скачать книгу бесплатно
– Я хочу, чтобы вы знали, милостивые государи, что я стараюсь уважать вас. Всех вас, ныне присутствующих в этой пыточной, хотя вы все, конечно же, преступники. Преступники, упивающиеся своей мнимой безнаказанностью. Я говорю мнимой, потому что я пришёл сюда судить вас. Я говорю вам в лицо, что вы в моих руках, что я пришёл воздать вам по заслугам, а вы продолжаете верить в моё безумие и упиваться вашей иллюзорной властью надо мной. А знаете почему? – Азарь встал и вразвалочку подошёл к столу с инструментами. Взял клещи и несколько раз клацнул ими перед своими глазами. – Потому что вас больше. Это стадный инстинкт всех разбойников. У кого из вас достанет храбрости сейчас остаться со мной один на один в этой пыточной? – ересиарх обвёл всех взглядом.
Синод молчал. Большинство скрупулёзно что-то записывало. Выдержали взгляд Азаря только двое – адвокат дедера Илия и голос Синода Элестар.
– На самом деле, это интересная вещь. Я бы даже посоветовал нынешним правителям искать так разбойников и негодяев. Это ведь дедерски просто и проверяется единым махом – если смелость человека уменьшается прямо пропорционально уменьшению количества его единомышленников, вероятность подлости с его стороны возрастает. Вы хотите возразить мне, Элестар?
– Ваша логика мне кажется весьма интересной, но… достаточно спорной. По-вашему выходит, что если толпа разбойников нападёт в лесу на толпу крестьян, победят те, кого больше? И страх разбойников будет возрастать по мере уменьшения их количества, а страх крестьян будет уменьшаться по мере того, как крестьяне умирают?
– Хороший пример, – улыбнулся Азарь и сел в «своё» дробящее кресло. – Конечно, тут много нюансов, но если мы возведём эти две толпы в некий абсолют, то что мы получим? – Азарь поднял правую руку ладонью вверх. – Первая толпа – разбойники. В разбойники редко попадают хорошие воины, поскольку тех обычно ценят в княжеских или боярских дружинах. Следовательно, на большую дорогу попадают эдакие недовоины либо вообще не воины. Ратной выучкой они взять не могут, и мы это все понимаем, поскольку лично мне почти не известно случаев, когда бы разбойники нападали на дружину, хотя бояре обычно возят с собой приличные суммы. Пятьдесят разбойников могут напасть на десять дружинников, но никогда десять разбойников не нападут на пятьдесят витязей. Ребята с большого тракта умны и осторожны, хоть людская молва и зовёт их лихими. Эта лихость проявляется обычно на тех, кто слабее. И это разумно с их образом жизни, иначе бы они истребили сами себя, как явление.
– Теперь возьмём вторую толпу, – продолжал ересиарх. Он вытянул левую руку ладонью вверх и на миг перевёл дыхание. – Здесь у нас крестьяне или кметы. Вся их жизнь – это работа. По сути, это упражнения для их мускул, которые они выполняют целыми днями. То есть, когда разбойник ещё спит – кмет трудится, сиречь тренируется. Когда разбойник гуляет в трактире, просаживая награбленное – кмет тренируется. Когда разбойник выслеживает новую добычу… Я думаю, общее направление мысли ясно. Кроме того, нельзя забывать о нашей любимой мужской забаве всех неревских народов – о кулачном бое. То есть наш бедный крестьянин имеет превосходную мышечную форму, навык самых разных поединков и чувство собственной правоты. Это вообще, на самом деле, великая вещь – чувство собственной правоты. Вдумайтесь! Перед тем как пойти на кого-то войной, каждый князь вбивает в голову своим подданным и дружине, что враг был не прав, а у него – у князя, который идёт на чужую землю убивать чужой народ, есть право и даже моральная обязанность вторгнуться с дружиной. Это делать совершенно необходимо, потому что чувство собственной НЕправоты порождает груз ответственности и чувство вины. Когда мозг воина подавлен этими двумя эмоциями, его боеспособность существенно падает. Он не может всецело отдаться сражению, и часть его мыслей и энергии поглощена этими эмоциями. Но! Если воин уверен, что поступает по правде, даже если на самом деле это не так, он будет отдаваться этому делу всецело. Он – хороший, он лучше их, его врагов, тех, с кем воюет. Это даёт ему ещё и чувство собственного превосходства над ними, делает врага, в некотором роде, даже не совсем человеком – тварью, которую можно и нужно истреблять. У разбойников нет этого чувства, у них как раз наоборот – чувство собственной НЕправоты. И кроме того что им приходится сражаться с сильным противником, который изо дня в день таскает плуг по полю или ворочает мешки с мукой, который на любом празднике молотит кулаками направо и налево, так ещё бедному лиходею приходится тратить силы, чтобы побороть в себе чувство этой самой неправоты. То есть разбойник оказывается вдвойне в невыгодной позиции. Поэтому он и должен проиграть.
