Слово Вирявы

Трофимыч не смог сдержать улыбки.

– Ты все шуточки свои шутишь. А вот еще один болтун идет. – Лесник кивнул на напарника. – В помощники мне сегодня зятек вызвался, а сам больше языком мелет, чем пилит…

– Здорово! – Подошедший хлопнул по ладони Сергея и протянул руку Илье: – Павел.

В отличие от Трофимычевой, его рука была мягкой и чуть влажной.

– Вы че туда? Дубовят, что ль, намаливать ведешь? – спросил Павел.

– Нет, не за дубовятами мы. Намолили уж в прошлый раз. Вон у него жене рожать в июле! – Серега показал в сторону Ильи большим пальцем и хмыкнул.

Лесник одобрительно покачал головой.

– А как там дуб поживает после урагана? Мы его проведать хотим. – Илья решил сменить тему и сам спросить о судьбе дерева.

– Да нормально… Не, ну несколько веток-то пообломало. А так – еще лет сто точно простоит.

– Во журналюги, а! – Сергей хлопнул себя по бедрам. – Я же говорил, что врут!

– А чего они там понаписали-то? Я ж им как сказал? Дуб, говорю, пострадал, конечно… Ну ветки большие на земле лежат, распиливать будем, а там посмотрим.

– Ну, «пострадал» – это по-ихнему, по-журналистскому, что? Того, дескать. Вот и написали, дураки, не разобравшись. Ва-а-ай, не могу! Трофимыч-дезинформатор! – захохотал Серега.

Илья облегченно вздохнул.

– Может, помочь вам? Что там на дороге? Проехать можно? Мы пилы взяли с собой, топорики.

– Да ладно вам, тут одним днем не управишься. Мы сами как-нибудь. Волонтеров обещали после праздников в подмогу прислать… Проехать нельзя, а пройти – пройдете, если захотите. Только после развилки налево идите – по правой стороне там лужа метров десять в ширину, а вглубь – черт знат сколько. «Буханка» чуть не завязла у нас там до ураганов еще.

– Давай уж дойдем, раз приехали? – Илья вопросительно посмотрел на Серегу.

Тот закатил глаза и вздохнул.

– Вай, пешком туды до-о-олго ведь!..

– Иди-иди, отцу-то покажись хоть, заодно пузо растрясешь! – Трофимыч с усмешкой взглянул на Серегу.

– Айда! – махнул рукой Серега. – Не прощамся. На обратном пути заглянем к вам, – подмигнул он и многозначительно щелкнул себе по горлу.

– А ничего, что ты за рулем? – встрял Илья.

– Дык на чаек, на чаек, скукотинушка ты моя, – успокоил Сергей.

– Вы только смотрите на поляне пикник не устройте! – предупредил Трофимыч. – А то на Первое мая городские додумались – вот ураганы и начались, поди, из-за этого.

Серега понимающе мотнул головой, а Илья лишь растерянно переводил взгляд с лесника на друга и обратно. Из последних фраз он понял не больше, чем из самых первых – сказанных на эрзянском.

Минут пять шагали молча. Сергей только пыхтел и чертыхался, увязая сапогами в песке.

– Про какого отца Трофимыч говорил? Я че-то не понял. – Илья решил взять быка за рога.

– А чего тут не понимать? – Серега остановился и серьезно взглянул на Илью. – Дубовенок я. Только древний.

Илья было открыл рот, да так и закрыл его, не сказав ни слова.

– А Трофимыч, почитай, крестный мне, – продолжил Сергей. – Это он мамку мою на поляну отвел. Тогда туристами тут еще и не пахло. Тайком от отца, чтоб не отругал и не засмеял. Так что дубовый сын я.

– Вот так новости… – тихо сказал Илья.

– Эх, родится твой-то – типа брат мне будет! – Серега хлопнул его по плечу и засмеялся своим громким, глубоким смехом.

– А чего не рассказывал-то?

– Так ты не спрашивал! – невозмутимо ответил Серега и зашагал дальше.

Илья только покачал головой и двинулся за ним.

Чем дальше они шли, тем очевиднее становился урон, нанесенный лесу. То и дело приходилось перелезать через стволы вывороченных с корнем сосен и сломанных молодых березок.

По пути они отбрасывали на обочину упавшие ветки и распиливали тонкие стволы, чтобы хоть как-то помочь Трофимычу и его зятю.

