Стихи подросткам Мир безбрежен

Услышат лес. Он ветру вторит,

Ветвями в небе утонув.

Он весь открыт, ему не стыдно.

К покою он готов уже.

И отовсюду лесу видно,

Как мы застыли на меже.

И вместе с нами замер ветер,

Сон леса и его увлёк.

Лишь тишина на белом свете

И света радостный поток.

Карантин

В нашей школе карантин,

Потому сижу один.

Не совсем один, а с кошкой,

Примостились у окошка.

Смотрим – вот идёт собачка,

С виду, вовсе не кусачка.

Подошла она к окошку,

Где сидим мы: я и кошка.

Долго смотрим друг на друга.

Кошка тоже, без испуга,

Наблюдает сквозь стекло.

Ей уютно и тепло,

Потому она, гордячка,

Смотрит смело на собачку.

Та весь двор наш обошла,

Что-то там в углу нашла.

Нам всё это интересно.

Что ей нужно – неизвестно.

Заблудилась ли чудачка?

Может, ждёт от нас подачку,

Может, ищет, где поспать.

Вряд ли сможем мы узнать.

На дворе большой мороз,

Нам не высунуть и нос.

Вот такой собачий холод,

Да ещё, наверно, голод,

Выгнал гостью со двора.

Есть ли где ей конура?

Стало очень, очень пусто,

Стало очень, очень грустно.

Снег в апреле

Весь воздух светом напоён,

Сиянием солнца, отражённым

В снежинках искрящихся. Он

Нас охватил заворожённых,

Стоящих посреди снегов

В тиши такой, где нет ни звука.

И в ослепительный покров

Уходит вся земная скука.

А остаётся дивный свет

И снег, и небо голубое.

Объять всё это мочи нет.

Увидеть – счастие какое!

Минута ль то прошла иль век?

И зазвучало птичье пение.

В конце апреля – этот снег,

И это чудное мгновение.

Шуга

С окрестных гор сошли снега

И затопили берега.

Река проснулась, напряглась,

И тишина разорвалась.

Льды раскололись на куски,

Как будто, сжатые в тиски.

Пошли всей массой, всё сметая,

Крушась, вздымаясь и сверкая

Под солнцем радостного дня,

Красу свою ещё храня.

А сверху острые лучи

Творят хрустальные мечи,

Дворцы, хоромы выплавляют.

Они плывут, кружат и тают,

И завораживают взгляд.

Такой сверкающий наряд

Ещё Весна не надевала.

Но солнцу видно блеску мало,

И в каждой капельке оно,

Как будто бы, заключено.

Дождались мы. Шуга идёт!

Душа ликует и поёт.

Кристалл

Взрыв горные породы разметал

По крыше мира.

Потом геолог подобрал кристалл

В горах Памира.

В руках застывшая слеза богов

Теплом светилась.

Из недр земли, из глубины веков

Она явилась.

И, волею судьбы, издалека

Её частицу

Мне отослала добрая рука,

Как счастья птицу.

Лежит она прозрачна и светла,

Мой взор лаская.

Наверное, от радости текла

Слеза святая.

В мерцающей бездонной глубине

Взор утопает.

А свет, проникший в глубину извне,

Огнём играет.

Он будто бы идёт сквозь толщу вод,

Сквозь зыбь морскую.

А в гранях видим мы небесный свод,

Высь голубую.

Кристалл, как воплощённый в камне свет,

Всех согревает.

Воистину, прекрасней камня нет.

Кто видел – знает.

Сутки

Ночь растаяла, как привидение.

День пришёл, как божественный дар.

Совершает по небу движение

Ослепительный солнечный шар.

Просиял и спустился в долину.

Пламенеет вечерним огнём.

Тени выросли, как исполины,

Распластались на шаре земном.

Уходящее ловим мгновение.

Истончается солнечный край.

Угасает природы творение -

Светотеневый день: Ад и Рай.

Красота

Не липнет скверна к красоте.

Кто бросил грязь, тот грязным будет,

А красота всегда пребудет

В своей начальной чистоте.

