скачать книгу бесплатно
– Кстати, этот мавзолей построен Железным Тимуром. И казан привез он. Тот самый Тимур, строитель и покровитель зодчих, когда-то разрушивший Сарайчик[18 - Сарайчик (каз. Сарайшы?, Кiшi Сарай, Малый Сарай- Малый Дворец) – древний город XIII – XVI вв. на правом берегу реки Урал, близ и на территории современного села Сарайчик Махамбетского района Атырауской области в Казахстане. Был столицей Казахского ханства. В городе действовали уникальные водопровод и канализация из керамических труб. Имелось металлургическое и гончарное производство. Его жители также занимались ремёслами, бахчеводством, огородничеством и рыболовством. Стратегическое расположение, связывавшее Восток с Западом, сделало город крупным центром торговли. Арабский путешественник и географ Ибн Баттута, автор записок «Путешествие в Дешт-и Кыпчак», описывая своё пребывание в 1334 году в Сарайчике, сообщает о паромах на протоке Улы-су, напомнившие ему Багдад. Окрестности города были своеобразныым курортным центром, сюда приезжали поохотиться и порыбачить знатные люди со всей Орды. В 1395 году разрушен войсками Тамерлана.]. Разрушив одно, он, получается, построил другое, – задумчиво покачала головой Шолпан тате. – Впрочем, в этом мире ничего не бывает однозначным.
Они пошли по длинному коридору, полному посетителей.
– Скажи, а кем ты работаешь доченька?
– Я работаю библиотекарем.
– О, это благородная профессия. Хранитель мудрости, защитник письмен, – одобрительно покачала паломница головой. – Здесь ведь тоже была древняя библиотека. Она примыкала к главному залу с запада, возле так называемого малого дворца. И в книгохранилище были древние рукописные книги. Там работали переписчики, задачей которых было обновление старых, ветхих книг. А еще, там же была канцелярия казахских ханов.
Алма равнодушно оглядела стены, где ничего не напоминало о библиотеке, и последовала за спутницей в малый зал. Внутри был постелен зеленый ковер, на котором расположились паломники, молча слушающие читающего молитву священнослужителя. Алма и Шолпан тате тоже присели на ковер у входа и притихли, слушая мелодичную молитву.
Алма была равнодушна к религии. Иногда, излишняя религиозность ее даже пугала и раздражала. И она с неприязнью смотрела на женщин в хиджабах и бородатых мужчин, которых стало много в ее городе. Они держались обособленно и вели себя, словно чужаки, увеличивая к себе антипатию. Ей вообще претило любое проявление религиозности. И когда кто-то начинал говорить о религии, она всегда отстранялась, стараясь держать дистанцию от всего, что касается духовности. Но Шолпан тате, несмотря на то, что тоже была одета религиозно, вызывала у нее симпатию. В ней были притягательная мягкость и жизненная мудрость. И о своей любви к Богу она рассказывала от сердца, пронося слова через себя и свой жизненный опыт, не манипулируя лишь догматическими формулами.
Верила ли Алма в Бога?
Она нечасто об этом задумывалась, но сейчас под звуки молитвы она скорее сказала бы «да», нежели «нет».
Скорей да, ведь в душе она часто к нему обращалась. Но не к богу определенной религии, а к абстрактному, всеобщему и, как написано на том казане, Всевладеющему Богу.
Там, в Алматы, так мало места для религии, что она почти не пересекалась с ней. Но здесь, в этом зале, ее неожиданно заворожил речитатив имама, и она зачарованно слушала его голос, пытаясь уловить в незнакомых словах некое понимание. И даже невольно подалась вперед, чтобы лучше услышать непонятные слова. Может в этом месте действительно есть сила, которая приближает тебя к Богу?
– Как божественно он читает! – прошептала Шолпан тате. – Говорят, он учился в школе хафизов[19 - Хафи?з (араб. ????? причастие «учащий наизусть; охранитель») – хранитель Корана, запоминающий его наизусть. Мусульманин, причисляемый к духовному сословию ввиду знания всего Корана наизусть.].
