Не разбивай моё сердце

– Что? – Камиль, не отрываясь от дороги, интересуется.

Наверняка почувствовал, что я его разглядываю.

Заторможенно покачиваю головой и отворачиваюсь к окну всем телом.

Мы выезжаем за территорию города и едем, по ощущениям, час или того больше. Я так и не осмелилась посмотреть время в телефоне. Весь путь в салоне стояла тишина, что дыхания не было слышно.

Камиль сворачивает после указателя с названием города. Дорога здесь еще хуже, чем на подъезде к заброшенному заводу. Машина замедляется, в отличие от моего сердца.

Становится страшно. Я даже не знаю, как мне выбираться отсюда в случае чего.

Большое двухэтажное здание встречает нас через пару километров после указателя. Серый кирпич, старая крыша, требующая ремонта. На входе стоит крупный мужчина в костюме.

– От меня ни на шаг, – бросает Ян.

М-м-м… Это он мне? И не взглянул.

– Выходи давай. Или думаешь, кто-то откроет тебе дверь? – наседает Рафаэль.

Хочется сбросить напряжение, но волнение связало ноги веревкой, и я двигаюсь, как сонная муха.

Не прекращая, кутаюсь в пиджак Яна. Здесь температура около нуля? Мелкая дрожь царапает открытые участки тела. Колотит.

– Может, скажешь, куда ты меня привез? – спрашиваю Яна с тревогой в голосе, поравнявшись с ним. Его рука бережно касается моей поясницы, но мне, скорее всего, показалось.

Громила на входе пропускает братьев с коротким кивком, на мне же задерживает долгий неприятный взгляд.

– Просто одно место, – отвечает спустя время.

Стоило открыть дверь, в меня бьется гром чужих голосов, запах пота, крови и вымокшей соломы.

– Бей! – слышу со всех сторон. Низко, хрипло, с жесткими вибрациями.

В центре ринг, окруженный прессованными кубами сена. Они не желтые, а кроваво-сизые, растрепанные.

Внутренности опускаются в лед от увиденного. Я погружаюсь на дно холодного ущелья, где нет воздуха, света, жизни. Страшно. Картинка внушает немыслимый ужас.

– Здесь проходят бои среди охраны разных кланов. Самых лучших выкупают, чтобы работали на тебя. Кто проиграл три боя подряд, вышвыривают без шанса на возвращение. Участвовать в таких боях – это честь.

– Ваш столик готов, господин Борзов.

К Яну подходит один из официантов. Или ему больше подходит слово «распределитель», никак не официант.

Лицо мужчины средних лет с раскосыми глазами, тонкой хищной улыбкой и бледной кожей заставляет желудок потяжелеть. Внешность распределителя, прямо скажем, отталкивающая.

Борзов нахально хватает меня за руку – я же кукла и принадлежу только Яну Борзову – и ведет между заляпанными пластиковыми столами. Камиль и Рафаэль следуют за мной. Взгляды двоих братьев прикованы ко мне, но я знаю, что они следят за каждым движением вокруг нас, как обученные псы.

– Не люблю жестокость, – говорю, морщась, но смотреть в другую от ринга сторону физически невозможно.

Ян окидывает меня равнодушным взглядом, от которого повышается давление в груди. Борзову-то здесь нравится. Его стихия, его суть.

– Полюбишь, – говорит.

– Ты больной, – шепчу торопливо и не задумываясь.

Ян накрывает своей ладонью мою руку и больно сжимает. Не могу избавиться от тисков и смотрю на бандита с мольбой, вжимая голову в плечи.

– И меня полюбишь, – улыбается одним уголком губ. Точно псих.

На ринг выходят два парня. Гора мускулов, тестостерона и желания убивать. Они скалятся так, будто уверены, что дойдут в бою до убийства соперника.

Прикрываю глаза руками. Но слух невольно концентрируется на чужих мне звуках: удар, крик, хруст, сплевывание, ор удовольствия от нанесения увечий.

