скачать книгу бесплатно
На опушке лежали целые кучи мертвых тел, когда на противоположном берегу, на дороге к броду, показались скачущие вниз упряжки с пушками на передках. За ними бежали артиллеристы в длинных, серых халатах. Александр не стал проверять на какое расстояние пробьют средневековые монстры и приказал снайперам проредить пушкарей. Считанные секунды и упал один пушкарь, второй, третий – словно свинцовая метла прошла по артиллеристам. Уцелевшие поспешно спрятались под защитой деревьев, а повозки остановились на полпути.
Не один Тауке-хан искрошил себе зубы в бессильной ярости. Все воины войска доведены до последней стадии терпения и жаждали дотянуться до глоток ненавистных ублюдков, спрятавшихся в крепости.
Внезапно опушка ожила. Из-под защиты деревьев и густого кустарника выбежали густые толпы воинов, тащивших лестницы и огромные осадные щиты. С диким визгом бешенной волной накатили на стены. Это было красиво и страшно.
«Трата-та, бах! Бах!» – захлебывались от ярости автоматы и ружья пришельцев.
– Огонь! – перекрикивая шум боя яростно орал Александр. Лица у бойцов потные, напряженные и злые, полны решимости устоять перед натиском.
С каждой секундой все больше фигурок в серых халатах рушилось, пятная кровью, на землю. Наконец кочевники не выдержали, так и не добравшись до стен, мутным прибоем откатились назад под защиту леса. На земле перед стенами
Густо взмешенная земля перед стенами завалена десятками, если не сотнями трупов. Они лежали густо, так что порой не видно было земли, в различных позах, зачастую непристойных и страшных. Стонали, кричли раненые, кто мог, отползал под защиту деревьев. Стрельба из крепости прекратилась. Подранков не добивали, не из гуманизма, а из соображений экономии боеприпасов и создания проблем орде с ранеными: воевать не могут, но требуют и еды, и ухода.
Ситуация застыла в неустойчивом равновесии. Прошел час. Весеннее солнце жгло не по-детски, зной стремительно нарастал. Бойцы с ненавистью смотрели на небо, вытирались от липкого и горячего пота. По приказу Петелина повар разнес фляги с приготовленным утром компотом, но это помогла мало. Жара нарастала. Лучники перестали показываться из-за деревьев – слишком опасно и метали стрелы из глубины леса по площадям, но и попаданцы опасались высунуться из-под защиты стен.
Еще двоих раненых рабочих эвакуировали в медпункт. У одного легкое ранение – стрела пробила руку, а второго ударила в спину.
Александр связался по радио с городом. Орал и яростно требовал назвать точное время прилета авиации, но в ответ только указание держаться и ждать.
День стекал к исходу, когда еле слышный, низкий гул, откуда-то с севера заставил Александр поднять голову к небу. Вскоре он стал отчетливее. Между пухлых, пронизанных солнцем кучевых облаков появились черные точки. Облегченно выдохнул. «Наконец-то!» Первыми тарахтели самолеты попаданцев, а позади, нагоняя, рубила винтами воздух пузатая махина Ми-26.
– Наши! –взлетел над фортом ликующий крик.
Самолеты достигли речной долины, закружились над фортом, заходя в хвост друг другу. Вертолет, грохоча моторами завис над рекой. Появление железных птиц ошеломило кочевников, они затаились, словно перепуганная мышь под веником.
Летчики сориентировались на местности – где враг, а где свои, самолеты снизились, один над противоположным берегом реки, второй над укрывавшим лучников лесом с «попаданческой» стороны.
С неба, навевая дикий ужас в суеверные души кочевников, обрушился такой изматывающий душу вой, подобный сиренам немецких «лаптежников» времен второй мировой, что даже попаданцев пробрало холодом. Для пущего страха самолеты оборудовали сиренами, вот только пикировать самоделки не могли, впрочем, это и не нужно. Неторопливо распахнули люки. Черные мячики авиационных бомб убийственным градом понеслись к земле, вызывая желание пригнутся, словно они летят к тебе.