– Вот природа побушевала… Как будто ее разозлил кто… – задумчиво сказал Илья.

– Может, и разозлил. Слыхал, что Трофимыч сказал про пикник? На Священной поляне нельзя есть, не поделившись с лесом.

– И ты в это веришь?

– А как не верить? Мать моя вышла в восемнадцать лет замуж по большой любви, два года брака, а детей нет. По знахаркам ходила тайком. Отец-то фельдшер у меня. Он это все – ну, дуб с поляной – бабкиными сказками называл. Лекарствами лечить мать пытался, травами всякими правильными… А потом кто-то подсказал мамке про дуб. Она смелая у меня. Одна дорогу отправилась искать через чащу, никому ни словом не обмолвилась. Но далеко не ушла: тут же гнус летом. Комары с муху величиной, а она в платье. Руки-ноги голые. – Сергей хмыкнул. – Как набросилось комарье на нее, так она давай орать на весь лес. Ну а Трофимыч то ли грибы собирал неподалеку, то ли ягоды – услыхал. Думал, бабу убивают или насилуют. Продрался сквозь заросли к ней, весь исцарапанный выбежал. Она его как увидала – и бегом, еще громче кричит! Ну потом объяснились, конечно. Мать с перепугу ревет, все и рассказала начистоту. А Трофимыч что – он лес как свои пять пальцев знат. Сразу понял, какие дубы она искала. Куртку на плечи ей накинул, стыдить не стал, а просто отвел на Священную поляну. – Сергей остановился, чтобы перевести дух. – После того похода мамка неделю вся в волдырях ходила и чесалась в кровь. Отец думал, у нее аллергия на что-то… А через девять месяцев, как говорится… Ну что я тебе объясняю? У вас с Иринкой та же история. Дуб-то – он хорошим людям помогат. Только с уважением к нему надо. Если насвинничать, неладное в лесу происходить начинат. Быват, ураганы частят. Или, наоборот, засуха. Быват, Виряву народ видит. А уж если она собственной персоной появлятся – тут беды не миновать.

– Вирява – это кто? – Илья недоверчиво посмотрел на Сергея. В чудодейственной силе дуба он уже не сомневался, но принять существование целого языческого культа вокруг него не мог.

– Эх ты, к дубу кланяться ходишь, а про Виряву не слыхал? Хозяйка она тут! А ее лучше не злить… Чего ты на меня так уставился? Думашь, я того? – Он покрутил пальцем у виска. – Вот поэтому и не рассказываю я про это никому.

Совсем рядом что-то хрустнуло. Илья вздрогнул, а Серега торжествующе поднял указательный палец.

– Пойдем-ка дальше, болтам больно много! Странно, что развилки до сих пор нет. Мы должны были давно ее пройти. – Серега обернулся и посмотрел назад, потом снова вперед.

– Мы что, потерялись? – Илье стало не по себе.

– Какой потерялись? Я тут сколько раз бывал-то, сам подумай. Сейчас будет.

Спустя еще несколько десятков метров они увидели гигантскую лужу.

– Подожди, как мы сюда попали? Трофимыч же сказал держаться левой стороны. Как тут пройти-то? Это ж болото целое! – заволновался Илья.

– Заболтались мы, видать. Свернули случайно. Так… Глубину замерить бы. Палку надо попрямей найти. – Серега начал искать глазами подходящую ветку.

– Слушай, давай вернемся? Тут по пояс воды будет.

Серега на секунду задумался, но потом уверенно шагнул к луже. Найденная им палка ушла в воду сантиметров на сорок.

– Если края держаться будем, даже не зачерпнем, – подытожил он, осторожно погрузил в воду сапог и двинулся вперед, переставляя перед собой палку как глубиномер. – Айда! Или дрейфишь?

Илья неуверенно последовал за ним, стараясь ступать точно туда, откуда друг вытаскивал ногу. Почти на полпути Серега ойкнул.

– Ты чего остановился? – Илье не терпелось оказаться на твердой земле.

– Да нога вроде как… – Серега попытался вытащить сапог и чуть не потерял равновесие.

– Увяз? Вот так я и знал! И че теперь делать?.. Серег… Серег, смотри… Это что? – Илья показал на середину болотца. На поверхность воды выходили пузырьки воздуха.

