Борьба в эфире

Странное дело – эта улыбка прибавляла мне сил. Мне хотелось доказать Эа, что и мы, грубые люди двадцатого века, имеем свои преимущества.

Мы оттесняли врагов комната за комнатой, лестница за лестницей. Но этот небоскреб был чертовски велик, и врагов было чертовски много. Я чувствовал, что изнемогаю. Пот лил с меня ручьями. Руки тяжелели. Хватит ли сил? Эа смотрела на меня и улыбалась…

Глава 11

Живые машины

Еще один этаж, и мы будем у цели. Я почти падал от усталости. Среди пискливых вражеских голосов я вдруг различил крик Ли. Он звал меня на помощь. Оглянувшись, я увидел, что Ли, Смит и Эа повергнуты на землю. Враги всем скопом навалились на них и пытаются задушить. Я бросился на помощь друзьям, но силы окончательно изменили мне. Я упал. Плотная масса тел покрыла меня. Я начинал терять сознание.

В этот самый момент до моего слуха донесся – или это мне показалось? – звук фабричной трубы. Звук этот рос, усиливался и переходил в мощный рев, от которого дрожали стеклянные стены небоскреба. Этот чудовищный звук как будто разбудил меня. Но откуда он исходил? Я высвободил голову из груды тел и посмотрел вокруг. С нашими врагами творилось что-то невероятное. Их изнеженный слух, привыкший к тишине города-дома, и их слабые нервы не переносили резких звуков. А это был не просто звук, а мощный рев. Среди врагов поднялась настоящая паника. Они метались, словно охваченные пламенем пожара, затыкали уши, прятали головы в груды тел, бесновались, катались по полу… А звук все рос, и уже не только стеклянные стены, но и весь остов грандиозного здания дрожал мелкой дрожью. Даже для меня, привыкшего к реву паровозов и автомобильных рожков, этот звук становился нестерпимым. Однако кто бы ни трубил в необычайную трубу, этот ужасный рев явился нашим спасителем.

Еще минута – и наши враги один за другим как подкошенные попадали на пол. Некоторое время их тела конвульсивно подергивались, потом и эти движения затихали. Неужели звук убил их?

Рев трубы прекратился так же неожиданно, как и начался. Огромный зал представлял собою поле сражения, усеянное трупами людей, на телах которых не было ни единого повреждения, за исключением тех, кто подвернулся под мою тяжелую руку.

Я подбежал к моим друзьям и начал приводить их в чувство. Первым пришел в себя Ли, вслед за ним Смит. Эа лежала в полуобморочном состоянии. Быть может, и ее нервы не выдержали этой звуковой канонады, а может быть, она была измучена боем? Я поднял ее и бережно понес. Перед нами был открытый путь, если не считать массы поверженных, недвижимых тел. Мы пытались обходить их, но у дверей это оказалось невозможным: здесь тела лежали сплошной стеной. И если из поверженных не все были мертвыми, то едва ли кто вернулся к жизни из тех, по чьим телам прошел тяжелой поступью я – человек двадцатого века.

Наконец мы спустились на нижнюю площадь, посреди которой стоял наш корабль. Механик был около него. Он издали приветствовал нас рукой.

– Вы живы? – крикнул он нам. – Признаться, я уже потерял надежду увидеть вас снова.

– Скажите, – обратился я к механику, – не знаете ли вы, кто поднял такой ужасный рев?

– Я поднял, – ответил он улыбаясь. – Что же мне оставалось делать? Сидя внутри нашего корабля, я наблюдал в перископ, что делают враги. Они пытались поднять люк нашего корабля, но это им не удалось. Тогда они принесли машину, при помощи которой хотели расплавить корабль вместе со мной. И я решил отогнать их нашим «громкоговорителем». Кстати, Ли хотел испытать его действие. Ведь это его изобретение.

– Да, – сказал Ли, – «мегафон» – мое изобретение. При помощи особых усилителей я довожу силу звука до таких пределов, что колебания воздушных волн, вызываемые ими, могут убить быка и разрушить стены.

– Настоящая иерихонская труба, – сказал я.

– Такая труба уже была изобретена в ваше время Иерихоном? – заинтересовался Ли.

Очевидно, он не знал легенд далекого прошлого. У меня не было времени рассказывать ему библейскую историю. Эа все еще не приходила в себя, и я начал серьезно беспокоиться за ее жизнь.

