скачать книгу бесплатно
Среди нескольких яранг разбросанных по берегу балок Аники казалась настоящим дворцом.
– А я, когда подъезжал, весь на измене был, этот ли станок? Смотри, сколько вы за зиму поналипили! – Молдаван окинул взглядом поселок.
– Растем. Думаю, в эту навигацию генератор приобрести. Будет в поселке свет. Да и лебедку давно пора иметь. На Аляске уже давно оленьи шкуры снимают при помощи лебедки. А мы все еще вручную.
– Ладно. Пошли. В балке потрещим. Расскажешь, что нового в мире.
Михай покопался в лодке, достал увесистый рюкзак и взвалил его на плечо. Оба направились к избе. На крыльцо вышла Сянуме. Улыбка расплылась по ее лицу, от этого глаза закрылись совсем и растянулись еще шире.
– Здравствуй, Молдавана! Аника долго тебя ждал, однако. Савсем заскучал. Молчит много, – улыбка не сходила с ее лица.
– Драствуй, Молдаванэ! – суетливо загребая ногами песок, также улыбаясь, появилась ее сестра Анна.
– Ну, привет, шилохвостки! Как вижу вас, так рога заголить хочется.
В балке одна принялась торопливо нарезать балык. Вторая вытащила из котла большие куски оленины, разлила шурпу в кружки. Молдаван вытащил из рюкзака несколько булок хлеба, пряники. Завернутые в газету несколько пачек дрожжей протянул Анике.
– Твой персональный заказ.
– Ну, спасибо. А то уже два месяца как закончились.
– А это журналы, газеты. – Ткнул пальцем в фотографию Хрущева.
– Знаешь, что это ботоло, сука-кукурузник, нас с Америкой чуть лбами не свел. А в ООН прошлой осенью выступал, снял, сандаль и по трибуне начал стучать, базар вообще не шлифовал. Послал всех к матери…
– Что? Так в ООН всех прямо и послал?
– Так он же безбашенный. За свой базар ему мазу держать не перед кем. Это стало ясно, когда он наш Крым чубатым сдал. По четыре часа по радио пургу народу гонит. Балдой вообще не кубатурит. Опять всех в лапти обул и карточки на пайку выдал. Зато в космос первыми шагнули! Сейчас со спутников свое голое фуфло америкосам показывать будем. Ну, почитаешь сам. Тут еще несколько книг тебе привез, что ты просил.
Все это он выложил прямо на пол.
– В Норильск сдаваться не надумал? Пора кончать лепить горбатого. Уже сколько лет, как амнистия. Даже я под нее попал. Правда, без права выезда на пять лет. Но они уже пролетели. Еще полгода, и я в Солнечной Молдавии. Так что, считай, это моя последняя навигация. А для вас, политических, так сейчас вообще полная реабилитация. Оттепель!
– Как-то сомнительно мне с этой оттепелью. Видишь и тебя пригрели –
Аника посмотрел в упор на Михая.
– У меня статья – враг народа, измена Родине. У тебя бандитизм. У нас даже в лагере законы и понятия были разные. А в восстание? Мы боролись против произвола, насилия. Создавали для этого комитеты. Шли на автоматы, а вы резали наших комитетчиков и втыкали нам заточки в спину. Выходит, что вы, бандиты, которые грабили, убивали и насиловали, тоже типа несправедливо обиженные. То есть мы с тобой на одной ступеньке сейчас стоим. И отогревать будут нас вместе.
У Аники лицо стало багроветь.
– Да такой оттепелью только сопли замершие отогреть можно. А меня так проморозили, что баня с парилкой за раз не прогреет. И давай на этом закончим, Михай. Не заводи меня, а не то часом пришибу.
Аника с досадой махнул рукой.
– А че тебя отогревать? Тебя сначала воскресить надо. Нет тебя. Узнавал я. Ты по документам типа на Кабацком лежишь, и смыл тебя батюшка Енисей набегающей волной, – не унимался Михай, но продолжать тяжелый для обоих разговор не стал.
Вытащил две бутылки шампанского, протянул Анике.
– Давно не пил шампанское?
– Да я к нему как-то не очень. Но спасибо! Сохраню на Новый год.
Он поставил бутылки и повернулся к Сянуме.
– Настя! Сделай нам на закусь строганины. А то без нее мы много не выпьем и толком не поговорим.
Сянуме вышла из балка, подняла крышку деревянного ящика, врытого в мерзлоту, выбрала крупного чира. Вернувшись, начала сдирать с него шкуру.
В последнюю очередь из рюкзака Михай вытащил две бутылки в красочных этикетках. Это был ром Пуэрто-Рико с ароматом кокосового молока и кофе, немного тягучий сладкий ром крепостью за пятьдесят градусов. Аника взял в руки одну бутылку, внимательно изучая этикетку.