Как только имам закончил читать молитву, в зале началось протяжное: «Амин»! И прихожане снова разбрелись по узким коридорам. Шолпан тате, поблагодарив священнослужителя за великолепное чтение, вышла с Алмой из зала, и они снова пошли по коридору, рассматривая гробницы, установленные внутри мавзолея.
– Ты чувствуешь эту силу? Эту особую энергию этих мест? – испытующе глядя на Алму, спросила паломница.
– По правде говоря, не очень, – лихорадочно продираясь сквозь огромные потоки людей, растерянно ответила Алма. – Но я никогда не искала святости.
– А ты веришь в Бога? – Шолпан тате взяла ее за руку и отвела вглубь коридора. – Ты мусульманка?
– О, мне на этот вопрос трудно ответить, – замешкалась она. – Мой отец был коммунистом и с детства учил не верить. А мама скрытно пекла шельпеки и тайком читала молитвы, шепотом наказывая и нам так делать. Моя вера так и росла тайком и шепотом. Конечно, в душе я верю в то, что что-то есть. Но это, наверное, недостаточно, чтобы назвать себя мусульманкой или тенгрианкой.
– Мы все такие, – понимающе усмехнулась Шолпан тате. – Немного мусульманки, чуть-чуть тенгрианки, на публике – пренебрежительные атеисты. А внутри все-таки у каждого есть Бог. Даже тот, кто смеется над мракобесием верующих, в душе держит Бога. Может быть не так громко и шумно, немного боясь и робея, но у каждого есть Бог. Ведь он вездесущ.
– Но если Бог везде, то какой смысл его искать по миру, если настоящий мир – наша душа?
– Ты права! Чтобы узнать Божественную любовь, необязательно выходить из дома. Ведь в первую очередь важен труд сердца, а не тела. Но для того, чтобы узнать себя, мы выходим из дома. Ведь любовь к Богу – это постоянное совершенствование, это работа над собой. Тот, кто знает себя, знает Бога. Это, в конце концов, маурифат – постижение тайн божественного мира. И конечная наша цель – это фана, исчезновение в Боге. Но сколько нужно пройти, чтобы прийти к фане. И мы идем по миру, чтобы встретить больше людей, через которых, словно через зеркала, узнаем себя, а значит Бога. Ведь каждый человек на нашем пути – дар Бога. Вот как ты, например. Ты для меня подарок Бога. Поэтому мы и собираемся в дорогу, чтобы растворяться в пути, узнавая себя и божественную любовь вокруг. Ведь тот, кто знает себя, знает Бога.
– Кто это мы?
– Мы – это тарикат. Мы это суфии.
– Разве женщины могут быть суфиями?
– В океане Божественного Единства не существует ни «я», ни «ты», ни женщины, ни мужчины, – снисходительно улыбнулась Шолпан тате. – А в истории было много женщин-суфиев. Ведь суфии проповедуют любовь и радость. А женщина и есть воплощение любви и радости. Как говорил великий мавляна[20 - Мауляна (мавляна) (араб. ??????? – покровитель, защитник) – распространённый в центральной и южной Азии исламский религиозный титул. Его носят перед именем. Руми часто называют Мавляном Руми – Учитель Руми.] Руми: «Женщина – луч Бога. Она – не только земной возлюбленный; она является творческой силой». Ведь женщина полна творческого могущества, которая может родить другую жизнь, силу и суть.
Для нас, женщин-суфиев, много примеров, на кого можно ориентироваться. Например, для меня образцом идеальной женщины-суфия служит легендарная Рабийа[21 - Рабиа аль-Адавия аль-Басрии – видная представительница басрийской школы аскетов, героиня многочисленных исламских притч, прославляющих бескорыстную любовь к Богу.]. Ее мистический опыт, как и опыт многих других женщин, показал, что на пути познания гендерная принадлежность не имеет значения. Суфием была великая Фатима, дочь императора Индии Джахана. Именно она написала знаменитую «Рисаля-Сахибиия», где описывает красочными рифмами свой суфийский опыт. Среди женщин-суфиев было много поэтов. Например, Хаяти Кермани, автор великолепных поэм, жившая в Средневековье в Дамаске. Женщины-суфии были ученые, тяготели к знаниям. Кстати, одна из ранних книг в Исламе называется «Первые женщины-суфии» в XI веке. В этой книге рассказывается о восьмидесяти женщинах-суфиях, живших в центральных исламских землях с VIII по XI века. И это были великие люди, своими знаниями, мудростью и благочестием являющиеся примером для подражания. Так что женщины еще как были суфиями.