– Вот мы сейчас оживим ее, – Ли вынул флакон с жидкостью и поднес к ее носу. Эа открыла глаза и улыбнулась Ли. Я пожалел, что чудодейственная бутылочка не находилась в моих руках. Но Ли как бы угадал мою мысль и сказал Эа:

– Благодарите его – он спас вашу жизнь.

Эа посмотрела на меня и улыбнулась уже мне.

– В конце концов, – скромно отвел я от себя честь спасения девушки, – нас всех спас звук вашего мегафона и механик, который…

– Куда теперь? – спросил механик, перебивая меня. Он тоже отказывался от чести быть спасителем.

– Летим на заводы, где наша помощь необходима, – ответил Смит.

Мы вошли в корабль, механик пустил мотор, Эа уселась у руля управления, и двинулись в путь.

– Хотите посмотреть, как управляется наша машина? – услышал я голос Эа сквозь полуоткрытую дверь кабины.

– Это очень интересно, – ответил я и, пройдя в кабину пилота, сел в мягкое кресло рядом с Эа.

– Управление так несложно, что ребенок мог бы справиться с этой машиной, – сказала Эа. – Вы видите, что, хотя мы плотно забронированы от внешнего мира, весь путь, лежащий впереди нас, с четкостью зеркального отражения обрисовывается на этом стекле. Я вижу весь путь полета. Ножными педалями я регулирую скорость, а рулевым колесом – направление.

Мы очень медленно катились по площади города-дома.

– Вот я пускаю сразу на вторую скорость…

Корабль рванулся вперед.

– И направляю руль сюда…

– Куда же вы?! – вскрикнул я. – Вы направляете прямо на железобетонный остов небоскреба…

Я ждал катастрофы и невольно сжал руку нашего пилота, но Эа только улыбнулась. Острый металлический нос корабля пробил стену огромной толщины с такой легкостью, что я не почувствовал даже толчка, как будто эта стена была сделана из картона. Как мог забыть я, что наш универсальный корабль еще так недавно пробивал толщи горных пород!

Я повернул перископ и начал смотреть на землю. Мы летели невысоко. Расстилавшийся внизу ландшафт был ясно виден. Под нами проходили равнины, извилистые голубые ленты рек. Дорог не было видно, но это не удивило меня. С тех пор как воздух сделался главной дорогой, в земных дорогах не стало нужды. Меня удивило другое. Америка казалась безлюдной, заброшенной землей. Не было видно ни ферм, ни городов. Что бы это могло значить? Я обратился с вопросом к Эа.

– Ферм нет, – ответила она, – потому, что продукты питания добываются не на полях, а в лабораториях, химическим путем. А города?.. Богачи здесь жили в десяти гигантских небоскребах. Рабочие же… но вы увидите, как жили здесь рабочие.

Воздушный корабль поднялся на высоту, перевалил через большой горный кряж, и я увидел огромную долину с необычайно гладкой поверхностью, как будто вся она была асфальтирована.

– Что это, гигантский аэродром? – спросил я.

– Нет, это всего только крыша, одна сплошная крыша над фабрикой, занимающей сто двадцать квадратных километров.

– Вы так осведомлены в американских делах, как будто уже бывали здесь.

– Если бы мы не были осведомлены о многом, то и не победили бы, – ответила девушка. – Это фабрика, но вместе с тем и город рабочих, так как рабочие здесь живут на фабриках. Под этой беспредельной крышей они родятся и умирают, не видя неба над головой.

– Как это ужасно! – сказал я, еще не зная, что это только начало тех ужасов, которые предстояло мне увидеть.

Воздушный корабль снизился прямо на крышу. Мы открыли люк и вышли. Смит нажал ногой черный квадрат на серой крыше. Открылась дверь, ведущая вниз. Мы стали спускаться по узкой лестнице, сразу погрузившись в полумрак.

– Здесь хозяева экономили на всем, даже на свете. Осторожней ступайте.

Небольшая лестница кончилась, и мы оказались на бетонном полу фабрики. Это здание представляло собой, даже по своей конструкции, полный контраст с городом-небоскребом. Если тот строился по вертикали, то фабрика – по горизонтали. Небоскреб был весь залит лучами солнца, здесь же тусклое искусственное освещение наводило тоску. По расположению это здание было похоже на шахматную доску. Широкие, прямые улицы разделяли квадратные кварталы. Улицы были безмолвны. По полу с легким шумом трения двигались только бесконечные ленты, подававшие из квартала в квартал части заготовляемых машин.