– Что за новая отрава?
– Крепкий ром. Но приятный! – Молдаван даже сглотнул слюну.
Аника открыл бутылку, налил в две кружки. Подозвал женщин.
– Настя, Аня! А ну-ка, продегустируйте!
Женщины, взяв кружки, с благодарной улыбкой закивали в сторону Аники и Михая и опрокинули содержимое в себя. Сладкий напиток легко провалился внутрь, но тут же перехватил дыхание. Сянуме одной рукой схватилась за деревянную стойку, подпирающую потолок, и начала, припадая на левую ногу, ходить вокруг, другой махать в такт движения. Анна, широко открыв глаза, ртом, как рыба, начала захватывать воздух. Аника внимательно наблюдал за ними, приговаривая:
– Оппа на! Оппа на! Вот это Пуэрто! – и повернувшись к Молдавану, весело сказал: – Наливай!
Выпив по первой, жадно начали закусывать мерзлыми белыми скрученными пластами чира, опуская их в маканину из соли и перца.
Сянуме, отпустив руку от столба, шатаясь, сделала несколько шагов в сторону и, уткнувшись головой в угол, упала. Анна, наконец, вдохнув воздух, молча уселась рядом, сжалась в комок, попробовала запеть, потом нагнулась и тихо захрапела.
Аника с Михаем, приговорив обе бутылки рома, вышли на крыльцо. Расположившись на ступеньках, вели разговоры, продолжая пить всю ночь, подставляя лица под лучи теплого солнца. Под утро Аника зашел в избу и упал на широкие нары, зарывшись головой в шкуры, а Михай забрался под брезент в лодке, обнял новый лодочный мотор и громко захрапел.
Проснувшись, Сянуме и Анна, столкнув деревянную лодку, поехали проверять сети. Привезли в мешке десяток огромных чиров, пару нельм и занялась их потрошить.
В полдень проснулись и мужики. Опохмелившись, закусили олениной и горячей шурпой, начали торговаться. Затем Аника крикнул Сянуме:
– Настя! Сбегай за Лаптуком. Пусть бежит ко мне.
Через несколько минут, семеня кривыми ногами, появился молодой нганасан. Аника ему стал что-то говорить. Тот, слушая, скосил и до того косые глаза в сторону Молдавана, изучая его. В его взгляде промелькнула какая-то искра. Наклонив голову, закивал головой и ушел. Вскоре опять вернулся, неся за спиной мешок. Положил его у ног Аники и исчез. Тот залез рукой внутрь и начал доставать из него белоснежные шкурки песцов. Михай внимательно их осматривал, проверяя мездру, поднимал над головой, встряхивал и откладывал в сторону. Скоро бартерный обмен завершился. Лодочный мотор перекочевал на берег, а мешок со шкурками – в отсек под палубой лодки Михая. Сделку обмыли, опрокинув в себя по пол кружки водки.
– Я понял, что у тебя цель та же и маршрут тот же? – спросил Аника.
– Да. Как всегда. Дойду до Дорофеевского, а там, через Кресты пойду вдоль Дудыпты. А может на Крестах, уйду вниз по Пясине. Спирт кончится, и бартер кончится. Тогда сразу юзану назад.
– Скажу тебе прямо. Не по нраву мне твое занятие. Они же сопли морозят всю зиму, чтобы поиметь какой-то достаток. А ты на их слабости играешь. Смотри не зарывайся и здорово не обижай националов. Обозлишь, грохнут тебя. Тундра большая, никто искать не станет.
– Я что, баклашить еду? Я же на шармак не ведусь, а бартер не я придумал. Товарный обмен еще «первобытки» друг другу впихивали.
– Знаю я твой бартер. Это ты только со мной как купец торгуешься. А с ними!? Твоя голова – решай сам.
Молдаван оттолкнул лодку, опустил мотор. Подкачал грушей бензин и начал дергать стартер. Через несколько рывков двигатель взревел, над водой повисло темное облако выхлопных газов. Держась за румпель, он добавил оборотов, и лодка, подняв нос, быстро вышла на глиссирование.
Бартер
Через час хода на правом берегу заметил две яранги. Весельная лодка, пропитанная свежей черной смолой, была опрокинута вверх днищем. Молдаван причалил и начал разыгрывать не раз проверенный, отработанный годами спектакль.
Подтащив лодку, постелил на палубе брезент. Достал из рюкзака бутылку спирта, пару кружек, закуску. Затем начал разводить спирт. Уселся удобнее и начал трапезу. В движениях не торопился, зная, что за его действиями внимательно следят. Опорожнил в себя пол кружки воды, сделав вид, что пьет спиртное. Громко крякнул и начал очищать вареное яйцо. Через несколько минут полог одной яранги откинулся, к опрокинутой лодке подошел нганасан и начал осматривать ее, поглаживая рукой нанесенную свежую смолу.