– Акула, блин! – хмуро пошутил тот. – Да рассла-а-абься, трава гниет, вот газ и выходит.

Пузырьки исчезли, а потом появились в другом месте – чуть ближе.

Илья и Сергей переглянулись.

– Так, давай обопрись на меня и тяни ногу! Покачай ее туда-сюда, – быстро сказал Илья и подставил плечо.

Серега покраснел от натуги, но высвободиться не смог.

– Никак. В коряге, что ли, я застрял? Как держит кто…

У Ильи пробежал холодок по спине. Пузырьки приблизились к ним еще на метр.

– Серега, что это за фигня?! Попробуй вытащить ногу из сапога!

– Знаю я, кажется, что это за фигня, – ухмыльнулся Сергей. Он набрал в грудь воздуха, рупором приставил ладони ко рту и зычно крикнул:

– Ви-ря-я-ява, са-а-аты![13]

– А-а-а… Ты-ы-ы… – эхом отдалось в лесу.

Пузырьки пропали. На мгновение все замерло. Неподалеку послышался то ли шорох, то ли вздох, переходящий в громкий треск, и одна из сосен пошатнулась, а потом с шумом грохнулась метрах в двадцати позади них. Серега дернул ногу, которая неожиданно легко поддалась, и без разбору побежал вперед. Илья бросился за ним.

Выбравшись из болотца, они ничуть не сбавили темпа. Серега спотыкался, тяжело дышал и наконец все-таки поскользнулся и упал.

– Это что сейчас было, а? – Илья с усилием поднял друга и тряхнул его. – Что ты крикнул?

– Я сказал, что хватит.

– Что – хватит?! – воскликнул Илья.

– Да Вирява нас… – Серега оглянулся по сторонам и понизил голос. – Вирява нас кружит и пугат!

Илья вытаращил глаза.

– Ты издеваешься? Тут скрытая камера где-то? – Он заозирался. Лес выглядел как-то пристыженно и молчал. – Так. Долго нам еще? Давай звони Трофимычу, чтоб забрал нас и провел нормальным путем обратно.

– Да попутала она нас, как ты не понимашь? – обиженным голосом сказал Сергей. – Не первый раз это уже со мной. Заигрыват она. Или надо ей чего…

– Давай потом об этом поговорим. Пойдем дальше, а? Того и гляди еще одна сосна надломленная пришибет. Доберемся до поляны, там передохнём, позвоним Трофимычу и скажем, что обратно идем. Дуб как-то адекватнее твоей Вирявы будет, – уже мягче сказал Илья. – Только в дупло я сегодня не полезу, – добавил он, с содроганием вспомнив сон, который видел в машине.

Серега ворча слил попавшую в сапоги воду и недовольно отозвался:

– Вон бетонка уже. Считай, пришли. – Он показал в сторону дороги, вымощенной большими плитами, между которыми торчала прошлогодняя трава.

Присутствие следов цивилизации несколько успокоило Илью, и он первым продолжил путь, отмахиваясь от мошек.

В конце дороги пришлось свернуть на узкую тропинку. Илье снова стало не по себе. Через пару десятков метров впереди показались знакомые очертания деревянных фигур – мужской с воздетыми к небу руками, женской в национальном платье и детской.

– Деревянное «зодчество» стоит… И дуб тоже бодрячком, – отдуваясь и размазывая по вспотевшему лицу болотную грязь, оценил обстановку Серега.

Поляна была засыпана валежником, сорванными цветными лоскутками и мелким мусором. Ураган хорошенько потрепал дуб, но обломал только крупные старые ветви, которые и без того давно погибли и пустым грузом висели на дереве. Всё как и говорил Трофимыч.

– Ну что, давай отдохнем чуток и уберем тут маленько, – предложил Сергей, тяжело усаживаясь прямо на землю.

– Ты давай Трофимычу позвони сначала, – буркнул Илья.

– А с чего ты взял, что у меня его номер есть? Был бы – мы бы сюда из Саранска вообще не поехали. – Серега демонстративно откинулся назад, подложив под голову рюкзак.

Илья только махнул рукой, смирившись со своей участью. Но сидеть, а тем более лежать, на влажной земле ему не хотелось.

– Пойду поближе гляну, – сказал он и, оставив около Сергея рюкзак, побрел в сторону дуба.

