Солнечные блики. Книга стихов

Это – главный наш успех.

Командир последним вышел.

Видим – к берегу плывут.

Кто быстрее, а кто тише.

Машут нам, к себе зовут.

Мы за ними. Обернулись.

А за нами лишь вода.

Волны тихие сомкнулись.

Не осталось ни следа.

Добрались все, обессилев,

Мокрые. Колотит дрожь.

Ведь приплыли в том, в чём были.

А кругом лес – не пройдёшь.

Отжимаем мы одежду.

Делать что? В глазах вопрос.

Нам нельзя терять надежду.

С паникера, какой спрос.

Просим прекратить рыданья,

И стенанья ни к чему.

Слабость здесь, как наказанье,

Не поможет никому.

А один из пассажиров

Веточек сухих собрал.

И хоть всюду было сыро,

Огонёчек заиграл.

Зажигалка пригодилась.

Мы стоим вокруг костра.

Солнце к вечеру клонилось.

Осмотреться нам пора.

Восемь душ, стоим, вздыхаем.

Сколько нам спасенья ждать?

Чем же мы располагаем,

Чтоб себя сейчас спасать?

Есть аптечка. Прихватили.

Зажигалка, три ножа.

Карта местности. Мобильник.

Только связи ни шиша.

Шлема два, мы в них приплыли.

Повезло на этот раз.

В них мы воду кипятили.

Небольшой съестной запас.

И ещё одна удача.

Лупа, в куртке у меня.

Значит, решена задача

Добывания огня.

Было б солнце… Нам досталось

В этот день, как никогда.

Навалилась вдруг усталость.

Но усталость – не беда.

Принялись мы там, где суше,

Шалаши сооружать.

Днём тепло, а ночью хуже.

Не во сне же замерзать.

Жизнь пошла, как испытанье.

Но об этом – в другой раз.

Не заменит нам купанье

Самый красочный рассказ.

Командир

(рассказ второй)

Командира добрым словом

Долго будем вспоминать.

Но тогда, в плену еловом,

Лидером не смог он стать.

Слишком он прямолинеен,

Твёрд, как камень, и суров.

Ладно сшит и крепко склеен,

И к заданию готов.

И хоть были на земле мы,

Вёл себя, как командир.

Он привык решать проблемы

Без запинок и задир.

А всего-то подчинённых,

Только я и был один.

Для несчастных тех, спасённых,

Нет начальства и старшин.

Командиру было туго,

Но себя он не жалел.

И опять его заслуга,

Что никто не заболел.

Он в лесу нашёл коренья,

Дал нам гадость ту жевать.

Так простуд и отравленья

Удалось всем избежать.

Но с людьми не мог он ладить.

Слабость их не понимал.

Ни утешить, ни погладить

Он не мог, а лишь молчал.

А что скажет, как прикажет.

Из почтения к нему

Ни один ведь не откажет.

Нам конфликты ни к чему.

Но была одна заминка.

Не сработал его вес.

Срезать волосы Даринка

Отказалась на отрез.

Он сплести задумал сети.

Из чего? Возник вопрос.

У Дарины косы – плети.

Вот бы сети из волос.

Эти волосы Дарина

Подарила всё же нам,

Когда ласковый мужчина,

Погуторил по душам.

Оказался на отлёте

Командир на этот раз.

И вздыхал о самолёте.

Вот такой о нём рассказ.

Лидер

(рассказ третий)

С нетерпением мы ждали

Поисковый самолёт.

Постепенно осознали –

Скоро помощь не придёт.

Все глаза мы проглядели,

Непрерывно жгли костры,

А когда запасы съели,

Стали есть тайги дары.

Ели всё, что находили,

Но и тут, не всем везло.

Мы уже едва ходили,

И желудки подвело.

Вот тогда-то деловито

Обустраивать наш быт

Стал Иван Петрович Ситов,

Пусть же Бог его хранит.

Насрезал он гибких прутьев

И мордуши стал плести.

Первую, на третьи сутки,

Смог он в воду завести.

Какова же была радость,

Видеть первый наш улов.

Понемножку всем досталось.

Мы воспряли, нету слов!

Тот успех нам, как награда.

А Иван всем говорил,

Если трудно, то не надо.

Если можешь, то просил:

Женщин, чтоб плели мордуши

И готовили еду,

А меня – бродить по суши

И сушняк тащить к костру.

Всё прилежно, всё уместно.

Попросил построить плот.

Хорошо бы сплавать к месту,

Посмотреть наш самолёт.