Как воды чистого ручья

Вдруг замутятся от обвала,

Глядишь, вода лишь чище стала,

Струится в радужных лучах.

К незамутнённой красоте

Идём по грязи, грязь вминая,

Лишь красоту воспринимая

В её начальной чистоте.

Тишина

Живая тишина на утренней земле.

Под нежными лучами липы млеют.

Покой разлит и в поле, и в селе.

В садах плоды неслышно тяжелеют.

В бездонном небе ласточки кружат,

Трепещут крыльями в небесной сини.

Застывшие берёзы будто спят.

Не шелохнутся листья у осины.

В прозрачной синеве чарующий покой.

А зелень – это жизнь и всё живое.

Несут они нам радостный настрой

С тонами в жёлтое и золотое.

Оттенков зелени, пожалуй, не сочтём

В деревьях, травах и в болотной ряске.

Цветная тишина, мы в ней живём.

В этой земной неизъяснимой сказке.

Свет

Свет красный горячит и греет.

От золотого – силой веет.

Зелёный свет ласкает глаз,

А голубой – возносит к небу нас.

Светило изливает белый свет.

В нём нет ни радости, ни бед.

Мы сами, как художники, берём

Нам нужный свет и по нему живём.

Смех

Я только помню, что смеялся.

Остановиться я не мог,

И чуть по полу не катался.

Ну, хоть бы кто-нибудь помог.

С улыбкой на меня смотрели.

Что это рассмешило так?

Понять, над чем смеюсь, хотели.

Я ж объяснить не мог никак.

Произнесу одно лишь слово

И вновь захватывает смех.

И ведь я знаю, что не ново

И не смешно оно для всех.

Меня же что-то рассмешило,

Аж слезы сыпались из глаз.

А вспомнить, что смешное было,

Я не могу уже сейчас.

Танец

Корякский танец был в разгаре.

Оленьи шкуры развевались.

Танцоры, находясь в ударе,

Под звуки бубнов сотрясались.

Движения тайный смысл носили

Для нас, не знающих их быт.

Они ритмично в бубны били

В лучах, мерцающих софит.

Был необычен вид их дикий,

Уместный посреди снегов.

А здесь гортанные их крики

Не всякий слушать был готов.

И мы ушли. Ушло и лето.

Забылись голоса певцов,

Лишь помню дикий танец этот

И в крике взмокшее лицо.

В Крыму

Как птица парю в этом водном пространстве,

Где глубь изумрудная манит к себе.

Там рыбка волшебная, в медленном танце,

Мне машет хвостом, исчезая во мгле.

Я воздух, пьянящий, всей грудью вдыхаю.

Он запахи моря и солнца несёт.

Над пляжем, что будто кайма золотая,

Под тихий плеск волн смех девичий плывёт.

У парней на солнце улыбки сверкают,

У девушек платья несёт ветерок,

И мускулов бронза здоровьем пылает,

И греет тела золотистый песок.

Симеиз (Знак)

Все дороженьки петляют и ведут нас в низ –

Это склоны обнимает старый Симеиз.

Знак судьбы сюда привёл нас.

Жизнь здесь как в Раю.

Дни идут, блаженства полны,

На земном краю.

Моря даль слилася с небом: синь и бирюза.

Невозможно насмотреться, отвести глаза.

Воды чистые прозрачны,

Мозаично дно.

Все желания удачно

Здесь слились в одно:

Погрузиться в эти воды, в колыбель волны;

Пусть покачивают тихо, навевая сны.

Струи нежные ласкают,

Увлекая вдаль.

Горы в дымке исчезают,

И ничто не жаль.

В морском песке

В морском песке неведомый моллюск

свои оставил створки.

Ныряльщик юный поднял их со дна

и бросил на задворки.

На солнце яром пропеклись они

и красоту явили.

Тогда-то мы, прельстившись белизной,

одну из них купили.

Окаменевшим лепестком цветка

прелестница казалась.

И волнами жемчужной белизны

она переливалась.

С тех дней немало утекло воды,

но и сейчас порой,

Прильнувши ухом к ней, я слушаю -

шумит морской прибой.

Вечер

Над морем, над тихим посёлком у гор,

В мерцании звёздном, раскрылся простор.