Вздрагиваю каждый раз. Частый пульс вызывает боль в межреберье. Никогда не чувствовала ничего подобного.

Плачу от безысходности. В ногах слабость. Мне убежать, не скрыться, не вырезать этот вечер из памяти. Он застрял, как свинцовая пуля под черепом.

– Московские, – Камиль наклоняется к Яну и говорит довольно громко.

Замечаю рыжего первым. За ним тот, кто затолкал меня в машину. Рядом два других, очень похожих друг на друга.

Не знаю, как так получается, но я опускаю руку и нахожу ладонь Яна.

Рыжий подмигивает и идет в нашу сторону. Свита тянется за ним. Мне становится душно. Все происходит слишком быстро, невозможно это отконтролировать.

– Привет, – здоровается рыжий.

Тошнота тут же подступает к горлу, вспоминая его касания, язык, запах и слова, что он шептал мне, когда я валялась на пыльной дороге.

– Пришли выбрать новых церберов? – косится на уже пустой ринг. Прошлый бой закончился вничью.

– Пришли сдать своих? – бодро отвечает Ян, кивая на одинаковых парней.

– Мои превосходно справляются.

Тот, чей голос, как раскаленная игла, впивается в кожу, огибает стол, приседает за моей спиной. Чувствую его жаркое дыхание в районе шеи, и нос, которым он касается.

И хочется показать отметину у бьющейся жилки, чтобы чужой зверь ясно усек: меня нельзя трогать. Нель-зя! Но я сижу, парализованная страхом.

Мгновенно пересекаемся с Яном взглядом. Бандит превращается в монстра на глазах.

Он срывает с себя рубашку, кидает ее в меня и за один шаг оказывается около одного из московских и поднимает того за шкирку, как щенка. Ян ведет его к рингу и кидает на застеленный кровавой травой пол.

Толпа начинает реветь, прося зрелищ.

Боже, да они все одержимы!

Глава 19. Лика

Вскакиваю с места и готова сорваться к Борзову. Что он творит, безумец? Меня останавливает Камиль одним лишь взглядом. Цепенею, так и не сказав ни слова.

– Не вздумай, пучеглазая! – цедит, не открывая рта. И толкает обратно на стул.

– Бей! Бей! Бей! – верещат все вокруг.

И Ян бьет. С остервенением, без крупицы жалости. Избивает того, кто посмел не только тронуть, но и дыхнуть на меня.

Несчастный пробует защищаться, но Борзов хороший боец.

Кожа на скуле московского трескается от многочисленных ударов. Костяшки Яна покраснели и стали багряными, с них капает кровь.

Кругом одна кровь. И крики. Тонны криков!

В груди горючая боль. Нервно раздираю предплечья ногтями.

Когда парень бездыханно падает на грязный пол, а Ян вытирает губы после плевка в сторону московского, слышны овации.

Черт возьми, овации!

Рыжий смотрит на Борзова с нескрываемой ненавистью, испепеляя долгим взглядом.

Тело Яна сплошь покрыто слоем пота и грязи. Кое-где кровавые следы от ударов. Бровь заплыла, губа сильно рассечена. Он дышит часто и глубоко. Взгляд выворачивает наизнанку без анестезии.

– На хуя приперлись сюда?! – кричит Борзов, и вновь плюет в сторону своих врагов.

– Это не твоя территория.

Ян вырывает рубашку из моих рук. Завороженно и гневно смотрю на Борзова. Живой…

– Ко мне пойдешь работать? – рыжий спрашивает провокационно, – раз ты победил, нарасхват пойдешь, Борзый. И девку твою с собой возьмем.

– Не сметь! – близко подходит к рыжему и нависает над ним.

Если сейчас он вновь пойдет на ринг, я не выдержу. Вскакиваю со стула и убегаю. Рот прикрываю рукой, потому что… Сейчас вырвет. От запаха, страха, ожидания чего-то более звериного, чем бой минутой ранее.

