скачать книгу бесплатно
Костяшки пальцев Элоса белеют там, где он вцепляется в выступ.
– По крайней мере, позволь мне проводить тебя обратно. Просто дойди до двери, а потом я уйду. Обещаю.
Финли нагибается, положив руки на ноги, и пристально наблюдает за моим братом.
– Пожалуйста.
Хотя я все еще качаю головой, Финли, кажется, поддается мольбе Элоса и опускает подбородок.
– Я могу потерять работу из-за этого, – напоминаю ему. – У меня будет достаточно неприятностей из-за того, что я не доставлю тебя, как обещала. Брат не может пойти.
Я знаю Элоса. Он не любит менять свою внешность, как я.
– Скажу отцу, что все это была моя идея, – говорит Финли, поднимаясь на ноги. – Вместо этого ему просто придется винить меня.
Он улыбается, но за улыбкой скрывается боль.
– Пойдемте.
* * *
После этого ужасного утра, которое мы пережили, прогулка обратно через лес кажется почти подарком. Напряжение в магазине Брэна и Томаса, которое было такое невыносимое от недосказанности, немного смягчается, когда мы выходим на свежий лесной воздух. Элос предлагает руку Финли, который пошатывается, и дополнительная поддержка, похоже, помогает ему. Его лицо постепенно светлеет, и довольно скоро он впадает в самодовольный рассказ о какой-то лошади, на которой он на днях скакал к победе, и о монете, которую выиграл у королевской гвардии, не сумевшей победить его, потому что Финли всегда умел находить уловки.
Как всегда, он притягивает Элоса и меня, как мотыльков к пламени. Независимо от того, отрицает он это или просто отчаянно хочет отвлечься, Элос улыбается и указывает на сомнительную этику богатого члена королевской семьи заключать пари со своим несчастным, перегруженным работой охранником. Фин настаивает, что он просто доказывал силу своего слова, соблюдая их соглашение, и толкает меня локтем в бок, ожидая, что я поддержу его. Я этого не делаю, потому что брат, вероятно, прав, но тяжесть, давящая мне на грудь, все равно ослабевает. Успокоенный дружеским порывом, прежний тон нашего общения временно восстанавливается. Ох уж эти драгоценные мгновения яркого солнечного света и пения птиц на ветру, в которые мы можем притвориться, что ничего не изменилось.
В течение многих лет после нашего прибытия в Роанин Финли общался со мной и моим братом. Почти все не одобряли это, особенно учитывая Предсказание, но никто не стал бы бросать вызов принцу. Поэтому мы втроем провели бесчисленное количество дней, бродя по более диким уголкам садов и угодий: рощам красных кленов и платанов, а также кизиловым лесам, усеянным голубыми сойками, а также вокруг ручья, который протекает через тщательно подстриженную траву, частично скрытую тенью гор за ним. Финли увлекается рисованием углем, и иногда он просил меня изменить свои черты, чтобы он мог воспроизвести их на бумаге. Он никогда не просил Элоса трансформироваться.
Те дни закончились несколькими простыми штрихами пера короля Жерара.
Полуденное солнце уже закатилось за горы к северу от города, когда территория пустеет и мы добираемся до потайной двери в стене замка. Фин достает из кармана тяжелый ключ и жестом показывает Элосу, который только что снова не желал расходиться по разные стороны, чтобы он прошел первым. Однако при виде двери мой разум трезвеет, возвращаясь к мрачной реальности. Я смотрю, как уходит мой брат, и чувствую, что мои нервы на пределе.
Впереди северная сторона замка Роанин озаряется светом. Здание представляет собой сложную совокупность наклонных стен и узких башенок, увенчанных шпилями. Комнаты простираются на восток и запад, охватывая обширное внутреннее пространство, на освоение которого у меня ушли недели. Знамя Тилиана, серый отрез ткани с зеленым дубом по центру, заключенным в широкую пурпурную гору, развевается на ветру на установленном вдоль зубца крыши высоком столбе.