«Бах! Бах! Бах!» – резкие, глухие взрывы ударили по барабанным перепонкам. Стена дыма, смешанного с огнем и землей, поднялась над лесом. Заверещали осколки. Стены форта затрясло от близких взрывов, Александра обдало ослабленной взрывной волной. Взрывы все гремели и гремели: то близко, в лесу, то подальше, то далеко, на правом берегу реки. На земле воцарился ад: языки пламени пожирали деревья, все окутал дым, на земле – с корнем вырванные стволы.
Первые, ошеломляющие секунды прошли и грохот разрывов, и вой сирен уже не казались такими страшными, как вначале, сквозь содом звуков он стал различать и рев моторов, и взрывы бомб разных калибров, и то, где они рвались, левее или правее
Александр поднялся во весь рост. Душа замирала от страха и восторга.
Победа? Он справился, они отбились!
– Победа! – изо всех сил проорал Петелин в небо, выплескивая в него все, что скопилось в душе за бесконечно длинный день. Он выжил! Блаженная улыбка расплылась на измазанном грязью лице. Кругом не менее радостные лица. У них все получилось!
Самолеты, опустошив фюзеляжи, полетели назад, гул двигателей постепенно затих вдали.
Солидно прострекотав винтами, к противоположной стороне реки, где укрылась основная часть орды, подлетел вертолет. Из открывшегося люка вновь посыпались бомбы, но в гораздо большем количестве.
«Бах! Бах! Бах!» – выросли из земли новые огненные цветы.
Отбомбившись, вертолет снизился над фортом, приземлился подняв белесую пыль к небу. Когда пыльное облако развеялось и перестали пластать воздух винты, открылась дверь и упала лестница. На землю попрыгали бойцы в доспехах, в них они выглядели не солдатами российской армии, а какими-то терминаторами из одноименного фильма. Последние четверо вынесли трубы и опорные плиты двух минометов и ящики с минами – их в экспериментальном порядке изготовили на моторном заводе.
Александр пожал руку командиру прибывших бойцов, потом распорядился об их размещении.
В лесу стояла кладбищенская тишина – ошеломленные звери и птицы, те из них, кто уцелел, безмолвствовали. Десятки дымов поднималось в небо, слабый ветер сносил их к форту, неся запах горящего дерева и тошнотворную вонь сгоревшей плоти. Уцелевшие деревья, в рваных ранах, кровоточили своей древесной кровью. Тела погибших при попытках штурма кочевников взрывами разметало по полю, на траве вперемежку лежали трупы, окровавленные фрагменты человеческих тел: руки, ноги, туловища и шмотья халатов. Реальность войны – это совсем не то, что в голливудском кино. С экрана не почувствуешь запаха смерти – крови, вонь развороченных человеческих внутренностей и кислый смрад сгоревшей взрывчатки.
Совесть Александра не терзала: правильно ли поступает, убивая кочевников. Они первые начали. Это пусть интеллигентки пускают сопли по поводу слезы ребенка, а мы на удар по щеке ответим добрым хуком!
Прошел почти час и на вражеском берегу выехал из леса к реке всадник с белым флагом.
Следующим утром приблатненный скончался. «Жил как сволочь, а погиб с оружием в руках, как человек», – с невольным уважением думал Александр. Перед лицом смерти старые счеты выглядели смешными. Еще пятерых не защищенных доспехами рабочих посекло стрелами. Из подчиненных Петелина больше никто не пострадал.
Глава 7
Время лечит – утверждал блаженный Августин в автобиографических «Исповедях» и, хотя многие с этим не согласны, но, по большому счету он прав.
Утро украдкой, на цыпочках проникло в спящую долину. В розоватой, в свете поднимающегося солнца речной воде, кружились листья – словно стая диковинных бабочек. Обручем сковала лес тишина. Вязкая, сонная, умиротворяющая. Из предрассветной мути проступал мокрый, обгоревший лес, уязвленный черными, траурными проплешинами; на земле – чудовищной силой бомб поломанные, с корнем вырванные деревья. Прошло всего два дня после разгрома орды, но природа успела если не залечить, то замаскировать раны. Ночью на долину рухнул короткий, но сильный ливень, сбивая на землю пыль, смывая, пряча прах людей, коней и травы, залечивая результаты бомбардировки и пожаров.