Командир аж загорелся.

Дня четыре делал плот.

Самолёт не в бездну делся,

Может, что и извлечёт.

Жаль, извлечь из самолёта

Ничего не удалось.

Но плавсредство, это что-то.

По душе ему пришлось.

На плоту, как в самолёте,

Командиром ощущал.

Плавал сам, был на отлёте,

Никому не доверял.

На плоту мордуши ставил,

Сам уловы извлекал.

И Дарину он оставил,

Больше ей не докучал.

А Иван Петрович с лаской

Всё ж Дарину убедил.

Косы срезала с опаской,

Хоть ревела, нету сил!

И сама потом сидела

Из волос сачок плела.

И с артистом песни пела.

И улыбчивой была.

Всё естественно сложилось,

Всем нашёл Иван дела.

Все к нему, чтоб ни случилось.

В общем, жизнь у нас пошла.

И спокойствие, и воля,

И внимание ко всем.

По природе лидер, что ли.

И не спорил он ни с кем.

Поисковые работы

Возглавлял, приборы вёз.

Он и здесь наши заботы

Разрешал всегда всерьёз.

Собой видный был мужчина,

И высокий, и плечист.

Его слушалась Дарина,

Хоть он был и не речист.

Уверял, и не напрасно,

Что спасение придёт…

Провели мы день прекрасно,

И уже нас ужин ждёт.

Мать

(рассказ четвертый)

Больше всех нас пострадала

От ушибов, это мать.

В основном, она лежала,

Изредка, могла вставать.

С дочерью своей, Дариной,

Проводила целый день.

Та ей разминала спину

И плела лежак-плетень.

Повторяла: – Мама, мама! -

И для нас она, как мать.

А раз мама, то мы прямо

Так её и стали звать.

Не стонала, не просила,

Как бы ни пришлось страдать.

Находила всё же силы,

Чтобы дочку утешать.

Скажет ласковое слово,

Приголубит, всё же мать.

И Дарина может снова

Улыбаться, напевать.

С добротой и пониманьем

Относилась к нам она.

Окружила всех вниманьем,

Не вставая с топчана.

Станет муторно и гадко,

К ней подсядешь вечерком.

Ну, не женщина – загадка,

Всё-то знает обо всём.

Вспомнит, был такой-то случай,

И рассказом увлечёт.

Хочешь, спорь, не хочешь, слушай,

Но тебя рассказ проймёт.

И ты сам ей, без утайки,

Всю-то душу изольёшь.

Вроде бы пустые байки,

А не просто всё – поймёшь.

Исподволь она подводит

К незаметной нам черте.

И от этих тем уходит,

Оставайся в правоте.

А потом и ты доходишь –

Всё-таки права она.

Сам суждение выводишь,

Будто снята пелена.

И ещё, скажу по чести,

Всем нам нравилась она.

Её голос, её речи,

Как бальзам, сильней вина.

Помню, как-то раз случилось

Задремал наш костровой.

Время к вечеру клонилось,

И огонь угас, хоть вой.

А прохладно было, гнусно,

То есть, жрал проклятый гнус.

И в мордушах было пусто.

Командир жевал свой ус

И хотел на кострового

Обратить свой страшный гнев.

Отчитать его сурово.

Тот согнулся, присмирев.

Мать смогла, по-матерински,

Тот конфликт спокойно снять.

По-людски, а не по-свински,

Командира гнев унять.

И сказала: – Хорошо вам,

Вон, какая борода!

С ней-то можно быть суровым,

А нас жрут, как никогда.

Завтра будет день погожий,

И огонь мы разожжём,

А сегодня сажей рожи

Размалюем и уснём. –

Мы, признаюсь, любовались –

Всё прекрасно было в ней.

Вот поэтому старались

Ей всё сделать половчей.

Удивительное дело,

И не думал, не мечтал,

Без натяжки скажу, смело,

Видел женский идеал.

И теперь я с ней ровняю

Этот самый женский пол.

Как всё сложится? Не знаю.

Но купаться я пошёл.

Дочь

(рассказ пятый)

Про её отца, я слышал,

Что начальник он большой,

Из семьи крестьянской вышел,

Дочь лелеял всей душой.

С матерью к нему летела

Свою радость разделить.

Молодец, сама сумела

В вуз столичный поступить.

И затем, перед учебой,

С мамой ездила на юг,

Отдохнуть, окрепнуть чтобы,

Раньше было недосуг.

Они обе загорели,

Южный виден ведь загар.

