скачать книгу бесплатно
Оба неспешно зашагали по дороге.
– Изменился ты, Колька. Если б не был на отца так похож, я б тебя и не признал.
– Да и ты изменился, дядя Степан. Вон, седой совсем стал, белый, как лунь. А ведь лет тебе, вроде, не так уж и много.
– Много, не много, а за полтинник уж давно перевалило. Ты мои года не считай, их на небе сочтут, кому положено. Не беда, что шерсть седа, зато вся на месте. Захарка-то Афонин твой ровесник, а уж плешь во всю голову. Бабы смеются, говорят, от большого ума у него все волоса повылазили. А мы, видать, не так умны.
– Так Захар здесь? Он ведь хотел на геолога учиться, в дальние края махнуть.
– Да чего он только не хотел. До сих пор в ум не войдет. Как какую статью новую в журнале прочтет или кино в клубе увидит, так и начинает мечтать, прожекты строить. Да куда ему от своего трактора деваться, подергается пару дней и снова успокаивается. Взрослый мужик ведь, двое детей растут.
Звонко ударил колокол. Сиверцев оглянулся и удивленно спросил:
– Что это?
– Как, что? Церква звонит.
– Сколько помню, она всегда заброшенная стояла.
– Года два назад открыли. Богомольцы отвоевали. Даже поп свой есть – отец Василий. Знаешь, не терплю я этих монахов, но о нашем попе ничего худого сказать не могу. Куда не просят, со своей религией не суется, молится себе в церкви вместе с бабками. А вообще мужик толковый, грамотный.
– Что у тебя с ногой-то, дядя Степан? – поинтересовался Сиверцев. – Чего хромаешь?
– А-а, – Строев с досадой махнул рукой. – Приезжали тут в прошлом году из города охотнички, мать их… Начальство какое-то. Всю жизнь в креслах задницы давили, а тут им вдруг, видите ли, кабанов пострелять захотелось. Упросил меня председатель сводить людей, места показать, все такое… Подсобить, в общем. Организовать им активный отдых. Так они ж, заразы, ни хрена не слушают, считают себя умнее всех. Начали палить куда ни попадя, в белый свет, как в копеечку. Вот секача-одиночку ненароком и зацепили. А тот возьми да на меня кинься. Я и развернуться-то едва успел, а уж как в сторону отпрыгнул, сам не знаю. Но все ж таки задел меня кабанчик, колено вышиб. Этих всех, как ветром сдуло, кто куда разбежались. Один даже на сосну забрался, еле сняли потом. А я, как упал, в кустах запутался и ружье-то с плеча сорвать не могу. А кабан уж снова на меня. Ладно, Егорка, племяш мой, не растерялся, всадил в него заряд. Иначе не разговаривать бы мне сейчас с тобой. С тех пор вот коленом и маюсь. Зимой-летом еще ничего, а вот весной или по осени ноет, спасу нет. От сырости, что ли? Я, наверное, много болтаю, ты уж извини старика. Авдотья моя уж давно померла, царствие ей небесное, хоть я в него и не верю, насчет детей у нас с ней как-то не сложилось, а племяш днем в школе, вечером с дружками шляется. Работник из меня сейчас никудышный, вот и сижу целыми днями в четырех стенах, словом перекинуться не с кем. Разве, что с бабкой Агафьей иной раз поругаемся, и то в радость. Не может до сих пор мне простить, грымза старая, что я не на ней, а на Авдотье женился.
За разговором они незаметно дошли до избы Строева. Едва зашли во двор, из будки, гремя цепью, вылезла огромная псина неопределимой породы и глухо бухнула, с недоверием глядя на гостя.
– Сиди, Серый, – успокоил сторожа Строев. – Это свой. Помнишь Белку мою, Коля? Ты еще верхом на ней катался.
– Помню, – улыбнулся Сиверцев.
– И додумался же ты, жлобина такая, на нее взобраться, – Строев рассмеялся и покачал головой. – Так это вот потомок ее. Тоже уж старый. Хороший пес, только вот в лесу от него толку никакого, ни след взять, ни зверя принести. Так всю жизнь на цепи и сидит. Ну, пойдем в дом.
Оба прошли в избу. Строев усадил гостя за стол, выставил перед ним тарелку с солеными огурцами, открыл банку килек в томате, нарезал хлеб, достал бутылку водки и две стопки.
– Я вообще-то не любитель, – предупредил Сиверцев, покосившись на бутылку.
– Так и я не любитель, но за встречу можно накатить по маленькой. Почитай, лет двадцать не виделись или около того. Как в армию тебя проводили, так и все.
– Так ведь отец с матерью сами переехали, а я после дембеля к ним махнул.
Строев наполнил стопки. Мужчины чокнулись и выпили.
– Как родители-то? – спросил Строев. – Живы, здоровы?
– Да пока все слава богу.
– Увидишь их, привет передавай.
– Да кто знает, скоро ли я их увижу. Я же, дядя Степа, здесь живу, в городе. Уж лет пятнадцать.
– Это столько лет ты здесь под боком и ни разу не навестил? – возмутился Строев.
Сиверцев виновато развел руками.