Кочевники, как и полагается мусульманам, в тот же день захоронили погибших, выживших лучников эвакуировали с «попаданческого» берега. В свою очередь пришельцы из двадцать первого века заменили непригодные палатки и тенты, подремонтировали машины, но к работам на разрезе так и не приступили, а переговорщики договорились о встрече на высшем уровне. Казахов будет представлять Тауке-хан. Попаданцев – Соловьев. Мир с южным соседом слишком важен – город нуждался в спокойных коммуникациях к планируемым поселениям, местах под будущие рудники на территории ханства и торговле с казахскими жузами – это и побудило мэра согласиться на переговоры на самом высоком уровне.
Ранним утром 27 мая на вертолетной площадке приземлился Ми-8. Иван Иванович, изрядно потея под раскаленными лучами солнца и. придерживая рукой шляпу, ее так и норовил унести ветер, нервно переминался рядом. Привычно прикидывал, все ли возможное сделал для строительства. Порученное дело – строительство разреза, он принимал близко к сердцу и любые препятствия на пути к цели воспринимал болезненно. Выходило, что упрекнуть себя не в чем. Заодно по кулацкой своей сущности решал, что можно выпросить для ускорения стройки. На шаг позади ожидал Александр. Едва бешено вращающиеся винты перестали сотрясать тушу вертолета, и густая пыльная пелена осела, открылась дверь, из нее упала лестница. Первым спустился Соловьев. Следом на землю спрыгнули заместители. Опасливо – полный, возрастом за пятьдесят, человек в сером костюме – тройке. Никита Иванович отвечал в администрации за планирование и слыл воплощением благоразумия. Следом молодцевато спрыгнул на бывший военком, а ныне заместитель по военным и внутренним делам, небрежно отряхнул пыль с камуфляжа полувоенного костюма. После прочая обслуга – секретари, телохранители.
Соловьев подошел, протянул ладонь начальнику разреза. Рукопожатие было крепким. Немного позади, слегка расставив ноги, прочно утвердившись на земле, словно не собирался отступить и на миллиметр, с каменным лицом стоял молодой офицер. Глаза мэра сощурились, почти физически укололи. Длинный, худой, в застиранной полевой форме, взгляд недобрый. И этого в мужья моей наследнице? Да таких в базарный день пучок за пяточек!
Поздоровался и с ним.
– Показывайте, что тут у вас!
Начальник разреза огладил короткую гномью бороду, солидно кивнул и пригласил гостей пройти за собой. Впереди, как здешний хозяин, двигался Иван Иванович, за ними Соловьев, дальше – оба заместителя. Александр – последний, и это хорошо, так никто не мог видеть обуревавших его эмоций. Вот он будущий тесть. И что делать? Дать в морду будущему родственнику? И гарантировано попасть под суд, да и с военной карьерой придется распрощаться. И все это без всякой гарантии, что препятствие между ним и Олей исчезнет.
Или броситься на шею с криком: «папа». Ага… после того, как Соловьев организовал его избиение, не очень-то хочется.
В дальнем углу укрепления, у самой стены, посреди островка степных трав, над свежими земляными холмиками стояли два креста из дуба, крепкого и тяжелого.
Утренний, но уже жаркий ветер скорбно шуршал багровыми букетами увядших степных тюльпанов у их оснований.
На не успевших потемнеть на солнце деревянных крестах свинцового цвета краской даты рождения и смерти, у обоих погибших попаданцев – 1689 год. Мэр подошел, помолчал у могил. Петелин стоял позади, скорбно глядел на последние прибежища бойцов.
– Царство вам небесное пацаны, – Петелин сказал негромко и с горечью.
Мэр обернулся, смерил офицера взглядом.
– Не рассусоливай старлей, это война, а войны без потерь не бывает! – бросил резко и отвернулся.