И воздух вечерний, пропахший цветами,

Струится по склонам и между ветвями.

Нисходит на море дремотный покой,

И море вздыхает усталой волной.

Там шорохи слышны прибрежных камней,

И видятся всюду провалы теней.

Но этому тихому сну вопреки

Звучат над водою купальщиц смешки.

В горах

Нет! Всё вместить не может взор:

И гор причудливый узор,

И моря ширь, долин покой,

Жемчужный, пенистый прибой,

И неба синь, и клочья туч,

Повисших ниже горных круч,

И леса красочный ковёр,

Раскинутый в подножье гор.

Нет сил весь этот мир обнять,

Но я готов был там стоять,

Как зачарованный, весь день,

Пока не ляжет ночи тень.

Вдруг ты окликнула меня.

Пора идти. К исходу дня

Должны мы быть в долине той,

Что здесь зовётся Золотой.

Там лагерь наш и там друзья,

И медлить нам никак нельзя …

Мы шли тропинкою крутой,

Держась за ветви, и порой

Не знали, дальше как идти:

Кругом обрыв и нет пути.

Тогда с опаскою, ползком

Я путь нащупывал носком.

Потом тебя держал, и вновь,

Все расцарапанные в кровь,

Сквозь дебри веток, град камней,

Мы к цели двигались своей.

И вдруг пред нами расступились

Кусты. И сразу очутились

Мы на поляне. Боже мой!

Какой же вид у нас с тобой!

От пыли словно побурели.

Растерзанные, еле-еле

Смогли мы дух перевести.

Ну, сколько ж можно так ползти?!

И рассмеялись – не беда,

Ведь впереди нас ждёт вода,

И там мы сможем отдохнуть

И вновь продолжить дальний путь.

Такая мысль для нас была,

Как ветер с гор. Она сняла

Усталость тела, как рукой.

А вид поляны был такой,

Какой возможен лишь во сне,

В чудесной, сказочной стране.

Ты песню звонкую запела,

И на тропинке, то и дело,

Склоняла низко гибкий стан

К неярким луговым цветам.

Потом опять был спуск крутой,

На этот раз уж небольшой.

И там расслышать мы смогли,

Как водопад шумит вдали.

Мы шаг ускорили. И вот

Полёт хрустальных горных вод

И брызг, сверкающих, каскад

Увидели. Я так был рад

В манящий радужный фонтан

Зайти, смыть пыль с дорожных ран,

Тупую жажду утолить,

Потом себя всего облить,

Как лёд холодною водой.

Ты блёстки брызг ловить рукой

Пыталась. Но их яркий свет

Вдруг исчезал. Лишь мокрый след

Они в ладони оставляли

И медленно в ручей стекали.

За ними взглядом ты следила,

И грусть, как тень от туч, скользила

В твоих очах. А я, меж тем,

Закоченев уже совсем,

На солнце грелся и смотрел,

Как водопад, гремя летел,

Как ты застыла у воды,

Присев на камешек, плоды

Как зрели мирно над тобой,

Как светел воздух голубой.

Казалось мне, что в этот миг

Я тайну красоты постиг.

Она проникла внутрь меня,

И я не знал счастливей дня.

А ты задумчивость стряхнула,

На шумный водопад взглянула,

Зашла за тёрна куст густой,

Разделась и, почти нагой,

К каскаду ловко пробралась,

От брызг рукою заслонясь.

И там о чём-то мне кричала,

И озорно рукой махала,

Но, слов не в силах разобрать

Сквозь шум, я мог лишь созерцать,

Как блики солнечных лучей

С улыбкой спорили твоей.

Потом к воде на миг прильнула,

Вокруг себя фонтан взметнула,

И тотчас, словно из огня,

Прочь из холодного ручья

На камни тёплые скользнула,

И к солнцу руки протянула …

Таких вот необычных дней

Немного в памяти моей.

Верблюд

Верблюд шагает по планете.

Один. Нелёгок его путь.

Неприхотливей всех на свете,

Найдёт он воду где-нибудь.

Нам и представить невозможно,

Как девять месяцев не пить.

