Судьбой приказано спастись

– Ладно, раз так, зайду с другой стороны. Давай внимательно вспоминай, кому ты когда-то говорила: «Только самый настоящий глупышка может поехать за двадцать с лишним километров в город за одной-единственной лишь розой для любимой». Я, Тома, часто любил с ветерком на лошади прокатиться в город. Вот там-то и купил однажды тебе цветок, как-никак, городской. Ну, что, не вспомнила? Ещё нет? Тогда, давай сделаем по-другому: вместе вспомним давай сейчас вашего соседа-«буржуя», который любил покуривать только дорогие папиросы, которых, конечно, никогда в деревне не было; вот по этой самой причине он и посылал меня за ними на лошади в город. Хотя он для нас никаким «буржуем» не был. Просто этот хороший дядька всегда одевался очень аккуратно и по моде, вот за это и прозвали его, если помнишь, «буржуем». Знаешь, когда я вместо сдачи купил тебе тогда цветок, он и виду не подал, догадавшись, наверное, что это я для тебя купил. Мы его все звали почему-то Культяпкой – дядькой Васькой. Раз улыбнулась, наконец-то, мне, значит, вспомнила. Прав я, Томка?

– Валя, неужели это ты, мой любимый первый мальчик? – проворковала пожилая женщина.

– Свершилось, Тома, наконец-то меня вспомнила, – обрадовался Валентин.

– Папа? Тамара Васильевна? – недоумевала Валя. – Что это за индийское кино здесь происходит? Объясните нам.

– Да, Валя, твой папа – моя первая в жизни любовь; и первый парень, с кем однажды вечером на крыльце я поцеловалась, – смущённо призналась Тамара Васильевна.

– И я тоже… – засмущавшись слегка, сказал Валентин Николаевич.

– Вот так встреча, – удивившись, протянула Валентина.

– Но это ещё не все приятные новости, Тома, – добавил Валентин.

– Это ты о чём? – засмеялась Тамара Васильевна, – не жениться ли на мне решился.

– Как сказать… Как сказать… – оставив её в догадках проговорил Валентин. -Ладно, «сюрпризом» я чуть попозже тогда тебя обрадую. – И дипломатично уходя от щекотливой темы разговора, воскликнул: – В этом доме будут, наконец-то, меня угощать или нет?

– Папа, а Егор нам от тебя недавно целое богатство передал, – поделилась приятной новостью молодая женщина, начав собирать на стол.

– Если бы не один какой-то оказавшийся в нужный момент рядом со мной китаец, всё это богатство навсегда было бы потеряно… – назвав истинного виновника появления богатства, признался Егор.

– Я этого парня сегодня возле нашего дома видел, – задумчиво поглядев на Тамару Васильевну, добавил Валентин.

– Раз он в этом очень помог нам, тогда надо его домой пригласить в гости к нам зайти, – предложила, путаясь в словах, Люда.

– Его сейчас там нет, но, я обещаю, что его мы обязательно найдём, – заверил Валентин Николаевич.

Дослушав до конца слова Валентина, Тамара Васильевна, кивнув, продолжила:

– Он здесь редко появляется, но мы, разумеется, стараемся его голодным не оставлять, и даём ему всегда поесть. Вот только уговорить его войти в дом нам не удаётся. Уж больно, видать, он стеснительный и робкий от природы. Для нынешнего поколения – это такая редкость. Видать, родители на своем примере его так воспитали.

Услышав это откровение от Тамары Васильевны, Валентин немного улыбнулся и, посмотрев с хитрым прищуром Тамаре Васильевне в глаза, еле слышно проговорил:

– Эх, Тома, Тома… Скоро всё узнаешь. – Но это в большей степени было произнесено Валентином для себя, а не для неё.

Поужинав, Тамара Васильевна, не привлекая внимания, ушла отдохнуть к себе в комнату. Валентин никак не мог наговориться с дочерью после долгой разлуки и уже поздним только вечером постучал в дверь комнаты Тамары Васильевны. Получив разрешение войти, он несмело шагнул внутрь и присел рядом с ней, собираясь преподнести обещанный «сюрприз».

– Ну, как у тебя здоровье, Тома? Терпимо? – начал он издалека подбираться к главной теме разговора.

– Какое там к старости здоровье, Валя, – посетовала старушка. – Одни охи… и ахи…

– Ничего, скоро всё войдёт в норму, – обнадёжил он пожилую женщину.