Когда в поле зрения появляется задний вход, виднеется и толпа мужчин и женщин, собравшихся перед ним. Все, кроме одного, одеты в серую униформу с фиолетовыми вставками, отмечающую их принадлежность к королевской гвардии. Мой желудок сжимается, когда я вижу фигуру, возглавляющую толпу.
В шестнадцать лет Фин все еще очень похож на мальчика, но Уэслин, старше своего брата на четыре года, похоже, с удвоенной силой уничтожил остатки своей юности. Теперь он изучает наши нерешительные шаги, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Полная противоположность Финли во многих отношениях: он более выносливый, стойкий, сильный. С ним также сложнее читать, разговаривать, он замкнут до абсурда, учитывая, что мир, кажется, падает к его ногам. В рыбацких гаванях и общественных залах жители Тилиана шепчутся, что один взгляд его красно-карих глаз может придать сил в самые мрачные времена. Но я знаю, что это ложь.
Я видела, как он смотрит на меня.
– Где ты был? – требовательно спрашивает он Финли, но без своего мрачного настроения. Сбросив пиджак, который я видела в нашу последнюю встречу, он идет к нам, и в стороне от охранников, его огромная, жилистая серая гончая по кличке Астра следует за ним по пятам. – Полагаю, ты знаешь, какой сегодня день?
– Я знаю, и мне жаль, – Финли топчется в паре шагов от него, засунув руки в карманы. Наша краткая попытка пошутить подошла к концу. – Мне нужно было кое о чем позаботиться.
– Сегодня? – брови Уэслина недоверчиво выгибаются, когда Астра машет нам хвостом, высунув язык.
Стоя бок о бок, два брата совсем не походят друг на друга. В то время как Финли светловолосый, бледнокожий и голубоглазый, его брат – темный во всем. Распущенные каштановые кудри венчают загорелое лицо, покрытое щетиной. Если Финли – это парус, то Уэслин – корабль. Первый – это вечно текущая река; второй же – дуб, вросший корнями в землю.
– Боюсь, что так, – отвечает Финли. – Ничего не мог поделать. Они ни в чем не виноваты, – добавляет он, когда взгляд его брата падает на нас с Элосом.
– И я полагаю, что ты нуждался в них обоих для этого очень срочного дела.
Я впиваюсь ногтями в ладони и сосредотачиваюсь на том, чтобы расслабить плечи. Контроль – это ключ к тому, чтобы никогда не рисковать несвоевременным переходом из-за эмоций, которые берут надо мной верх. Взаимодействие с Уэслином делает все это слишком заманчивым, чтобы поддаться агрессии рыси.
Элос открывает рот, чтобы что-то сказать, однако Фин быстро отвечает:
– На самом деле, так и есть.
– Тогда что именно ты делал?
Финли делает паузу, а затем слегка пожимает плечами.
– Это низко, даже для тебя, Фин, – Уэслин качает головой. – Правила существуют не для того, чтобы их нарушать.
Даже для моих ушей наказание звучит довольно вяло, словно он осознает тщетность слов, даже когда они слетают с его губ.
Финли, должно быть, тоже это слышит, потому что внезапно воодушевляется и выпрямляется. И вот так просто напряжение между ними исчезает.
– Отец в ярости? – спрашивает Фин с улыбкой. Я просто стою, стараясь не обращать внимания на многозначительные взгляды охранников. Не сомневаюсь, какое послание должно было принести сегодняшнее чтение.
К моему удивлению, уголок рта Уэслина дергается, как будто он действительно может улыбнуться в ответ.
– Ярость – это еще мягко сказано, – отвечает он. – Но только если ты имеешь в виду Вайолет. Отец более… смиренный.
Финли – единственный, кто, кажется, избегает обычной рассудительности и строгости своего брата. Любезность, которую Уэслин больше не оказывает мне.
– Тогда пошли. Давай покончим с этим, – Уэслин разжимает руки. – Ты не должен находиться здесь, – многозначительно добавляет он Элосу. Затем поворачивается ко мне. – И тебе следовало бы помнить об этом.