– Но почему тогда в большинстве случаев всё случается совсем наоборот? – желчно заметил Илия.
– А вот здесь самое интересное! – улыбнулся Азарь. – Мы с вами уже поняли, что если взять, условно, пять разбойников и пять крестьян и столкнуть их нос к носу, скорее всего, крестьяне закопают разбойников и не заметят. И наши лиходеи с большой дороги это прекрасно понимают. Поэтому в дело вступает тактика. Ну, это закон войны, – развёл руками ересиарх, – закон любого противостояния: где нельзя задавить противника в лоб, начинаешь думать. Мы с вами знаем, что в любом воинском и боевом формировании всегда используется тактика. Даже у лютичей она была. Никто и никогда не сможет её повторить, но тем не менее. И чем выше выучка воина, тем она продуманнее и интереснее. Но мы с вами помним, что в разбойники идут недовоины, поэтому их тактика проста, как тарганский шиллинг. Первое – это подавить волю противника к сопротивлению. Достигается двумя путями. Конечно, это численное либо оружейное преимущество – всегда. И менее очевидное – эффект внезапности. Грубо говоря, застать врасплох. Сбить с толку. Назовите мне хоть один случай налёта, где бы пришёл к купцу атаман и сказал: «Сегодня я заявлюсь сюда с парой своих товарищей и разнесу тебя к чертям, вычищу все твои закрома и изнасилую всех женщин». Хоть один?
Все молчали.
– Конечно, не назовёте, так могут поступить только воины и князья. Разбойник устроит засаду, нападёт сзади и вонзит нож в спину. Он постарается устранить в первые мгновения неразберихи как можно больше противников, чтобы к моменту, когда жертва разберётся и будет готова дать отпор, мы уже имели соотношение не пять разбойников к пяти кметам, а пять разбойников к одному-двум кметам. Дальше в дело вступают угрозы, пытки и всё в таком духе. Если к моменту, когда жертва поняла что к чему, соотношение будет обратным – пять кметов на два-три разбойника, или крестьяне по-прежнему будут стоять насмерть за своё добро и покажут решимость идти до конца – в большинстве случаев разбойники бегут.
– Всё равно мне это кажется достаточно спорным, – развёл руками Элестар. – Сейчас вы, Азарь, как-то уж слишком издалека зашли… И давайте ближе к делу. Я уже даже не помню, с чего всё началось.
Азарь улыбнулся.
– Мы можем спорить и разбирать частности довольно долго, но с общей тактикой разбойников вы согласны? Согласны, что всё выглядит примерно так?
Синод покивал.
– Здорово! – воскликнул ересиарх. – Я действительно очень рад. А теперь вернёмся к нашим баранам. Взять даже отдельный сегодняшний день. Что мы видим? Один заключённый в пыточной, где сама по себе атмосфера, ну, прямо скажем, угнетает. И узник здесь один, а против него – лучшие воины мира, палачи и подпалачики, целый Священный Синод. – Азарь развёл руки в стороны. – Магия! То есть понимаете? Это же демонстрация численного и оружейного превосходства в чистом виде! Далее, эффект внезапности – кто бы мог подумать, что сегодня вы выведете против меня сорок лучших воинов мира и всю мощь начертательной магии? Признаюсь, это поразило моё воображение. Вы нанесли по мне удар, вы меня разоружили, лишили единственного рычага давления на вас – возможности улизнуть из собственного тела. Но я не сдался, я не принял оборонительную позицию, а пошёл в атаку. Поэтому вы испугались, и отступили, и выпустили инициативу. Никто никогда не вёл с вами себя так, как я. Поэтому вы не знаете, как реагировать, вас этому никто не научил. Поэтому вам страшно. Вы сбиты с толку. Но вы вынуждены считаться с моими желаниями, поскольку понимаете, что я пойду до конца. А ещё вы чувствуете во мне это самое волшебное чувство – чувство собственной правоты. Которого у вас нет, потому что для поддержания величия вашей религии вы вынуждены делать то, что она осуждает.