В этот момент в коридоре образовалась столпотворение. Стало тесно, и весь коридор заполнился людьми.
– В это время начинается пик, – успела шепнуть Шолпан тате, и тут же людской поток, подхватив их, вынес из здания. Алма с удовольствием вдохнула свежий воздух, щурясь яркому южному солнцу. Как мало было солнца там, внутри, так много его здесь, снаружи. А может быть истинная любовь – это любовь ко всему живому, действующему, настоящему? Ведь сколько времени она посвятила служению вечным мудростям в полутемном зале своей библиотеки, не замечая, как прекрасно бывает на улице солнце. А солнце ведь мудрее всех книг, и иногда нужно просто быть рядом, чтобы понять непонятное.
Алма обернулась и еще раз оглядела величественное здание мавзолея, обрамленное строительными лесами, наполненное кучей суетящихся торговцев, туристов и бесстрастных охранников. И вздохнула. Слишком много суеты и земного быта вокруг святыни, которую она представляла малолюдной и созерцательной.
– А может это и к лучшему, – задумчиво произнесла Шолпан тате, проследив за ее взглядом. – Больше людей узнает о великом аскете, ушедшем в подземелье в 63 года. А значит, часть из них встанет на путь Истины.
– Он так и не вышел из подземелья?
– Нет. Он решил, что не имеет права жить на белом свете дольше, чем сам пророк. И никто не знает, сколько он провел в подземелье в аскезе, погруженный в молитвы. Великий стоик, отшельник, учитель и святой Хожа Ахмет Яссауи[22 - Ходжа Ахме?д Яссауи? – в народе также известен как Хазрет Султан каз. ?зiрет С?лтан, узб. ?азрат Султон; 1103, Сайрам – 1166, Туркестан]) – суфийский поэт, один из первых суфийских мистиков в тюркоязычном мире. Он писал на хакани – тюркском литературном языке, сложившемся при дворе Караханидов. Автор цикла стихов «Дивани хикмат».].
Шолпан тате смахнула накатившую слезу и удрученно вздохнула:
– Не каждому дано пройти путь Учителя. Ведь его путь был суров. Он говорил, что не познавшие семидесяти наук и не прошедшие семидесяти духовных макамов (стоянок), стоят не больше идола. Но для совершенства нет предела. И мы не должны сворачивать со своего пути.
Из мавзолея вышла группа паломниц, с которыми изначально была Шолпан тате и, увидев ее, призывно замахала.
– А поехали с нами? —предложила Шолпан тате.
– Куда?
– Туда, где ты найдешь новые ответы на свои вопросы. Поехали по пути, который давно ведет нас. Он начался давно и продолжается всю жизнь.
– Но я не готова.
– Никто никогда не бывает готовым. К большому пути идут с боковых тропинок. Мы поедем через весь Казахстан. Мы едем из древней мечети Арыстанбаб. Предания называют его учителем и Ходжи Ахмеда Ясави, который, умирая, передал аманат[23 - Аманат – в общем смысле: вверенное на хранение, надёжность. То, что Аллах вверил, поручил людям. Понимается как отданное на ответственное хранение, как нематериальных ценностей (язык, культура, национальность), так и материальных (вещи, недвижимость).], заключавшийся в косточке хурмы, своему ученику. Дальше наш зиярат[24 - Зиярат – паломничество к святым местам (могилы пророков, святых, шейхов, а также само обозначение этих святых мест.] лежит на запад, через могилу Коркыт ата, мы поедем к мечети Бекет ата[25 - Бекет Мырзагулулы, более известный как Бекет-ата и Пир Бекет – казахский религиозный деятель-суфий, просветитель и батыр, почитаемый как святой.] и Шопан ата[26 - Шопан-Ата – религиозный деятель, в народе почитается как аулие, святой. В Западном Казахстане подземная мечеть Шопан-Ата – это вырубленная в скале на старом караванном пути в Хорезм.]. А по пути еще много мест сил, которые мы должны посетить. Много макамов-стоянок, и не только духовных, но и физических.