С сосны взмыла крупная птица и, тяжело шумя крыльями, пролетела над поляной.

– Смотри-ка – коршун! – Илья обернулся.

Но Серега уже не лежал, а стоял с рюкзаком в руках и смотрел куда-то мимо. Илья снова повернулся к дубу и оцепенел: к ним спиной стояла высокая женщина в широкой расшитой рубахе – такие он не раз видел на национальных праздниках. Ее черные спутанные волосы, скорее напоминавшие шерсть какого-то зверя, спускались ниже пояса. Серега медленно подошел к Илье и дал ему знак оставаться на месте.

– Шумбрат, Вирьава! – произнес он дрогнувшим голосом.

– А-а-а-ва! – снова подхватил его слова лес, перебрасывая эхо то налево, то направо.

У Ильи вздыбились волосы на руках, сердце с силой забилось о грудную клетку.

Дуб зашелестел ветвями, по земле пошла мелкая дрожь, из дупла послышался гул. Женская фигура словно подернулась легкой дымкой и двинулась в сторону дерева. Серега медленно последовал за ней.

– Стой, ты куда? – в ужасе прошептал Илья. – Стой, Серега!

Но тот лишь снова сделал ему знак рукой, чтобы он не приближался. Женская фигура исчезла в дупле. Илья не понял, как Серега оказался у самого дуба, но увидел, что друга почти в тот же момент начало затягивать внутрь. Далекий и тревожный гул, похожий на стон морского чудища, быстро нарастал, переходя в невыносимо высокий звук. Илья закрыл уши ладонями и попятился. Из дуба вырвалась слепящая вспышка, тут же раздался громоподобный раскатистый звук, и Илью ударила в грудь мощная волна, отбросив его назад. Спустя мгновение все затихло.

– Серега! – в панике закричал Илья и не услышал своего голоса.

Он с трудом поднялся на ватные ноги. В ушах звенело, во рту чувствовался металлический привкус, перед глазами плыли белые блики. Не видя под собой земли, спотыкаясь, он подбежал на несколько метров к дереву и издали попытался рассмотреть дупло. Пахло озоном. Из черной глубины дуба никто не отозвался.

Павел

Павел и Трофимыч собирались устроить очередной перекус, когда из леса послышался нарастающий глухой звук. Тесть быстро присел и приложил ладонь к земле. Та едва заметно вибрировала.

– Смотри! – заорал Павел, показывая на белое зарево над макушками деревьев.

В то же мгновение лес тряхнуло, как от взрыва. Пронесся сильный порыв ветра, затрещали деревья. Светлый кусок неба, словно гигантские автомобильные дворники, расчеркнули две падающие вдали сосны. Павел инстинктивно пригнулся.

– Черт! Там же ребята как раз! – Трофимыч вскочил и с проворностью, не свойственной людям его возраста, побежал по тропинке. Павел неуверенно засеменил за ним.

Не успели они добраться и до развилки, как им навстречу, по уходящей влево дороге, выбежал знакомый Сергея – Илья. На его мокром от пота, перепачканном лице отражались страх и боль. Сапоги и одежда до самого верха были забрызганы грязью. Уже издалека Илья начал панически жестикулировать. Трофимыч бросился к нему.

– Где Серега? – Тесть тряхнул за плечи задыхающегося Илью. Его голова лишь безвольно мотнулась.

– Там… взрыв… Серега… в дуб… провалился… Сходите… за ним, – только и выдавил из себя Илья, неестественно громко произнося слова; потер переносицу, пошатнулся и начал обмякать. Трофимыч едва успел его подхватить. Павел кинулся помогать. Голова Ильи склонилась набок, и Павел заметил у него в ухе свежую кровь.

Илья

Илья очнулся оттого, что кто-то тихонько гладил его по щеке. Он с трудом разомкнул тяжелые веки и увидел родное лицо Ирины, озабоченно склонившейся над ним. Жена приспустила на подбородок медицинскую маску и беззвучно шевелила губами.

– Гром… че… – произнес Илья и тут же зажмурился от острой боли, пронзившей правую сторону головы.

Когда он снова смог открыть глаза, Ирина стояла над ним с блокнотом, в котором крупными буквами было написано: «Не пытайся разговаривать! У тебя контузия. Слух восстановится позже!»

