скачать книгу бесплатно
Расстояние между берегами было около трех километров, а сети устанавливали практически посередине. Так что мне необходимо было пройти почти полтора километра.
Все собаки, сопровождая меня, бежали рядом. Так мы прошли почти полкилометра. Но затем Шкалик повел себя как-то странно. Забегая вперед, садился на лед, а когда я подходил, не двигался с места. Мне приходилось обходить его. Он опять забегал вперед и снова садился. Наконец мне это надоело.
– Ты что творишь? Я же не на слаломной трассе, чтобы обходить тебя?
Пес сел на лед, опустил голову и дальше не пошел. Собаки, пробежав еще несколько метров за мной, оглядываясь на вожака, тоже сели.
– Шкалик. Ты что, трусишь?! – крикнул я.
Пес в ответ лишь вяло завилял хвостом.
Пройдя около одного километра, я решил проверить толщину льда. Взял в руки пешню и вонзил ее в лед. Раздался сильный грохот, как выстрел из ружья. Трещина, разрывая лед, понеслась вдаль по ледяному панцирю озера. Через нее тут же проступила вода и начала замерзать, затягивая ледяной рубец, рисуя гигантскую змею, уползающую вдаль.
Прошел еще метров шестьсот. Сориентировавшись по берегам, остановился. Лед был прозрачный, что должно было значительно облегчить установку прогонов. Норило подо льдом будет хорошо просматриваться, и установка займет не более трех часов. Я посмотрел в сторону избы. На белом фоне заснеженного берега выделялись темные контуры строений. Высоко вверх из трубы поднимался столб теплого воздуха. Горы красовались такой голубизной, будто были не из камня, а из хрусталя.
Отвязал от саней норило, взял в руки пешню, чтобы вырубить лунку и сделать замер глубины. Снял лыжи, сверху бросил прогоны и только сделал несколько шагов, как раздался грохот. Лед разлетелся подо мной на крупные осколки. Вода хлынула фонтаном вверх, заливая все кругом. Я не успел понять, что произошло, как оказался в воде.
Лыжи плавали на краю полыньи. Дотянулся до них рукой и начал мостить опору. Сделал попытку выбраться на лед, но он вновь стал крошиться передо мной, расширяя полынью. Не выпуская из рук лыжи начал продвигаться вперед по кромке льда. При любой моей попытке подтянуться и выбраться на поверхность раздавался треск, лед крошился. Метров через двадцать, наконец, удалось выкарабкаться. Подтянул под себя лыжи и попытался отползти дальше от воды, но не мог двинуться с места, так как на морозе ватная фуфайка моментально примерзла ко льду.
Попробовал оторвать ее рывком. Лед снова разлетелся, и я опять оказался в воде. Огромный кусок отломившегося льда, как щит, примерз к фуфайке на уровне груди, мешал взмахивать руками и постоянно заваливал меня на спину. Рукояткой ножа, который всегда висел на поясе, начал разбивать его.
Кроличья шапка постоянно наползала на глаза и напоминала ледяной горшок. Ее пришлось выбросить на лед. Фуфайка промокла, сковывала движения и тащила вниз. Попытался расстегнуть ее и стащить с себя. Легко расстегнул пуговицы на груди, но стянуть рукава не мог. Пришлось несколько раз с головой окунуться в воду, ножом разрезать фуфайку на запястьях и стаскивать ватник под водой. Наконец, с трудом освободился от него и выбросил перед собой на лед.
Двигаться в воде стало легче. Хорошо поддерживали на воде бакари из оленьих шкур, они-то меня и спасли. Если бы на мне были одеты валенки, то либо они утащили меня под воду, либо пришлось бы их сбросить, как фуфайку. А что бы я делал потом, оставшись босиком?
Теперь я мог опираться на лыжи. Минут пять ожидал, когда ватник покроется льдом, образовав небольшую площадку. Тело холода не чувствовало, но голова на морозном воздухе начала замерзать, обрастая сосульками. Приходилось периодически опускать ее в воду, так было теплее. Сделал очередную попытку выбраться. Мне это удалась. Опираясь на лыжи, отталкиваясь ножом ото льда, я пополз вперед, выбрасывая перед собой прогоны.