– Чем ближе, Валя, к старости, тем неспокойнее становится на душе. За грехи свои по жизни приходится расплачиваться сполна. Они как черви засели глубоко в голову и не дают ни минуты покоя. Если бы можно было всё начать сначала, – с сожалением произнесла Тамара Васильевна.

– Тома, за свою непростую долгую жизнь, я пришёл к одному интересному выводу. Он состоит в том, что начать жить никогда не поздно, – изрёк самостоятельно выведенную мудрость Валентин.

– Тебе так говорить легко. Ты вот со своими поздно, но всё-таки встретился…

– А тебе, Тома, что, скажи на милость, мешает это сделать? – спросил Валентин, с доброй хитринкой в глазах поглядывая в сторону Тамары Васильевны.

– Мертвых, Валя, не воскрешают, – вздохнула женщина и заплакала.

– Ладно, Тома, не буду тебя больше мучить… и скажу прямо – твой сын жив! Я недавно видел его.

– Что?! – обескураженная такой новостью, осторожно привстав на дрожащих от волнения ногах с кровати, воскликнула она.

– Знаешь, Тома, я про историю с кражей ваших с мужем накопленных денег знаю ведь, – признался после паузы Валентин. – Понимаешь, когда твоего сына посадили в тюрьму, а потом перевозили к нам на зону, их машина попала под поезд, тянувший цистерны с горючим. Не знаю, как всё там происходило подробно, но то, что там творилось что-то ужасное, это факт. От разлива горючего машина загорелась и многие находившиеся там моментально погибли, а Святослав, твой сын, хоть и получил множество ушибов и ожогов, но, к счастью, остался жив. На зоне в бараке, куда он после этого попал, он лежал рядом со мной – на соседней койке. Когда он мне по моей просьбе обо всём подробно рассказал, он мне пришёлся как-то сразу по сердцу. А когда же он нарисовал твой портрет в молодости и признался мне, что это его мама, и потом, когда узнал от него, как родителей зовут, и откуда он родом, я тут же понял, что он твой сын. С этого момента я его полюбил, как родного сына, и, так как в уголовной среде у меня был кое-какой авторитет, на зоне его никто не смел обидеть. Потом, когда представился удобный для него случай, поучаствовав в его с зоны побеге, я спрятал его в доме своего родного брата Фёдора. Ты его должна помнить. Дом находился в тайге. Знаешь, Тома, на его месте я бы тогда эти ваши сбережения тоже бы, наверное, украл. У него, если честно, другого не было выхода. Если бы он не отдал тогда крупный долг, то его бы просто убили.

Я и сейчас бы о нём ничего не узнал, если бы не одна в газете статейка о нём, где, кстати, есть и его фотография. Когда я случайно увидел эту статью, я очень расстроился, что его поймали. Всё это время он жил в тайге под чужим именем. Сейчас он пока находится в тюрьме. Что будет с ним потом, время покажет, но я думаю, что адвокат – внук моего фронтового друга – Кирилл, со временем постарается ему помочь. По его словам, начинают появляться варианты как это сделать, – постарался успокоить Тамару Васильевну Валентин Николаевич.

– Неужели, Валя, и правда, он жив? Мне как-то не верится… – с сомнением спросила пожилая женщина.

– Да, Тома, это правда. Он действительно жив.

– Господи, спасибо тебе и прости меня… Валя, не уходи, пожалуйста, пока. Посиди со мной немного, – произнесла Тамара Васильевна и тихо заплакала.

Она плакала, не понимая сама от чего – от радости или от горя – льются слёзы, а Валентин сидел с ней рядом, понимающе поглаживая её с годами огрубевшую руку.

Адвокат Кирилл постарался сделать всё возможное, чтобы уже на третий день состоялось долгожданное свидание Тамары Васильевны со своим сыном. По короткому пути от ворот до комнаты свиданий она так сильно волновалась, что Валентину приходилось беспрестанно её успокаивать. Даже тогда, когда они рядом с адвокатом сидели уже в комнате в ожидании появления Святослава, он постоянно повторял: «Не волнуйся, Тома! И ничего не бойся!»