– Я не могу. Я не могу, потому что еще не готова к такому духовному подвигу. Ведь я так мало знаю и совсем не готова.
– Знания ты можешь обрести в пути. Ведь ты ученый, знаток книг, и наше учение легко войдет в твою душу. Но самое главное, это даже не знание ума, а знание души. Ведь ум всего лишь подспорье и слуга, а настоящий владыка – душа. И наш путь покажет тебе твою душу.
Эх, как заманчиво! Алме внезапно захотелось сорваться, поехать в неведомые места сил, и забыть о своем пути, семинаре и непонятном Тал Жайау. Поменять одну неизвестность на другую. Сердце азартно призывно забилось. И она с удивлением отмечала в себе авантюризм, который не был ей присущ. Но она вовремя остановила себя, и холодный ум пресек робкий трепет души. В конце концов, она уже выбрала уже дорогу. И сворачивать с нее – значит, оскорбить изначальный путь.
– У вас очень светлый и высокий путь, но я не готова к нему. Все-таки я не паломница, а всего лишь туристка. И меня интересует дорога, как есть, а не духовный путь. Спасибо за приглашение, но я вынуждена отказаться.
– Жаль, моя милая подруга. Жаль, – расстроенно вздохнула она. И внезапно порывисто обняла Алму. – Ты хороший человек – это я чувствую. И в тебе я обрела сестру по духу, и не хотела бы расставаться. Но иногда пути расходятся. Пусть твой путь будет светлым и полным радости. И желаю, чтобы ты обрела понимание, что истинный путь – это увидеть то, что скрыто в нашей душе. Увидеть отражения любви Всевышнего. И как только ты это осознаешь, рассеются тучи в твоей душе. А их, моя сестра, пока у тебя много. Прощай, сестра. Я так и не спросила, как тебя зовут, но для меня ты уже Жол Жандос[27 - Душевный друг в пути.].
– Меня зовут Алма.
– Алма, – повторила паломница, словно пробуя имя на вкус. – Яблоко. Ты действительно прекрасна, словно яблоко. Прощай, Алма! Прощай, моя сестра!
И поцеловав ее в лоб, поспешила к своим соратницам.
– Прощайте! – вздохнула Алма. Паломница уже давно скрылась, а она все не уходила с площади, задумчиво глядя вслед Шолпан тате. Ей вдруг стало грустно и одиноко. Вокруг сновали люди, а грусть и тоска все больше охватывали ее душу. Внезапно захотелось домой, в отчий дом, и обнять маму.
Внезапно зазвучал азан, и Алма, словно очнувшись, наконец, сдвинулась с места и присела на скамейку. Верующие поспешили к мечети на призыв к молитве. Пространство словно стало вибрировать от звуков азана, и она устало закрыла глаза. И перед ее глазами возникла картина подземного лаза, полутемный хильвет[28 - Подземная мечеть.] и одинокий мужчина, читающий молитву вслух. Но он читал не пронзительным звонким голосом, каким читал муэдзин, а глухим и старческим. И он был один, совершенно один. Совершенно один в этом темном подземелье, и только Всевышний и ангелы слышали его молитвы. Как скромен его быт, наполненный величием тихого созерцания. И как много поверхностной суеты сегодня здесь. Как много шумной тщеты, порой, в памяти.
Глава 4. Загадочное приглашение из Тал Жайлау
«Уважаемая Алма!