Потом коротко поклонился могилам и поднялся на стену форта. Долго и со странным выражением лица разглядывал в бинокль следы отгремевшего сражения. Одно дело читать отчеты о нем, совсем другое – увидеть собственными глазами зловещий, обгоревший лес, весь в черных проплешинах мертвой, обуглившейся земли, почувствовать горький запах гари и смерти.
Потом приехали на карьер. В сопровождении свиты, с настороженным лицом прошелся. Ну, что они без его руководства натворили? Оказалось, что не все так страшно, как предполагал. В сущности, казахи мало что успели испортить. Технику поцарапали – так это мелочи. Вместо непригодных к эксплуатации палаток и тентов, остатки отправили в переработку, собрали новые. И, главное, все готово к добыче угля. Наконец, покачал головой и, повернувшись к сопровождавшим, благодушно бросил:
– Изрядно… Молодцы. Нужно помочь с чем-нибудь?
– Спасибо, Виктор Александрович, но думаю справимся своими силами, осталось только разобраться с двумя бульдозерами, думаю, завтра заведем их. Вот только вахтовка, ее только в разборку, спалили, ироды! – с нескрываемой горечью поизнес Иван Иванович.
Соловьев понимающе кивнул:
– Ждите, послезавтра придет конвой, будет вам новая вахтовка…
На обратном пути в форт Соловьев самодовольно улыбался. Ему есть чем гордится. Оставалось только дождаться пока дойдет железная дорога и можно отправлять первый уголь в город. И все это благодаря его мудрому руководству!
Оглушительный рев среднеазиатских труб, возвещавший о прибытие казахского хана, хотя и ожидался, но застал врасплох. Соловьев, в окружении свиты ожидавший у стен форта, от неожиданности вздрогнул. В глазах плеснулось недовольство и тут же исчезло. «Да чтоб вас!» – тихо ругнулся про себя и поднял к глазам бинокль.
Тауке-хан прибыл на переговоры по-азиатски пышно. Из густых зарослей с противоположной стороны реки появились, сверкая на солнце сталью и железом доспехов, девять всадников. В руках трепетали на ветру белоснежные флаги с неразличимой на расстоянии картинкой. Следом колонной шли тридцать человек в нарядных, голубых халатах. А позади них на необычайной красоты гнедом скакуне с белой звездочкой на лбу, завязанными в узлы гривой и хвостом, ехал хан в атласной белой шубе на соболях. Дальше, на конях не хуже, толпой рысили беки и султаны свиты, в халатах с золотыми и серебряными узорами. Чистейших кровей племенные скакуны от избытка резвости грызли стальные удила, пританцовывали. Позади, не отставая ни на шаг от хана и приближенных-охрана, из верных батыров и телохранителей – нукеров.
Ханская ставка – огромная белая юрта, украшена с варварской пышностью. На стенах – драгоценные ковры из далеких стран. На полу – узорные ширдаки, покрытые шкурами барсов, тигров и медведей. Хан, поджав словно прорубленные топором злые губы, сидел впереди расположившихся по-турецки придворных беков и султанов. В узких глазках ничего не разобрать.
Два часа прошли в представлении участников и взаимных претензиях, только немного замаскированных восточными славословиями. Договорились только, что за беспрепятственный пропуск орды в степи хан заплатит по десять голов скота за каждого воина. Хотя насилие – плохой аргумент для обеспечения верности слову, Соловьев уже готов был плюнуть на все перспективы заключения торгового договора и аренды мест месторождений и силой добиться своих целей. Сложность была в том, что стоит кочевникам откочевать подальше, где гарантия, что они станут соблюдать вырванные силой обещания?
Наконец, добрались до сути дела. Хан повелительно махнул рукой. Бесстрастный и неподвижный, подобно степному божку, каких бесчисленно разбросано по курганам бесконечной Великой Степи, визирь по имени Абулхаир, ожил. Из халата появился пергаментный свиток, расстелил его на ковре между своим повелителем и повелителем непонятных русских. Это оказалась карта. Соловьев и оба его заместителя нагнулись. Хан отчертил ногтем место на краю:
– Эта река на день пути к северу издавна принадлежала племени табын, а вы самовольно построили здесь крепость, – помолчал и закончил угрожающе, – Это земля казахов. Повелеваю вам, уходите. Уходите мирно, пока разрешаю.