– Фи… Его Королевское высочество нуждался в моей помощи! – говорю я, желая вырвать снисходительность прямо у него изо рта.
– Ну, он…
Уэслин замолкает, когда Финли начинает раскачиваться. И он, и я рефлекторно протягиваем руки, но первым добегает Элос, хватая его за плечи.
– Ему нужно отдохнуть, – говорит мой брат, совершенно не впечатленный всем этим напряженным разговором. – И настой ивовой коры. Я уже дал ему медный лист.
Финли снова выпрямляется с явным усилием.
– Элос…
– Мне жаль, Фин, но он должен знать. Это призрачная агония, – говорит он Уэслину вполголоса с болезненно-мрачным выражением лица.
Слышать это вслух – все равно что снова наблюдать, как Финли падает в обморок в лесу. Мгновенно и навечно. Не оглядываясь, Уэслин поднимает руку, чтобы остановить поток охранников, которые двинулись вперед, когда Элос поймал Фина. Он не критикует моего брата за отсутствие формальностей. Не говорит ему, чтобы он отпустил. Принц просто стоит там, не двигаясь, уставившись на Финли.
– Ты уверен? – спрашивает Уэслин после бесконечного молчания, обращаясь непосредственно к своему брату.
У меня вновь начинает болеть сердце, когда Финли ничего не говорит, просто опускает взгляд в землю.
Это, наконец, кажется, побуждает его брата к действию. Уэслин начинает резко выкрикивать приказы, уводя Финли от поддержки Элоса. Принц растерянно начинает возражать, но затем останавливается и уступает толпе охранников, которые окружают его еще до того, как мы успеваем попрощаться. Руки Элоса опускаются, и я делаю движение, чтобы последовать за ним, но чей-то локоть сильно бьет меня между ребер.
– Назад, – рычит Симеон, один из самых уважаемых членов королевской гвардии, будто я не лучше собаки, путающейся под ногами. Словно я только что не спасла третьего ребенка Его Величества.
Я снова покачиваюсь, и мои ногти впиваются в ладони.
– Оборотень.
Это слово приковывает меня к месту. Я встречаюсь с каменным взглядом Уэслина, от которого огонь лижет мои вены. «Рора, – хочу я сказать. – Меня зовут Рора». Это одна из немногих правдивых вещей, уверенность, за которую я цепляюсь в своей жизни, где ничего нельзя предугадать.
– Мой брат больше не нуждается в вашей помощи. Не покидайте территорию. Мой отец пришлет за вами завтра, как только эмиссары отбудут.
Он знает. Каким-то образом король Жерар знает, что я подпустила Элоса к его сыну, и скоро узнает, что его сын умирает. Мы вдвоем, как и предупреждало Предсказание.
Обычно я могу отмахнуться от этого взгляда Уэслина, говорящего, что я яд, который он намерен вытащить. Но прямо сейчас у меня болят ноги, и мои мысли становятся мрачными от изнурительной череды утренних событий, и я понятия не имею, может ли наказанием за неповиновение приказам короля быть увольнение со службы. На этот раз выражение лица Уэслина показывает все, что он намеревается сделать. И это еще больше ранит меня.
Он поворачивается к моему брату, и на его лице нет ни единого признака благодарности или беспокойства о нашей судьбе. Неспособный или не желающий видеть в Элосе или во мне что-то большее, чем кровь оборотней.
– Приказ моего отца был ясен. Убирайся. Сейчас же.
Элос остается неподвижным и смотрит на меня, желая, чтобы я возразила.
В затылке нарастает давление. Усталость и воспоминания. Травма и время. Иди. Это тихое, протяжное слово, слепок, который формирует мои кости. Мне было пять, а моему брату шесть, когда ночью пришли люди и сожгли нашу деревню дотла. В ту ночь, когда наша мать обрекла нас на верную смерть. «Иди!» – кричал он после того, как она убежала и спасла себя, когда мужчины обнаружили наше укрытие. Но я подвернула лодыжку и не могла бежать, поэтому он превратился в лося и понес меня на спине в безопасное место.