Отполз метров на сто, попробовал встать на лыжи, но лед предательски затрещал. Я замер. Оглянулся назад. Вода залила площадку размером с футбольное поле. В морозном воздухе вверх поднимался туман, переливаясь на солнце прозрачными хрусталиками.
Вдруг я услышал лай. В пятидесяти метрах от меня увидел Шкалика. Пес лаял, скулил, вилял хвостом, припадал на лапы, глядя в мою сторону. Рядом с ним, сидели остальные собаки, наблюдая за происходящим.
– Шкалик. Ко мне! – крикнул я в надежде попробовать обвязать на нем прогон.
Пес без колебаний уверенно начал приближаться. Не добежав до меня несколько метров, присел и пополз. Я накинул на него прогон, обвязал вокруг туловища и груди. Шкалик терпеливо ждал, когда я закреплю веревку на себе, обвязав по поясу. Он смотрел на меня, в его глазах читался укор: «Я же тебя предупреждал!»
– Уже понял! – сказал я вслух.
Так же лежа, развернул лыжи по ходу движения, заполз на них. Чтобы дать прогону слабину, отмотал несколько метров и тихо прошептал:
– Шкалик! Вперед!
Пес, будто понимая, что от него требуют, пополз и через несколько метров встал на лапы. Когда прогон натянулся, внимательно посмотрел на меня. Я еще отмотал несколько метров, дав дополнительную слабину прогону. Уже без команды он отбежал и опять посмотрел на меня.
– Шкалик! Домой! – крикнул я и стал ножом отталкиваться ото льда, помогая собаке.
Пес рванул с места, от сильного рывка завалился на бок, скользя лапами по льду, но моментально вскочил, и, набирая скорость, мчал меня без остановки. Собаки с дружным лаем устремились за нами. Лыжи скользили по льду, как маятник, смещаясь то вправо, то влево. Через несколько минут пес выскочил на берег, а я влетел головой в ледяные торосы.
В избу я поднимался, уже как робот, скрипя и шурша обледенелой одеждой, руками оттирая остекленевшие уши.
По телевизору начинался военный парад. Я переоделся. Позвал Шкалика. Положил перед ним рубленую оленину. Стоя у печки смотрел, как он зубами дробит оленьи кости, зажав их лапами. Я поймал себя на мысли, что надрессировать можно любую собаку, но не каждая может думать, принимать решение, слушать и понимать человеческую речь.
Пурга
В конце ноября сломался снегоход, а проверять капканы нужно было регулярно. Тогда я впервые взял Шкалика с собой на охоту, скорее на случай внезапной пурги, чтобы он мог без проблем вывести к жилищу. У нас с ним уже был опыт ночевки в снегу.
Однажды, когда я еще прокладывал путик и устанавливал капканы в районе реки Микчангды, занимаясь установкой очередной городушки, увидел, что на снегоходной тропе сидит Шкалик, смотрит на меня и помахивает хвостом.
– Кто тебе разрешил за мной бежать? – начал было я ругаться.
Пес лег, виновато посмотрел на меня и опустил голову на лапы.
– Ладно. Уговорил.
Я не стал его прогонять и оказалось, что собака пробежала за мной более десяти километров не случайно. Уже стало темнеть. В луче света фары все чаще стали появляться снежные хлопья. Ветер начал гнать поземку, поменял направление и, усиливаясь, стал дуть с юга.
– Пора срочно возвращаться. Сейчас задует, – сказал я, глядя на Шкалика. – Все, это последняя городушка.
Бросил лопату с топором в пэну (металлическую волокушу), уселся на «Буран» и поехал. Пес побежал впереди снегохода. Ветер усиливался с каждой минутой, подхватывал снег, падающий сверху, срывал пласты с лежащих сугробов, поднимая вверх, разрывал их на части, перемешивая и закручивая, гнал перед собой сплошной стеной. Верхушки деревьев от сильных порывов, как по команде, сгибали стволы. Проносясь с большой скоростью между голых веток, ветер рождал гул и свист.