Илья обвел глазами комнату, в которой находился. Он явно был в больничной палате. Ирина поймала его взгляд и быстро написала на чистом листе: «Ты в больнице в Саранске».

Илья легонько кивнул и потянулся к блокноту с ручкой. Ирина отдала ему только ручку, а блокнот поднесла к его груди и наклонила так, чтобы было удобно писать. Неуверенной рукой Илья нацарапал: «Что с Серегой?»

Ирина тут же принялась рыться в сумочке, достала сложенный вчетверо листочек, развернула его и показала Илье. На потрепанной бумаге Серегиным неаккуратным почерком было написано: «Уехал, не волнуйся, скоро вернусь».

Илья удивленно приподнял брови. Что за чушь? Он же видел, как Серега бесследно пропал внутри дуба… Как записка могла попасть к жене и почему эта бумажка выглядит так, будто ее лет десять носили в кармане? Он моргнул в сторону блокнота и, когда Ирина поднесла его, написал: «Он выбрался из дуба?»

Ирина два раза пробежала глазами по листку, испуганно посмотрела на Илью и села на стул. Она начала что-то объяснять, потом спохватилась, махнула рукой и склонилась над блокнотом.

«Ты ничего не помнишь? Вы же потом пошли на берег Суры, а там браконьеры рыбу динамитом глушили. Ты первый оказался у воды – и взрыв. Тебя задело, а Сергея почти нет. Он тебя на себе до Трофимыча дотащил. Потом тебя сюда привезли. Серегу вскоре после этого срочно в командировку вызвали. Он через Трофимыча записку передал».

Илья несколько раз перечитал написанное. Круглые Ирины буковки расплывались перед глазами, никак не хотели складываться в слова, но постепенно обрели смысл. Получается, его так контузило, что и Вирява, и Серега, пропавший в дупле, привиделись ему в бреду? Он облегченно выдохнул. Это было логично и понятно… Интересно, пузырьки и падающая сосна ему тоже привиделись? С какого момента его мозг перемешал все события, как колоду карт? Илья зажмурился от боли в правом виске. Ладно, потом… Все потом. Он ласково посмотрел на жену и приложил руку к своей щеке, показывая, что хочет подремать. Та понимающе закивала. Илья сомкнул веки и тут же начал погружаться в сон.

Странно все-таки, что записка такая замызганная…

Легенда о Виряве

Золотистым звонким росчерком, что монета с богатого сюлгамо[14], упала Вирява на землю, ударилась о твердь и рассыпалась облаками мерцающей звездной пыли. Каждое прадерево, каждый лесной працветок, каждый празверь принял в себя ее частицу, а взамен отдал свою. Так Вирява обрела земную плоть. Так стала она Авой, хозяйкой, а Вирь-лес стал ее вотчиной. Так обрела Вирява дар – слышать и чувствовать Вирь, как собственное тело, а Вирь начал ей откликаться, что твоя рука – голове.

Только испугалась новорожденная Вирява, забилась в корни Великой березы, запричитала:

– Матушка Иненармунь, как же я одна со всем дремучим лесом совладаю, как управлюсь?

– Ты Вирьава, лесная дева, лесная хозяйка. Все, что тебе нужно, у тебя есть, – только и был ей ответ из-под кроны Мирового дерева.

Заплакала Вирява – полила лес утренней янтарной росой. Повздыхала, потомилась – потрепала макушки деревьев легким ветерком. Не успела осушить слезы, прикрыть наготу первозданного тела, как слышит: ступает зверь большой, мохнатый, косолапый. Несет зверь на широкой спине панар[15], сотканный из паутины и тончайшей бересты, чуть прозрачной на просвет, и сшитый гибкими травяными стеблями да нежными молодыми ветвями. А по рукавам, подолу и вороту всё ягоды красные: рябина, калина, костяника, зрелые ландышевые шарики. Положил зверь к ногам Вирявы панар, склонил голову с широким лбом, прикрыл черные умные глаза.

Нарядилась Вирява, выбралась из корней Мирового дерева, погляделась в лесное озерцо: хороша! Кожа белее бересты, губы краснее ягод, волосы чернее небесной пустоты в беззвездную ночь. Улыбнулась, рассмеялась, силу свою почувствовала, испила ее сполна. Только хотела от своего озерного отражения оторваться, зверя большого поблагодарить, как тот обдал спину горячим духом, голову к ее плечу приклонил.