А для верблюда всё возможно;

Он и в пустыне может жить.

Земля и воздух в жутком зное,

Колючки редкие торчат.

В колышущемся этом слое

Лишь миражи его манят.

Но он обману не поддастся,

С пути прямого не свернёт

И, если целью сам задастся,

То Африку насквозь пройдёт,

И выйдет прямо к океану,

И воздух влажный он вдохнёт.

Но к горизонту и туману

Лишь долгий взор его уйдёт.

Да! он – корабль. Корабль пустыни!

В песках ему привольно плыть.

И гордый вид – не от гордыни.

Привык он так свободно жить.

Кот Васька

Из басни всем известно –

Кот Васька плут и вор.

Но вот что интересно,

И тайна до сих пор.

У Васьки есть ли совесть?

Ведь он умнейший кот.

И, своровать готовясь,

Он знает – кара ждёт.

И всё же, мяско стянет,

Сметанку подлизнёт

И, с мордочкой в сметане,

Спокойно так уснёт.

Он совесть в людях будет,

Взывает к доброте.

Ну, кто кота осудит?

Ведь времена не те.

Инстинкт зверей – не новость.

Природа – нас мудрей.

Кот Васька спит, а совесть

Пусть будет у людей.

Учёный кот

Известный с детства кот учёный

Привык у лукоморья жить.

Ему по нраву дуб зелёный.

Он любит сказки говорить.

Но в нашей жизни всё не вечно.

Златая цепь оборвалась.

До этого кот жил беспечно,

Пока имелась с дубом связь.

А тут открылись все дороги.

Иди, куда глаза глядят,

Куда несут кошачьи ноги

И мысли быстрые летят.

И стало страшно и тревожно.

Кого там встретишь на пути?

Назад вернуться невозможно,

И невозможно не идти.

Кот набирается отваги.

Один шаг сделал и другой.

Не в сказке это на бумаге.

А здесь у каждого – путь свой.

Представитель Земли

Корабль посетил Представитель Земли.

Достойней его никого не нашли.

Он ночью не спал и не спрятался в лес,

Увидев, как шар опустился с небес.

Землянин отважный на встречу пошёл

И смело внутрь шара по трапу вошёл.

Войдя же, мяукнул и вспрыгнул на стул,

Ушами повёл и хвостом шевельнул.

Со стула – на пульт, и по кнопкам пошёл.

Себя по-хозяйски, уверенно вёл.

За пультом сидел головастый пилот.

К нему, без боязни, приблизился кот.

Глядит – голова, как здоровый арбуз.

А был представитель наш вовсе не трус.

Пилота обнюхал, арбуз тот лизнул,

Свернулся на пульте клубком и уснул.

Полночи мурлыкал, ткнув нос в микрофон,

Поспав, потянулся и выпрыгнул вон.

А шар продолжал свой космический путь.

Пилоты не сдвинулись даже чуть-чуть

В том, чтобы понять, что мурлыкал наш кот,

И думали: «Мудрый народ здесь живёт!»

Размышления Светика

и её друзей о скорости

– Сегодня Вова с Колей рассуждали

О скорости. Запутали совсем.

И мне вопрос даже задать не дали.

А я, зато, дам высказаться всем.

Скажи-ка, Шарик, что такое скорость?

– Когда я всех быстрее ем свой суп!

– Известно всем, что ты большой обжора.

А ты ещё хитрющий и не глуп.

Но тут котёнок Кася промяукал:

– А я могу быстрее всех заснуть!

– Да ты, мурлыка, всех нас убаюкал,

И хочешь лишний разик прикорнуть.

А что о скорости Букася скажет?

– А я запомнил ноты всех быстрей.

Сейчас могу легко пропеть их даже.

Они застряли в памяти моей.

– А мне так больше нравятся пятнашки.

Кого догнать не можем, тот быстрей.

Оставим им учёные замашки.

(Ишь, умники нашлись средь малышей!)

А мы помчались к речке поскорей.

Подземный ход

В нашем стареньком сарае

Есть подземный, тайный ход.

От собаки убегая,

Скрылся там наш Васька – кот.