Это был первый раз, когда мой брат превратился в животное, его первую из трех животных форм, которые все оборотни приобретают на протяжении жизни в дополнение к способности изменять наши человеческие черты. Последнее у нас есть всю нашу жизнь, но животные формы рождаются инстинктом только в момент величайшей нужды.
Второе животное Элоса – лиса. Она появилась позже, когда я испытывала ужасный голод, билась в лихорадке и цеплялась за жизнь. Его третья форма еще не проявилась, но первые две он использовал для того, чтобы помочь мне.
Когда я встречаюсь взглядом с братом и вижу, как боль выплескивается на поверхность, мне хочется отбросить беспокойство о своей работе и защитить его право быть здесь, убедить его, что Финли поправится и что все вернется на круги своя, а это тяжелое время пройдет.
Но мы не можем возродить прошлое, так же как не можем избежать его. А мы с братом выше пустых обещаний.
– Прости, – шепчу я, прежде чем повернуться и направиться домой.
Как бы я хотела быть такой же самоотверженной.
Третья глава
Трудно не чувствовать себя заключенным, когда на следующее утро я следую за капитаном королевской гвардии Торресом по коридору без окон. Установленные масляные лампы мерцают вдоль гранитных стен, пространство под ними окутано тенью, в то время как звук наших ботинок отражается от похожего на каменоломню помещения, словно в насмешку над моими нервами. Когда низкие потолки начинают казаться слишком тесными, я провожу рукой по стенам и снова сосредотачиваю внимание на камне под кончиками пальцев. Здесь холодно.
Король Жерар много раз просил меня о моем присутствии, но не после прямого нарушения его политики или после того, как узнал, что его ребенок заболел. Мрачное выражение лица Торрес и тот факт, что сама уважаемый капитан Королевской гвардии была послана за мной, наводит на мысль, что мне следует начать просить судьбу о хороших новостях, а не о плохих. Однако прямо сейчас мне трудно сосредоточиться на чем-либо. Прошлая ночь принесла мало сна, и мысли в моей голове смешались еще сильнее.
Мы проходим через широкий зал с шелковыми портьерами и свечами, установленными на хрустальных люстрах, затем в смежную прихожую, где служащий вытирает пыль с портретов старых королей и королев, висящих вдоль обшитых деревянными панелями стен. Несмотря на поздний час, шторы на длинных окнах все еще задернуты; как будто замок замкнулся в себе, постепенно становясь таким же тихим, как город за его стенами. Мальчик вздрагивает, когда видит нас, и роняет метелку из перьев так драматично, что это почти смешно, прежде чем резко покинуть комнату.
Капитан Торрес колеблется, прежде чем двинуться вперед. Она обладательница широких плеч под серебряными эполетами униформы, ее темные волосы заколоты, а медного цвета кожа напоминает полированный янтарь. Я только закатываю глаза. Служащие всегда особенно напряжены в дни после чтения Предсказания. После того как король Жерар нанял меня и помог Элосу найти работу в магазине Брэна и Томаса, он приказал служащим замка держать наши личности в секрете; никто за пределами замка не должен был знать обстоятельств нашего прибытия. Хотя этот мандат позволил нам вести относительно нормальную жизнь в Роанине, но сильная напряженность в большей степени, а даже не ненависть, рождала к нам недоверие. Наша история распространилась среди сотрудников замка, как лесной пожар. Я бросаю взгляд на потрескавшиеся портреты, на красный ковер, заглушающий наши шаги, и чувствую благодарность за то, что, по крайней мере, нарисованные монархи не могут убежать, как служитель.
– Подожди.
Капитан Торрес вытягивает руку, как только подходит к двери, и склоняет голову, чтобы прислушаться. Спокойная напряженность в ее поведении всегда напоминает мне инстинкты большой хищной птицы; возможно, рогатой совы или золотого орла. Она способна обнаруживать малейшие помехи с гораздо большего расстояния, чем кажется возможным. Конечно же, за пределами прихожей звуки спора становятся громче, и я не решаюсь представить, какие разногласия могли бы спровоцировать такое нарушение приличий.