И вот на пороге комнаты для свиданий, наконец, появился её сын – Святослав. В этом исхудалом, с осунувшимся лицом мужчине она вряд ли узнала бы своего сына, случись ей увидеть его в общем потоке людей. Святослав же, наоборот, лишь только взглянув на эту исстрадавшуюся за долгую жизнь пожилую женщину, мгновенно и безошибочно узнал в ней свою мать. В глубине его души таилась огромная любовь к ней. Несмотря на то, что именно она в одночасье перевела его жизнь в иную плоскость, он ни коим образом не считал её источником своих жизненных трудностей, и такое отношение к ней легко читалось сейчас в его взгляде на дорогого ему человека – маму. Уловив проскользнувшую на его лице еле заметную улыбку, Тамара Васильевна, ответила ему по-матерински доброй и нежной улыбкой и, слегка коснувшись его руки, наконец, дрожащим голосом вымолвила:

– Здравствуй, сыночек…

– Свят, прошлое не вернуть. Не обижай её. Мама у всех всегда только одна, – напутствовал по-отцовски Валентин, выходя вместе с Кириллом из комнаты, чтобы оставить мать и сына наедине.

Оставшись одни, они ещё долго смотрели друг на друга, не проронив ни единого слова. Из глаз Тамары Васильевны тихо катились слезы, а Святослав, держа мать за руки, время от времени поглаживал их, еле сдерживая эмоции, к чему приучила его суровость таёжной жизни.

– Почти тридцать лет тебя не видел, – наконец произнёс он.

– И во всём этом виновата только я. Не вини за это меня и не держи зла, – попросила у сына прощения мать.

– Я не держу на тебя зла, – успокаивал свою мать Святослав. – Но только вот обидно, что вся моя жизнь стороной незаметно и быстро прошла у меня, да и у тебя тоже. Это очень печально. Но, знаешь, мама, теряя в одном, мы часто находим в другом. Судьба за мои невзгоды даровала мне сына и доброго друга Фёдора. Он, как ты, вероятно, знаешь, родной брат Валентина Николаевича – очень близкого мне тоже человека. Без них мне бы было бы очень трудно в жизни…

– Валя мне всё подробно рассказал о тебе. О вас с ним… Обо всём, – поддержала сына мать, а сын добавил:

– Он постоянно меня всегда и везде оберегал, как родного сына. По доброте человеческой они с Фёдором очень похожи.

– Да, это всё так, – подтвердила Тамара Васильевна.

– Вы что, очень хорошо знали друг друга? – поинтересовался Святослав.

– Да, сынок, знали… И очень даже близко.

– А он мне ничего об этом не говорил, – с сожалением признался Святослав. – Вот, значит, почему это он меня любил, словно родного и защищал, как мог, от любого непредсказуемого случая на зоне.

– Мы с ним с самых малых лет росли вместе в одной деревне и по одной улице голышом часто с ним вместе бегали, – сказала Тамара Васильевна, немного улыбнувшись.

– Мама, если меня когда отпустят, на что я, конечно, надеюсь, я тебя обязательно познакомлю со своим сыном. Хотя он мне вовсе и не родной, но он мне очень дорог. Если бы не он, я бы один в тайге не выжил.

– Сыночек, сыночек… Вот сейчас гляжу на тебя и чувствую как ко мне жизнь возвращается. Спасибо тебе! – прошептала радостно старушка, обняв сына.

Святослав в ответ тоже собрался поблагодарить её за такую приятную его сердцу беседу, но в это время в дверях появились Валентин и адвокат. Время свидания, к сожалению, заканчивалось.

– Ну что, Свят, на время нам приходиться покинуть тебя.

– Совсем забыла тебя спросить: как здесь кормят? – по-матерински напоследок поинтересовалась Тамара Васильевна.

– Голодный не бываю, – заверил, успокаивая свою мать, Святослав. – Николаич, спасибо тебе за эту встречу, – обратился он с благодарностью Валентину.

– Это заслуга больше Кирилла… Твоего теперь адвоката… – отозвался Валентин.

– Я не обещаю вам, что вы со своим сыном будете каждый день видеться, но буду стараться, чтобы свидания были чаще. А мы с Валентином Николаевичем сделаем всё возможное, чтобы побыстрее удалось вам встретиться уже на свободе, чтобы никогда больше не расставаться, – ответственно пообещал адвокат.

– Спасибо тебе, добрый человек, – горячо поблагодарила, обняв его, Тамара Васильевна.

Глава 11

Отважный итальянец

В погожий солнечный день Джулио, как обычно, сидел в одиночестве у себя в гостиничном номере, наблюдая через окно, как лёгкий ветерок плавно раскачивал листья на деревьях, располагающихся недалеко от здания гостиницы. В дверь тихо постучались и, с позволения хозяина, в номер вошла Луиза.