Имеем честь пригласить вас посетить наше поселение «Тал Жайлау», которое расположено на берегу живописной и красивой реки – Сырдарьи.
Мы собрали самых лучших книгохранителей, чтобы вместе с ними ощутить радость особого и благословенного чтения книг. Именно книги являются идеей и философией нашего лагеря. Книги, которые становятся не только нашими учителями и наставниками, но и друзьями, и проводниками в миры неожиданных и благостных смыслов.
Мы не учим читать слова, мы хотим понять предназначение букв, когда они рождаются, чтобы породить целую цепочку множества пониманий. Вместе с книгами мы хотим вернуться в то естественное лоно гуманизма, чтобы уйти от машинного диктата, окружающего нашу действительность. Ведь за монотонностью автоматического чтения мы забыли, что такое гармония первого звука. Мы предали забвению мелодию чтения, как откровение, и уже не понимаем, что значат слова. А значит, разучились любить этот мир, который полон доброго сочетания слов.
Мы читаем не для того, чтобы знать. Мы читаем не для того, чтобы наслаждаться. Мы читаем, чтобы стать частью великого и доброго понимания.
Понимаю, что многое из написанного выше, Вам кажется странным, если не сказать бредом. И Вы имеете на это право. Ведь непонятное вызывает агрессию, а Понимание – слишком дорогое удовольствие, и порой на него не хватит и всей жизни.
Но мы делаем длинную дорогу короткой, а твердый камень – мягким песком. И уверен, что вы, вступив на наше пространство, станете частью нашего Великого и Доброго Понимания!
Мы ждем Вас у нас, и будем рады, если вы примете наше приглашение. Наш адрес указан в конце письма.
Не беспокойтесь о транспорте, Вас встретят.
С уважением, жители книжного поселения «Тал Жайлау».
Перечитав письмо, хранящее в себе запах ила, глины и степных трав, она просветила бумагу на свету, подняв к гостиничному торшеру. Это была обыкновенная, слегка рыхлая, офисная бумага, почерневшая по краям. Письмо было написано аккуратным, почти каллиграфическим почерком, своей размашистостью выдающим крупного, уверенного в себе мужчину. Мягкие, слегка завитые края букв и широкое «О» говорили о романтичности автора, а возможно, даже, о ранимости. Может быть, человек, написавший письмо, видел так много в жизни, что в каждом слове пытался выразить весь тот болезненный опыт, через который он сам прошел. Возможно, у него красивые глаза и сильные руки, ведь тот нажим, с которым он писал, почти проткнул бумагу насквозь. А может быть, все это фантазия Алмы, которая от скуки и однообразности унылого гостиничного номера стала опять придумывать различные образы. И по привычке принялась разгадывать в тексте то, чего, возможно, вообще нет.
В институте она хорошо освоила науку герменевтики[29 - Герменевтика – искусство толкования, теория интерпретации и понимания текстов, в том числе текстов классической древности.]. С текстом Алма умела работать, как не работал никто. Она чувствовала такт и структуру текстов, причем как древних, так и современных. В буквах она видела намного больше, чем обычный человек. И часто играла в читательскую дедукцию, пытаясь определить по психологическому синтаксису и писательской стилистике портрет отправителя. Алма настолько преуспела в этом, что ей удавалось понять не только возраст или социальное положение автора, но даже психологические фобии человека. А она была мастером по фобиям. Профессиональная диффузия порой не давала ей покоя, и она не переставала читать тексты на остановках, в троллейбусе и даже на рекламных таблоидах, пропуская их через свою шкалу палеографии[30 - Палеогра?фия (др.-греч. ?????о? «древний; важный» + ????? «писать») – вспомогательная историческая дисциплина (специальная историко-филологическая дисциплина), изучающая историю письма, закономерности развития его графических форм, а также памятники древней письменности в целях их прочтения, определения автора, времени и места создания. Палеография исследует эволюцию графических форм букв, письменных знаков, пропорции их составных элементов, виды и эволюцию шрифтов, систему сокращений и их графическое обозначение, материал и орудия письма. Особая отрасль палеографии изучает графику систем тайнописи (криптография). В сферу палеографии входит также изучение орнамента и водяных знаков бумаги (филиграней), формата, переплёта рукописей.]. Но потом спохватывалась и приказывала себе остановиться, чтобы не уходить в дебри текстового анализа.
