скачать книгу бесплатно
Немного подождав, я улегся рядом со снегоходом и стал очищать гусеницы и катки, потом заменил ремень. Фуфайка на груди предательски трещала, увеличивая количество дыр, и щетинилась вывалившейся наружу ватой.
Через час, зацепив сани, я возвращался по следу, проложенному днем. Толика я нагнал быстро, за это время он успел пройти треть пути. Видно, было, что он замерз до такой степени, что в сани садился не сгибаясь, как робот.
На следующий день Федя и Вадим с утра ушли проверять сети, а мы с Толиком занялись кроить и шить себе одежду, благо что у нас было несколько уже выделанных олених шкур. Он шил себе парку (что-то вроде куртки), а я бакари (высокие сапоги), так как считал, что ноги в тепле, это главное при продолжительном нахождении на морозе.
Через день мы продолжили пробивать путик, только решили начать вдоль берега от нашей избы навстречу и закольцевать уже на озере, недалеко от того места, где угодили в наледь.
Утро было морозным, градусник показывал минус тридцать. Через плотные облака даже не просматривались звезды. Резкие порывы ветра возникали ниоткуда, проносились по верхушкам деревьев и вновь наступала тишина.
– Не нравятся мне эти порывы. Как бы «южак» пургу не нагнал, – сказал я, всматриваясь в облака. – И по верху дует запад, значит к вечеру ветер точно повернет на юг.
– А ты не каркай. Тогда не повернет. Поехали!
Толик нажал на гашетку и снегоход потянул за собой сани. Через три часа мы уже заканчивали устанавливать последние капканы, слева от нас виднелось то серое пятно наледи, в которое мы угодили позавчера. Чтобы замкнуть кольцо путика нам осталось пройти не более километра. Горки для городушек на озере сооружали, вырубая кубы из спрессованного снега, утрамбовывали их лопатами, потом сверху устанавливали городушки с привадой и настраивали капканы. Вдруг со стороны лесного массива стал прослушиваться нарастающий гул:
– Толик, слышишь? Похоже, «электричка» идет?
Так мы называли приближающуюся пургу. Ветер в горах, проносясь между деревьев, рождал гул, который, отражаясь от склонов гор, был слышен задолго до появления ветра на озере.
– Похоже.
– Все, надо сматываться.
– Да нам осталось поставить всего пять-шесть капканов.
– Как бы они боком нам не вышли.
Порывы стали усиливаться с каждой минутой. Ветер сначала погнал позёмку, потом стал перемешивать и закручивать сорванные с земли снежные пласты с падающим сплошной стеной снегом сверху. Скоро этот круговорот огородил нас от окружающего мира. Нагнуться было невозможно, снежная крупа больно ударяла в лицо, слепила глаза, забивалась под капюшон. Мы побросали лопаты:
– Давай к берегу! – крикнул я и запрыгнул в сани.
Толик развернул «Буран», и мы поехали. «Электричка» с гулом и ревом выехала на озеро и устремилась нам навстречу, подняв шлейф непроглядной белизны, закрыв обзор и все ориентиры. Всматриваясь вперед, я почувствовал, что снегоход постоянно смещается влево и уходит с маршрута. Ткнул Толика в спину черенком лопаты и прокричал:
– Держись правее. Ты уходишь в озеро.
Толик отмахнулся и что-то прокричал в ответ, но взял немного вправо и через короткий период опять стал уходить влево. Я вновь ткнул лопатой ему в спину. Так продолжалось несколько раз. По времени мы уже давно должны были упереться в каменные валуны, устилающие западный берег. И тут я почувствовал грозящую нам опасность и выстрелил из ружья в воздух, но Толик на выстрел никак не среагировал. Тогда я соскочил с саней, на бегу схватил Толика за ворот и просто сбросил с сидения:
– Ты куда едешь? Тебе еще раз в наледи захотелось покупаться? Ты понимаешь, что, если сейчас влетим в нее, нам конец.
– Какая наледь? Я к берегу еду.
– К берегу, но к какому? Южак дует. Значит, в харю нам должен дуть, а не в правое ухо.
– Ветер гуляет.
– Это ты гуляешь по озеру. Наш берег в противоположной стороне. А ты едешь к Батыку.