– Ну, давай смелее, бекас позорный! – прошептал Михай, чувствуя нарастание азарта в предстоящем спектакле.
Затем появился второй. О чем-то поговорив между собой, они направились к Молдавану.
– Куда едешь? Тудыпта? Тарея? Авам? – начали задавать вопросы.
– А вам какая, хрен, разница, – ответил Молдаван, проглатывая яйцо.
Как бы невзначай поправил в лодке двуствольное ружье двенадцатого калибра. Из бутылки налил себе еще в кружку воды. Выпил, опять поморщился.
– У вас рыба то есть? Под такую водочку хочется закусить нормально.
– Рыба нет. Мясо савсем нет, – оба начали разводить руками.
– На нет и суда нет! Ладно, и хрен с вами. А то зачушканите мне всю трапезу.
Михай налил себе уже водки, выпил и смачно крякнул. Запах спирта завис над берегом.
– Мужикэ. Налей мало-мало! – не выдержал один. Второй в такт закивал головой, с жадностью поедая глазами стоящую на брезенте бутылку со спиртом.
– Да вы че, борзанутые! Как закусить, у вас рыба нет, мяса нет. А я в выходные не подаю! Так что, прикройте свои жевалки и подберите слюни на халяву. Я вам не родственник.
Он не спеша начал прятать в рюкзак бутылки, заворачивать закуску. Всем видом показывая, что собирается уезжать. В тот же миг, один из националов подпрыгнув на месте, развернулся на сто восемьдесят градусов и устремился к яранге, поднимая за собой шлейф песка. Исчез внутри и выскочил, держа в одной руке огромный балык нельмы, в другой черную от накипи кружку.
– На! – сунул балык Молдавану, не отводя взгляда от бутылки со спиртом.
– С этого и надо начинать! Держи бадью, – Молдаван налил в кружку разведенный спирт и вернул кружку назад. Откинув капюшон малицы, закрывающей голову, национал жадно выпил содержимое. Второй, стоя с протянутой рукой и не дождавшись своей доли, развернулся и тоже исчез в яранге. Вернулся, держа в руке огромный, килограмма на три, балык чира. Получив свою дозу, с жадностью выпил, рукавом парки вытер рот, при этом крякнул так, что у яранг залаяли встревоженные собаки.
Михай налил им еще по полкружки. Через десять минут оба, шатаясь, начали дергать друг друга за малицу, потом устроили борьбу между собой, пустив в ход кулаки. Устав махать руками, свалились на песок и уснули в обнимку. Как только наступила тишина из яранг вышли две женщины, скосив глаза на лежащих на земле мужей, смело направились к Молдавану. Обе несли в руках шкурки песца.
– Здорова, Малдаванэ, сука! Наливай, однако!
Молча налил им в протянутую посуду. Женщины выпили из кружек поочередно. Одна вытерев рукавом рот, долго не могла продышаться, а затем вплотную подошла к Молдавану.
– Знаю. Баба хочешь? Тот год помню, два раза хотел!
Не дожидаясь ответа, начала стягивать с себя ровдужный комбинезон с нашитыми на груди металлическими бляхами. Долго не могла стянуть его, запуталась в рукавах, упала в траву, немного подергалась и засопела. Вторая молча уселась рядом, так сидя и уснула. Молдаван бросил на землю телогрейку, уселся на нее, закурил и стал ждать.
Первая часть «спектакля» была позади, оставалась финальная. Через пару часов две скомканные малицы зашевелились. Из капюшонов появились два помятых однотипных лица и начали глазами отыскивать кружки. Найдя, трясущими руками протянули их в сторону Молдавана.
– Мужика. Налей еще мало – мало!
– Ну, вы точно борзые! Это за два балыка? Вы посмотрите, сколько вы водки уже сожрали – он показал две пустые бутылки.
– Рыба хочешь, мало есть! Мясо хочешь, мало есть!
Молдаван достал бутылку спирта и, подбрасывая в руке, сказал:
– Камус несешь двенадцать штук – ампула твоя. Песец несешь – ампула твоя.
Националы пинками стали поднимать спящих женщин, что-то крича на своем языке. Одна выпала из полуснятого комбинезона и на четвереньках, совершенно голая помчалась к яранге, вторая, шатаясь, побежала к своей. Скоро в руках у Молдавана была еще одна шкура песца и мешок с камусом.
Так повторялось несколько раз. После очередной отключки мужиков, Молдаван почувствовал усталость. Солнце уже катилось по горизонту, хотелось спать. Решив, что здесь брать больше нечего, он зашел в засолку, снял несколько понравившихся балыков. Сорвал несколько пластин вялившейся на ветру оленьей юколы. Все это аккуратно уложил в мешок и под дружный храп квартета, оттолкнув лодку, направился дальше, вниз по течению.