– Зайдем в этот цех, – сказал Смит.

Мы вошли в большую полутемную комнату. Недалеко от дверей вращались два стоявшие близко друг к другу колеса, около пяти метров в диаметре каждое. Я подошел к этим колесам и невольно отшатнулся. Между колес прямо на земле сидел какой-то урод. У него, по-видимому, совершенно отсутствовали ноги, так как туловище помещалось в чашеобразном металлическом сосуде. Зато его руки были непомерно велики. Он вращал ими огромные колеса. Это был какой-то придаток машины. К несчастному уроду подошел низкорослый рабочий в замасленном костюме, с масленкой в руке, и влил в рот вертящего колеса уродца какую-то жидкость с таким видом, как будто он смазывал машину.

– Вот и пообедал, – грустно улыбаясь, сказал Смит.

Человек с масленкой ходил около колес, где сидели такие же уродцы, и «смазывал» эти живые машины.

Дальше стояла машина с очень сложным и непонятным мне механизмом. В середине этой машины находилось нечто вроде коробки не больше шестидесяти сантиметров высотой, и в этой коробке бегал карлик, нажимая рычажки… И рядом такая же точно машина, с такой же коробкой и совершенно таким же маленьким человечком!

А еще дальше я увидел отверстие в потолке и чью-то неимоверно длинную и тонкую фигуру; собственно, я увидел только ноги, так как верхняя часть туловища от пояса находилась на втором этаже. Время от времени с автоматичностью машины из отверстия появлялись руки, как длинные рычаги, захватывали подаваемые на транспортере готовые части механизмов и поднимали их на второй этаж.

Это была не фабрика, а какой-то музей уродов. Их вид производил гнетущее впечатление. В их неподвижные, тусклые глаза нельзя было смотреть без содрогания. Я много пережил за время своего необычайного путешествия, но еще никогда мои нервы не были потрясены до такой степени. Мне было необходимо собрать всю силу воли, чтобы не упасть в обморок.

– Нет, это слишком… Уйдем скорее из этого ада, – обратился я к Смиту.

Он тяжело вздохнул.

– Да, видеть это – большое испытание для нервов. Но вы не видели и десятой доли всех ужасов наших фабрик. Это, – Смит показал на уродцев, – безнадежные люди, даже не люди, а живые машины. Они не только не могут освободить себя, но им уже ничем нельзя помочь. Конечно, не все рабочие превращены в такие придатки машин. Это, в сущности, пережитки старины. Много лет тому назад наша медицина сделала большие успехи в изучении действия желез внутренней секреции на развитие человеческого тела и отдельных органов. Хозяева этих фабрик не преминули использовать успехи науки для своих целей. Они заставили ученых путем подбора и воздействия на железы создавать людей, которые являлись бы такой вот составной частью машины.

– И люди соглашались на это?..

– Не люди, а голод… Все делалось «добровольно» за грошовые прибавки, посулы, а изуродованному потомству этих «охотников» ничего больше не оставалось, как продолжить участь отцов или умереть с голоду из-за полной неприспособленности организма делать какую-нибудь иную работу. Это была эпоха «профессиональной приспособленности», доведенной до абсурда.

– Но, в конце концов, разве это могло быть выгоднее простой механизации? Например, этот великан, таскающий руками части машин на второй этаж…

– Идея была не совсем глупой. Люди делались составной частью машин в тех случаях, когда все-таки требовалось регулировать ход трудовых процессов участием сознательной воли. Потом это было оставлено. Но часть производства осталась с людьми-машинами. Они были дешевы и… совершенно безопасны. Если хотите, это и есть символ «идеального рабочего» с точки зрения капиталиста. Согласитесь, что в большей или меньшей степени и в ваше далекое время капиталисты старались «машинизировать» рабочих, прикрепить живых людей к машинам на возможно больший срок, в ущерб физическому и умственному развитию. Здесь в силу сложившихся условий им удалось осуществить этот идеал до конца. Теперь эти несчастные будут вынесены на свежий воздух, увидят голубое небо и свет солнца. Мы сделаем все возможное, чтобы облегчить им жизнь.

Я вздохнул с облегчением, когда увидел наконец подошедшего к Смиту рабочего, который казался нормально развитым и здоровым, если не считать бледного цвета лица от постоянного пребывания в закрытом помещении.