Толик психанул, через щелки глаз, залепленных снегом, с ненавистью посмотрел на меня. Он готов был кинуться в драку, но помня, что за моими плечами более пятидесяти боев на ринге, где я укладывал и более габаритных соперников чем он, уселся в сани и зло крикнул:
– Садись ты. Посмотрю, куда ты прирулишь.
Я взял из саней лопату и с силой воткнул ее в снежный наст.
– После пурги посмотрим, кто был прав.
Я сел за руль, сделал разворот и поехал в противоположном направлении. Через десять минут на пути стали попадать каменные валуны, мы уперлись в берег, вдоль него продолжили путь и вскоре поднялись по косе к избе.
Пурга продолжалась трое суток. Как только ветер стих, и все опять окунулось в безмолвие, мы всей бригадой поехали к прогонам. Нельзя было допустить, чтобы рыба в сетях начала тухнуть и разлагаться.
После этого через день отправились на путик. Толику не столько хотелось закончить с его прокладкой, сколько доказать свою правоту, что он вел снегоход в правильном направлении. После пурги ветер раскидал по озеру снег уложив его в мягкие заструги, а основную массу переместил на берега и поднял выше сугробы в лесу. Мы ехали, перенастраивая засыпанные капканы, поднимали опрокинутые ветром городушки, меняя приваду. И тут увидели первого песца. Он, натягивая тросик, пытался освободиться от капкана, и зубами с рычанием впивался в удерживающие скобы.
Разглядывая тушку первого пойманного песца, я сказал:
– Ну что? С почином.
Толик взял из моих рук песца и, разглаживая белый пушистый мех, ответил:
– С почином.
Мы уже выехали на озеро и направились к тому месту, где несколько дней назад пурга не дала нам возможность замкнуть кольцо путика. Слева показалось злополучное серое пятно.
– Ну, и где твоя лопата? – засуетился Толик. – Я ехал в правильном направлении, и лопату нужно искать вон там, – он показал в сторону острова Чаечный.
– Ты не суетись. Сейчас подъедем ближе к наледи и посмотрим.
Настроив очередной капкан, мы наконец закольцевали путик. Я взял в руки бинокль и начал внимательно всматриваться в кромку наледи.
– Не вижу.
– А я что говорю. У Чаечного она.
Подъехали еще ближе, но воткнутой в наст лопаты я не увидел. И тут мое внимание привлек очень ровный заснеженный торос, я подошел и ногой стал разгребать его. Из-под снега показался черенок. В пургу, по-видимому, из-под лопаты выдуло снег, и она завалилась на лед. До кромки наледи мы не доехали десяток метров.
– Ну что? Чаечный? Сейчас здесь было бы два присыпанных бугорка и памятник из вмёрзшего снегохода с санями.
Увидев лопату, Толик, как мне показалось, побледнел и молча уселся на снегоход. Мы полностью проехали по первому проложенному охотничьему путику. Когда подъехали к избе, в санях лежали уже три тушки песца.
В канун Нового года, к нам, на четырех «Буранах» приехали в гости наши друзья. Уже вместе с ними мы должны были отправиться на недельные каникулы в город. Федор с Вадимом оставались на точке.
Тридцатого декабря, загрузив в сани рыбу, пушнину выехали рано утром. Хотя назвать это утром можно было только условно. Солнце уже месяц не показывалось, спрятавшись за горизонтом до конца января. Стояла оглушительная тишина, воздух был пронизан кристаллами холода, столбик термометра показывал минус сорок два.
– Наст хороший по всему пути. Даже на Мелком нет застругов. За полтора часа будем у «ложной позиции», – сказал Петя Болотный.
«Ложной позицией» назывался пятикилометровой перешеек от озера Мелкое до затона реки Норильская. Я уселся в сани к Пете, накинул на голову капюшон парки, подтянул лямки на бакарях и зарылся в оленью шкуру. Монотонный звук работающих моторов быстро убаюкал меня, и я уснул. Проснулся, услышав голос Петра:
– Володя, вылазь. Перекурим десять минут.
Ребята стояли полукругом, разговаривали и курили. Я выбрался из теплой лежанки и стал осматриваться. Слева была сплошная пелена, прямо и справа едва просматривались очертания берегов. Небосвод просто полыхал северным сиянием. Тут ко мне подскочил Толик и, язвительно улыбаясь, спросил:
– А ну скажи, где мы находимся сейчас?