Выехал на озеро. Наст стал тверже и ровнее, но я не мог увеличить скорость, так как фара снегохода своим лучом уже не могла пробить плотный занавес снега, не помогал и дополнительно включенный фароискатель. Я все чаще стал терять из вида собаку. Приходилось, вглядываясь вперед, высовываться из-за ветрового стекла. Снег больно ударял в лицо, слепил, забивался под капюшон, таял на щеках, стекая маленькими струйками по подбородку и шее, образовывал ледяную корку на груди.
Шкалик вынырнул из темноты с правой стороны от меня. «Начал срабатывать закон сильного ветра», – подумал я. Отворачивая и пряча лицо, машинально поворачивая руль, я уходил с маршрута влево. Сделав поправку на ветер, продолжил движение, но так как сразу же терял из вида собаку, вновь начинал уходить влево. Так повторялось несколько раз, и, когда Шкалик в очередной раз выскочил из пелены снега, совершенно с другой стороны, я остановился.
– Что будем делать?
Пес посмотрел на меня через щели залепившего его морду снега и лег.
– Может ты и прав. Дальше дергаться опасно. Не дай бог еще влететь в наледь. Лучше переждать.
Я развернул «Буран», поставил его поперек потока ветра. Лопатой вырыл яму до самого льда и постелил оленью шкуру. Выбросил из пэны капканы, городушки, которые не успел установить, и накрыл ею убежище. Забрался внутрь и позвал Шкалика. Из мешка достал ему несколько кусков мерзлой рыбы, предназначенной на приваду песцам. Пока пес разбирался с рыбой, я налил себе еще не успевшего остыть, чая из термоса. Через час мы дружно посапывали в вырытой яме, под сплошной гул и завывание ветра.
В снежном плену нам пришлось просидеть почти сутки. Я уже начал замерзать. Чтобы как-то согреться все ближе прижимался к собаке и проваливался в сон. «Как бы навсегда не уснуть», – проносилось у меня в голове, а глаза снова накрывала тяжелая пелена.
Отрывистый, громкий лай растолкал меня. Шкалик лапами и зубами пытался стянуть с меня брезентовую накидку и гавкал прямо в лицо. От жуткого холода я долго не мог пошевелиться. Наконец, выбрался наружу из снежного мешка. Вокруг стояла мертвая тишина. Небосвод полыхал таким ярким северным сиянием, что иногда даже луна терялась из вида. Морозный воздух сразу стал прихватывать щеки. Влажная одежда вмиг покрылась ледяной коркой, издавая хрустящие звуки. Я огляделся. Справа проступали очертания берега. «Остров Чаечный», – догадался я. До нашей избы оставалось не более четырех километров.
– Это только сутки прошли, Шкалик, а я уже чуть дуба не дал. А медведям хоть бы хны, спят себе всю зиму, – губы мои и тело тряслись от холода.
Вытряхнув из мешка на снег последнюю приваду, я, пританцовывая, начал зацеплять пэну и готовить «Буран». Собака с аппетитом расправлялась с рыбой.
– Ну что, зимовка закончилась. Вперед!
И нажал на гашетку. Шкалик присел, радостно виляя хвостом, потом вскочил и с веселым лаем рванул по озеру в направлении избы.
Через полчаса снегоход взобрался по пологой косе на утоптанную площадку. Собаки встретили нас дружным лаем. На крыльцо вышли Федя и Вадим.
– Ну, слава Богу. А то мы уже все на нервах.
Первый песец
Для ловли песцов у меня было закольцовано два путика: большой проходил по берегу озера и маленький; по островам и речке Лама. Соболиный путик проходил по лесному массиву вдоль речки Батык.
Я надел лыжи «Тайга», закинул за плечи рюкзак с термосом и привадой, взял в руки тозовку и крикнул Шкалика. Мы направились с ним по укатанному снегоходами следу.
Песец попал в капкан задней лапой. Вырыл себе яму в снегу. При моем появлении открыл пасть и начал угрожающе тявкать, делая рывки в мою сторону. Бежавший за мной Шкалик впервые увидел песца. С любопытством, виляя хвостом, начал рассматривать белое пушистое существо, похожее на собачку, и пытался обнюхать ее. Песец яростно огрызался, предпринимая попытки, укусить. Пес вопросительно посмотрел на меня.
– Взять его!