– Ну что, мой дорогой друг, не передумал ещё совершить свою экскурсию по городу? – улыбнувшись, спросила женщина.

– Нет, не передумал. Сейчас самое подходящее время познакомиться с достопримечательностями Москвы и её окрестностей. Даже прекрасная погода на это указывает. – Не медля с ответом, торжественно произнёс Джулио, пояснив далее своё решение: – Потом, когда пойдут каждодневные концерты, времени на это абсолютно уже не будет.

– Ну раз так решил, то вынуждена доложить вам, мой сударь, что водитель должен подъехать через десять минут, – сказала помощница и как-то необычно вопросительно на него посмотрела.

– Не смотри на меня с такой многозначительной загадочностью. Извини, моя госпожа, но я действительно на этот раз хочу поехать без сопровождения, – как можно мягче заявил Джулио.

– Ну, хорошо. Пусть будет так, как ты хочешь, но только до этого я хочу тебе один подарочек передать, – сказала Луиза и протянула ему полиэтиленовый, с красивым цветочным рисунком снаружи, пакет.

– Что это за пакет ты мне даёшь и что в нём?

– Этот с необычным подарком пакет велено передать лично тебе в руки.

– От кого? – удивился Джулио.

– От одной посудомойки.

– От кого? Странно… Я вроде бы ещё не успел ни с кем познакомиться.

– Просили также передать, что для тебя это очень памятный сюрприз.

Джулио, заинтригованный услышанным, взял в руки пакет и внимательно рассмотрел его содержимое, но, не обнаружив ничего, что могло бы его заинтересовать, вопросительно воскликнул:

– Но здесь лежит всего лишь одна порванная и с пятнами крови в некоторых местах рубашка?!

– Это, конечно, всё так, – не могла не согласиться Луиза, – но ты, пожалуйста, обрати внимание, что это рубашка хорошо выстирана, только вот старая кровь никогда не отстирывается. Но, самое главное, она хорошо выглажена и очень аккуратно сложена, – заметила Луиза и подытожила: – Это говорит о том, что эта вещь очень дорога человеку, который её передал. А такая аккуратность говорит о том, что человек, которому предназначен этот необычный подарок, тоже ему дорог. У нас, женщин, это как знак особой близости отношений.

– Ну и…? – недоумевая посмотрел на неё Джулио.

– Ты хочешь от меня получить женский совет? – спросила вместо ответа помощница.

– Допустим, что очень, – согласился певец.

– Знаешь, Джулио, я вряд ли согласилась бы передать тебе этот пакет, если бы не обратила внимание на одну особенность. Понимаешь, для того, чтобы передать этот пакет тебе, было задействовано несколько человек. Старшая посудомойка о такой услуге попросила своего знакомого охранника, что дежурил у входа в гостиницу; тот попросил заместителя директора этой самой гостиницы, чтобы пакет передали лично тебе. Конечно, как ты догадываешься, я не могла отказать ему в этой «секретной» миссии в благодарность за его хорошее к нам отношение, – обстоятельно поясняла помощница. – И поэтому я, как женщина, и как человек, хорошо разбирающийся в тонкостях взаимосвязи между людьми, а также в вопросах аккуратности и чистоты сложенного в пакете сюрприза, осознаю всю его важность в этом конкретном случае и хочу тебе посоветовать воспринять этот подарок со всей серьезностью. Тем более, что к нему было передано ещё одно своеобразное словесное сопровождение: «Это вам от вашего самого первого зрителя», – отчеканила Луиза с чувством выполненного долга и с улыбкой уставилась на Джулио.

– Странно – «от вашего самого первого зрителя»… – задумчиво повторил Джулио и спросил: – Не правда ли, звучит таинственно?.. Я должен непременно найти эту женщину-посудомойку и встретиться с ней, чтобы узнать всё, как говорится, из первых рук.

– Боюсь, сразу не получится. Я уже позаботилась об этом и узнала, что она уже несколько дней не появляется на работе, но никто не знает по какой причине. Поэтому, мне кажется, в связи со сложившимися такими обстоятельствами, любые достопримечательности придётся осматривать чуть позже, а в данный же момент, я думаю, тебе остается одно – настойчиво вспоминать, для кого ты пел в первый в жизни раз, – немного требовательно предложила Луиза.

– Это что, опять совет? – спросил Джулио.