Повисло молчание. Члены Синода в большинстве своём смотрели на ересиарха и не могли вымолвить ни слова. Адвокат дедера Илия гневно испепелял его взглядом. Жирный боров, похожий больше на слободского дурачка, чем на главу высочайшей организации Горнего, что-то сосредоточенно писал на пергаменте перед собой.
– Вы правы, что сбили нас с толку своим поведением, – вдруг тихо произнёс Элестар. – Сам по себе это прелюбопытнейший случай, и мне доставит истинное удовольствие записать его в анналы Храмовых скал. Но вы ведь не могли быть достаточно уверены, что мы поведём себя именно так, а не вздёрнем вас тут же за дерзость. Всё это было очень рискованно. И напротив, ваше искреннее желание сотрудничать, быть может, могло бы сохранить вам жизнь.
– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, – пожал плечами ересиарх.
Азарь поднялся и встал в центр пентаграммы. Сев на колени, он попытался локтем стереть одну из граней луча, но не вышло.
– Да, – задумчиво протянул ересиарх. – А перед Илией я извинился за то, что хотел сказать далее: что подобный идиот никогда бы не стал ни моим учеником, ни помощником. Прости, Илия, прости, мой друг. – Азарь поднял голову и усмехнулся.
У всех членов Синода, без исключения, отвисла челюсть.
– Знаете, Азарь, – медленно произнёс Элестар, – вы, конечно, всё это время вели себя вызывающе и нагло, но я мог уважать вас за ваш ум и фантастическую честность. И, конечно, за смелость… Но после того как вы опустились до подобного, мне уже труднее это делать, да и не хочется.
– Да и не надо, – пожал плечами Азарь. – Господа, вам нужен мой ученик? Вот он. – И указал пальцем на Элестара.
Поднялся ропот. Все начали переглядываться.
– Ну, вспомните! Он, вроде бы, мой главный противник здесь. По крайней мере, активнее всех пытается противостоять мне в наших словесных баталиях. Но что мы видим по факту? – Азарь принялся загибать пальцы. – Когда Илия в порыве гнева хочет вздёрнуть меня на крюке, Элестар его останавливает. Именно он высылает всех ненужных мне людей по первому моему слову. В своих речах Элестар не пытается вывести меня на чистую воду, не выбивает признания, а наоборот, помогает донести до вас мои мысли. Затыкает вам рот, когда нужно дать мне слово, наводящими вопросами наталкивает меня на те моменты, которые я хотел бы обсудить с вами, но забыл. Прости, Элестар, но мы – ересиархи друг друга не ценим. А вот теперь он точно прикажет убить меня.
Возможно, так и случилось бы, но внезапно дверь распахнулась, и в пыточную вбежал рытник. Бежал он так быстро, что островерхий капюшон слетел с его головы, обнажив лысый скуластый череп. Рытник распростёрся ниц перед Синодом и доложил.
– Преподобные отцы, не взыщите за дерзость, но стряслось невероятное!
– Так, этого, – Элестар махнул на Азаря, – в темницу быстро.
Ввалилось ещё двое рытников, они подхватили ересиарха под руки, и вскоре он был снова у себя в келье. Кажется, воздух здесь стал ещё более сырым, от замшелых стен несло изморозью. Небо за окном клубилось тёмными тучами. Азарь подошёл к окну и вдохнул морской воздух. Потом он с закрытыми глазами сполз по стене и устало сел, прислонившись спиной к холодным сырым камням. Ересиарх зажмурился и до боли стиснул зубы. Поднёс к губам левый кулак и поцеловал свой шрам в виде буквы V. По лицу пробежала судорога.