– Цыпа, ну куда ты? – слышится позади, но голос тут же умолкает.

Увидев картонную табличку, висящую на крючке с надписью «туалет», открываю и быстро закрываюсь на хлипкую на вид щеколду. Сейчас сойдет и такая.

Здесь грязно, как и все это место. Пахнет мочой. Сгибаюсь над единственным туалетом, и меня выкручивает наизнанку несколько раз.

Воды в кране нет, чтобы умыться и прополоскать рот. Зеркало заляпано, а из него на меня смотрит бледная девчонка с огромными глазами. Ну точно пучеглазая.

Я хочу домой, к себе в комнату. Укрыться под одеялом и уснуть. Заболеть хочу, чтобы дедушка сварил свой особенный лечебный компот, после которого недуг вмиг сходил. Хочу открыть альбом с фотографиями и снова и снова рассматривать на них маму с папой.

А сейчас… Я в аду, в который сама и прыгнула, спасаясь.

Ненавижу московских, ненавижу Борзовых, ненавижу себя.

На выходе из туалета меня встречает… Рыжий. Только сейчас замечаю, что его правая рука привязана специальным бинтом к телу.

«Я убью любого, кто к тебе прикоснется»… Не убил, но руку сломал, так выходит?

Хлопаю дверью под глумливый смех московского. И это они охотятся за тем же, что и Борзовы? За мной и документами? Нет, я скорее умру, чем отдам им их.

– Когда он отвернется от тебя, я буду тебя ждать! – кричит вслед.

Тело окатывает холодом от его слов, и я бегу, не оборачиваясь, толкая столики бедром, лишь бы оказаться уже рядом с… Яном.

– Я же просил тебя не оставлять меня одного, – сердито шепчет он, обнимая меня. – Разве я не говорил тебе, чтобы ты не отходила от меня ни на шаг? – обняв, зло шепчет. Его пальцы впиваются в мою кожу через ткань, словно корни дерева, не щадя.

Поднимаю взгляд и врезаюсь в его глаза, полные ярости. В ушах у меня стоит грохот, стоило обратить внимание, как раздуваются крылья его носа и отчетливо бьется венка на шее.

Чувствую, что внутри Яна бушует уйма огромной силы, что может поглотить меня в любую секунду.

– Домой, – коротко говорит и касается своими губами моего лба.

До машины идем семимильными шагами. Мне бы попросить замедлиться, ведь я по-прежнему в туфлях. Но сейчас Борзов меня не услышит.

Камиль заводит машину, Рафаэль без промедления садится вперед, и мы с Яном оказываемся рядом на заднем сиденье. Вновь молчание.

– Жаль, не увидели собачьих боев, – вздыхает Кам. Наши взгляды встречаются в зеркале заднего вида.

Ему смешно…

На подъезде к городу решаюсь задать вопросы, которые давно витали в моих мыслях.

– Почему эти московские так вцепились в завод, который не на их территории? Они же здесь чужие, и ничего не знают. Разве не проще найти что-то другое?

В горле чувствую стеснение. Ответа нет, но есть ленивое покашливание и короткие смешки.

– Этот завод, если его восстановить, очень прибыльное дело. Но чтобы добиться его восстановления, нужно убедить комитет, который и будет давать деньги, что нам есть из-за чего восстанавливать. В нашей стране до сих пор принято все рушить, нежели давать вторую жизнь.

– И что может дать заводу вторую жизнь?

Я затихаю, ухожу в себя и стараюсь не выдать того, о чем думаю. Снова и снова поправляю платье. Зачем только, ведь мы уже свернули в сторону шиномонтажки – моего временного жилища.

– Нужно показать что-то особенное. Революционное.

Сглатываю и ловлю на себе взгляд Борзова.

Он знает о бумагах, знает мою историю. Но… Не заставляет выложить все на стол сию же минуту. Московские бы так и сделали.

Выходя из машины, с неба снова начинают падать крупные капли дождя. Вдали громыхает, и яркая молния рассекает небо с той стороны, откуда мы приехали.