За нескольких дней он объехал десяток станков, не дойдя до Усть-Авама каких-то десять километров. Еще осталось несколько бутылок спирта, но лодка была уже полностью загружена. Он остановился на берегу и начал тщательно сортировать содержимое: песцовые шкуры, камус, балыки рыбы разных пород, вяленую оленину. На рыбацкий ящик свежей рыбы сверху уложил десяток гусиных тушек. Все накрыл хорошо выделанной большой шкурой медведя. И уже на нее побросал шахтерские прорезиненные костюмы. Незанятым в лодке остался лишь узкий проход к двигателю.
– Ну, неплохо зачалился! – произнес он вслух.
Уселся в лодку и отправился в обратный путь. Через несколько часов проезжая место своей первой остановки, прижался ближе к берегу, сбросил обороты. На берегу увидел крупную фигуру Аники, но останавливаться не стал, а лишь, подняв вверх большой палец, показал, что все хорошо.
– Грохнут тебя, однако, Молдаван. Рано или поздно! – в сердцах бросил Аника и тут же крикнул:
– Настя. Где ты копаешься? Ты на сети едешь, или нет?
Костя
У реки Сенькина, где русло реки Пясина островом разрезается на два рукава, уже более двух суток на берегу в кустах лежал Костя Лаптуков. Старая весельная лодка была вытащена на берег с противоположной стороны острова.
В поселке Костя появился менее года. Когда его позвал Аника, то он сразу узнал гостя. Костя хорошо помнил, как два года назад Молдаван появился на их станке на речке Тарея. Как в течение двух суток вел торги. Спаивал местное население, пока не выгреб все, что у них было добыто за осень и зиму. Как потом напился сам, заходил в яранги и насиловал молоденьких девушек. А когда Костя попробовал вмешаться в происходящее, то был жестоко избит. Но этим дело не закончилось. Молдаван затем связал Костю, бросил в деревянную лодку без весел, оттолкнул ее от берега. Распутать веревки и руками догрести до берега он смог, когда течение утащило лодку почти на десять километров.
Гул мотора Костя услышал до того, как появился силуэт лодки. Прижал к плечу японскую винтовку Арисака образца 1905 года и начал внимательно всматриваться через кусты на темную рябь реки. Расположение рукоятки на задней части затвора позволяло перезаряжать винтовку, не отпуская её от плеча, не теряя из виду цель.
Через несколько минут лодка и человек сидящий в ней были четко видны в мушке прицела. Звук мотора усиливался и сопровождался резкими хлопками из карбюратора. Свеча на одном из цилиндров работала с перебоями. Михай, держась за румпель, нервно поглядывал на двигатель, но не останавливался, чтобы почистить свечу. Решил дотянуть до входа в озеро Пясино и там сделать остановку.
Очередной хлопок из карбюратора совпал с таким же хлопком на берегу. Голова Михая дернулась, и тело завалилось в бок. Рука ослабла и выпустила румпель. Двигатель взревел, резко повернувшись, ударился об транец и заглох. Лодка, сделав крутой вираж, зацепила большую порцию воды и, раскачиваясь, прекратила движение. Небольшие набегающие волны, ударяя в борт, развернули ее, а течение потащило в обратном направлении.
Аника и Костя о чем-то оживленно разговаривали на берегу. При этом один стоял, опустив голову, а другой, высоко запрокинув ее, смотрел вверх и при этом едва доставал до плеч собеседника. Черные взлохмаченные волосы Кости торчали во все стороны.
– Лодка, что ли? – произнес Аника, переведя взгляд с собеседника на реку. – Никак, Молдавана? Точно, его. Может, случилось что?
– Лодка, однако! – утвердительно закивал Костя.
Через час они прибуксировали ее к берегу. Дюралевая «казанка» доверху была забита рыбой, птицей, мясом, пушниной. Сверху все было прикрыто медвежьей шкурой и шахтерскими костюмами.
Аника, обойдя ее, заглянул внутрь, сразу обратил внимание на светло-бурый цвет воды под пайолами на днище лодки.
– Никак, заснул и выпал, а может помогли выпасть, – констатировал Аника и пристально посмотрел на Костю. Тот спрятал глаза в узкие разрезы век и сокрушенно замотал головой.
– Та-та. Завсем заснул. Завсем выпал, Молдаванэ!
– А ты, Костя, собрался от нас уходить. Невесту тебе нечем выкупать. Вот тебе и калым. Смотри сколько добра! Шкуру медведя я заберу себе. Зимой на ней лежать – это же такой кайф будет. А остальное забирай и движок тоже. А лодку внутри помыть надо.
Костя вопросительно посмотрел.