Но этот сумбурный, неровный текст был необычен. Полный стилистических перепадов, он одновременно привлекал своей искренностью, и в то же время немного раздражал, сбивая с толку. Ей не нравился поучительный, менторский тон письма. Разве это приглашение? Ведь она не какая-то студентка филологического факультета, а библиотекарь. А два года назад даже выиграла республиканский конкурс среди библиотекарей.
Алма пыталась раскопать информацию о таинственном поселении в Интернете. Наводила справки среди коллег. Но ни Интернет, ни коллеги не слышали об этом неведомом «Тал Жайлау». Так, может быть, это некая религиозная секта? Она закинула письмо в дальний ящик, мало ли, что пишут люди. И на некоторое время даже забыла о нем.
Но письмо не давало покоя. Оно пульсировало в голове постоянной и непрерывной мыслью: «Ехать! Ехать! Ехать!». Алма даже перестала спать, думая только о письме и загадочном «Тал Жайлау». Она потеряла покой, хотя, чему могли научить ее в этом поселении? Кто может знать книги так, как она? Кто может их любить больше, чем она? И кто мог понимать их? Поездка ей казалась делом бессмысленным. Да и потом, кто его знает, что это за люди? Это безумие, ехать в неизвестность. Особенно для нее, почти никогда не выезжавшей не то, что из родного города, но не уходившей далеко от родительского дома.
Но желание ехать было сильнее всей логики, всего разума, который ее останавливал. Желание ехать сминало на своем пути любые преграды в виде робких сомнений. Желание ехать было сильнее ее, и она в итоге безрассудно решилась. Решилась, не предупредив никого, тайно послав на обратный адрес сообщение о своем подтверждении.
….
Из окна гостиницы на нее глядели огни обыденного, ничем не примечательного города. Такого же, как и те, что были по пути. Все города светят ночью одинаково. А некоторые, обыденно одинаково. Города словно строились серыми людьми, чтобы сделать жизнь людей еще более серой. Чтобы и без того серый быт еще больше посерел. А дома в них были похожи на заводские болванки, которые равнодушный станок формирует бесстрастной кучей на своем сером, шаблонном конвейере. Серая серость серого мира. Ничего не грело ее в этом городе. Ничего не делало его родным. А сильный ветер с песком еще больше отчуждал ее от города, поездки и всей этой обыкновенности, которая окружала ее повсюду. И чем дальше она отдалялась от Алматы, тем меньше была уверена в своей поездке, и с каждым километром ее все больше охватывало сомнение. Настроение менялось почти каждый час, и она уже устала от своей переменчивости. Как она могла нарушить многолетний привычный быт, состоящий из работы, книг и дороги к дому. Алма так долго шла к тому, чтобы ее жизнь была отлажена, как часы, чтобы ничего не отвлекало ее от любимой работы и от книг. И добилась успеха в том, чтобы механизм стабильности работал исправно. Но вся ее стабильная жизнь оказалась ловушкой рутины и ложным ощущением порядка. И в этом мнимом порядке было много тайного хаоса, который стал сводить ее с ума. И, возможно, поэтому она решила сбежать от всей этой мнимости, которой себя окружила.
…
Алма раздраженно отвернулась от окна и нервно включила телевизор. На экране появилась студия с яркими стенами в национальных узорах. Ведущая, миловидная женщина с длинной косой, внимательно слушала мужчину в темном костюме. А тот, важно сложив руки на животе, степенно разглагольствовал о литературе:
– Понимаете, книги сегодня никто не читает. Людям интересен экшн, клиповость. Почему так популярны видео? Потому что люди хотят видеть, а не читать. Слышать, а не мучиться с буквами.
– Но ведь чтение развивает воображение, оно заставляет работать ум.