Я, еще не понимая к чему он задал этот вопрос, внимательно огляделся.
– На Мелком.
– Понятно, что не на Глубоком. Ты скажи, в каком районе.
– Похоже стоим мы сейчас напротив Аякля, а прямо по нашему курсу Блудный. Тут до памятника метров пятьсот, не больше.
– Блудный, говоришь, памятник? Пятьсот метров, говоришь? А я сейчас проверю.
Он отсоединил сани, запрыгнул на «Буран» и рванул с места. Все в недоумении посмотрели ему вслед, потом на меня. Тут-то до меня дошло. Я уже забыл историю с лопатой, а Толик помнил. Пришлось рассказать ребятам про пургу, лопату и ту злополучную наледь. Петя ухмыльнулся:
– Да. Дрига в своем репертуаре. Он же летом на лодке только со мной ходил. Зимой тоже всегда в компании. В одиночку-то ему никогда и не доводилось ездить ни на лодке, ни на снегоходе. А ориентироваться он ни на воде, ни в тундре точно не может.
Мы внимательно стали следить за светом фары удаляющегося снегохода. Какое-то время он двигался прямо к острову Блудный, потом начал уходить влево и влево, описывая дугу.
– Повело нашего Колумба. Сейчас еще сопли морозить здесь будем, ожидая его. Вот ведь больная голова, – Петр выругался. – Володя, достань ракетницу. А то точно искать потом придется этого пришибленного.
Петя уже начал злиться и выстрелил вверх из ракетницы. Снегоход, описав приличный круг, вдруг на большой скорости направился в нашу сторону. Остановившись у саней, Дрига спрыгнул с сидения и, не успев всмотреться в наши лица, громко спросил:
– Мужики. Подскажите, где Блудный?
А, приглядевшись, осекся.
– Мудак! Ты что, с башкой не дружишь? – зло произнес Петя и стал усаживать своё массивное тело на сидение.
После новогодних праздников я возвращался на точку уже на своем новеньком «Буране». Теперь обязанности в бригаде распределились. Толик с Вадимом занимались проверкой сетей и рыбой, а Федор помогал мне прокладывать еще один речной песцовый и горный соболиный путики, подробно объясняя и показывая, как и где правильно устанавливать капканы, рассказывая о повадках и привычках этих пушных зверьков.
Послесловие
Вадим свое слово сдержал. За зиму нареканий с моей стороны к нему не было. Весной ребята помогли ему с восстановлением утерянного паспорта, и он официально стал трудиться в моей бригаде. Толик доработал до весны и ушел от нас. Купил домик у бывшего промысловика в районе Крестов на речке Пясино. Съездил к себе на родину Украину и привез оттуда женщину, которую уговорил поработать с ним на промысле, пообещав ей хороший заработок. В первую же зимовку произошла трагедия. Как-то они возвращались в свою избу на снегоходе, и Толик сбился с пути. Женщина погибла, а он потерял кисти обеих рук и остался инвалидом. Но это уже другая история.
Шкалик
щенок
Я уже прошел третий, самый мощный и стремительный перекат реки Талая и собрался войти в озеро Мелкое, когда увидел на левом берегу знакомую мне компанию. В тихой заводи, уткнувшись в берег, стояло несколько лодок. Мне прокричали:
– Володя. Подгребай к нам!
Причалил. Компания весело и шумно отдыхала на природе уже двое суток. Под ногами бегал маленький лохматый щенок. Я взял его на руки. Он, радостно повизгивая, махая хвостом, старался лизнуть меня в щеку и с любопытством заглядывал мне в лицо своими темными хитрыми глазками.
– Чей? – спросил я.
– Да на Вальке к нам прибился.
Начал уговаривать отдать его на рыбацкую точку. Мне объяснили, что раз щенок сам прибился, отдавать его просто так нельзя. Нужно либо дарить, либо продавать.
– Шкалик наливай и забирай.
– Не вопрос.
Я поставил на стол бутылку водки.
Так евразиец обрел свой дом на рыбацкой точке, расположенной на берегу живописнейшего озера Лама, окруженного с юга ламскими горами, а с севера – плато Путорана. А за что был куплен, такую кличку и получил – Шкалик.