Не говоря больше ни слова, первой поднимаюсь по лестнице, открываю дверь. Она оказывается не заперта.

Снимаю и отталкиваю от себя туфли. Еще не скоро надену такой высокий каблук. Платье… Рука не поднимается разорвать его. На нем кровь, и от одной мысли, что нужно будет отстирать пятна руками, ощущаю удушье.

Запираюсь в ванной с телефоном и набираю дедушку. Время позднее, но сомневаюсь, что дед спит. Правила санатория ему нипочем.

Он отвечает на втором гудке.

– Скучаю, – говорит искренне. – Сердцу неспокойно, что ты там одна, а я здесь.

– Дедуль, ты сердце-то береги.

Кажется, мне не хватает кислорода. Не дышу, чтобы голос не звучал сломлено.

– Я хотела у тебя спросить: твое открытие, оно правда очень важное?

Оборачиваюсь, проверяя в какой раз, что дверь закрыта.

– Конечно, Лика! Оно перевернет мир! Если, конечно, попадет в те руки.

Что ж, руки вокруг меня точно не те.

– Обещай мне, если меня не станет, то ты отдашь мои разработки только тому, кому будешь безоговорочно доверять. Наша фамилия будет закреплена в истории, – мечтательно говорит, пока я стираю слезы с щек. В отражении вижу, что правая ладонь в засохших кровавых разводах.

– Обещаю. Спокойной ночи, дедуль.

– И тебе, родная.

Кладу телефон на край раковины и включаю холодную воду. Умываюсь, пока не стираю кожу и не перестаю чувствовать пальцы рук. Еще бы вымыть то, что видела сегодня и слышала.

Мерзкий мир Борзовых.

Снимаю платье и бросаю его в сторону. Не притронусь к нему больше. Не думая ни о чем, открываю дверь и напарываюсь на Яна. Успеваю только прикрыться полотенцем.

Мысли застывают и появляется стойкое ощущение, что меня разглядывают, но взгляд Яна направлен строго в мои глаза. В его сверкает хищный блеск, и я отшатываюсь.

Глава 20. Лика

– Могу пройти? – беззвучно спрашиваю.

Чувствую себя маленькой по сравнению с Яном. Мышкой. Только вылупившимся птенцом.

Боюсь пошевелиться. Мне кажется, в ту же секунду Борзов накинется на меня и растерзает. Его взгляд об этом говорит. В глазах фанатичный огонь. Да и Ян не отходит ни на миллиметр.

– Они тебя напугали? – ледяным голосом спрашивает.

И что мне отвечать? Да, но не только они, но и ты меня до жути пугаешь. Пугаешь, и… Манишь.

Необъяснимое чувство, когда ты видишь опасность, исходящую от парня, но именно у него будто бы самое защищенное место на земле.

– Еще немного, и я привыкну, – опустив взгляд на торс Яна, обвожу кровавые следы, появляющиеся синяки и раны. – Нужно обработать.

– Где антисептики, ты знаешь, – отвечает, только я закончила говорить.

– У тебя в аптеке, должно быть, на них хорошая скидка. Еще на бинты и пластыри, – шучу, пока с верхней полки достаю аптечку.

Разворачиваюсь и, конечно же, Ян Борзов оказывается рядом. Шаги у него как у настоящего охотника – тише не бывает.

Баночка с антисептиком падает из рук. Повезло, что она пластиковая.

– Я за них вообще не плачу.

Остается тяжело вздохнуть и поднять упавший раствор хлоргексидина. Даже проводить ватным диском по телу Яна сложно. Я чувствую каждый рельеф, твердость и жар. И перестаю дышать, пока полностью не обрабатываю раны Яна.

Надо отдать бандиту должное. Он сидел смирно и неподвижно. Глазами только пожирал, отчего я мечтала провалиться сквозь землю.

О чем он думает? Что у него на уме? Его вид невозмутим.