– Ах, оставьте, – снисходительно махнул пухлой ручкой мужчина, словно на неразумное существо.– Я сам писатель, и знаю, что говорю. Да, мы все еще пишем книги. Но не так, как раньше. Раньше вот писали тексты. А сейчас люди, рожденные в эпоху телевизора и кино, просто описывают кадры. По сути, современные писатели – это описатели сцен.
– А что же делать с книгами? – спросила ведущая, дежурно улыбаясь в камеру. – Что делать с библиотеками, где хранится вся наша мудрость?
– Это всего лишь макулатура, здания с бумажным мусором, – продолжал глумиться мужчина. – Их надо закрывать, вычищать. Информация сжалась. Все сегодня здесь, – торжественно показал он на камеру свой модный смартфон.
– Надутый глупец, – гневно пробормотала Алма, вспомнив свою библиотеку.
В дверь номера неожиданно постучали.
– Входите, – открыла она дверь. В комнату мягко вошла полная женщина, администратор отеля.
– Я хотела подсказать хорошее место для ужина, – вежливо начала она. – Находится недалеко, буквально через дорогу, рядом с парком Батырхана Шукенова.
– Парк Батыра? – удивленно переспросила Алма. – Прямо целый парк?
– Да. Буквально рядом, через дорогу от нас.
– Ух ты, – удивилась, Алма. – Даже у нас нет такого парка. Мне нужно это увидеть.
– Там еще памятник, посвященный ему, – угодливо добавила администратор. – Но не забудьте про кафе «Достар», это кухня моего брата, и там очень вкусно. Доступные цены, свежие продукты, гарантия безопасности, – продолжала она тараторить свой рекламный текст, но Алма уже не слушала ее. Она быстро накинула курточку и стремительно вышла в коридор. Она должна увидеть и парк человека, который был почти в каждый миг ее жизни. Она должна посетить его, пусть даже отлитого в неподвижной статуе, ведь благодаря его голосу Алма порой жила. Батыр! Как же она могла забыть, что это его родной город, ведь для нее он всегда был своим алматинцем.
– Как только выйдете, вы сразу увидите вывеску кафе, – не унималась администратор, продолжая рекламировать кафе своего брата. Но Алма, безучастно пожав плечами, стала стремительно спускаться по лестнице.
…
Выскочив на улицу, она остановилась. Та дневная, унылая серость города, сменила свою будничную робу и вырядилась в вечернее платье, украсив себя украшениями из фонарей, неоновыми вывесками, и надушившись ароматом свежего, речного воздуха. Вдоль Сырдарьи неторопливо прогуливались люди, совершая вечерний променад. Где-то здесь, наверное, ходил в детстве Батыр. И Алма невольно оглянулась, словно выискивая среди теней своего любимого певца.
Она перешла реку по узкому мосту и вступила в тень небольшого сквера, где, несмотря на поздний час, прогуливались влюбленные пары и мамаши с детьми.
Обойдя весь парк, она, наконец, вышла на освещенную площадку, где на постаменте, в окружении деревьев и цветов, стоял Он: коленопреклонённый, бронзовый, с саксофоном в руках, словно только что сошел из клипа на знаменитую песню «Отан Ана».
Алма, не в силах справиться с охватившим ее волнением и дрожью в ногах, невольно присела на скамейку, чтобы перевести дух. А бронзовый Батыр, словно увидев ее, слегка повернулся к ней, улыбаясь при свете фонарей. И тихо заиграл знакомую мелодию, которая часто согревала ее застывшую душу. И она, закрыв глаза, полетела на крыльях любимой мелодии по знакомым улочкам. Уносясь во времена радости и ощущения нескончаемого праздника и безмятежности. Когда каждая улочка ее родного города впитывала до боли родные ноты, наполняясь романтичным юным волшебством. И это было не волшебство детской сказки, а чудо нового, неизведанного, но всепоглощающего чувства. Чувства, которое тогда называлось любовью, а сейчас, это была всего лишь зрелая ностальгическая истома по давно прошедшему, светлому, и в то же время темному времени.