Смит начал о чем-то разговаривать с рабочим, а мы с Ли и Эа поспешили покинуть эту могилу с заживо погребенными.

Я вышел на поверхность и с облегчением вдохнул свежий воздух.

В этот момент раздался удар грома. Шаровидная молния, такая же, какую я видел на солнечной станции, упала на крышу, с грохотом обрушив часть ее. Еще несколько молний упало вокруг нас.

– Разрядник! – услышал я голос Смита.

Молнии прекратились. Но в наступившей тишине я вдруг услышал громкий голос, как будто исходящий с неба:

– Привет от Клайнса!

На крышу выбежал Смит.

– Проклятье! – кричал он. – Клайнсу удалось бежать!.. Эти беглецы, прежде чем погибнуть, могут наделать нам немало бед…

А Ли, открыв люк нашего корабля, спрашивал механика:

– Вы не отметили направления радиоволны?

– Есть, – ответил он.

– Тогда летим скорее!..

Глава 12

В стране белых дикарей

Опять стальная птица кружит в воздухе, увлекая меня в неведомую даль. Эа спокойно поворачивает рулевое колесо. Смит и Ли разговаривают о бегстве Клайнса.

– Не понимаю, как мог еще раз улизнуть от нас Клайнс, эта старая хитрая лисица. Он был в высшем Совете Трех и являлся главой правительства.

– Я уже получил сведения, – ответил Ли. – Наш аэроплан, так ловко подцепивший падающего Клайнса, сам был пойман в сети огромным аэропланом американцев. Четыре наших товарища в плену.

– Клайнса нужно разыскать и поймать во что бы то ни стало.

– Мы и поймаем его, – ответил Ли.

– Не так-то это легко. Его молнии и дерзкое напоминание о себе дали нам направление, но ведь он не стоит на месте.

– Каждый его новый выпад будет давать нам и новые нити к розыску.

– Да, но каждый его выпад будет стоить не одной человеческой жизни…

Мы летели на юг. Леса, горы и реки проносились под нами, как на киноленте, пущенной с бешеной скоростью. Вот и Панамский канал скрылся позади нас. Не слишком ли мы забираем на юг? Мы летим уже над Южной Америкой… Огромная горная цепь преграждает нам путь. Воздушный корабль набирает высоту, поднимаясь выше облаков. Земли не видно за белой пеленой, расстилающейся под нами. Заходящее солнце опускается в эту пелену, окрашивая ее в пурпур.

Эа нажимает педаль ногой и вдруг бледнеет. Педаль не работает. Мотор остановился. Машина стремительно падает.

К счастью, наш корабль приспособлен к таким случайностям. Из стального тела машины выбрасываются плоские крылья. Но управление испорчено, планирование невозможно. Корабль падает в воздухе скользящими углами, как кусок картона, брошенный с высоты. Каждую минуту корабль может повернуться вниз носом или кормой и грузно упасть на землю. Только огромная высота, на которой мы находимся, дает нам несколько мгновений, чтобы приготовиться к этому неизбежному падению. Никто не говорит ни слова. Для всех ясно наше положение. Мы с лихорадочной быстротой прикрепляем за спиной небольшие крылья, открываем люки и выбрасываемся в вихри крутящегося вокруг нас воздуха.

Крылья затрепетали за нашими спинами, мы повисли в воздухе, а наш великолепный корабль стремительно падал.

Под нами густые заросли первобытного леса. Еще мгновение, и корабль врезался носом в лесную чащу. Над лесом поднялся огромный столб воды и грязи, который в лучах заходящего солнца казался извержением вулкана.

– Он упал в лесное болото, – сказал Смит.

– Это к лучшему, он уцелеет, – ответил Ли.

– Да, но удастся ли нам извлечь его из болота? – мрачно проговорил Смит.

Через несколько минут наши крылья зашуршали между широких листьев тропического леса. Ярко раскрашенные попугаи с гортанными криками разлетались при виде необычайных птиц, за которых они, вероятно, нас приняли. Завизжала стая обезьян и стала забрасывать нас сочными плодами.

– Нечего сказать, гостеприимные хозяева, – сказал Смит, пытаясь освободить свои крылья от паутины лиан.

В этой гуще растений летать было невозможно. Пришлось плотно сложить крылья и спускаться по деревьям.

Внизу был полумрак. Быстро приближалась темная тропическая ночь. Мои ноги коснулись почвы и тотчас увязли в глине.