С каждым ударом сердца мрак сгущался всё сильнее. Океан за окном шумно колотился в утёсы. Надрывно кричали чайки.
Внезапно Азарь поднялся и принялся остервенело расшатывать штырь. Он давил на него из стороны в сторону, тащил на себя, то тянул вверх, то наваливался всем телом. С терпеливостью безумного он всю ночь боролся с проклятой полосой железа и без сил упал под утро.
Утром ему принесли жаркое и полный ковш пива.
Весь день Азаря никто не трогал. Ни допросов, ни даже каких-то звуков за дверью, ни, разумеется, казни – ничего, будто о нём все забыли. Несколько раз он замечал монахинь, которые пытались заглянуть в его окно. Они убегали, как только замечали, что Азарь за ними наблюдает. Однажды кто-то пытался забросить в темницу камень, но он ударился о ребро торца и упал вниз. Хулиган тотчас убежал.
В перерывах между расшатыванием штыря из стены Азарь подолгу следил за горизонтом. Щурил взгляд, всматриваясь в тёмную даль, где бушующий океан встречался с сумрачным небом. Со стороны могло бы показаться, что он кого-то ждёт, но каждый раз, убедившись, что горизонт чист, ересиарх с облегчением возвращался к своему занятию.
Когда на Храмовые скалы спустилась ночь, скрипнул затвор и открылась дверь. Внутрь вошёл низкорослый рытник. Он отбросил капюшон, открыв квадратное скуластое лицо.
– Наш общий друг Гааталия, – тихо произнёс рытник, – просил, чтобы я отвёл тебя к нетопырю. Как по мне, то идейка так себе, но вам, ребята, виднее. Идём?
Азарь замешкался и пристально посмотрел на рытника. Тот терпеливо ждал, ни одна мышца на лице храмовника не дрогнула. Азарь кивнул и последовал за ним. Перед дверью темницы нетопыря ересиарх забрал факел у рытника и попросил того подождать снаружи.
Азарь вошёл.
Существо спало вниз головой, вися на таких же штырях, как и в келье ересиарха. Нетопырь кутался в огромные кожистые крылья, как в плащ. Его лицо напоминало человеческое, но всё же было тёмно-серым с носом летучей мыши и треугольными ушами на макушке. Как только Азарь попытался подойти ближе, нетопырь открыл глаза и ступил на пол. Зашипел.
– Всё хорошо, – ересиарх выставил вперёд руки, – я не собираюсь причинять тебе вред.
– Ты кто такой? – ощерился нетопырь. – Жрец?
– Жрец? – усмехнулся Азарь. – Я по-твоему похож на жреца Храмовых скал?
– Не похож… Но и на рытника тоже. А другие бы сюда не вошли.
– Ну, я не храмовник. Я, скорее, их враг.
– Что-то я не слышал, чтобы Храмовые скалы кто-то брал на приступ, – угрожающе произнёс нетопырь, медленно расправляя крылья.
Азарь поразился их размеру.
– Как тебя зовут? – с улыбкой спросил Азарь.
– Фаул.
– Знаешь, Фаул, ты можешь мне верить или нет, но я пришёл, чтобы забрать тебя отсюда. Не надоело ещё гнить в этих стенах?
Нетопырь подозрительно посмотрел на ересиарха и сделал два шага назад.
– Что тебе нужно?
– Мне нужен ты.
– Я это понял, что тебе нужно от меня?
– Я хочу сделать тебя богом.
– Что? – переспросил нетопырь и наклонился к странному человеку.
– Ты не ослышался – я хочу сделать из тебя бога. Настоящего, способного на великие чудеса. Не мага, не волшебника, а бога. Все они, – Азарь указал за спину, – склонятся перед тобой или будут вынуждены хотя бы признать, иначе умрут. Все рытники мира не выстоят перед твоей мощью.
– Ты безумец!
– Может, и безумец. Но если конченный сумасшедший по ночам разгуливает в Храмовых скалах, как у себя дома, а разумный нетопырь висит на жёрдочке в темнице, то тут одно из двух – или мир перевернулся, или безумец не совсем уж без ума.