– Это…
– Шшш, – машет она рукой. – Это эмиссар Эрадайна. Подожди здесь.
Я с некоторым усилием проглатываю возражение, вертящееся у меня на языке. Очевидно, недостаточно того, что эмиссар не узнал бы меня по моей внешности; Даноферы отказываются рисковать случайной переменой в присутствии иностранца. Но это началось не с Предсказания, разжигающего страх перед оборотнями вроде меня. Эмиссары Гленвэйла и Эрадайна каждый год приезжают в Тилиан на публичное чтение, и каждый раз меня даже не пускают в один с ними зал.
Игнорируя протест капитана Торреса, я выглядываю из-за угла ровно настолько, чтобы увидеть, как мимо пробегает мужчина в красно-синей униформе с золотыми полосками. Мой желудок скручивает от этого зрелища.
Изгнание. Казни. Семьи, исчезающие в ночи. Законодательство, ограничивающее одаренных существ и людей, и слухи о худшем, передаваемые торопливым шепотом среди дикой природы, в которой я выросла. Все истории рассказывали о королевстве на севере, царстве, основанном на страхе, где люди могут стать второсортными по сравнению с теми, у кого магия в крови. Я беспокоюсь, что Тилиан может превратиться в такое место, если напряжение между людьми и одаренными продолжит расти.
Находясь на безопасном расстоянии своего наблюдательного пункта я вглядываюсь, как эмиссар врывается в дальнюю дверь в тот момент, когда взволнованный камердинер открывает ее. Я предполагаю, что переговоры не закончились хорошо.
Эта мысль приносит некоторое утешение, когда раздраженный капитан Торрес доставляет меня в кабинет двумя этажами выше. Я не очень-то хочу, чтобы король Жерар заключил мир с королевством, которое уничтожит мой род до конца.
* * *
Минуты идут, а я стою одна в темном кабинете с деревянными панелями, ожидая прибытия короля. Чем больше проходит времени, тем более поверхностным становится мое дыхание. Он, вероятно, обдумывает, какие слова использует, чтобы отмахнуться от меня, и эта мысль подталкивает к еще большей панике.
Я массирую виски и пытаюсь придумать какое-то подобие плана. Возможно, я могла бы попробовать другую работу в Роанине или даже в другом месте в Тилиане, где никто не узнает нашу сущность и никто не подозревает, что мы – два оборотня, которые связаны с Предсказанием. Но эта работа – самое близкое, что я когда-либо испытывала к стабильному дому и настоящей дружбе. Это шанс отплатить мужчине, который проявил милосердие, и юноше, что проявлял доброту достаточно долго. Это возможность показать им, что они не ошиблись, что я стою того, чтобы быть рядом, что я могу быть хорошей. Это искупление за то, как я подвела Элоса в тот день у реки, и попытка отвлечься от воспоминаний о поступке, который совершила моя мать.
Каждый раз, когда принимаю другой облик, я могу погрузиться в роль и отбросить в сторону взгляд этих безжалостных, преследующих глаз – глаз моей матери, когда они мерцали между нападавшими, открытым лесом и мной. Момент, когда у нее был выбор между своими детьми и свободой. И выиграла свобода. В мои лучшие дни я даже могу притвориться, что глубоко внутри меня нет никакой зацепки, ничего общего с загадочными словами или магией в моей крови, и все это связано с тем человеком, которым я стала. Этот гнев и необъяснимая печаль, которые висят у меня на шее, как своенравный ребенок, упрямый и настойчивый, даже когда у меня вообще нет причин их испытывать.
Я просматриваю книжные корешки, выстроившиеся вдоль дальней стены, в попытке успокоить нервы, затем переключаю внимание на огромную карту, охватывающую стол в центре комнаты.