Эти слова я сказал, не подумав, так как уже неоднократно убеждался, что собака понимает речь. В один момент пес ощетинился, с рычанием схватил песца за шею, встряхнул несколько раз, разжал челюсти. Песец без движения упал на снег.
– Молодец, – похвалил я.
Благодарность он принял как разрешение на расправу. Следующего песца я увидел в метрах ста. Он попал в капкан тоже задней лапой, описывал круги вокруг городушки, натягивая трос, закрепленный на капкане. У меня были опасения, что Шкалик испортит шкурку песца и поэтому постарался отвлечь его разговорами. Пес бежал рядом, внимательно смотрел на меня, не понимая, отчего вдруг я стал такой многословный. Это ему показалось подозрительным. Он остановился, стал осматривать местность и сразу обнаружил песца. Через мгновение он уже мчался к нему и совсем не реагировал на мои крики:
– Фу! Нельзя!
Пес подбежал, схватил песца за шею и проделал с ним тоже, что и с предыдущим. После осмотра тушек я убедился в том, что шкурки не были испорчены.
Прошел еще год. Шкалик вырос и превратился в матерого, мощного, умного, постоянно находящегося в движении охотничьего пса. В конце августа появилось потомство. Сучка Найда родила от него пятерых щенят. По какой-то причине вскоре у нее исчезло молоко, она прекратила кормить щенков и просто убегала, не проявляя материнского инстинкта. Тогда нам пришлось перейти на их искусственное вскармливание. От резиновых перчаток обрезали пальцы, изготовили соски. Разводили порошковое молоко, готовили мясные, рыбные бульоны и кормили их из бутылок, пока они не перешли на обычную пищу.
Довольно крупные, лохматые красивые комочки были любимцами на точке. За мать они принимали Шкалика. При его появлении с радостным повизгиванием бросались к нему, бродили за ним гурьбой, спали, тесно прижавшись к его брюху. Он покорно переносил эту нагрузку еще и потому, что Прошка постоянно находился вместе со щенками, бегал и играл с ними. А Шкалик добросовестно выполнял роль воспитателя: зорко следил, чтобы другие собаки не обижали малышек, строгим рыком осаживал непослушных. А стоило раздаться щенячьему визгу, как он появлялся на этом месте моментально, словно вырастал из-под земли и жестко наказывал обидчика.
Умилительную картинку можно было наблюдать, когда по заснеженной тропке брел Шкалик, а за ним семеня лапками, едва поспевая, пошатываясь в стороны, заваливаясь набок, бежали пушистые создания. Процессию, как всегда, замыкал Прошка, играясь с хвостами отстающих, стараясь зацепить их лапой. И стоило одному из щенков упасть, как он накидывался сверху, и сразу начиналась взаимная возня. С рычанием и тявканьем подключались остальные, создавая кучу-малу. Потом встрепенувшись, лохматые комки распадались и устремлялись догонять своего воспитателя. Мы шутили по этому поводу.
– Шкалик! Ты не папа, ты мама-Карла.
Ворон
К нам повадился залетать очень крупный ворон. Он делал облет вокруг косы, усаживался на крышу избы, карканьем извещая о своем прилете. Потом часами сидел, внимательно наблюдая за всем происходящим внизу. В ясную погоду, присмотревшись к оперению этой птицы, можно было увидеть наличие уникальных оттенков и отливов, создающих неповторимую игру цвета и блеска.
Стоило кому-то выйти из избы, как черная птица, приветствуя, издавала трубные звуки, вроде «крух-крух». При этом перья на его зобе дыбились, приобретая форму бороды, и тогда его голова была похожа на голову токующего глухаря.
Как только Вадим начинал кормить собак, топором разрубая мерзлые тушки рыб, ворон оживал. Он, опустив голову, открывал клюв и, растопырив крылья, начинал пристально следить за происходящим процессом. Покормив взрослых собак, Вадик отгонял их и начинал готовить пищу для щенков. Черный хитрец тут же опускался вниз, спрятав клюв под крыло, начинал разгуливать между щенками, стараясь, слиться с ними воедино. Потом из-под крыла клювом дергал за хвост какого-либо из лохматых комков, а когда щенок оборачивался, хватал кусок еды и улетал к засолке.