В собачий коллектив из пяти уже взрослых псов молодой щенок влился без проблем. А через короткий срок собаки начали проявлять к нему уважение. По натуре любопытный, терпеливый, с добрым нравом и хитрым, подкупающим взглядом, он располагал к себе окружающих, за что постоянно получал от людей презенты в виде пищи, сладостей. Собаки оценили эти его качества, поэтому держались всегда рядом с ним, в ожидании какого-либо лакомства, брошенного Шкалику. Полученным презентом он делился, не проявляя агрессии.
Находясь в постоянном движении, любопытство и инстинкты охоты начал проявлять своеобразно. Заметил, что угощение, которое он получает, люди всегда достают из рюкзаков, мешков, баулов. Это подтолкнуло его к первой проделке.
Когда причалила лодка, щенок спрятался за засолкой. Не проявляя себя, подождал, когда люди в окружении встречавших их собак пройдут по тропинке к избе. Тут же запрыгнул внутрь лодки. Нюх будущего охотника без труда отыскал мешок с провиантом. Через мгновение, держа в зубах увесистый кусок колбасы, он лежал в кустах и наслаждался деликатесом.
После первой удачной попытки при звуке приближающейся лодки или катера бежал к засолке и укладывался в вырытую им в песке яму, положа голову на вытянутые лапы, лежал без движения в ожидании.
Как-то в очередной раз, обнаружив съестное, он безуспешно пытался просунуть голову в рюкзак, чтобы достать деликатес, но не мог этого сделать. Большой туристический мешок был плотно завязан и весил больше, чем щенок. Чтобы не терять время, он начал рывками вытягивать мешок из лодки и перевалившись через борт, тот оказался в воде. Пес посмотрел в сторону избы, не идут ли люди, прыгнул в воду, ухватил зубами плавающий не поверхности рюкзак и, поплыл по протоке на противоположный берег.
Прошка
Прошел год. Шкалик повзрослел. В размерах перегнал остальных довольно крупных собак. Под лохматой шкурой, просматривался мускулистый корпус и мощная грудная клетка. Пес стал лидером, беспрекословным вожаком, охотником и охранником. Неизменными оставались умные с хитринкой глаза.
И вот нам привезли трехмесячного котенка. Мы крикнули собак и выпустили дымчатого цвета крошечное создание в середину. Шкалик, знакомясь, долго обнюхивал его. Взъерошенный комок сначала терпел, а затем ударил пса по носу. Тот в ответ прижал его лапой к земле. Округлив глазки, котенок немного подергался, а когда успокоился, пес стал вылизывать его своим шершавым языком. Скоро маленькое существо превратилось в мокрую варежку. Так между ними произошло знакомство, завязалась дружба. Котенку дали кличку Прошка.
Шкалик ревностно охранял его, постоянно сопровождал, не давая в обиду. Через короткое время они стали неразлучной парой.
В августе произошел такой случай. Прошка гулял по песчаной косе, когда причалил катер с отдыхающими. Шкалик, заметив приближение катера, занял свою исходную позицию, спрятавшись за засолкой. У причала висело предупреждение, что выходить на берег без разрешения запрещено. Но одна дама спустилась по трапу, не смотря на предупреждающий плакат. На руках она держала черного окраса, комнатную собачку, а затем выпустила ее из рук на песок. Увидев котенка, та со злобным лаем бросилась к нему. Прошка, не проявляя страха, продолжал семенить лапками. Маленькая собачка, рыча, набросилась на него, сбила и начала кусать. Котенок жалобно тихо замяукал, вжавшись в песок. Этот «плач» не было слышно из-за работающего двигателя катера, но Шкалик услышал.