Придворные одобрительно зашушукались.
Соловьев пристально взглянул в желтоватые, суровые глаза повелителя казахов. Умный и жесткий взгляд узких монгольских глаз подтверждал характеристику хана, как твердого и умного правителя. Согласно справке, Тауке-хан популярен в народе, жесткий и властный, сумел подавить междоусобную рознь и объединить под собственной властью большинство родов Степи, и, самое главное, прагматичный политик, понимающий выгоды торговли и мирного сосуществования, к тому же больше всего обеспокоен противостоянием джунгарам.
По лицу Соловьева пробежала саркастическая усмешка. Ответил жестко, собирая напряженные и глубокие морщины у рта, впиваясь взглядом в каменно-спокойное лицо хана:
– Это земля наша! Не вам, побежденным, решать чья она! А если что-то не нравится, ну что же, продолжим войну и тогда ни один воин назад в степи не вернется.
После перевода бурный гнев ударил в голову Тауке-хана, глаза налились кровью. От далеких предков вокруг казахская земля! В юрте повисла угрожающая тишина, вдалеке нудно тарахтел движок электростанции. Донесся далекий собачий брех. Рука хана невольно сползла к рукояти длинного, изукрашенного алыми рубинами, хорасанского кинжала, подвешенного к поясу, но так и не коснулась его, в последний момент он удержался от опрометчивого поступка.
«Поспешное решение, да еще под влиянием гнева, первый враг повелителя. Мой род происходит от Чингиз-хана, потрясшего Вселенную. В шестнадцать лет я собственными руками зарезал сына самого Жумадек-батыра. О, Аллах, почему я должен терпеть выходки проклятого уруса?» И сам себе ответил на риторический вопрос. «Потому что с востока, где восходит солнце, навис проклятый Могулистан. Казахско-джунгарская война длится полвека, но Аллах никому не дает решительного перевеса, в битвах побеждаем то мы, то враги, но они покорили множество принадлежащих нам городов и народ казахов изнемог и нуждается в помощи». Пришельцы могли стать прочным намордником для зарящихся на казахские степи волков! И еще: тогда месть хунтайши джунгар Галдану, который разбил казахское войско и захватил сына в плен, станет реальной. Была еще одна причина, ее хан таил даже перед самим собой. Шайтан-урусы с летающих арб могли вновь обрушить на головы славных батыров грохочущую смерть. Это страшно, очень страшно. Уж таиться перед самим собой не имело смысла.
Хунтайши – титул повелителя Джунгарии.
Эти урусы не походили на виденных ханом ранее, они не испытывали никакого почтения и трепета перед родовитым владыкой степи. Главный урус никак не реагировал на гнев повелителя казахов и выглядел безучастным. Лысый визирь, который сидел за левым плечом главного уруса, изменился в лице. Зато второй, в одеждах того же цвета, что и воины урусов, зло сверкнул глазами. Хан смотрел угрюмо: воевать не мог, слишком смертоносно оружие урусов, но и пойти на уступки просто так не мог, это стало бы потерей лица перед своевольными степными беками и султанами. С другой стороны, раз не удалось добыть чудо-оружия пришельцев, значит, надо договариваться.
Соловьев многозначительно держал мхатовскую паузу, сделавшую бы честь настоящему актеру, внимательно наблюдая за покрасневшим от бешенства оппонентом. Ему придавали уверенности перед лицом разъяренного хана профессиональный телохранитель с пистолетом Глок-17 в плечевой кобуре в углу шатра.
Наконец Соловьев слегка наклонил голову:
– Уважаемый хан, не стоит сорится. Я приготовил небольшие подарки в знак моего к вам уважения, – сказал совсем другим, уважительным тоном, прикладывая руку к сердцу, – Предлагаю пройти, осмотреть их.