Налегке к отцу летели.

Но настиг их тот удар.

Всех спасло тогда везенье.

И Дарина мать спасла.

Ведь у той – ушиб, раненье.

Сама вряд ли б доплыла.

Ей от матери досталась

Несравненная краса.

Только жаль, в тайге осталась

Её дивная коса.

Но зато сачок отменный

Из волос она сплела,

Самый необыкновенный.

И пошли у нас дела.

Для мордуш мальков ловили.

Не об этом сейчас речь.

Мы в земле соорудили

Хоть какую-то, но печь.

И с учительницей нашей

Всем готовила еду.

Но кормили нас не кашей,

А варили лебеду.

Или что-то там другое

Из кореньев, трав, грибов.

Ну, а главное «жаркое»

Составлял весь наш улов.

Всё без специй и без соли,

Но пропахшее дымком.

Есть не хочешь, не неволят.

Наверстаешь вечерком.

Может быть, то испытанье

Ей на пользу и пойдёт.

Избаловано созданье –

Что не так, уже ревёт.

Кожа вспухла от укусов,

Расчесала до крови.

И еда наша не вкусна.

Ну, раз так, сиди, реви.

Мы ссылались на французов,

Мол, лягушек те едят.

Так узнаем, что за вкусы

У пижонистых ребят.

Но она не понимает,

Сжалась вся в один комок.

Только мать её ласкает.

Да и кто бы это смог.

А ведь маме тяжелее.

И другим, разве легко?

Но Дарину все жалели.

Её горе велико.

Видно, выше сил досталось

Испытанье для неё.

Воли нет терпеть усталость.

Спасло Ситова чутьё.

Он сказал: – Ты спой, Дарина.

Так приятен голос твой.

К нам летел один мужчина.

Пусть талант покажет свой.

Здесь он нам ещё нужнее,

Чем в налаженном быту.

Все артисты петь умеют.

Пусть разгонит скукоту.

А мы тоже, как сумеем,

Подпоём, развеем грусть.

С песней будет веселее,

Пересилим эту гнусь. –

Ну, и как же они пели,

Хоть дуэтом выпускай!

Мы притихшие сидели,

Только слушай, не мешай.

Песнями она спасала

Всех, но больше же себя.

И улыбчивою стала,

Через песни, всех любя.

Вот такие повороты

Наблюдали мы тогда.

А сейчас не те заботы,

Ждёт нас вкусная еда.

Учитель

(рассказ шестой)

Был у нас когда-то в школе

Замечательный урок

Про озёра, лес и поле.

Но пошёл урок не впрок.

Мы природу знаем мало,

И инстинкт у нас не тот.

С голодухи, что попало

Можем сунуть себе в рот.

Хоть природа и родная,

Но, наверно, не для нас,

А тому, кто её знает

И не даст себе пропасть.

И другим с ним не погибнуть.

Благодарен будешь век.

А по жизни, если вникнуть,

Это скромный человек.

И таких людей немало.

Незаметен, тих, простой,

А невзгодушка напала,

Глядь, а он-то, ведь, герой.

Вот и нам был дан спаситель,

Отстранитель многих бед -

Сельский рядовой учитель

И, она ж, природовед.

Своё дело она знала,

Убедились мы, на пять.

И советы нам давала,

Что полезно собирать.

Как детей, она учила

Нас природу понимать.

С нею интересно было

И ходить, и наблюдать.

Всем запомнится навечно

Этот жизненный урок.

Раз мы живы, то конечно,

И урок пошёл нам в прок.

Как она преображалась,

О тайге ведя рассказ,

И от счастья смеялась,

И смущалась, всякий раз.

Ходит, радуется тихо,

Будто снова родилась.

Позади – такое лихо,

И она живёт, светясь.

В центре нашего вниманья

Оказалась вдруг она,

Незаметное созданье,

А теперь вот, всем нужна.

Помню, часто так бывало,

У мамаши на глазах

Некрасивая сияла,

А красавица – в слезах.

Кто из них будет счастливей,

Невозможно предсказать.

Там, где жизнь течёт бурливей,

Трудно скромных замечать.

А в посёлке, дом отдельный.

И у всех ты на виду.

Там ведь ценят женщин дельных,

В жёны запросто возьмут.

Вот поэтому, наверно,

И неслась в такую даль

От шумливой жизни скверной,

От московских, бойких краль.

Только жаль, на дне остался

Весь её нехитрый скарб…

Ох! я долго не купался.

Близок солнечный удар.