Мы за ним. Там царство мыши.

Васька знал, куда идёт.

Вдруг, вдали журчанье слышим.

В темноте пошли вперёд.

Посветлело, ход открылся.

Водопад. Внизу – река.

Я с откоса покатился,

Оцарапался слегка.

За рекою видим чудо –

Динозавров. Как в кино.

Метров семьдесят отсюда,

Но опасно всё равно.

Подползли и увидали

Динозавров молодых,

В прятушки они играли,

И у речки – двух больших.

Динозавриха купалась,

Завр арбузы доедал.

Дина радостно плескалась,

Он же семечки плевал.

Я привстал, чтоб сделать фото.

Тут мобильник зазвенел.

Даже здесь достал нас кто-то.

Как я это не хотел!

Динозаврик оглянулся,

Нас заметил, и кричит:

«Вот он! Вот он!». Я проснулся,

А будильник всё звенит.

Динозавры

Жили на свете Сластя и Тёна.

Маленький Тёна был страшный сластёна.

Сладости Сластя тоже любила.

Мама, за слабости эти, не била.

Как быть, не знала добрая Дина

И становилась холодной, как льдина.

Силы не даст ведь сластное питанье.

Мужу бы взяться за их воспитанье.

А муж её, Завр, под грушей сидел

И сладкие груши, зажмурившись, ел.

Он понимал и Сластю и Тёну,

Дети его пошли в папу сластёну.

Зловредные острова

На «Зловредных островах», в Тихом Океане,

Вредины-зловредины в городах живут,

Совершают гадости вовсе не по пьяни.

Ну, а злостный пакостник – самый главный тут.

Слабых, ох, не любит он, сильных же – тем паче.

Слабым подзатыльники и пинки даёт.

С сильными приходится поступать иначе:

Он им в суп и в чайники всяку гадость льёт.

Вредина-зловредина, а соображает,

Что найдётся кое-кто повредней его,

И, боясь отмщения, в замок улетает,

И не подпускает там к замку никого.

Всё у него схвачено, и, на всякий случай,

Припасён летательный, странный аппарат –

Стратостатик с бочечкой, от сельдей вонючий,

Но и в нём удрать он может, аккурат.

Опасался сильных он, а нашёлся слабый,

Самый неудачливый из островитян.

Даже к его пакостям прибавляли «как бы».

Видно, в воспитании был большой изъян.

Скрылся слабый в бочечку. Кто его здесь сыщет?

Думал: «Чем напакостить» – да вдруг и уснул.

А над стратостатиком ветер воет, свищет,

А потом от привязей вверх его рванул.

И над океаном, прямиком в Зюзюкино,

Стратостатик «Вредного» этого принёс.

Спал он всю дорогу, ветром убаюканный.

Что же теперь делать нам? Вот большой вопрос.

Зловредный Гвоздь

Зловредный человек, в накидке-невидимке,

По воле случая, в Зюзюкино попал

И здесь торчит, как гвоздь в новёхоньком ботинке.

Не зря Букасенька его Гвоздём прозвал.

Во тьме крадётся он, накидкой укрываясь,

Затем, чтоб муравейник разорить и сжечь,

И поплясать потом, зловредно ухмыляясь.

А муравьёв в лесу ведь надобно беречь.

Для этого Гвоздя игра с огнём – забава.

Вот снова, прячась, он отправился в поход.

Он знает, есть здесь через речку переправа,

И хочет сжечь паром наш «Плотоход».

Но помешала бяке резвая лошадка,

Дала под зад, когда огонь он раздувал.

Гвоздь землю пропахал, пришлось ему не сладко,

До самой чащи, как ошпаренный, бежал.

Не успокоился, стал рыть подкоп под дубом.

На нём Букасенька уже сто лет живёт.

Спасти от гибели тот дуб смогли лишь чудом.

Спасибо, в бой вступил наш славный Борька – крот.

Гвоздь к дубу подошёл и делает зарядку,

А сам в земле тайком у дуба корни рвёт.

Тут Борька, как щипнёт, куснёт Гвоздя за пятку,

Тот, как подскочит, закружится, заревёт.