– Подождите спускаться, – сказал я своим спутникам, – здесь болото.

Ли зажег карманный фонарь. Луч света блеснул на жидкой поверхности болота. Змеи, обеспокоенные неожиданным светом и нашими голосами, подняли головы над корявыми корнями и угрожающе зашипели. Я быстро вскарабкался на сук, товарищи последовали моему примеру.

– Нечего сказать, в хорошенькое положение мы попали, – сказал Смит. – Придется переждать до утра на деревьях, а там видно будет.

Мы уселись на ветвях большого дерева, поближе друг к другу, как наши далекие предки, и покорились судьбе. Ни одной звезды не было видно над головой: сплошной полог листьев закрывал от нас небо. От болота поднимались сильные испарения. Я чувствовал, как дрожит соседний сук, на котором сидела Эа. От сырости ее лихорадило. Среди тишины ночи слышались какие-то вздохи, шорохи, чавканье. Где-то далеко протяжно завыл неведомый зверь. И вдруг, покрывая все эти звуки, над нами послышался сильный, как звук пароходной сирены, голос:

– Привет от Клайнса!..

Вслед за этими хроматическими переливами раздался визгливый смех.

– Проклятье! – выбранился Смит. – Он издевается над нами! Это он какими-то новыми лучами испортил механизм нашего корабля. Вы оказались правы, Ли, – Клайнс подал о себе весть. Но теперь это бесполезно: наш пеленгаторный аппарат погребен вместе с кораблем.

– Но у меня есть карманный аппарат, с которым я никогда не расстаюсь, – ответил Ли. Блеснув фонариком, он определил направление радиоволны и сделал отметку по компасу.

– Вы очень запасливы, Ли, но, к сожалению, ваши отметки не много принесут нам пользы. Без корабля мы беспомощны.

Голоса замолкли, и опять тишина ночи, прерываемая чьими-то вздохами, шипеньем, криком попугая, которому, должно быть, приснилось что-то страшное. Быть может, неведомые птицы, спустившиеся с неба…

Кажется, это была самая томительная и самая длинная ночь из всех, пережитых мною. Под утро свет луны пронизал густой туман, затянувший все вокруг белым паром. Мы несказанно обрадовались ей.

Пение и пронзительный свист птиц оповестили нас о наступлении утра. Скоро взошло солнце. Туман поднялся и стал редеть. Лес ожил и зазвенел тысячами голосов. Я посмотрел на своих спутников. Они были бледны и истомлены. Я быстро спустился с дерева и попытался ступить на землю. Но это оказалось невозможным.

– Нам придется превратиться в обезьян и путешествовать по веткам, – сказал я своим спутникам.

Цепляясь за ветки, мы перебирались с дерева на дерево в поисках упавшего корабля, но следов его не было. Наконец на одной прогалине Эа увидела воронкообразное отверстие.

– Вот могила нашего корабля, – сказал печально механик Нэр.

Да, это была могила. Нечего было и думать извлечь тяжелый корабль руками пятерых людей.

– Однако что же нам делать? – спросил Ли.

– Прежде всего, поискать место посуше, а потом позаботиться о пище и питье.

– У меня есть немного питательных таблеток, – сказал Ли. – Но нам их хватит всего на несколько дней. А дальше?

– А дальше нам придется приспосабливаться к новой пище, – ответил я. – Здесь должно быть много фруктов. Если вы не можете есть их сырыми, мы добудем огонь, как добывают его дикари, и Эа будет нам готовить кушанья.

– Но я не умею готовить, – ответила девушка.

– Научитесь. Я покажу вам, как это делается. Идем.

– Вернее, лезем, – поправил меня Ли.

И мы отправились в путь. Обезьяны досаждали нам своим назойливым любопытством. Они преследовали нас целой толпой, бранились на своем обезьяньем языке, высовывали языки, потрясали кулаками и бросались в нас орехами и фруктами.

Я поймал на лету большой орех и, раскусив, съел его. Он был очень вкусен.

– Попробуйте, – предложил я Эа. Но она не решилась есть и проглотила питательную таблетку, предложенную ей запасливым Ли. Позавтракав, мы двинулись дальше. Но это лазанье быстро утомило моих спутников.

– Собственно говоря, – сказал Смит, – нам нет нужды бесконечно лазать, пока у нас есть крылья за плечами. Нам нужно добраться до лесной прогалины, и оттуда мы сможем продолжать путь по воздуху.