В сущности, дары были простой формальностью и стоили для города сущие копейки, но для восточных людей важна форма. Даже если их нагибают, это необходимо делать вежливо и с учтивостью.
Дождавшись, когда переводчик переведет по-казахски, русский поднялся с подушек. Незаметно прикоснулся к затекшим мышцам и жестом предложил выйти из юрты. На лице хана одна за другой пробежали эмоции: нежелание, угрюмость и, наконец согласие.
Хан поднялся, за ним потянула на выход свита. Вещи на большем ковре, расстеленном прямо поверх травы, потрясли хана, много повидавшего в полной приключений жизни. Еще немного, и он бы пораженно замер бы перед ними, подобно черной кости. Огромные, в пол, зеркала, их в Великую Степь привозили из чудовищно далекой Венеции, и они были чудовищно дороги, холодильный шкаф, по передней стенке которого ползли строки из Корана, написанные золотом. Когда его открыли, то, к удивлению хана, внутри, несмотря на жаркий день, лежали куски белоснежного льда, будто только что привезенные стремительным гонцом из алтайских гор. И было то, что любезно сердцу настоящего воина, от чего хана цокнул языком, а в глазах появился восторженный блеск. Искусно изготовленные стальные доспехи, их в упор не пробила бронебойная стрела, выпущенная по приказу повелителя казахов нукером, а скорострельная аркебуза производства пришельцев только вмяла металл, но не пробила. И подаренный пистолет с карамультуком. Не такой, как у воинов урусов, но настолько же лучше имевшихся у казахов, насколько сабля дамасской стали превосходит грубое изделие простого степного кузнеца. Выстрелом из этого карамультука телохранитель урусского вождя играючи поразил летевшего высоко в небесах степного орла, чем вызвал бурный восторг казахов. Стоимость подарков была заведомо выше цены земли, занятой пришельцами.
Когда переговорщики возвратились в юрту, хан окончательно успокоился.
– Хорошо урус, дары хороши. Я дарю эти земли тебе, но при одном условии, – заявил, усевшись на подушку.
По земельному закону казахов – «Жер дауы» – хан обязан компенсировать потери рода Табын и предоставить им другие пастбища и водопои, но выгода от сотрудничества с городом перевешивала любые издержки.
«Ну вот, дурашка, – думал Соловьев, – а ты сопротивлялся». Степь попаданцам была неинтересна, нужны были конкретные места под рудники и полоса земли под железную дорогу к городу.
История обладала колоссальной инерционностью, словно вязкая и плотная вата, в которой глохнет звук и, после появления города попаданцев, не успела измениться. Справку о плачевном состоянии дел у южных соседей Соловьев читал в первые дни после Переноса. В 1680 году повелитель Джунгарии Галдан Бошогту завоевал Кашгар и Яркенд, в следующем году предпринял успешный поход на Сайрам. В 1681 году совершил поход в Семиречье и Южный Казахстан. Казахский правитель Тауке-хан потерпел поражение, а его сын попал в плен. Затем, в 1682 году, Галдан подчинил Турфан, где правил Абдурашид-хан, потом Хами, кара-киргизов и разорил Ферганскую долину. В результате походов 1683—1684 годов джунгары захватили Сайрам, Ташкент, Шымкент, Тараз. Казахо-джунгарские войны длились столетие и исчерпали возможности казахов к сопротивлению, поставив их на грань физического уничтожения. Именно это стало главной причиной их добровольного вхождения в состав Российской империи. Этим обстоятельством Соловьев и планировал воспользоваться. Предложить казахскому хану помощь в борьбе с джунгарами в обмен на мясо, необходимое чтобы дожить до нового урожая, установление торговых связей и аренду месторождений. Мысленно ухмыльнулся. «Нас слишком мало. Со всеми потенциальными врагами одни не справимся, силенок не хватит, да и боеприпасы закончатся гораздо раньше. Значит надо действовать мирными средствами – приручить вождей аборигенов, заставить их соревноваться между собой в стремлении получить наши товары и нашу помощь. А казахам мы долго, десятилетия, будем нужны в качестве щита против джунгар. Значит будем бить в больную точку».