Вадим уже принимал птицу как члена нашей бригады, и когда кормил щенков, откидывал в сторону куски пищи и ей, но та их как будто не замечала, а каждый раз старалась именно своровать, выхватить из-под самого носа щенков.
Этой сообразительной птице нравилось устраивать игры с собаками. Если от избы по озеру вдруг начинался разноситься визг, безудержный гвалт собачьего лая, мы знали – ворон устроил катание на горке.
После нескольких дней безветренной погоды на крыше скапливалось много снега. Ворон подпрыгивал вверх у конька, падал в пушистый наст и катился по крутому откосу, потом срывался вниз и у самой земли с криком расправлял крылья. Собаки, щенки, сбившись в кучу, начинали охоту. Открыв пасти ожидали спуска ворона, стараясь схватить его зубами, поймать этого черного «экстремала», но он умудрялся в последнюю секунду взмыть вверх. Это их будоражило, заводило, и скоро с лаем, визгом и рычанием они в азарте метались по двору. Ворон на время приостанавливал игру и скрипучим «кррав-кррав» начинал передразнивать собак, пародируя их гавканье. Когда двор уже напоминал разворошенный «собачий» муравейник, он менял тактику и начинал спуски с другой стороны избы, которая окнами выходила на залив. Там снегу было под самую крышу, и ринувшиеся туда собаки проваливались по макушку, а щенки вообще терялись в снежной насыпи. Это ворону доставляло особенное удовольствие. Позабавившись, он прекращал игру и с любопытством наблюдал, как собаки по уши в снегу возвращались на двор. Потом, чтобы разрядить обстановку, летел к прогонам с сетями и там расхаживал по снежному насту внимательно наблюдая, как ребята проверяют сети. Иногда подходил очень близко, стараясь заглянуть в проверочную лунку, и, конечно, всегда получал презент в виде рыбы.
– Откупаться надо. Рабочий контроль прилетел, – шутил Вадим.
Ворон – это уникальная, неповторимая, загадочная и очень умная птица-одиночка, в тундре встречается редко. Эти птицы не собираются стаями, как их сородичи вороны, которые, как правило, живут и промышляют вблизи населенных пунктов, облюбовав себе районы мусорных отвалов, оккупированных неисчислимым количеством чаек.
Мы уже привыкли к разным проделкам этой хитрой птицы. Каждое утро, просыпаясь, мы включали телевизор и, собираясь на работу, слушали и смотрели последние новости, произошедшие в стране и мире. Как ворон догадался, что может помешать нам смотреть передачи, мы не знали, но прилетая утром, он уже садился не на крышу избы, а на телевизионную антенну и начинал ее раскачивать. На экране телевизора появлялись помехи, исчезал звук.
– Вадим! – кричали мы. – Иди кормить своего беспредельщика. Не даст же новости посмотреть.
И если на крыльцо раньше Вадима выходил кто-то из нас, ворон начинал нервничать, возмущенно кричать и устраивал просто пляски на антенне.
Однажды мы стали свидетелями очень забавной картины. Ворон, сидя на засолке, увидел, как на тропе появился Шкалик, следом за которым бежал Прошка. Он тут же покинул свое место и низко пролетел над прогуливающейся парочкой. Громко хлопая крыльями, опустился на тропинку и вразвалочку побрел следом за ними. Пройдя несколько метров, он клювом стал хватать кота за хвост. Прошка резко оборачивался, ворон замирал, поднимал голову вверх и уставившись в небо открывал клюв. Потом опять семенили по тропинке, а ворон продолжал дергать кота за хвост. Прошке это надоело. На спине устрашающе вздыбилась шерсть, и боком, выгнув спину, он начал приближаться к незваному и назойливому попутчику. Ворон запрокинув голову вверх, открыл клюв, закатил под лоб глаза и, как бы не замечая кота, вновь уставился в небо. Прошка в нерешительности остановился, тогда на выручку другу поспешил Шкалик и бросился прогонять навязчивую птицу. Ворон, обидевшись, каркнул, поднялся вверх и, пролетев несколько метров, штопором упал в снег рядом с тропинкой, распустив одно крыло, прихрамывая, стал перебирать лапами. Шкалик опять кинулся к ворону, спугнул, и тот, часто взмахивая крыльями, пролетев не более метра, вновь, как подстреленный, упал вниз и завалился на бок, веером растопырил крыло, показывая, что ранен. Собака опять бросилась к нему. Так продолжалось несколько раз. Пес уже начал злиться, рычать, а ворон от этой забавы, чуть ли не хохотал, издавая клокочущие звуки «хро-хо-хо».