– Готово, – спешно говорю и уже хочу покинуть душную ванную комнату. Я все еще прикрыта лишь полотенцем.

В спальню забегаю. Перед глазами темные круги. Я как вышла из обморока, и сейчас активно пытаюсь прийти в себя. Сердце то останавливается, то срывается и бесконтрольно гонит вскачь.

Сбрасываю с себя полотенце и надеваю футболку, которую попросила у Яна. Она длинная и прикрывает бедра. Спать в одном нижнем белье нельзя. Сегодня первая ночь, когда Борзов здесь и, по всей видимости, уходить никуда не собирается, как делал это все вечера накануне.

Откидываю тяжелое покрывало и складываю его. Под одеяло ныряю быстро и сразу же зажмуриваюсь. Льющаяся вода из ванной хлещет по нервам. Жду, когда она закончится, и откроется дверь, из которой выйдет Ян со своими звериными повадками.

Овец про себя считаю, чтобы уснуть до прихода бандита.

Одна, две, три… Я сбиваюсь со счета на такой простой цифре, когда наступает тишина. Только пульс стучит в венах, стремясь разорвать их.

– Не притворяйся, Лика, – говорит Ян, стоило ему только зайти в комнату.

Ощущение чужого взгляда растаптывает внутренности. Мне непередаваемо жарко, и следует откинуть одеяло. Но лучше сгорю в пожаре собственных ощущений, чем открою хоть краешек своего плеча.

Под весом парня матрас провисает. Ян ложится и не укрывается, в отличие от меня. Между нами добрый метр, но я продолжаю чувствовать, что Борзов в критической близости. Запах его геля для душа вызывает активное сердцебиение. У меня настоящая тахикардия.

В какой-то момент я сдаюсь, и… Вижу снова тот зал для боев. Много парней, все голые до пояса. Избитые, поломанные, все в крови.

Затем собаки, которых натравливают на проигравших под громкие крики толпы вокруг ринга. Соломы нет, но есть рыболовные сети. Я попадаю в одну из них и начинаю кричать.

Меня душат чьи-то руки. Я ору, вырываюсь, а вокруг слетаются черные вороны. Говорящие, огромные птицы.

– Убей ее!

– Накажи!

– Выжми из нее все, что она знает!

– Когда он от тебя откажется, я буду тебя ждать! – кричит самый большой ворон. У него оторван клюв, а черные перья приобретают багровый оттенок.

В груди дыра. Мои легкие выклевали проклятые птицы. Кричу, но с губ не срывается ни звука. Меня выбрасывает на каменистый берег, где я вновь окружена бродячими псами. Они лают, их бешеная слюна долетает до щек и обжигает.

– Нет… Нет… – мотаю головой. Ноги опутаны сетью, в которой оказались. Не пошевелиться.

Мне кажется, я умираю.

– Лика! – отчетливо слышу.

Кто-то трясет меня, но я не могу разобрать кто.

– Открой глаза! – снова этот голос. От него мурашки и холод. Грубо, низко, хочу забыть, как он звучит.

В горле сухо, я по-прежнему не могу произнести ни слова.

Когда кто-то поднимает меня и сильно трясет, распахиваю глаза. Комната. Ян Борзов. Его глаза с металлическим отблеском. Он навис сверху. Я вся в поту.

– Тебе приснился кошмар, – говорит.

Волосы прилипли ко лбу, и я онемевшей рукой пробую убрать их. Трясет. Я все еще на грани сна и реальности. Где хуже и опаснее – не разобрать.

Взглядом очерчиваю крепкое тело Борзова. Носом вдыхаю запах. Сухая кожа губ требует, чтобы я облизнулась, и Ян, не отрываясь, смотрит на это.

Когда рука Борзова ложится на мою шею, я превращаюсь в камень. Сердце продолжает играть громкий марш по моим ребрам.

Татуированные руки, путешествующие по моему телу, настоящие плети. Они-то мне и снились. Я задрожала, стоило мыслями уйти в ту сторону, куда нельзя.

Губы Яна касаются моей груди, и я издаю что-то вроде стона. Борзов ни о чем меня больше не спрашивает. Просто пользуется тем, что я начинаю дружить с темнотой. Превращаюсь в пластилин в его руках. В жестких, сухих, больших ладонях.

Когда Ян проводит рукой у меня между ног, невольно изгибаюсь всем телом.

Мы, озверевшие, целуемся. Языки и зубы сталкиваются и бьются. Каждый уголок рта исследован.

Борзов срывает с меня трусы и неглубоко погружает пальцы внутрь меня. Руками упираюсь в его грудную клетку. Оттолкнуть – самое бесполезное сейчас действие.

Я задыхаюсь, продолжаю расфокусировано смотреть на Яна из-под опущенных ресниц. Его длинная челка спала на лоб, а сам Борзов весь вниманием у меня между ног. Стыдно.

Одеяло сброшено, на мне одна лишь футболка, задранная до самого горла, а Борзов – в одних тонких боксерах, которые вот-вот лопнут от натяжения.

Он делает жадный вздох, и его выражение лица меняется. Это наслаждение запахом моего возбуждения. Дрожу и чаще облизываю губы.

Ян вынимает и снова погружает в меня пальцы. Касается клитора и дразнит его. Множество искр стреляют во всем моем теле. Чиркают, режут, терзают.

Выгибаюсь. Мне непривычно и страшно от ощущений. Пугаюсь того, что происходит.

– Кончала когда-нибудь? – спрашивает.

Не отрывая взгляда, смотрит на меня. Внизу все горячее и горячее. Ян продолжает свои движения пальцами.

Неуверенно качаю головой, и второй рукой Ян накрывает мою шею и сжимает ее, сужая доступ кислорода. Его челюсть смыкается до хруста. Кадык дергается.

– Сейчас кончишь.

Страшно оттого, что будет происходить сейчас. Я не знаю, на что способен этот монстр, когда он так возбужден. Ян то улыбается, то хмурится, но продолжает ласкать, трогать, погружаться в меня пальцами. Промежность ноет, горит.

И на языке вертится хриплое: «Хочу кончить». Иначе умру.

Борзов наклоняется и языком врывается в мой рот. Я… Принимаю и отдаю свой. Боже. Это так грязно. Пусть это окажется вторым сном, иначе наутро сбегу.

Когда все горючее напряжение лопается внизу живота и растекается несмываемым сиропом, понимаю, что испытала свой оргазм.

Ян сильнее сжимает мою шею и толкается в мое тело, накрывает меня собой, дышит учащенно. Я же выкрикиваю, раздираю горло досуха. Череп раздувается от пустоты, все жилки натянуты, кости выкручивает.

Он бандит, жестокий и беспринципный человек. Убийца?… А я язык его жадно облизывала, ноги широко раздвигала, рычала в его рот, как брошенная и необласканная кошка.

Что же со мной происходит? Наркоманы то же самое испытывают, когда ясным умом осознают вред и смертоносность кайфа, но все же идут на него?

Я вконец теряюсь, стоит Яну поднести свои пальцы в моей смазке к носу и попробовать ее на язык. Псих! Сглатываю возродившееся возбуждение и опускаю глаза на татуировки на прессе Борзова.

– Я знал, что мне понравится.

Наши взгляды склеиваются. Попытка чуть отодвинуться от Яна заканчивается полной капитуляцией. Борзов падает на спину рядом и утягивает меня на себя. Слышу разрывающий темп его дьявольского сердца. Обычные люди такое не испытывают, у них случается инфаркт. Наверное, Ян продал свою душу преисподней.

– Кошмар больше не приснится.

– Откуда ты знаешь?

– Я вытрахал их из твоей головы.

– Самый главный кошмар – это ты.

– Ну, от меня тебе уже не избавиться. Только убить, – без доли эмоции произносит, – или я убью тебя, если ты только подумаешь уйти отсюда самовольно.