– И каком же? – негромко спросил Соловьев.
– Вы продадите нам летающие арбы и скорострельные мультуки.
Соловьев отрицательно покачал головой и скрестил руки на груди. Еще чего не хватало, дикарям, любым, хоть русским, хоть казахским, хоть серо-буро-малиновым, продавать современное оружие. Не бывать такому!
– К сожалению уважаемый хан, это невозможно, таким оружием будет вооружена только наша армия. Но мы готовы продать вам холодное оружие, доспехи и мушкеты, наподобие вам подаренного.
Хан недовольно засопел, ладони легли на колени, но спорить не стал.
К плечу Соловьева склонился визирь в одежде, цвета воинов пришельцев, и прошептал на ухо. Тот согласно кивнул и обратился к казаху:
– Скажите, хан, ведь вы знали о нас и возможностях нашего оружия. К вам дошли беглецы из города?
Когда переводчик закончил говорить, Тауке-хан недовольно нахмурился, но скрывать очевидное глупо. По действиям казахов даже слепой поймет, что они знакомы с возможностями оружия пришельцев, но и расставаться с доставшимися ему беглецами из города он не собирался.
– Да, дошли, – хан буркнул недовольно.
– В таком случае, вы знаете, откуда мы пришли, – Соловьев остановился потом, выделив голосом последнюю фразу, закончил, – Это наши люди, их необходимо вернуть.
Градоначальник замолчал, рассматривая лицо царственного собеседника, на котором вновь полыхала смесь удивления и злости.
– Урус, я не могу это сделать, даже если бы захотел. Они умерли, и, как полагается мусульманам, до заката солнца их похоронили.
«Врет, – хмыкнул про себя Соловьев, – впрочем, что могут знать недоучившиеся студенты? Все, что могли – рассказали и больше не опасны. Пусть прозябают в средневековых аулах, раз выбрали такую жизнь». Соловьев несколько мгновений с едва заметной усмешкой смотрел в закаменевшее лицо повелителя казахов.
– Кхы, – тихо кашлянул за плечом Тауке-хана визирь и продолжил надтреснутым, старческим голосом, – Разреши сказать, о повелитель?
– Говори, верный визирь!
Визирь почтительно наклонил голову в сторону хана и заговорил негромко, обращаясь к главе попаданцев:
– Престарелый хунтайши Галдан вновь собирается в поход на владения казахов. Если вы поможете отвадить волка от нападений на наши земли, мы готовы заплатить. Если мы нанесем поражение основным силам Галдана, то ойратским гарнизонам в Сайраме, Ташкенте, Шымкенте и Таразе придется оставить наши города.
Беки и султаны на время превратились в безмолвные статуи, боясь прослыть неприличными.
«Все правильно, – думал хан, – если не удалось завладеть оружием из будущего, то следует самих пришельцев сделать союзниками и навсегда закрыть Джунгарские ворота».
Джунгарские Ворота – горный проход между Джунгарским Алатау с запада и хребтом Барлык с востока, соединяет Балхаш-Алакольскую котловину и Джунгарскую равнину. Представляет собой плоский и широкий (более 10 км) коридор длиной около 50 км.
Соловьев несколько секунд раздумывал, а точнее, изображал задумчивость. Ну что же, на ловца и зверь бежит. Значит, выбьем из казахов дополнительные бонусы».
– Если вас устроит цена, я готов обсудить условия предоставления военной помощи. Нам нужен скот, установление торговых связей и аренда месторождений. И еще, – Соловьев оглядел казахов хищным взглядом и продолжил спокойным, размеренным голосом, так не соответствующим содержанию речи, – нам необходимо золото.
Позади Соловьева кто-то судорожно вздохнул от неожиданности, но мэр ухом не повел, продолжая сверлить лицо хана пристальным взглядом. «Все городу, а золото мне, мне… бескорыстно пусть дураки работают!»