Когда в очередной раз птица, притворяясь, завалилась на снег и распустила крыло, Шкалик тоже вдруг упал на бок, вытянул перед собой лапы и замер. Ворон полежал, не понимая, что происходит осторожно поднялся, вразвалочку приблизился к собаке сзади и стал клювом дергать за хвост. Пес лежал без движения. Тут птица, потеряв бдительность, перескочила через него, подошла к его морде, и наклоняя голову вправо, влево, стала заглядывать ему в глаза. Прошка молниеносным прыжком кинулся на ворона, вскочил и Шкалик, лапой придавив хвост наглой птицы.
Ворон в испуге, судорожно заработал крыльями, закричал гортанным «ток-ток». Потеряв два больших пера из хвоста, облетел косу, опустился на засолку и стал недовольно кричать: «Крах-крах», что можно было перевести с птичьего как:
– Деревня. Шуток не понимаете?
Шкалик в ответ отрывисто гавкнул, что-то вроде:
– Сам дурак, и шутки у тебя дурацкие!
Так ворон жил рядом с нашей точкой несколько лет. Исчезал только на весенний период, когда над водой и сушей начинали хозяйничать крачки. Отложив в своих гнездах яйца, они становились агрессивными. Вплоть до появления птенцов эти птицы очень ревностно охраняют свою территорию, а при приближении к ней незваных гостей всей колонией набрасываться и прогоняют, будь то человек, зверь или птица.
Найда
В конце ноября щенятам было уже по три месяца, когда произошло непоправимое. Мы сидели за столом, готовились к ужину. Тепло, исходящее от печки, приятной истомой ласкало тело, утяжеляло веки, клонило в сон после тяжелого рабочего дня, проведенного на морозе. На лай Шкалика, доносившийся снаружи, сначала не обращали внимания, но когда он начал прыгать и ударять лапами по стеклам окон, занесенных по раму снегом, мы встревожились.
– Вадим, выйди, посмотри, что с собакой.
Через минуту он вернулся.
– Понятия не имею. Бегает, лает у сарая.
Я нехотя оделся и вышел.
– Говори. Что случилось?
Увидев меня, он рванул к небольшому сарайчику, где жили собаки, сел у лаза и начал лаять. Заглянув внутрь, я обнаружил отсутствие щенков и Найды.
– Что за дела. Куда вы делись?
Я начал звать Найду. Обошел избу, пристройки. Фонариком, освещая дорогу, пошел по тропинке и услышал лай, доносившийся с косы. Шкалик сидел у засолки и смотрел в сторону озера. У меня пронеслась страшное предчувствие.
– Неужели эта сука опять увела щенков по путику?
Всего неделю назад, когда мы занимались проверкой сетей, Шкалик, лежа, с аппетитом разбирался с брошенным ему налимом. Вдруг вскочил, стал обнюхивать воздух, занервничал и с рычанием рванул к противоположному берегу. Мы настороженно посмотрели в темноту полярной ночи и достали из снегоходов ружья.
– Поеду, посмотрю, что это он всполошился.
Через двести метров на утоптанный колее путика я увидел, как Шкалик гонит впереди себя щенков. Прижав уши, опережая друг дружку, те с визгом мчались в направлении избы. Найда, поджав хвост, бежала впереди, не оборачиваясь, затем свернула с путика и побежала по целине озера.
Вспомнив про этот случай, я бегом кинулся в избу.
– Вадим! Когда кормил собак последний раз, щенки были на месте?
– Утром. Все были в сарае. А вечером еще не кормил.
– Это почти шесть часов назад. Быстрее собирайся. Скорее всего, Найда увела их по путику. Если попадут в капканы, щенкам конец. Градусник на дворе показывает всего минус тридцать, но без движения они замерзнут.