– Извини, дядя Степа, все как-то времени не было.
– А чего ж к нам решил перебраться? Аль ностальгия замучила по родным местам?
– Можно и так сказать. Работу я себе подыскал в леспромхозе. Буду лес возить. Я ведь шофер.
– Мог бы и у нас в колхозе пристроиться. Шофера и здесь нужны.
– Так ведь рыба ищет, где глубже, а человек… Сам знаешь, дядя Степа.
– И то верно. Ну а сам-то ты как? Женат уж, поди, давно?
– А как же! Жена у меня красавица. Вот сам увидишь, скоро сюда ее привезу. Будет у вас работать?
– И кем же?
– Учительница она у меня. С председателем я уже обо всем договорился и в школе тоже. До города далековато, а тут она ко мне поближе будет.
– Не затоскует жинка твоя здесь? Городские – они изнеженные.
Сиверцев рассмеялся.
– Да не городская она. Тоже из деревни, с Рязанщины. У нас в городе училась. Там и познакомились.
– Вот ведь, как жизнь устроена, – Строев покачал головой. – Оба родились в деревне, встретились в городе и снова в деревню. Ну, расскажи хоть, как вас судьба-то свела?
– Да рассказывать тут особенно и нечего. Съездил я после армии к родителям, а потом по всей стране колесил, все искал, где получше. В конце концов снова в наших краях оказался, осел в городе. Наталья моя в то время в институте там училась. Я как раз только на работу устроился, первый день за баранку сел. Проезжал утром мимо ее института, а она на учебу спешила, прямо под колеса сиганула. Чуть ее не переехал. Еле успел по тормозам дать да руль вывернуть. Столб снес, – Сиверцев улыбнулся, вспомнив прошлое. – Ох и ругался я тогда. А взглянул ей в глаза, дар речи потерял. Много я девчат видел, но такой красивой в жизни не встречал. Ну, что? Проводил ее до дверей института, а после занятий встретил. Так вот и познакомились. Уже пятнадцать лет вместе живем.
– Ну, это еще не срок, – сказал Строев. – Дети-то есть?
– Дочь Настя. Четырнадцать лет скоро будет.
– Совсем взрослая. Вот невеста будет моему Егорке. Это племяш мой, ровесник твоей дочки. Да я тебе уже говорил про него. Хороший парнишка, только вот судьба горемычная. Не шибко ласкова к нему жизнь.
– Что так?
– Сестру мою младшенькую помнишь, Василису? Это мать его. При родах померла. А отца Егоркиного лет пять назад волки задрали. Знатный он охотник был. Петр Балабанов. Да ты знал его, поди?
– Знал, конечно, – кивнул Сиверцев. – Жаль Петьку. Как же это его угораздило?
– Пошел он в одиночку на сохатого да, видно, споткнулся, упал как-то неудачно или еще что. В общем, как потом выяснили, ногу он сломал. Тут серые на него и налетели. Всего изорвали, только по берданке его и признали. У нас с Авдотьей детей нет, вот и забрали Егорку к себе. А теперь только он у меня и остался.
– Да, волков тут много, – задумчиво произнес Сиверцев.
– Не то слово, – с горечью усмехнулся Строев. – В наших краях, сам знаешь, их издавна великое множество было. Уж каждые пять лет их отстреливают, пальба стоит, как на фронте, ан нет, новые плодятся пуще прежнего. И людей-то уж не страшатся, иной раз ночью прямо в село заходят. Даже днем их на околице видят. А недавно появился здоровенный волчара, матерый. Я сам-то его не встречал, слыхал только. У него, говорят, уши рыжие. Так этот даже на птицеферму забрался. А прошлым летом на коз напал – ребятишки их пасли, перепугались насмерть. Часто люди с ним сталкиваются. Никого, говорят, не боится, но на людей пока ни разу не нападал. А все ж таки в одиночку никто в лес не ходит.
Мужчины еще раз опрокинули по стопке.
– Ты закусывай, закусывай, – сказал Строев, пододвигая к гостю тарелку с огурцами. – А ты чего возле дома торчал? Уж не жить ли там собрался?
– Угадал, дядя Степан.
– Да ты внутри-то был? Крыша в дырах, пол прогнил, в стенах щели, печь обвалилась. Все ваше семейство разъехалось, твои родители последними были. Как бабку схоронили, так и уехали, ты уж в армии был. С тех пор там никто и не жил. Сколь лет уж прошло.
– Да, дом, конечно, надо будет подремонтировать, – согласился Сиверцев. – Ничего, справимся. А первое время в леспромхозовской общаге поживем.
– Не смеши, Коля. Видел я их халупу. Там зимой в тулупах спят, а летом не знают, куда по ночам от комаров деться. Ты когда переезжать собираешься?
– Через три дня уже надо на работу выходить. А своих думаю в начале лета привезти, как учебный год закончится. В городе придется комнату в общежитии освобождать.
– Ну, вот что. Ты шибко-то не торопись. Жилплощадь в городе освободить успеешь. Я с председателем поговорю, мужиков соберу после посевной. За неделю дом твой подлатаем. Крышу перекроем, хотя бы первый этаж в порядок приведем, чтобы жить можно было. Печь я сам тебе переберу. А дальше уж своими силами со временем все подправишь.
