banner banner banner
Особое чувство. Рассказы, новеллы, зарисовки
Особое чувство. Рассказы, новеллы, зарисовки
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Особое чувство. Рассказы, новеллы, зарисовки

скачать книгу бесплатно


– Не обязательно муж. Может, охранник мужа.

«Слишком уверенно и осторожно „охранник“ поддерживал ее за предплечье. Не охранник. Если не муж, то любовник».

– У вас должно быть морское имя, – интуиция купает интуицию. А вдруг?

Она положила свой телефон на стол, достала из сумочки яблоко, вытерла его платком и надкусила. Ждала, пока уверенный взгляд засуетится, скажет какую-то глупость, повторится, начнет перебирать имена и можно будет отвернуться и продолжать скучать дальше. Но он не суетился, ждал, улыбался и, вдобавок, тоже надел очки, черные-черные, способные прятать мелочи и подглядывать как бы невзначай. Она вдруг поняла, что он может не продолжить, может отвернуться. А может быть, уже не смотрит, закрыл глаза. Спит. И она никогда не узнает «почему» и «как».

– Ну, что ж вы? Набирайте! – сказала она, откидываясь на диван, заставив себя улыбаться глазами и, иронично, уголками губ.

– Это ваш ужин?

Она помедлила с ответом, но ровно столько, чтобы не показать возникшей заинтересованности.

– Да, – улыбнулась, и тут же вспомнила слова знакомого психолога с его теорией скрытых зашифрованных мужских вопросов и женских непроизвольных ответов. «Получается, что я уже согласилась, почти отдалась, почти его. Что за глупость, собственно?».

Она ждала, еще раз откусила яблоко, с хрустом, вкусно. Интуиция! Эх, ты… «Норбеков».

Олег очнулся. Знакомство с Мариной, ничем, кроме наваждения, не назовешь. Который уже раз он думал об этом с сожалением.

– Федор, стой!

Машина резко крутанула к бордюру, через «не могу» сбросила скорость и чисто втиснулась между двумя черными Мерседесами. «Заполонили немцы землю русскую!»

– Вылезай! Поедешь в офис на метро. Я сам.

Думать, опять думать. Опять раскладывать пасьянс, опять настраивать весы: слева – прагматика буден, справа – человеческие слабости, слева – желание владеть, справа – влечение. Глупость! Невозможность разложить свою текущую жизнь по полочкам, навести порядок в мыслях, в настроении, в чувстве приводило Олега в состояние ступора, не позволяло быть в комфортном состоянии, в гармонии внутреннего с внешним. Начинала болеть голова, странно стучать сердце, гремя и засасывая собственную жизненную силу. Нужно было побыть одному. Пусть упрощая, но объяснить себе, что происходит вокруг, выстроить цепочку смысла из фактов и образов людей, перемещающихся вокруг своими оболочками, телесными и энергетическими, объяснить простыми словами свои и их поступки и появится порядок! Вымести весь мусор вон и все.

Олег резко дернулся из машины, грохнул дверью, заметил боковым зрением взгляд Федора – осуждает, но выходит из машины. Переходит на тротуар, молчит, сосредоточенно и строго, оглядывается по сторонам. «Что со мной может случиться?» – раздражение опять накинуло на Олега свои сети.

– Черт!

Успокоился он только когда сел на место водителя. Закрыл глаза, представил море. «Стоп, еще раз…»

Море. Солнце. Чайки. Не получается. Только болото! Лягушки и пиявки.

Открыл глаза и увидел, что Федор все еще стоит на тротуаре, оглядывается по сторонам. «Не уйдет, пока не уеду», – подумал Олег, резко вывернул руль влево и с визгом покрышек рванул с места. Тут же представилась гримаса Федора. Машину он любил и способен был часами вылизывать ее. «Это не нормально. Продать этот Volvo нужно. Влюбился Федор в машину, да. Фетишизм какой-то!» – опять по привычке объяснял все он мирозданию.

***

Мысль, что что-то нужно делать сразу, постоянно существовала рядом, но не проникала внутрь. Марина от нее не отмахивалась, но и не пускала. Стоило бы только запустить ее чуть дальше положенного обычного «думания вокруг», как от нее уже не отделаться – она себя знала. А если мысль станет вить гнезда, плодить птенцов, искать пищу для дальнейшей жизни внутри, то это будет уже не жизнь, а только одна мысль.

Отвязаться от ноющей постоянной боли удалось не сразу. Отпихнуть ее, отделаться хотя бы днем от ее липких приставаний способно только механическое выполнение однообразных действий. Мысль и боль, боль и мысль. Вот и способ существования. Жить, чтобы думать, жить, чтобы болело. Или наоборот. Не думать и болеть не будет.

Как я заговорила. Не иначе что-то в голове все-таки изменилось.

Сушить волосы смысла не было – обернула их полотенцем и забросила назад. Хотела нажать клавишу на музыкальном центре, но передумала и пошла босиком на кухню.

Разучилась смотреть вдаль
Разучилась считать до ста
Разучилась любить февраль
Он забрал тебя навсегда

– Почему так жесток снег? На нем твои следы.

Она спрашивала снова и снова. Теперь уже вслух. Как-то быстро потемнело и на кухне стало почти темно. За окном слякоть. Снега нет. И тебя нет.

Вытирая очередную тарелку, она вдруг замерла. Почудился звук вставляемого ключа во входную дверь. Она прислушалась. Но потом опустила голову, даже не усмехнувшись себе. Свет включать не хотелось. За окном шуршащих шинами машин стало меньше. Наверное, уже около десяти. Или позже. По спине пробежал озноб и затаился между лопаток, заставив приподнять плечи. Откуда-то донеслась песня, ставшая ремиксом их знакомства.

– Наверно, в следующей жизни, когда я стану…

Наверное. Когда я стану. Кем?

Прислушиваясь к такой въедливой и вползающей музыке, старалась угадать, откуда она доносится. Или она все-таки включила центр? А почему тогда так тихо доносится, словно из другой жизни.

Опять появился звук в прихожей. Легкий металлический шорох. Дома она была одна. Идти проверять было страшно, смотреть в глазок, слушать чье-то дыхание.

Положила в шкаф последнюю тарелку, вытерла и без того сухие руки, повесила полотенце на стул и осталась стоять напротив окна. Грустно смотреть в сгущающуюся темень.

– Все просто, – начала она говорить вслух.

И осеклась. До того показался незнакомым и надтреснутым звук собственного голоса. «Лучше говорить молча», – подумала она. Нечего пугать себя еще и голосом собственного отчаяния.

Звук из прихожей повторился в третий раз.

Жалеть себя надоело сразу, как только страх накрыл высоченной волной, вымочил, набросился всей свой тяжестью, облизываясь и готовясь к трапезе. Кто-то уже был внутри квартиры, потому что дверь раскрылась и сразу же закрылась. Она замерла. Мозг забыл о ней. Стало очень тихо. Была маленькая надежда, что ей почудилось. Свет в квартире она не включила, осенний вечер как-то быстро стал ранней ночью. Развернутся от окна и посмотреть в темную прихожую удалось не сразу. Казалось, что тьма там была живой, тянула руки, дышала, шептала что-то на своем языке. Присмотревшись, она вдруг увидела в глубине, там, почти у самой входной двери чьи-то глаза. Вернее, не мигающие белки глаз, широко раскрытые, дикие, колдующие. Больные. Она не знала почему. Сумасшедшие!

***

Олег не удивился, когда однажды Паша приехал в очередной раз в его загородный дом с Мариной…

С его Мариной.

Сказка. Шрам. Жизнь

Глава 1

Вспоминая о любви. Помнить чувство – полная блажь. Прекращается чувство – исчезает желание его помнить. Это как написанное на листке: подожжено, и, превратившись в пепел, развеяно по ветру.

Она поверила в сказку

Из облаков,

Плывущих по небу,

Ей было просто и ясно,

Что мир таков,

Как он ей поведал…

Простая по сказочности и естественности встреча. Он приехал к ней. Поезд подходил к вокзалу областного русского старинного города, само название которого намекало на его царское происхождение. Зима. Поздний вечер. Снег прочно лег на выстуженную недельными крещенскими морозами землю. Мысли как-то странно осели, зажглось внутри табло с предупреждением о первом взгляде, о первых спорных мыслях, барахтающихся на поверхности ожидания и стремления к неизвестному. Год общения по Интернету. Почти год. Общение по Интернету не приводит к хорошим встречам, к долгому знакомству. Хотя бы к долгому знакомству, не говоря уже о том, о чем думалось сейчас. Нет…

Нет, он не мог оставить так то, что скопилось за этот год. Никуда никто не денет интуицию, способность иногда предвидеть, желание дать себе шанс. Не могло быть случайным то, что происходило весь этот год. Он не тянул желание из себя, он не выжимал интерес насильно, он не погонял «жарких лошадок влечения кнутом нетерпения». Он жил, постепенно впуская что-то новое, приятное. Это новое ложилось очень естественно на сформировавшийся ландшафт ощущений этой жизни. Поражаясь легкости и плавности вхождения всего, что связано было с ней, внутрь, иногда ругаясь и бесясь от этой простоты и естественности, он раскрывался навстречу, не препятствовал, но и не торопил. Долгие разговоры по сети усталыми вечерами, когда офис пустел, когда одним светлым пятном оставалась настольная лампа над столом в его кабинете, когда в раскрытой настежь голове селились безмятежность и наполнение мечтой о чувстве.

Можно считать, что их познакомила подруга, ее подруга, с которой он был знаком раньше, на пару месяцев раньше, через какой-то там «главный» чат. Случайное поздравление с майскими праздниками попало на ее день рождения. Так вышло. Потом он будет часто повторять эти слова. Видимо, кто-то еще хотел, могущественный и шутивший исподволь, чтобы они были вместе.

Поезд-экспресс из Москвы медленно подходил к перрону. Пассажиры спешно одевались, хотели быстрее оказаться дома, обменивались малозначащими словами, заворачивались в шарфы. Динамики объявили, что поезд прибывает на конечную станцию, и что они желают всем пассажирам удачи и теплого вечера. Запахнувшись в куртку, положив на сумку между ручками букет из пяти белых роз, он вышел. Фотографий пересмотрено много. Ассоциаций тоже достаточно. Но все было новым, ничем не повторяло его предыдущий опыт, его предыдущую уже достаточно долгую жизнь.

Зачем ненужные клятвы,

О том, что он

Весь мир отдать за нее готов…

Было небо высоким и чистым,

Были губы

Нежнее цветов.

Почему она такая? Почему ее большие глаза такие тревожные, а руки такие чуткие? Губы такие открытые… сразу открытые. Видно было, как она волнуется, как сдерживает свою дрожь, то ли от холода, то ли не от холода, а от себя. Когда она привстала на носочки, целуя его, вернее, отдавая свои губы ему, когда он обнял ее одной рукой, и чувствовал ее вытянутую страхом, ожиданием, интересом и влечением спину, когда, передавая цветы, белые розы, он заглянул в ее темные, переполненные всем, чем только можно, глаза, он понял, что никогда не сможет в дальнейшем не только обидеть, но и оттолкнуть нечуткостью, неверием или непониманием.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – сказала она.

– Это тебе.

– Это мне?

Смущаясь, она отчаянно смотрела ему прямо в глаза, пытаясь понять, понравилась ли. Нет? Да? Да? Нет? Он обнял ее и не выпускал, взял руку в перчатке.

– Ты дрожишь. Холодно?

– Нет, – говорила она. – Но у меня дрожат коленки. Я боюсь.

– Дрожат? Не надо бояться, я не страшный. Видишь?

– Конечно! Но ничего не могу с собой поделать…

На улице был мороз. Градусов пятнадцать. Пассажиры быстро разошлись с перрона, а они стояли.

– Нам куда дальше? Далеко гостиница? – спросил он.

– Нет, совсем не далеко. Вверх на горку, пять минут.

– Пошли?

– Пошли…

Он не догадывался, что уже любил ее. Она уже знала, что любила его. Это предопределило дальнейшее. Она все решила заранее. Он думал, что его ждет. Но она уже стала близкой. Во время общения по Интернету они поняли, что явные половинки друг друга. Теперь эти половинки быстро, легко и правильно склеились. За пять минут. Оказалось, что так может быть.

В центральную гостиницу они не попали – не было мест. Вернувшись на улицу, тут же поймали такси, и когда она сказала водителю название гостиницы на окраине города, и водитель рванул машину с места, словно пришпорил, а он, сняв с нее холодные перчатки, одной рукой сжал обе стиснутые между собой ладошки, притянул всю к себе, обнял и стал греть…

– Хорошо, что ты приехал, – так сказала она, что он сразу понял, что хочет ее.

Какие странные тени

На потолке,

Похожи на лица…

Какие жесткие вены

В ее руке…

И сердце боится.

Эта песня Иванова стала их песней уже потом. Позже. Перед их второй встречей. Они боялись, что песня станет пророческой. Смысл в том, что по сценарию песни могут развиваться три четверти отношений, в которых люди любят. Могут. Но он берег ее. А она думала о нем больше, чем о себе. Даже в первую ночь, в их первую ночь в полупустой загородной гостинице, от этого казавшейся промерзшей. Обступившие гостиницу сосны и ели делали их совсем отшельниками-любовниками, которых сразу видно улыбающейся женщине-администратору.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)