– Это что, какая-то проверка? – нетопырь топтался на месте, не зная, что ему делать, и только бестолково шевелил крыльями.
– Что ещё, кроме «Луэнсио» Мореля Геннора, ты читал? – в свою очередь спросил Азарь.
– Много чего. «Распад» Жосена де Герольи, «Страсти» Ярыги Мельника, «Трактат о сути вещей» Лугина Заозёрного… Какая разница? Ты из Храма? Ты на что-то меня проверяешь?
Азарь потёр лоб.
– М-да, – глубокомысленно протянул он. – Вроде литературу хорошую читаешь, а такой тупой… Если бы я был жрецом и мне понадобилось как-то тебя испытать, я бы отвёл тебя в пыточную и раскалил клещи. Или они что, когда-то пользовались другими методами?
– Не помню.
– Вот и я не помню. Коли ты читал «Трактат о сути вещей», то тебе известно, что Лугин считает, будто назначение человека – это посредничество между двумя мирами: миром идей и миром вещей. Он уверен, что все вещи, которыми когда-либо владел человек или те, что только будут созданы, уже существуют в мире идей. Всё, что ты видел в жизни – столы, копья, телеги, горшки; всё, что мастера выдумывают каждый день – уже есть в мире идей. Вещи томятся в этом мире, ожидая своего воплощения в нашем Горнем мире. А суть и цель жизни человечества, как раз воплощение этих вещей. Человек – лишь мост между двумя мирами. Но кроме вещей он приводит в этот мир ещё и идеи. И по Лугину, почти каждое понятие может быть идеей. Даже такое фундаментальное, как Бог. Слышал выражение, что человек создал Бога по своему образу и подобию?
– Нет. Но это явно сказал какой-то богохульник, переиначив слова из саптиентии.
– Ты и саптиентию читал? – удивился Азарь. – Я думал, нетопыри – безбожники.
– Так и есть. Но я образованный безбожник.
– Это тоже сказал Лугин. Собственно, за эту фразу его и приговорили заочно к колесованию и назначили награду за живого. Так вот, мы с ним считаем, что человек, действительно, в силах создать бога. И на его роль я выбрал тебя.
– Ты правда знаешь Лугина Заозёрного? – спросил Фаул, сделав шаг чуть вперёд.
– Считай меня его любимым учеником, – улыбнулся Азарь. – Хочешь, и тебя с ним познакомлю?
Нетопырь долго смотрел на протянутую ему руку, словно видел подобное впервые. А потом пожал её так, точно шагнул в пропасть.
– Я с тобой, странный человек.
Обратно рытник повёл Азаря другим путём, объяснив тем, что так будет безопаснее. Спустя какое-то время, они вышли в широкие коридоры, облицованные чёрным ониксом. По углам стояли витые канделябры, под потолком пылали факелы, а вдоль стен светились каганцы.
– Безопаснее, значит, – хмыкнул ересиарх и вопросительно посмотрел на воина Храма.
Тот приложил указательный палец к губам и бесшумно проследовал вперёд.
Мужчины прошли несколько таких коридоров, потом поднялись в просторные галереи со сводчатыми потолками. Из больших открытых окон веяло морозом и запахом океана.
Рытник уверенно шагал впереди, нимало не заботясь о том, следует за ним ересиарх или нет. Азарь в свою очередь напрягал зрение, на всякий случай запоминая дорогу. Кругом не было ни души, Храмовые скалы точно вымерли. Наверное, рытник вёл, полагаясь на своё сверхъестественное чутьё, но Азаря почему-то неотступно преследовала мысль, что всех убрали отсюда намеренно.
Коридоры сменялись галереями, галереи коридорами, и по всем даже самым смелым подсчётам ересиарха, пора бы уже вернуться к келье, разве что рытник вёл через весь Храм.
За одним из поворотов Азарь и таинственный приятель Гааталии столкнулись с Элестаром. В ответ на ошалевший взгляд голоса Синода Азарь нагло улыбнулся и, сложив руки на груди, прислонился плечом к стене. Но потом случилось то, чего ересиарх уж никак не мог ожидать – рытник отвесил преподобному звонкую оплеуху и скрутил, как последнего разбойника.