Это карта континента, Алемары, узкая полоса суши, простирающаяся на север и юг. Огромная бурная река делит континент пополам по вертикали и отделяет Долину от трех государств к востоку от нее: двух королевств, Эрадайн и Тилиан, и от республики Гленвэйл между ними. Первое преследует наш вид, в то время как последняя изгнала Элоса и меня со своих границ, зайдя так далеко, что там распространяли листовки с нашими лицами, нарисованными чернилами. Под иллюстрациями было предупреждение сообщать о любых наших передвижениях. Я стираю Гленвэйл на карте ладонью.
Мой взгляд скользит влево, через Пурпурные горы, изгибающиеся вверх вдоль северной границы Тилиана, затем к западу от реки, к земле с надписью ЗАПАДНАЯ ДОЛИНА. Местность, обладающая собственной волей, движущаяся, захватывающая, ломающаяся, живая, где большинство волшебных существ теперь создают свой дом и, возможно, достаточно пригодный для жизни, если у вас есть люди и защита. Но не для пары детей, пытающихся выжить в одиночку. Даже сейчас одно воспоминание об этом заставляет сердце биться сильнее.
Вцепившись в край стола, я смотрю на точку с надписью КАЭЛА-РИДЖ, круг земли, когда-то ставший стабильным благодаря подарку великанов, где обосновалась моя семья. Одна капелька чернил, чтобы напомнить другим, что там кто-то был, что мы жили там до того, как рейдеры уничтожили нашу деревню и каждого человека в ней, кроме Элоса и меня. К настоящему времени эта часть моей жизни не более чем набор форм и теней в моем сознании. Воспоминания дразнят меня своей близостью, всегда просто вне досягаемости, пока, при случае, мне не удается выхватить одно из них из далекого ящика. Кучка небольших деревянных строений, построенных вокруг и на деревьях. Мосты, подвешенные между толстыми от возраста стволами, где мы с Элосом обычно подбегали прямо к краю, поворачивая назад только в последний возможный момент. Пытаясь обмануть наши тела, заставляя их думать, что мы упадем, и заставить принять форму птицы. (Моя птица, конечно, прилетит позже – результат другого события.) Глухие удары наших ног по деревянным доскам. Костер, чтобы защититься от зимнего ветра. Окровавленная спина отца.
Я встаю из-за стола и прохожу по комнате, заставляя себя глубоко дышать. Я так и не смогла понять, кто были эти люди и зачем они пришли, и неопределенность сводит с ума.
– Хорошо, что ты пришла, – говорит король Жерар, как только входит в кабинет. На нем темная куртка с фиолетово-зеленой подкладкой, которую он всегда надевает для визитов эмиссаров. Беспокойство усиливается в моей груди, когда я вижу группу, идущую за ним по пятам: капитан Торрес вернулась, ее овальное лицо было бесстрастно, вместе с ней Уэслин и Вайолет. Финли нигде не видно. Хотя Вайолет, как всегда, выглядит безупречно, темно-синяя пуговица Уэслина нехарактерно помята, воротник сдвинут набок, и я задаюсь вопросом, не провел ли он тоже ночь без сна.
Король бросает взгляд на двух стражников, стоящих по бокам от двери и ожидающих приказов.
– Оставьте нас, – приказывает он.
Как раз перед тем, как они закрывают дверь, Астра врывается и плюхается рядом с Уэслином. Затем я остаюсь лицом к лицу с королем Жераром, самым могущественным человеком на южной части континента.
– Садись, пожалуйста, – предлагает он, указывая на бежевый стул с прямой спинкой. – Ты выглядишь так, как будто у тебя была долгая ночь.
Я делаю, как он просит, присаживаясь на край. Вайолет остается рядом с отцом, в то время как Уэслин занимает позицию в дальнем углу. Торрес стоит в дверях, и только тогда я понимаю, что никто из них тоже не собирается садиться.
Чувствую, что мое будущее здесь все больше ускользает от меня.
– Я хочу поблагодарить тебя за помощь моему сыну, – продолжает Жерар. – Финли рассказал мне, что ты сделала для него в Древнем лесу.
– Конечно, Ваше Величество.
– И Элос. Он помогал тебе? – спрашивает Вайолет.