– На этот раз огромная дружеская просьба.

Послушно выполняя просьбу своей помощницы, Джулио присел на диван и, проводя пальцами по рубашке, ушёл в воспоминания, становясь с каждой минутой всё серьезнее. Внезапно отбросив рубашку в сторону, он быстро поднялся с дивана и, взявшись обеими руками за затылок, зашагал по номеру, издавая сдавленные стоны, а потом, резко повернувшись к Луизе, воскликнул:

– Этот сюрприз, Луиза, от неё! Я вспомнил, мне эту рубашку незадолго до отъезда в Армению подарила моя двоюродная сестра. Именно в ней я приехал туда, где был ранен. Когда раненый я дополз до ближайшего дома и постучал в дверь, я очень чётко до сих пор помню, как дверь открыла красивая девочка и впустила в дом. Как же я об этой рубашке мог забыть?

А потом, оказавшись вдвоём с ней там, в этом аду, действительно впервые решил петь, просто лишь, наверное, для того, чтобы немного успокоить её, хотя я сам тоже был ошарашен случившимся землетрясением. И именно она тогда на самом деле стала тем человеком, который впервые сказал мне: «У тебя такой красивый голос!» Так что, Луиза, она и есть мой самый первый зритель – мой добрый и с красивыми глазами зритель. Наконец, я вспомнил и момент, как эта рубашка оказалась и сохранялась столько лет у неё: в один из тревожных дней под завалами она от холода вдруг задрожала. Платье, которое было на ней, оказалось очень порвано; и вот тогда-то, вспоминается мне, я и накинул на неё эту самую рубашку, – еле сдерживая переполняющие его эмоции, вспоминал Джулио.

– Выходит, эта незнакомка и есть та, о которой ты постоянно думаешь? – спросила Луиза.

– Да, она самая. И зовут её Вероника.

– Я за тебя очень рада, Джулио, и уверена, что ты её скоро встретишь, – ободрила Луиза своего друга, искренне обняв его.

Прошло достаточно времени с того момента, как Кузьма покинул двор больницы, оставив Веронику под ответственность медработниц. Часто думая о ней, он бродил по улицам Москвы в тайной надежде когда-нибудь увидеть девушку и попросить её не обижаться на него за то, что оставил её одну у того дома. На одном из перекрестков парень обратил внимание, что стоящая неподалёку легковушка попадается ему уже не в первый раз. «Странное совпадение…» – подумал Кузьма. Посмотрев в сторону автомобиля ещё раз, парень почувствовал на себе неприятный, холодный взгляд сидевшего за рулём и узнал в нём охранника из кафе, которого он ударил по ушам. «Видимо, час расплаты настал», – подумал Кузьма и настороженно улыбнулся. Другой бы на его месте постарался как можно быстрее затеряться в толпе, но Кузьма, нарушив эту общепринятую логику поступков, наоборот, сам направился к машине. Удовлетворённый таким поворотом событий «мститель» въехал в соседний переулок, подзывая Кузьму следовать за ним. Следуя за машиной, Кузьма успел разглядеть, что в салоне, кроме водителя, был ещё один мужчина.

В переулке, кроме них, не было ни души. Неожиданно приоткрыв дверцу машины, водила привычно направил на Кузьму пистолет и несколько раз выстрелил. Поскольку пистолет был с глушителем, послышались только глухие хлопки. Схватившись за раненое плечо, Кузьма почувствовал боль и в области бедра, отчего потерял равновесие и упал на колено. Стрелявший, подумав, что противник больше не опасен, решил подойти поближе, чтобы добить того окончательно контрольным выстрелом в голову, но в это время, к счастью для раненого Кузьмы, в переулок завернул Шевроле, на котором совершал прогулку по городу итальянский певец Джулио Винсетти…

…Спокойная, приватная экскурсия по старой Москве была давней мечтой итальянца. Дело в том, что одна пожилая эмигрантка из России, когда-то обучавшая Джулио русскому языку и знакомившая с культурой России, сказала как-то, что лишь побывав в сердце России – Москве и увидев её создававшуюся веками архитектуру, сосредоточенную в основном на узких улочках старой части города, можно по-настоящему понять культуру этой страны. И вот теперь, впервые оказавшись в России, Джулио, решил непременно последовать совету той русской эмигрантки. Зная, что его личный водитель Всеволод достаточно хорошо знает столицу, Джулио попросил водителя быть его гидом, надеясь, что тот сможет показать именно ту Москву, о которой с восхищением рассказывала эмигрантка и которая существенно отличается от тех стандартных достопримечательностей, которые предлагаются обычным туристам. Всеволод с удовольствием согласился, но предупредил, что для такой экскурсии Джулио придётся отказаться от своего правила ездить всегда только на лимузине и предложил передвигаться на более компактном Шевроле.