– Да вроде неудобно как-то помощи просить. Не заслужил я таких почестей.
– Что ты опять заладил, неудобно да неудобно. С каких это пор таким скромником стал? Я ж не только о тебе, я о всей детворе нашей беспокоюсь. Учителей-то у нас шибко не хватает. Марья Федоровна не раз жаловалась. Помнишь ее? Учительша твоя ведь была. Директор сейчас.
– Да как не помнить! Я даже видел ее уже сегодня, разговаривал с нею.
– Ну вот, сам все должен понимать. Как жилье будет человеческое, так и у жинки твоей дела пойдут лучше. А иначе померзнет полгода да и плюнет на все, сбежит отсюда. Или, не ровен час, захворает она или дочка.
– А вот за это, дядя Степа, можно не переживать, – Сиверцев рассмеялся. – Здоровье у моей Натальи отменное, ни разу в жизни даже не чихнула. И дочка вся в нее.
– Раз на раз не приходится. Ну, стало быть, решено. Так все и сделаем. А потом можешь привозить своих.
Сиверцев взглянул на часы и встал из-за стола.
– Извини, дядя Степан, но мне пора. Я сюда на попутке добрался, сейчас этот парень обратно поедет, обещал подхватить меня у правления. Я еще заеду на неделе.
– Ну что ж, не буду тебя задерживать, коли так.
Строев проводил Сиверцева до калитки. Мужчины пожали друг другу руки и расстались.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Каждый вечер Сиверцев возвращался из леспромхоза в свой старый дом, где к его появлению уже кипела работа. Стараниями Строева и колхозников, призванных им на помощь, дом все более обретал жилой вид. Второй этаж по-прежнему оставался заколочен, но крыша была перекрыта, стены проконопачены, а окна первого этажа сверкали новыми стеклами. Строев полностью перебрал печь и даже привез на колхозной лошадке воз дров. Кроме того, мужики восстановили забор.
Когда ремонт большей частью был закончен, Сиверцев на леспромхозовском грузовике отправился в город за семьей.
К назначенному сроку у дома собрались мужики, пришедшие помочь с разгрузкой. Ожидая новоселов, колхозники толпились у крыльца, переговариваясь меж собой.
– Дядя Степан, долго ждать-то? – спросил кто-то нетерпеливо.
Сидевший на крыльце Строев неспешно поднял голову, взглянул, прищурившись, на солнце и невозмутимо сказал:
– Жди себе. Чего торопиться? Скоро должны быть.
– Может, застряли где, – предположил тракторист Наскоков.
– Не должны, – возразил Строев. – Сейчас не распутица, дороги сухие. Не суетись, покури. Подождем, чай, не под дождем.
– Да чего там! – воскликнул рыжий Борька, известный на всю округу гармонист. – Ждать – не устать! Слышь, Василич, а угощение-то будет? Никола как-то эту тему не поднимал.
– А что, «спасибо» уже не в почете? – язвительно осведомился Строев.
– «Спасибо», сам знаешь, дядя Степан, в стакане не булькает и в карман его не положишь. Кроме того, людей уважить полагается – новоселье, все-таки, соседи теперь, как-никак. С ремонтом, опять же, помогали.
– Много ты напомогал, балабол, – усмехнулся Наскоков.
Борька не успел ответить. В калитку вбежал племянник Строева Егорка и крикнул:
– Едут!
Из-за поворота показался грузовик, груженный мебелью.
– Хорош курить, мужики, – скомандовал Строев, втоптав «беломорину» в землю. – За дело.
Едва машина развернулась и заехала во двор, кузовом к крыльцу, мужики открыли задний борт. Борька тут же забрался в кузов.
Из кабины выпрыгнул Сиверцев. Махнув мужикам, он обошел кабину и помог спуститься девочке и молодой красивой женщине. Поздоровавшись с колхозниками, Сиверцев представил им своих:
– Вот она, моя Наталья. А это Настя.
– Ну что ж, давай, хозяйка, показывай, куда что нести, – сказал Строев и полез вслед за Борькой в кузов.
Сиверцева улыбнулась и взглянула на мужа.
– Пусть Николай командует.
Мужчины принялись за работу. Шифоньер, диван, кровать и прочая мебель друг за другом перекочевывали из кузова в дом.
– Дайте и мне хоть что-нибудь унести, – с улыбкой попросила Сиверцева.
– Тут и без вас носильщиков хватает, – откликнулся Наскоков. – Вы лучше в дом идите, там хозяйничайте.
Сиверцева послушалась его совета и ушла в дом, захватив все-таки с собой коробку с посудой.
– Бог в помощь, – послышался ровный басовитый голос.
У калитки стоял мужчина в черной рясе священнослужителя. Он был высок, лет тридцати, в очках, с аккуратной рыжеватой бородкой.
– Бог-то бог, да и сам бы помог! – весело отозвался рыжий Борька.
– Отчего же не помочь добрым людям, – согласился чернец, сильно окая.