Задал всем жителям Зюзюкина задачку,

От этого Гвоздя избавиться бы нам.

Подсунуть бы ему целительную жвачку,

А лучше, пусть летит к «Зловредным островам».

Сказка.

Букася и его друзья

У Зюзюкино, деревни,

Дуб растёт огромный, древний.

Крону не охватишь взглядом,

Если встанешь с дубом рядом.

Виден дуб издалека,

Достаёт он облака.

Сто лет точно простоит,

Так крот Борька говорит.

А ему-то верить можно.

Землю рыть ему не сложно.

Всё облазил под землёй

Он со всей своей семьёй.

Корни прочные у дуба,

И нет рядом лесоруба.

Дуб не тронут топором.

Здесь, в дупле – Букасин дом.

Сам Букася не велик, и не мал.

Я его бы человечком не назвал.

В то же время он похож и на всех нас,

Те же ручки, те же ножки, пара глаз.

А головка, ну так просто, загляденье.

Это чудо – словно всем на удивленье.

И улыбка у Букаси хороша,

Видно сразу, что добрейшая душа.

У него есть за спиною пара крыл.

Это – главное, я это не забыл.

Все в деревне и в лесу Букасю знают,

И охотно его в гости приглашают.

Вот Букася над деревнею летит,

Видит – маленький котёночек лежит

На крылечке, у распахнутых дверей.

И Букасенька летит к нему скорей.

Почему никто за крошкой не следит?

Он в избушку, а там бабушка лежит.

Захворала, встать не может. Вот беда!

Им поможет лишь целебная еда.

Что же может быть полезней молока?

Ведь сильней его нет ничего пока.

Надо к тёте Маше без задержки мчать.

Только там и можно молочко достать.

У неё Бурёнка щедро, круглый год,

Молочко целебное всем больным даёт.

Тётя Маша тоже приветлива, добра,

Нальёт это лекарство прямо из ведра.

Вот домой с ведёрком идёт она сейчас.

Ну, а ей на встречу Букася, в самый раз.

Не прошло, наверное, десяти минут,

Как Букася снова появился тут.

Накормил котёнка, бабуле кружку дал.

Самым лучшим другом для них теперь он стал.

Бабы имя – Дуня, а котёнка – Кася,

Так вот подружились Кася и Букася.

Бабушка поправилась, Кася повзрослел,

И гулял в деревне там, где захотел.

Каждый день Букася к другу прилетал

И, почти до вечера, с Касею играл.

А когда устанут, прибегут к избушке

И подолгу слушают сказки от старушки.

Как-то раз Букася сонливый прилетел,

Даже угощение в блюдце не доел.

Он клонил головку, глазки закрывал,

На крылечке сидя, тут же засыпал.

Оказалось, ночью он мышей гонял,

И устал, конечно, ну, и не доспал.

Бабушка отправила Касю погулять,

Надо же Букасеньке хоть чуть-чуть поспать.

А когда он выспался, бабушка сказала:

– А у нас-то нет мышей, будто не бывало.

Разогнал их Кася всех, мы беды не знаем. -

Тут и Кася прибежал: – Давай к тебе слетаем.

Поднялись. Видна деревня. Вот так высота!

Дальше луг с Бурёнкой, речка. В общем, красота!

А за речкой дуб огромный, в дубе том дупло.

В нём в жару всегда прохладно, а зимой тепло.

Перед самым входом в дом гладкая дощечка.

Опустились на неё, разве не крылечко.

Птицы всполошились все, зашумели враз.

– Я не трону ваши гнёзда, мне ведь не до вас, -

Так им Кася промяукал и полез в дупло.

А в дупле вполне уютно, чисто и светло.

Кася видит у стены мягкую перинку,

А напротив, у окошка, полную корзинку.

До неё и добирались мыши в эту ночь.

– Надо думать, – сказал Кася, – как тебе помочь.

Если норки забивать, прогрызут другие.

Их словами не унять, вредные такие.

– А давай изображу я тебя зубастым.

Напугаешь, и наш труд будет не напрасным. -

Взял Букася уголёк, бересты лист белый.

Оказалось, что художник он вполне умелый.