Строитель

(рассказ седьмой)

Мы с рассветом просыпались,

Спать ложились с темнотой.

Днём дровами запасались,

В ночь дежурил костровой.

Всё надеялись и ждали,

Что заметят огонёк.

И, признаюсь Вам, устали,

Измотались мы чуток.

Только этого не скажешь

Про Семёновну, она

Целый день, пока не ляжет,

Будто бы заведена.

И сушняк к костру таскала,

И готовила еду,

Для мордуш лозу срезала,

Даже ела на ходу.

– По другому не умею.

Я же сдельщицей была.

Поработаешь быстрее,

Глядь, и денежка пошла. –

Её сила и сноровка

Пригодились там, в глуши.

Как строитель, быстро, ловко

Возводила шалаши.

От стоянки отдалялась

Без боязни на версту.

С просьбой к Ситову цеплялась:

– Я за помощью пойду. -

Он показывал ей карту:

– Ну, куда же ты пойдёшь?

А потом, тебя – бунтарку,

Как одну в тайге найдёшь.

Больше сотни километров

Непролазного пути.

Лучше здесь, в период светлый,

Вокруг озера пройди.

От воды не удаляйся,

И не двигайся бегом.

На ночь там не оставайся,

Возвращайся вечерком. -

Кажется с попытки третьей

Его всё же обошла,

Да ещё в своём берете

Нам бруснику принесла.

Были кстати витамины.

И Семёновна – герой.

В день рождения Дарины

Получился пир горой.

А обычно поддевала

Эта женщина её.

Слабость той не понимала

И кривилась на нытьё.

Широка и коренаста,

И крепка, как тот орех.

Поглядишь, и станет ясно –

Здоровее она всех.

В ледяной воде плескалась.

Восхищаюсь до сих пор.

И во всех делах старалась.

Ну, ни баба, а мотор!

В отпуск к матери летала.

На работу бы пора.

Да, вот так, в тайге застряла,

Гнуса кормит, комара.

Здесь же этих кровопивцев,

Что-то я и не видал.

Позавидуешь счастливцам…

Жарко, в воду пошагал.

Артист

(рассказ восьмой)

Без артиста было б скучно,

Хоть он и не юморист.

А по мне, так даже лучше,

Что он в хоре был солист.

Жаль, баян в воде остался.

Горевал: – К нему привык.

Двадцать лет я с ним скитался. –

В общем, ничего мужик.

Может быть и выпивоха,

Без согреву, весь дрожал.

Но держался он не плохо

И работу выполнял.

Правда, как-то неумело.

Нет сноровки у него.

И, почти, любое дело

Он не знал начать с чего.

Да, к тому же, был левшою

И подслеповат слегка.

Пальцы нежные о хвою

Уколол, болит рука.

Говорю: – Небось, и дома

Ты гвоздя не забивал?

– Это точно. У знакомых

И в гостиницах живал. –

Неприкаянность в привычку

И в нутро его вошла.

Он и здесь меланхолично

Наблюдал, как шли дела,

Ничему не удивлялся,

Горло майкой обмотал,

От костра не отдалялся,

На огонь смотрел, молчал.

Скучно было нам вначале.

Что здесь может музыкант?

Мы тогда ещё не знали

Про его большой талант.

– Велика наша утрата, -

Ситов как-то проворчал, -

Но не гоже жить, ребята,

Так, чтоб каждый здесь скучал.

В катастрофе уцелели,

А умрём здесь от тоски.

Ну, девчата, вы бы спели.

Что молчим, как бирюки?

Мы подтянем, если сможем.

Начинай, артист, встряхнись.

На тебе две новых ложки,

Будешь в такт бить, баянист. –

И тогда, без просьбы новой,

Наш артист, вздохнув, запел.

Над чащобою еловой

Чистый голос зазвенел.

Пел какие-то былины.

Я так чуть не зарыдал,

Слушая напев старинный.

За сердце он крепко взял.

А когда затихло пенье,

Опустилась тишина.

– Божий дар – твоё уменье.

Ублажил нас, старина, -

Так растроган был наш Ситов,

Что лишь мог ещё сказать,

– Ты же, просто, наш спаситель.

Как ты мог столько молчать. –

И пошло житьё под пенье,

И без всяких фонограмм.

Только было сожаленье,

Что для горла нет ста грамм.

У костра артист с Дариной

Стали лежаки вязать.

Он тянул напев старинный,

Она стала подпевать.

Под аккомпанемент ветровый

Только так и можно петь.