Глава 21. Лика

Вскакиваю с кровати. Голова начинает кружиться, я цепляюсь за спинку кресла, чтобы сохранить равновесие.

Картинки прошлой ночи пробегают перед глазами, как слайды.

– О боже, – накрыв другой ладонью лицо, вздыхаю и стекаю по стенке.

Постель со стороны Борзова пуста. Этот бандит поправил подушку, заправил одеяло. Вещи, брошенные наспех с вечера, убраны. Если так задуматься, то он довольно чистоплотен, когда воображение рисовало совсем другую картинку. Имея столько денег, Ян может заказывать клиннинг каждый день и покупать себе одежду, не стирая старую.

Но нет, у Борзова есть свои любимые вещи: белые футболки, джинсы светлые и почти черные. Они отглажены и вывешены в шкафу. Их не так много, как, опять же, я думала.

Собрав мысли в кучу, медленно поднимаюсь на ноги.

Я все еще в футболке Яна. Она мятая, просто кошмар! И от меня пахнет им.

Выскальзываю из спальни, чтобы налить себе воды на кухне, и оказываюсь в плену трех пар глаз. Ну разумеется. Двое Борзовых сидят на диване, третий, собственно, хозяин, что-то помешивает на плите.

Я вся покрываюсь краской. Даже бедра. Заледеневшими пальцами тереблю край футболки. Вчера она казалась мне длинной. За прошедшую ночь ткань волшебным образом успела сесть?

Сглатывая, царапаю иссушенное горло.

– С добрым утром, – раздается недовольный голос Камиля. – Ну ты и спать.

Смущаюсь и отхожу на шаг назад. Взглядом фиксирую время на часах внутри старой покрышки. Всего лишь семь утра!

Мои босые ступни не ощущают ни песчинок, ни крошек под ногами. А эти трое верзил и обуви не снимают в коридоре.

Расчесывая шею, задумываюсь над тем, что со старой шиномонтажкой точно что-то не так. Большим пальцем задеваю очередной засос от Яна. Когда он прекратит это делать?

– Сегодня без кофе, пучеглазая.

Безумно хочется закатить глаза и всыпать по первое число, как бы выразился дедушка. Но тон Камиля, который стал чуть мягче, не говорит о том, что брат Яна резко ко мне подобрел.

– Но есть леденец. Можешь пососать, – ведет бровями, заигрывая. На столе оказываются несколько мятных конфет в зеленом фантике.

Я совсем краснею, когда Кам и Раф начинают ржать. Им эта пошлая шутка показалась смешной.

Ян все им рассказал? Про эту ночь, про… Нас?

Какой же стыд! До сих пор пытаюсь принять тот факт, что я жадно раздвигала ноги перед бандитом, когда тот пялился мне прямо туда! Я стонала, шептала его имя, кусала его губы, впитывала его запах. А Ян… Облизывал палец в моей смазке.

Срываюсь с места и убегаю в спальню. Дверь захлопываю, что стены сотрясаются. В самый последний момент слышу недовольное шипение Борзова:

– Оторву. И не посмотрю, что брат.

Смех прекращается, потому что он не шутил. Ян вообще не шутит.

Стягиваю с себя футболку через голову и отбрасываю ее на кровать. Потом надеваю спортивный костюм, прочесываю запутавшиеся волосы пальцами и в бесполезной попытке пробую утихомирить разбушевавшееся сердце.

Перед тем как вернуться на кухню, делаю глубокий вдох. Воды я так и не выпила, да и желудок просит забросить в него хоть кусочек сыра.

Ступаю медленно снова босыми ногами.

Двое братьев уплетают что-то вкусное из глубоких тарелок, Ян продолжает стоять у плиты. Сегодня он без футболки, в одним широких штанах. Несмотря на толстый слой рисунков на его теле, я все равно вижу, как перекатываются его мышцы, когда Борзов что-то делает: мешает, достает посуду с верхней полки, открывает ящик со столовыми приборами.