Неизменная привычка ездить всегда и везде во время своих гастрольных турне исключительно на таком автомобиле, как лимузин, появилась в жизни Джулио благодаря его первой слушательнице – Веронике… Тогда под завалами, когда он в очередной раз спел, чтобы как-то скрасить их пребывание там, Вероника, тихо сказала ему: «У тебя очень красивый голос, Джулио!», и, помолчав немного, по-детски восторженно добавила: «Если мы выберемся отсюда, ты станешь самым лучшим певцом в мире». «Какой из меня певец», – скромно возразил ей Джулио, но девочка с твёрдой уверенностью сказала: «Придёт время, и ты станешь настоящим и известным певцом, и по всему миру будешь кататься на очень красивой машине. Для меня – это лимузин. Если хочешь узнать почему, то по секрету тебе скажу. Когда-то я видела, как однажды недалеко от нашего дома из белой, красивой машины выходили нарядные жених и невеста, а на машине были два соединённых кольца, которые на солнце очень красиво блестели. Тогда-то я и узнала от папы, что этот длинный, красивый автомобиль белого цвета называется «лимузин». С тех пор я стала считать эту машину самой лучшей. Джулио, я так мечтаю хотя бы разок даже не покататься на ней, а просто хоть чуточку побыть внутри неё. Обещай мне, что когда ты станешь певцом, выполнишь это моё желание: хоть на минутку посмотреть, как там внутри неё. Наверное, красиво…». В ответ Джулио, нежно и бережно обняв её, как ребенка, помолчал, а потом тихо сказал: «Если, как ты говоришь, я стану когда-то хорошим певцом, – мечтательно начал рассуждать он о будущем, – то клятвенно тебе обещаю, что ездить буду только на лимузине, а место рядом с собой я обещаю держать всегда свободным только для тебя. – Немного помолчав, он добавил: – А когда мы увидимся, то ты тогда можешь кататься на ней столько, сколько захочется… Но так будет только тогда, когда мы отсюда выберемся». Прильнув крепко к нему, Вероника с благодарностью тихим шёпотом проговорила: «Спасибо! Я верю, что всё будет именно так, как я себе представила. Вот увидишь. А отсюда мы с тобой обязательно выберемся. Это уже я тебе обещаю. Так что мы, выходит, квиты: ты обещаешь мне, а я обещаю тебе».

После этих слов она неожиданно быстро заснула, а он, накрыв её теплее, задумался об их спасительной нужности друг другу, которая делает людей ближе, чем родных по крови. Он был рад, что эта девочка ценила в нём отеческую заботу, и только благодаря добрым человеческим отношениям они не потеряли самообладания, которое, очень помогало им поддерживать друг друга в сложившейся непростой ситуации. Они часто говорили о будущем, что придавало им силы и уверенности в завтрашнем дне. Рядом с этой совсем юной девочкой взрослый мужчина с детской наивностью мечтал о радужной будущей жизни, но, вероятно, именно такая наивность и делает людей совершеннее.

И вот теперь, став известным певцом, Джулио с огромной благодарностью вспоминал о пророчестве девочки Вероники и, будучи верным своему обещанию ей, единственным обязательным требованием его к организаторам гастролей было наличие лимузина. Всё, что касалось организации проживания, питания и всего прочего, не отличалось никакими изысками. Лишь для подготовки к концерту он просил отдельный номер в гостинице, в самой тихой её части.

И каждый раз, садясь в лимузин, Джулио представлял, как будто рядом с ним Вероника, мысленно говоря ей: «Ну что, поехали. Это место, как я и обещал, принадлежит только тебе, моя прорицательница».

Быть может, такая излишняя деликатность и детская наивность в характере этого взрослого мужчины удивит многих и вызовет улыбку, но таков уж он был. На протяжении всей своей жизни творческие люди, словно дети, живут часто своей непонятной для нас замкнутой жизнью и в своём воображаемом мире, что, наверное, и есть самое прекрасное в их жизни…

Завернув в переулок, Всеволод насторожился: