скачать книгу бесплатно
Я слышу смех Уилла так ясно и отчетливо, как будто он сидит рядом со мной. Если бы это было так, он объяснил бы этой леди, что техника врет по определению, поскольку ее создают и контролируют люди. Бывают сбои. Бывают поломки. Бывают ложноположительные и ложноотрицательные ответы. Так что Энн Маргарет может сколько угодно пытаться убедить меня, что я напрасно трачу время, но я уверена, что тут не все так однозначно.
Вспышка гнева сменяется чувством удовлетворения. Если авиакомпания могла совершить столь вопиющую ошибку: не позвонив мне, прежде связаться с прессой, то кто возьмется утверждать, что имя Уилла в списке пассажиров тоже не было ошибкой? Гигантской, переворачивающей жизнь, но все же ошибкой.
– Что, если, уже идя по телетрапу, он повернулся и пошел обратно? А служащая на пропускном пункте проверяла билеты других пассажиров и не заметила, как он вышел.
– Полагаю, такое возможно… – Энн Маргарет отводит глаза в сторону и даже не скрывает своих сомнений. Она также не задает самый очевидный вопрос – почему кому-то вообще могло понадобиться развернуться и выйти? Если бы она спросила, я сказала бы ей, что это был не тот рейс, летевший не в том направлении. – Может, вы хотите поговорить с кем-нибудь?
Это другой разговор. Я уже собираюсь кивнуть, полагая, что она имеет в виду своего босса или, еще лучше, начальника службы безопасности Хартфилда.
– Со священником или с кем-то из светских служб? У нас здесь работают психологи из Красного Креста, а также представители основных религиозных конфессий. Кого вы предпочитаете?
Внутри меня нарастает раздражение.
– Мне не нужен психолог. Я сама психолог. Единственное, что мне нужно, – это чтобы кто-нибудь сказал мне, где мой муж.
Энн Маргарет замолкает. Она кусает нижнюю губу и поглядывает на своих коллег, находящихся за соседними столами и утешающих безутешных, словно спрашивая: «И что теперь? Этому нас не учили на тренинге для специалистов по оказанию содействия». Я озадачила ее.
– И что теперь? – спрашивает отец, ему, как всегда, нужен план. – Что мы делаем дальше?
Энн Маргарет с облегчением ухватилась за возможность вернуться к своему сценарию.
– В эти выходные в городе пройдет церемония прощания. «Либерти эйрлайнс» еще дорабатывает детали, но, когда станут известны место и время, я вам сразу же сообщу. Если хотите, я могу забрать вас от дома и сопроводить на службу. Конечно, это вам решать, но там будет много журналистов, а я знаю, как их обойти. И если вам интересно, я могу также помочь спланировать посещение места крушения.
На последних словах у меня перехватывает горло. Место крушения. Я с трудом могу видеть даже телевизионные кадры. А при мысли, что придется ходить среди обломков, стоять на земле, принявшей 179 душ, мне кажется, что меня ударили в живот.
– Спешки никакой нет, – говорит Энн Маргарет, заполняя тишину. – Сообщите, когда будете готовы.
Поскольку я снова не отвечаю, она, сверившись с бумагами, переходит к следующему пункту:
– Ах да, «Либерти эйрлайнс» в сотрудничестве с независимой компанией занимается организацией процесса возвращения личного имущества родственникам пассажиров. Форму для заполнения вы найдете на странице двадцать три. Чем больше подробностей вы сможете указать, тем лучше. Фотографии, описания, особые приметы, ну и тому подобное.
Уилл не любитель ювелирных украшений, но он носит обручальное кольцо и часы. То и другое подарила ему я, предварительно снабдив гравировкой с нашими инициалами, и хотела бы получить их обратно.
– То есть вы все же полагаете, что он был в том самолете.
Понимаю, что демонстрирую классическую стадию отрицания. Я не верю, потому что это не может быть правдой. Уилл не лежит в полях Миссури. Он в Орландо, завораживает участников конференции своим докладом о прогнозно-аналитическом программном обеспечении и жалуется на жару в баре отеля. А может, он уже дома, помятый и уставший после поездки, размышляет, что у нас на ужин. Я представляю, как вхожу в дверь и вижу его, и внутри у меня зарождается радость.
– Миссис Гриффит, я понимаю, как это, должно быть, трудно, но…
– Правда? Вы понимаете? Потому что в том самолете был ваш муж? Или это ваших родителей или детей разорвало в клочья на кукурузном поле? Нет? Тогда вы не понимаете и не можете понять, как это трудно для меня. Для любого в этом зале.
Энн Маргарет наклоняется к столу и хмурит брови.
– Нет, я не потеряла родных на рейсе 23, но я тоже испытываю глубокую скорбь и сочувствие к вам, а также ко всем, кто пришел сегодня сюда. Я разделяю вашу боль и страдание, и я на вашей стороне. Скажите мне, что вы хотите, чтобы я сделала, и я это сделаю.
– Верните мне моего мужа! – выкрикиваю я.
За соседними столами становится тихо, головы всех сидящих поворачиваются в мою сторону. Они тоже хотят, чтобы им вернули тех, кого они любили. Если бы мы сидели рядом, то могли бы пожать друг другу руки. Это дерьмовая ситуация, но, по крайней мере, я прохожу через нее не одна.
Дэйв в знак братской поддержки кладет руку мне на спину. Он понимает, что я на грани нервного срыва, и его главная цель сейчас – увести меня отсюда.
– Что-то еще?
– Да. Нам бы очень помогло, если бы вы сообщили имя и адрес врача и дантиста вашего мужа. Мы гарантируем, что вся собранная информация останется конфиденциальной и будет использоваться только судебными экспертами. И простите, что я спрашиваю, но нам также нужен образец ДНК.
Отец берет меня за руку.
– Еще что-нибудь? – спрашивает он, сжав зубы.
Энн Маргарет достает из папки конверт и пододвигает его к нам через стол.
– Это первоначальный взнос от «Либерти эйрлайнс» на покрытие расходов, связанных с катастрофой. Я знаю, что сейчас трудное время, и эти деньги должны, так скажем, немного облегчить груз, который ложится на плечи вашей семьи.
Я беру конверт и смотрю на вложенный в него листок бумаги. Очевидно, даже у смерти есть цена, и, если верить «Либерти эйрлайнс», она составляет 54 378 долларов.
– Будет еще, – говорит Энн Маргарет.
Угли гнева, разгоравшегося во мне с момента, как я вошла в этот зал, наконец вспыхивают неукротимым огнем. Безудержная ярость сжигает меня изнутри и гонит раскаленную лаву по моим венам. Руки сжимаются в кулаки, и я выпрямляюсь на своем стуле.
– Позвольте спросить у вас кое-что, Маргарет Энн.
– Энн… – Она обрывает сама себя, натянув сочувственную улыбку. – Конечно. Все, что угодно.
– На кого вы работаете?
Пауза. Она хмурит брови, будто спрашивая: «О чем вы говорите?»
– Миссис Гриффит, я уже вам говорила. Я работаю на вас.
– Нет. Я имею в виду, как называется компания, которая вам платит?
Она открывает рот, потом закрывает, делает вдох носом, потом еще раз.
– «Либерти эйрлайнс».
Я рву чек пополам, беру сумочку и встаю.
– Так я и думала.
Энн Маргарет сдержала по крайней мере одно из своих обещаний. Когда мы выходим из Центра помощи семьям, расторопные представители авиакомпании, одетые в униформу «Либерти эйрлайнс», быстро проводят нас через терминал и выводят на улицу через боковую дверь. Если журналисты и замечают нас на пути к машине, мы этого не видим. Люди в форме служат нам живым щитом.
Они загружают нас в отцовский «чероки», захлопывают дверцу и отступают прочь, как только отец заводит двигатель. Он переводит рычаг в положение «задний ход», но не убирает ногу с педали тормоза. Как и я, отец до сих пор пребывает в шоке, пытаясь осмыслить все, что мы узнали за последний час. Я не представляю, сколько мы так сидим под звук урчащего под нами двигателя, молча уставившись в окно на бетонную стену парковки. И только когда я чувствую, как отец кладет теплую ладонь мне на колено, а Дэйв обнимает меня, я понимаю, что все это время плачу.
9
Всю ночь мне снится, что я – это Уилл. Я лечу высоко в облаках где-то над Миссури, надежно пристегнувшись в кресле у прохода. Внезапно самолет начинает падать. Он кренится набок и летит вниз, пронзительный рев двигателей так же оглушителен, как и мой собственный крик, в нем столько же ужаса, как в криках других пассажиров. Мы срываемся в пике и несемся к земле с нарастающей скоростью. Я проснулась в момент взрыва, мой рот, как песком, был забит предсмертным ужасом Уилла. Понимал ли он, что происходит? Кричал ли, плакал ли, молился ли? Думал ли он обо мне в последние секунды своей жизни?
Мне никуда не деться от всех этих вопросов. Словно вражеская армия, они захватывают мой мозг, бомбардируя его и заставляя меня подскакивать в постели. Зачем моему мужу говорить мне, что он направляется в одно место, а самому лететь в другое? Зачем ему понадобилось выдумывать несуществующую конференцию и демонстрировать поддельный флаерс в качестве фальшивого доказательства? Сколько еще раз он был не там, где говорил? На последнем вопросе мое сердце подпрыгивает, ответ очевиден – это то же самое, что пытаться забить квадратный колышек в круглое отверстие. Уилл не стал бы лгать. Он бы не стал.
И что дальше? Откуда тогда эта ложь?
Я поворачиваюсь на кровати, нащупывая в неверном утреннем свете пустую подушку. Прижимаю прохладную ткань к своему лицу и вдыхаю запах мужа, болезненные в своей яркости воспоминания накатывают на меня. Квадратная челюсть Уилла, освещаемая снизу экраном ноутбука. Волосы, неизменно спутанные с одной стороны, – задумавшись, он бессознательно начинал их ерошить. Улыбка, освещавшая его лицо всякий раз, как я входила в комнату, он никому так больше не улыбался. И прежде всего, ощущение, что мы единое целое, что я принадлежу ему, что мы не существуем по отдельности.
Мне нужен мой муж. Его теплое после сна тело и согревающие прикосновения, его голос, нашептывающий что-то мне на ухо, называющий меня его самым любимым человеком. Я закрываю глаза и вижу его, он с обнаженным торсом лежит рядом и манит меня пальцем. Внутри становится пусто. Уилл умер. Его больше нет, и меня тоже.
Свежая рана снова начинает нестерпимо болеть. Я ни секунды больше не могу оставаться в постели, в нашей постели. Я откидываю одеяло, натягиваю пижаму Уилла и спускаюсь вниз по лестнице.
В гостиной я щелкаю выключателем и жду, пока глаза привыкнут к яркому свету. Когда зрение возвращается, вижу картину нашей с Уиллом жизни, застывший во времени момент перед тем, как он уехал в аэропорт. Фантастический роман в мягкой обложке с загнутыми уголками страниц, который он читал, лежит на столе, стоящем рядом с его любимым креслом, рядом с книгой высится небольшая гора целлофановых оберток от конфет, я все время ворчу, что он их не убирает. Я улыбаюсь и тут же чувствую, как подступают слезы. Но я не даю им пролиться, потому что одно слово врезается в мои воспоминания, словно мачете.
Почему?
Я отталкиваюсь от стены и направляюсь к книжным полкам.
Когда мы переезжали сюда в прошлом году, Уилл отказался от идеи домашнего офиса.
– Компьютерщику не нужен стол, – сказал он тогда, – только ноутбук с многоядерным процессором и место, где присесть. Но если ты хочешь, валяй.
Я не хотела. Мне нравилось устраиваться рядышком с Уиллом – за кухонным столом, на диване, в тенистом уголке на задней веранде. Стол в гостиной служил для разбора писем, хранения ручек и скрепок, а еще на нем стояли наши любимые фотографии – пойманные в объектив мгновения счастья. Мне невыносимо смотреть на них, и я поворачиваюсь к столу спиной.
Но нужно заняться бумагами на дом, их Уилл хранил в гостиной. Я опускаюсь на пол, рывком открываю дверцы стенного шкафа и восхищенно замираю при виде зрелища, достойного быть помещенным в каталог «Контейнер Стор». Разноцветные ряды одинаковых папок, содержимое каждой из которых напечатано на специальных этикетках. Все разложено по порядку и собрано по годам. Я вытаскиваю папки, раскладывая их по степени важности на полу. Где обнаружится очередная ложь?
Слева в шкафу высятся три лотка для бумаг, и я быстро просматриваю их. Брошюры, пожелтевший номер «Атланта бизнес кроникл», где на первой странице напечатана статья, посвященная «Эппсек», билеты на концерт «Роллинг стоунз», который состоится в конце лета. Сверху лежит аккуратная стопка неоплаченных счетов, скрепленных вместе и снабженных стикером, на котором рукой Уилла написано: «Срочно». Сердце начинает биться чаще, качая слишком много крови за раз, и я покрываюсь потом, несмотря на царящий в комнате холод. Уилл не умер. Он вернется. И эта записка тому доказательство. Мертвецы не ходят на концерты и не составляют список дел. Мой педантичный муж никогда не бросает дело незаконченным.
Я сижу по-турецки среди бумаг, одну за другой просматривая папки. Банковские выписки. Кредитные карты. Документы на займы, контракты и налоговые декларации. Я ищу… Сама не знаю что. Что-то, что расскажет мне о муже, которого, мне казалось, я хорошо знаю, какую-то подсказку, которая поможет мне понять, почему он внезапно превратился в лжеца.
