности склизкой
тогда мне был смешон.
И коль увижу я однажды,
что стёкол вроде нет,
и что способен я, как каждый,
смотреть на этот свет,
тогда пред мной, шумя грозою,
восстанет, молчалив,
тот свет, где жил я сам с собою
все чувства заглушив,
тогда уж станут стёкла злые,
стянув скупую гладь,
как тени жизни роковые
в уме моём стоять.
Пусть будет мир мой, будто тучей,
являть себя уму
и против жизни злой летучей
свидетельством ему.
Сад
Между границами пёстрой громады,
между застройки скупой
сад, зеленеющий в вольной прохладе,
скрылся за тёмной листвой.
Словно в тумане, под облаком дыма
он уже встретил закат.
Но всё так густо и так невредимо
ты зеленей давний сад.
Запах живительный мимо проносит
с пылью калёною вслед,
но ничего сад у ветра не просит
в душном предчувствии бед.
Ценной и душу глушащей волною
мир отовсюду богат.
Но с мелодичной своей тишиною
ты лишь молчи, верный сад.
Грустно умоется весь он росою,
вспомнив опять о былом,
но облаков лёгкий ход над собою
вдруг повстречает кругом.
Память глубокую, чувства живого
в свете о нём не хранят.
Но?, как объятое трепетом слово,
ты всё живи, странный сад.
Луч озаряющий солнца златого
в чащу проникнет едва ль,
и так смиренно сад видит всё снова
тенью покрытую даль.
Памятью дышит в нём каждый листочек,
как и лет много назад,
и одинок он с ней лишь на чуточек.
Ты не забудь, вечный сад.
Что, если?
С прямым путём людей окружных
давно пошёл уж я вразрез,
но, бросив тень их жизней душных,
иной в себе держу я вес.
Когда же интерес мой хмурый
придумает взглянуть себе
на блеск их знаковой натуры
в кружащей голову толпе,
тогда на фото безупречном
я вижу выпяченный след
пристрастий жалких в бесконечном
пути цветущих крат лет.
И с умственным гляжу я треском
на силуэт их плоских лиц,
припавших пред житейским блеском
безумно и так цельно ниц;
и в диком вижу произволе,
как личность купленная их
теперь осталась уж не боле,
чем на песке размытый штрих.
Былые вдруг припомню годы,
когда на них я живо мог,
как на попутных от природы,
глядеть без грусти и тревог.
Предамся думе я тяжелой —
и видит замерший мой взгляд,
как жизни гордой и весёлой
идёт безудержный парад.
И с этой правдою гнетущей
живу на свете я один,
как неприкаянно бредущий
загробной тайны властелин.
И за чертою идеала,
в котором жить дано другим,
душа моя вопрос роняла
под восклицанием немым:
«Что, если истинны прикрытой
к закату их всевластных лет
своей волною ядовитой
не даст постичь им подлый свет?
Что, если тяжесть всю земную
мне должно унести с собой —
и будет пройденным впустую
идейный путь моей душой.
Пожелание
Страшись всех лёгкостных удач,
страшись всех ценных упований,
своей их целью не назначь:
они – мираж, смешной и ранний.
Страшись мелькающей любви,
страшись всего, что воспарило,
и вечной, высшей, верной силой
игру их всю не назови.
Всё то, что может их обман
нести пред скорым взглядом резко,
всё то сплошную пропасть ран
готовит под покровом блеска.
Всего они тебя лишат,
перечеркнув навек былое,
и дикой мысли о покое
уже не вынесет твой взгляд.
Пусть жизни лучший оборот
под властью сладостного дыма
от глаз твоих лишь ускользнёт
с твоей судьбой решённой мимо.
Пусть в смене бурных возрастов
не заразишься скверной жаждой
и пусть своею мыслью каждой
к утрате будешь ты готов.
Пусть к мудрым прихотям толпы,
ко всей вертлявой сверхвозможной
границе их большой тропы
ты будешь глупым безнадёжно.
Пусть чистой, гордой жизни ложь
твоей заране будет пищей,
чтоб ты не стал смешной и нищий,
привыкнув правду видеть сплошь.
Пусть мира светлые пути
тебя разочаруют скоро,
чтоб, вдруг оставшись позади,
глядел на всё ты без укора,
чтоб глупость жизненного зла
с волною плещущего яда
душа одним презреньем взгляда
отворотить бы вмиг могла.
«Там, где ветки пальмы старой…»
Там, где ветки пальмы старой
к суше дальних берегов
неразлучной скучной парой
гнутся множество годов,
где тропичная погода
продолжает год от года
в остров пышный без людей
принимать невесть откуда
затяжной сезон дождей,
как единственное чудо, —
там, где вихрь порой проснётся,
завывая где-то там,
и как будто предаётся
дом забытый странным снам,
где, сквозя в протяжном вое,
ветер память про былое
словно бы расшевелит,
всколыхнув покой забвенья