Сердце Алмы сжалось от легкой элегии, витающей в воздухе далекой песни, много раз исписанной пером переживаний на когда-то чистых, наивных листках ее души.
Школа, парк, речка Весновка и …выпускной бал. Ах, как это было давно и недавно. Как это было надежно спрятано в тех ящиках памяти, старательно запертых в далеких кладовках. Она никогда не хотела возвращаться туда, в эти забытые комнаты. Но листки, словно услышав безмолвную мелодию, исполняемую этим бронзовым певцом, плавно выплывали из забытых закоулков хранилища ее воспоминаний. И она уже не могла сопротивляться нахлынувшим воспоминаниям, вырвавшимся из далеких комнат.
Глава 5. Выпускной бал
В тот год она услышала, как звучит любовь, и увидела ее воплощение в маленьком большеглазом мальчике, который старательно слушал учителя в первом ряду за первой партой. Она сидела чуть поодаль, в третьем ряду за пятой партой. Так, почему-то определил учитель. Так она и привыкла жить, в третьем ряду за пятой партой, подальше от чужих глаз и поближе к себе. Она услышала слова любви в устах Батыра, даже не понимая их. Она увидела образ любви, даже не понимая этого чувства. И с этого времени началась ее долгая и молчаливая любовь, которую она изливала на страницах дневника. Переживала, слушая песни Батыра. И ни разу за все эти годы она не сказала Арману о том, что любит его. И словно музыкальный шафер, Батыр был всегда с ней, когда она тосковала по Арману. А он продолжал сидеть за первой партой первого ряда, постепенно превращаясь из милого мальчика в статного высокого юношу, в которого уже была влюблена вся школа.
Но она имеет на Армана больше прав. Потому что она влюбилась в него с первого класса, в тот день, когда впервые увидела его. Когда даже слово «любовь» было слишком велико для ее детского сознания. Но в этот вечер она наконец-то решилась. В этот вечер Арман наконец узнает все. И как пел Батыр, она сложит послание любви. И пусть все будет; «ди-ги-ди-ги-дай»[31 - Слова из песни «Дигидай» в исполнении Батырхана Шукенова во время существования группы «Алма-Ата студио» (1987 г.).].
Сегодня все будет по-другому. Она все спланировала. Больше никаких тайных грез, никакого томного ожидания. Пора словам воплотиться в действия, ведь сегодня выпускной бал, единственный вечер между школьными мечтами и взрослой реальностью. И он станет волшебным, ведь так хочет она.
И она ждала. Ждала, наряженная в белое платье, словно невеста. Ждала на высоких каблуках, которые удлиняли и без того высокий рост. И хотя ноги, не привыкшие к таким каблукам, уже ныли, она ждала, стиснув зубы. Скоро, после завершения официальной части, в центр школьного зала выйдет ведущий и объявит белый танец. А ее одноклассник, школьный диджей Талгат включит заветную песню, которая стоит первой на ее кассете. И это будет условный сигнал, чтобы сделать решительный шаг к взрослению. И пусть это всего лишь школьный бал, и еще многое нужно пройти, чтобы повзрослеть по-настоящему, но разве не прекрасен первый настоящий выбор после многих лет за партой.
Но время шло, Алма продолжала стоять в углу зала, а Талгат, с огромными наушниками на ушах, продолжал проигрывать различные песни. Но только не ее красную кассету TDK. Алма умоляюще глядела в его сторону, но Талгат словно растворился в своих огромных наушниках, уйдя полностью в свою музыку.
А праздничный вечер продолжался, пестря яркими нарядами, пышными букетами и красивыми словами растроганных педагогов. Скоро для них откроются тысячи дорог, и останется позади то, что объединяло их всех – школа.
Наконец, Талгат поднял на нее глаза и заговорщически подмигнул. И тут же, словно по команде ведущий, школьный учитель биологии, вышел вперед, и хорошо поставленным голосом объявил:
– А теперь, белый танец. Дамы приглашают кавалеров.