Спустя полтора часа я наконец кое-что нашла. Его новое завещание, которое я прежде не видела, составленное всего месяц назад, это открытие подействовало на меня как удар ниже пояса. Он изменил завещание, не сказав мне? Не то чтобы мы были богаты. Купленный в ипотеку дом, пара кредитов за машины, – вот, пожалуй, и все. Все родственники Уилла умерли, а детей у нас нет. Пока. А там кто знает. За исключением этого гипотетического ребенка, наша ситуация совершенно ясна. Я пролистываю страницы, пытаясь понять причину такого поступка.
И нахожу ее на седьмой странице: в начале года Уилл купил два новых страховых полиса. Вместе с тем, что у него уже был, сумма страховки составила – мне приходится взглянуть дважды, чтобы убедиться, что мне не показалось, – два с половиной миллиона долларов. Бумаги падают мне на колени, голова кружится от нолей. Сумма умопомрачительная и совершенно несоизмеримая с его зарплатой. Я знаю, что должна радоваться такой предусмотрительности, но не могу отделаться от новых вопросов, терзающих меня. Зачем ему два новых полиса? Почему так много?
– Можно спросить? – Я поднимаю глаза и вижу Дэйва, стоящего на пороге. На нем мятые после сна футболка Джеймса с эмблемой Гарварда и пижамные штаны, он отчаянно зевает. Но сейчас нет и семи, а Дэйв никогда не был ранней пташкой.
– Я ищу подсказки.
– Я уже понял. – Он поднимает к потолку свои длинные руки и делает пару поворотов корпусом, при этом его позвоночник издает звуки, напоминающие хлопки воздушных пузырей на упаковочной пленке. – Но я хотел спросить, удалось ли тебе найти доказательства другой жизни в Сиэтле?
– Как раз наоборот. Никаких необычных платежей или незнакомых имен. Только еще больше доказательств того, что, когда дело касается организации, мой муж проявляет невероятную дотошность. – Я беру в руки завещание и нахожу седьмую страницу. – У тебя есть страховой полис?
– Ну да.
– На какую сумму?
Он запускает пальцы в свои темные волосы и взлохмачивает их так, что они остаются стоять дыбом.
– Точно не помню. Что-то около миллиона.
– А у Джеймса?
– Думаю, примерно столько же. А что?
– Два с половиной миллиона долларов. – Я потрясаю завещанием в воздухе. – Миллиона, Дэйв. Не слишком ли много?
Он пожимает плечами.
– Получателем страховой суммы, я полагаю, являешься ты?
– Конечно, – отвечаю я, а в мозгу уже рождается другой вопрос. Кто сказал, что эти полисы единственные, что он не купил еще, чтобы обеспечить кого-то в Сиэтле?
– Тогда и да и нет. Насколько я помню, страховая сумма должна составлять десять годовых доходов, так что да, Уилл застраховал свою жизнь на очень большую сумму. Но он любил тебя. Вероятно, просто хотел быть уверенным, что ты будешь хорошо обеспечена.
От слов Дэйва мое сердце снова начинает болеть, но я не поддаюсь. Да, муж меня любил, но он также мне лгал.
– Два полиса были куплены три месяца назад.
Он вскидывает голову, брови сходятся на переносице.
– Это либо невероятное совпадение, либо невероятная мерзость. Я еще не решил.
– Я за мерзость.
Он падает в кресло и трет руками лицо.
– Хорошо, давай подумаем. Никто не застрахует твою жизнь бесплатно, а сумма так велика, что ему пришлось бы отстегивать по сотне, а то и больше баксов в месяц.
Я указываю на стопку папок, в одной из них собраны банковские выписки за последний год.
– Ну, он точно не брал для этого деньги с нашего общего счета. Я просмотрела все выписки до единой и не нашла ничего, кроме астрономических счетов из «Старбакс».
– У него мог быть другой счет?
– Думаю, да. Но если в папках ничего нет, как мне его найти?
– В его компьютере. Электронная почта, закладки, история файлов и все такое.
– Уилл никогда не выходил из дома без ноутбука, а также без телефона и айпада.
– Ты можешь войти в его почту?
Я мотаю головой:
– Нет. Это мы используем в качестве пароля кличку собаки, которая была у нас в детстве. А Уилл – сгенерерированный компьютером логин, который невозможно взломать, причем везде разный.
– Даже на «Фейсбуке»?
– Особенно на «Фейсбуке». Ты знаешь, как часто взламывают учетные записи в социальных сетях? Каждую чертову секунду. А дальше все полторы тысячи твоих подписчиков в «Твиттере» получают от тебя сообщения с рекламой фальшивых «Рэй-Бэн».
Уилл мог бы гордиться. Я слово в слово повторила лекцию, которую он прочел мне, когда я сообщила, что мой пароль везде: роки321.
Я вздыхаю, оглядывая гору бумаг и папок, в них нет ответов, это ясно. Ползая на коленях, я начинаю запихивать все обратно в шкаф.