С обезумевшими глазами он выскочил из укрытия, отыскивая глазами Прошку. Увидев, со свирепым рыком ринулся на его обидчика, который, убегая, с визгом пролетел по песку и прыгнул на руки опешившей даме. Шкалик никогда не бросался на людей, но хозяйку этой собачки готов был разорвать. Он подбежал к ней вплотную, показывая острые клыки, зарычал так, что у онемевшей от ужаса женщины начали подкашиваться ноги. Наблюдавшие все происходящее с катера люди начали кричать на собаку, звать на помощь. Но Шкалик, не обращая внимания на крики, рыча, теснил женщину. Его глаза не выпускали из виду это маленькое, черное зло на руках у нее. Он присел, откинув задними лапами груду песка, прыгнул вверх, пытаясь в прыжке выхватить прижатую к груди собачку. Злость переполняла его, поэтому прыжок оказался такой сильный, что челюсти лязгнули на уровне лица женщины. Она отпрянула назад и завалилась на трап. Несколько пар рук подхватили ее и затащили на катер. Шкалик дважды гавкнул и побежал к своему любимцу.
Прошка лежал в песке и жалобно мяукал. Пес обошел его вокруг, лег рядом и начал облизывать. Потом взял котенка аккуратно в зубы и понес к избе.
После этого случая Шкалик больше не оставлял своего друга без присмотра. При первых же звуках приближающегося катера или лодки выбегал на косу и отыскивал глазами Прошку. И не отходил от него до тех пор, пока катер не отчаливал от берега. А если на причалившем судне обнаруживалась собака, пес становился агрессивным, уши прижимались к голове, шерсть на загривке становилась дыбом. Он бегал вдоль косы, грозно рычал и лаял, предупреждая. Желание спуститься на берег у многих пропадало сразу.
Дружба между собакой и котом крепла с каждым днем. Каждое утро, как только открывалась дверь можно было наблюдать импровизированные сцены. Прошка выскакивал во двор и начинал отыскивать среди собак своего друга. Увидев, подбегал и начинал прохаживаться мимо. Шкалик закрывал глаза и делал вид, что спит. Кот прохаживался мимо, показывая себя, но поняв, что на него никакого внимания не обращают, подбегал ближе и бил лапой Шкалика по носу. Тот открывал глаза, потягивался, выставляя лапы вперед, и случайно задевал кота. Возмущенный тем, что его задели, Прошка выгибал спину и набрасывался на обидчика. Пес соскакивал, и начинались взаимные погони. То кот убегал от собаки, то собака убегала от кота.
Зимой, уезжая на работу, часто забывали запустить Прошку в избу. А вернувшись через несколько часов, всегда наблюдали одну и ту же картину. Шкалик неподвижно лежал на снегу, весь покрытый инеем, и на наше появление только вилял хвостом. Потом между лап появлялась заспанная мордочка кота. Он, мяукнув, выползал из теплого «спальника», начинал облизывать себя, затем нос Шкалика. Пес невозмутимо лежал в ожидании, пока кот осторожно спуститься на снег и, подняв хвост, не скроется в дверном проеме избы. Только после этого поднимался сам, реверсивным движением туловища сбрасывая с себя снег и иней.
Спаситель
В шестьдесят пятую годовщину Революции с утра по телевизору играла маршевая музыка, транслировали репортажи о демонстрациях, которые шагали по стране с Дальнего Востока на запад. До военного парада на Красной площади оставалось четыре часа.
Я вышел из избы. Светило яркое солнце, напоминая о себе перед долгим расставанием на период полярной ночи. Снег накрыл своим покрывалом лес, горы. Светло-синего цвета прозрачный лед, покрывший озеро, стелился хрустальной накидкой от берега до берега. Сжимаясь от мороза, лед трескался ружейными залпами, грохот разлетался по озеру, ударялся о склоны гор и возвращался эхом. Большой ртутный термометр, прибитый к избе, показывал минус двадцать два градуса.
Морозная погода держалась уже более недели. Ночью температура опускалась до минус тридцати градусов. На точке я был один. Мои напарники, Федя с Вадимом, находились в городе, занимаясь заготовкой необходимого товара и продуктов на зимовку. По радиосвязи сообщили, что прилетят вертолетом в ближайшие дни.
Чтобы чем-то занять время, я решил выйти на озеро и поставить прогоны для сетей. Совершенно забыв о заповеди нганасан: «Пока не услышишь храпанье оленя на озере, сиди яранга, однако. Лед еще коварный. Пошел по озеру олень – иди и ты смело».
Оделся, покормил собак, нарубив мерзлого налима. Положил на сани прогоны, пешню, норильную вилку, черпак; все, что необходимо для установки. Зацепил норило и, шлепая широким лыжами «Тайга», отправился на озеро.