Никакой мотивчик новый,

Вряд ли, мог здесь, кто стерпеть.

И над водною равниной,

Как две птицы, голоса:

Его – мощный и былинный,

Её – чистая слеза.

И в лесу замрёшь, бывало,

И забудешь обо всём.

В той глуши уютней стало.

Нелегко, а мы поём.

Увлекли воспоминанья…

Процедуры подождут.

Главное для нас – купанье.

К морю – главный наш маршрут.

Спасение

(рассказ девятый)

На четвёртую неделю

Нас заметил самолёт.

Убедился, что мы целы,

И привет послал пилот.

С новой силой зазвенела

В нас какая-то струна.

И душа сама запела

Так, как будто спасена.

А на третий день, над нами

Круг дал гидросамолёт.

И потом ещё кругами

Нужный выбирал заход.

Мы с волнением глядели,

Но посадка удалась.

Слёз сдержать мы не сумели.

Обнимались все, смеясь.

На спасательном понтоне

Разместили мать и дочь,

И меня, в передней зоне,

Чтобы смог им там помочь.

Удаляясь, мы смотрели

На обжитые места,

На дымок костра, на ели.

Всё ж, какая красота:

Шалаши, навес еловый,

Изгородь, два погребка,

Небольшой причал жердёвый,

Покосившийся слегка.

По краям лежат мордуши.

Виден воткнутый сачок,

Плот приподнят для просушки.

В общем, райский уголок.

Мы забыли и про холод,

Про укусы рук, лица,

И про нестерпимый голод,

Про тревогу без конца.

Сделали ещё две ходки,

И теперь все на борту.

До предела сели лодки.

Груз под самую черту.

Был разгон у нас тяжёлый,

Но машина вверх пошла.

Выглянул пилот весёлый:

– А у вас тут, как дела? –

А у нас опять тревожно,

Что-то впереди нас ждёт.

Столько дней в плену таёжном,

И погиб наш самолёт.

Но Иван Петрович Ситов

– Успокойтесь, – говорил,

– Понапрасну не тряситесь

И не тратьте столько сил.

Долетим вот, приземлимся,

И на месте всё поймём.

Сытной пищей насладимся.

Главное, что мы живём. –

В этом есть своя загадка.

Нас случайности свели.

И пришлось всем нам не сладко,

А вот выжили, смогли.

Мы в тайге почти сроднились

И узнали, кто почём.

Все таланты проявили,

Все уроки извлечём.

И кто, где теперь, не знаю.

Разлетелись по домам.

Но, как только засыпаю,

Всё ещё, как будто там.

Эпилог

Вот какое совпаденье:

Подошёл к концу рассказ,

И закончилось леченье.

По домам отправят нас.

Мы неспешно собирались.

Взял Пётр ножик и сказал:

– Им лопаты вырезались,

Ложки, рыбу очищал.

Без него пришлось бы скверно,

Ну, почти, как без огня.

Вот поэтому, наверно,

Есть и лупа у меня.

– А в чём соль всего рассказа?

Ты уж мне сказать изволь.

– Мы не ссорились ни разу.

А вот в этой банке соль.

Своя кривая колея

Ничто не ново под луною.

А для меня – всё в первый раз.

И всё пережитое мною –

Это мой жизненный запас.

В нём столько жизни накопилось,

Гораздо больше, чем прожил.

В нём вся вселенная вместилась.

Как это только мозг вместил?

Но всё плохое отторгаю.

Ведь были голод и война.

Любовь и радость вспоминаю,

И маму с братом у окна.

И лето, солнце, галок крики.

Стоит с водой огромный таз.

Играют солнечные блики.

За печкою купают нас.

Таких моментов и событий

Огромнейший скопился слой.

Из многих маленьких открытий

Вот так и рос мой мир большой.

От этих детских озарений,

До всеобъемлющих картин.

От первых робких размышлений,

До дерзких творческих вершин.

Вот эту жизнь прожить не сможет

Никто! Ведь это жизнь моя!

Так каждому всего дороже

Своя кривая колея.

Благодать

Отчего так на сердце легко?

Высь бездонная залита светом.

Я душой воспарил высоко

И свободно лечу в свете этом.

Вся земля обновляет убор,

Многолиственный, с вешним узором,

Смотрит в небо глазами озёр,

Синь вбирая, прекраснейшим взором.

Отчего на душе благодать?

Может это со счастьем свиданье,

Чтобы в жизни обыденной знать,

Что земной путь – не только страданье.