– Это правда, – ответил механик. – Смотрите, как ярко светит солнце. Вероятно, там есть чистое от зарослей место.

Мы направились к солнечному пятну и скоро добрались до большой лесной прогалины, залитой водой.

Неизъяснимое чувство свободы охватило нас, когда наши трепещущие крылья подняли нас в воздух. В мальчишеской радости, обернувшись назад, я сделал рукой прощальный жест изумленным обезьянам.

Мы поднялись над лесом и долго летели над зеленым ковром. Наконец этот бесконечный лес окончился. Почва начала подниматься и скоро перешла в горный кряж.

Мы облюбовали живописный склон горы с журчащим родником и опустились у небольшой пещеры.

– Мы, кажется, проходим все этапы человеческой истории, – улыбаясь, сказал я, спускаясь на зеленую лужайку. – Из «древесного» человека мы превратились в пещерных людей.

Посмотрев на Эа, я с удивлением заметил, что у нее смыкаются веки. Как ни был запаслив Ли, он не мог захватить с собой всего. Не захватил он и пилюли, уничтожающие токсины утомления. Смит и Ли также имели совершенно сонный вид. Я натаскал в пещеру сухого мха, сделал мягкие ложа и предложил им уснуть.

– Вы поспите, – сказал я им, – а я буду сидеть у входа на страже. Неизвестно, какая опасность может здесь подстерегать нас.

Спутники не заставили себя просить и скоро заснули крепким сном. После бессонной ночи меня также клонило ко сну. Чтобы чем-нибудь развлечься, я решил попытаться добыть огонь. Мне приходилось читать о том, как это делают дикари, но сам я умел добывать огонь только при помощи спичек.

Не упуская из виду пещеры, я прошел к близлежащему лесу, выбрал два сухих сука смолистого дерева и принялся за дело. Укрепив один сук меж корней, я начал усиленно тереть его другим суком. Работа была нелегкая. Скоро пот лил с меня ручьями, а между тем не появлялось не только огня, но и дыма. Утомительнее всего было то, что я ни на минуту не мог прекратить своей работы, иначе дерево остынет, и все придется начинать сначала. Когда наконец запахло гарью и появился первый дымок, я так обрадовался, как будто сделал величайшее открытие, и начал тереть с удвоенной силой. Я был страшно увлечен своей работой. Вспыхнуло пламя, погасло, опять вспыхнуло, еще раз погасло, и наконец сук запылал. Но мне не удалось спокойно насладиться моим торжеством.

В тот самый момент, когда запылало впервые добытое мною пламя, я услышал отчаянный крик Ли, заглушенный каким-то диким ревом. Подняв глаза от пылающего дерева, я увидел дикарей в звериных шкурах. Неизвестно откуда появившись, они вошли в пещеру, захватили спящими моих спутников и теперь тянули их на гору. При виде этого во мне самом пробудились первобытные инстинкты. С диким ревом, не выпуская из руки пылающего сука и размахивая им, отчего пламя разгоралось еще сильнее, я смело бросился на врагов, тыча в их косматые лица горящим обломком.

Вид пламени произвел на них неожиданно сильное действие. Дикари выпустили из рук свои жертвы и, упав на колени передо мной, завыли, прося пощады. Очевидно, эти люди не были знакомы с добыванием огня и приняли меня за божество. Потрясая над головой своим пылающим факелом, я жестами дал им понять, что испепелю их, если они тронут моих спутников. Дикари как будто поняли меня и покорно кивали головами. Потом они стали совещаться меж собой. Я имел возможность более внимательно осмотреть их. Меня поразило, что их лица напоминали лица европейцев, а кожа, хотя и сильно загоревшая, была белого цвета. Очевидно, судьба столкнула нас с белыми дикарями, о существовании которых ходили слухи еще в мое время. В следующий момент я был поражен еще больше. В их разговоре я уловил, как мне показалось, несколько английских слов. И я не ошибся. Смит, также внимательно прислушивавшийся к их речи, вдруг заговорил с ними на каком-то ломаном английском языке, и они, по-видимому, поняли его. Между ними завязалась беседа, перешедшая в довольно горячий спор. Наконец Смит и дикари пришли к какому-то соглашению.

– Нам придется идти за ними, – сказал Смит, обращаясь к нам. – Они не сделают нам зла, если «господин бог огня», – и Смит с улыбкой указал на меня, – не сожжет их своим пламенем.