В этот момент, как по заказу, из-за другого угла появилось ещё трое храмовников, которые оторопело уставились на невиданную картину.
Рытник вытянул руку раскрытой ладонью вперёд, и Азарь почувствовал, как его ноги отрываются от каменного пола.
– Зовите рытников, – прорычал таинственный друг Гааталии, – у нас измена!
Потом всё пошло быстро. Точно из-под земли выросло ещё пятеро воинов в остроконечных капюшонах и скрутили Азаря и Элестара. Набежали храмовники всех рангов и сословий. Элестара утащили в одну сторону, Азаря в другую. Не успев оглянуться, ересиарх оказался в своих «покоях».
Как только дверь захлопнулась, Азарь тотчас припал к ней ухом. Тщетно – рытники удалились, не издав и звука. Потом узник бросился к окну и выглянул наружу. На улице суетливо бегали огоньки факелов. Их было немного – не больше десятка.
Потом всё стихло. Азарь долго следил за тем осколком двора Храма, что был ему доступен через окно, но больше ничего не происходило. Поэтому ересиарх задумчиво потёр бороду и лёг на холодный каменный пол.
Глава 4
Три дня Азаря никто не трогал. Всё это время он предавался только трём занятиям – или задумчиво ходил из стороны в сторону, заложив руки за спину, или боролся с треклятым железным штырём, либо подолгу вглядывался в окно то высматривая, что происходит во дворе, то неотрывно следя за горизонтом.
На четвёртый день штырь поддался и медленно пошёл из стены наружу. В это время по закону подлости ширкнул замок, и дверь кельи шумно распахнулась. Вошёл Илия. Азарь встретил его, вися на штырях, как прилежный монах. Рытники внесли бочку, на которую вальяжно сел адвокат дедера. Высокий рытник начертал на полу загадочный символ и вышел.
Илия заговорил лишь, когда дверь за ним закрылась.
– Я пришёл сделать тебе предложение, которое бывает только раз в жизни.
Азарь сполз со штырей и сел, подтянув колени к груди.
– Видишь ли, друг мой, – между тем продолжал Илия, – я в корне не согласен с той политикой, которая нынче ведётся в Храмовых скалах касательно сектантов и еретиков. Я считаю, что для поддержания должного уровня веры у мирян, вы нам необходимы. И какая удача познакомиться с таким человеком, как ты.
Илия сделал паузу, но так и не дождался ответа Азаря и продолжил.
– Храмовые скалы периодически будут оплачивать некоторые твои начинания, так же негласно, разумеется, мы сможем оказывать тебе и иную поддержку по согласованию с высшим духовенством Храмовых скал. Взамен ты будешь держать нас в курсе всех важных еретических течений и их замыслов. Плюс, время от времени ты будешь создавать небольшие сектишки из тех, кого не жалко для показательных казней, чтобы каждый мог узреть, куда приводит мыслеблудие и своеволие. Чтобы каждый паршивый кметишка боялся даже к заутреней опоздать, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул ересиарх, – я должен готовить людей вам на убой.
– Ну, – адвокат дедера развёл руками, – лес рубят, щепки летят. Видишь ли, мы тут души спасаем, а не тела. И если для спасения миллионов душ необходимо принести в жертву пару сотен – что ж, так тому и быть.
Илия встал и заходил кругами по келье.
– Видишь ли, Азарь, человек так устроен, что не может долго жить в комфорте, так он начинает лениться и тупеть. Именно поэтому даже наше высшее духовенство живёт скуднее, чем последний крепостной в Таргани. Ничто так не расслабляет, как комфорт. То же самое касается и веры. Многие годы о ересиархах никто и не вспоминал. Наши лазутчики и рытники знали своё дело. Даже тихие омуты – чёртовы выкормыши, ты наверняка о них слыхал, не портили картину. Даже они! Те, кого лично лукавый учил смущать речами сердца людей, не могли создать тенденцию… Гм, тенденция, это…
– Я знаю, что это, – перебил его Азарь. – Не отвлекайся.