– Как твое имя, зверь бурый, добрый? Как имя тому, кто хозяйки своей не убоялся, не зная загодя ее нрава? – спросила тихо Вирява, трепля зверя по косматой шкуре.

– Оф-ф-ф… – вдохнул зверь и поднялся на задние лапы, покрасовался, – …то-о, – выдохнул он, снова тяжело и глухо опускаясь на землю.

– Красивое имя, сильное – Овто![16] – улыбнулась Вирява. – Так и буду тебя звать. Я буду звать, а ты будешь приходить. Будешь приходить и службу мне служить, а я твоей доброты, твоих дружбы и помощи вовек не забуду. Такое мое тебе будет Слово. Слово Вирявы.

Глава 3. Вторая после богини

Варя

Казанский вокзал спешил, матюгался, плевался, иногда извинялся, громыхал пластмассовыми колесами чемоданов. Он пах летним вечером, жареным маслом, металлом и мазутом. Столица представала здесь во всей своей противоречивости и разнообразии. В офисном костюме и шлепанцах на босу ногу. С домашним бутербродом в брендовой сумке. С каменным лицом и крепко зажатым в ладони телефоном, на экране которого светилось сообщение: «Очень ждем!» Провожающие и встречающие, отбывающие и прибывающие, таксисты и зазывалы, молодые и пожилые купались в масляном чаде общепита, вели праздные разговоры и подчинялись абсурду распашных дверей вокзала, норовящих поддать под зад.

На душе у Вари было гадко, но эта живая суета легко вовлекла в свои воды и как будто омыла, унесла часть тоски и боли. Может, и хорошо, что ее отправили в командировку именно сейчас. Останься она в Москве – точно наделала бы глупостей. Наверное, внезапно появилась бы у двери Руслана. В унизительно новом платье и со слишком тщательным макияжем. «Я вот подумала… Нам надо еще раз поговорить. Только по-нормальному, не по телефону же эти вещи делаются… Мы же столько пережили… Попробуем еще раз… Ведь мы совсем молодые, да и медицина не стоит на месте, в конце-то концов! Я готова пробовать сколько нужно…»

Варю передернуло от отвращения к самой себе, хоть и условно-теоретической. Она подавила желание достать телефон и подняла глаза на электронное табло. Вот и путь объявили. Второй. Москва – Саранск, 42-й, фирменный.

– Девушка, простите, вторая платформа – это куда? – пожилая женщина с девочкой лет пяти беспомощно заглянула ей в лицо.

– Так вот же! Поезд уже подали…

«Подали»… Тьфу! Барыня, а не журналист. «Учись писать современным понятным языком! Мы живем в эпоху Великого Соцсетия, когда читателю нужны кликбейт, хайп, шок-контент – и чтобы не жевать, а сразу глотать! А ты где-то между золотым и серебряным веками застряла!» – раздался у Вари в голове голос редактора. Она сгорбилась, посмотрела себе под ноги, потом – вслед торопящейся женщине с девочкой, чудесной толстенькой девочкой… Нет, еще же полчаса до отправления. Она осмотрелась. Кофе, что ли, взять? Ну, чтобы придать своему праздному стоянию хоть какой-то смысл. Ведь ждать с кофе и без него – это категорически разные вещи. Абсолютно. Совершенно. Тьфу! Ведь можно же проще: «разные вещи»… Какая же она умильная, эта девочка…

Вокзальный кофе оказался жиденьким и горьковатым – как и ее настроение. Оставаться в Москве было нельзя, но и ехать не хотелось. Варины земляки – народ прямой. Еще в поезде начнут про семейную жизнь выпытывать: «Замужем? Так когда? Лет-то уже сколько? Деток надо…»

Она повертела в руках пакетик сахара. Как там говорила врач? «Отрава для яичников»? Варя со злобным удовлетворением высыпала все содержимое пакетика в стаканчик. Размешала, сделала глоточек. Лучше! Категорически лучше! Расправила плечи и пошла искать свой вагон. Раз уж угораздило ехать в командировку в родной край, надо получить от нее максимум удовольствия. Провести пару дней в Саранске, маму с папой порадовать, а мимо лавочек со стар-баушками пробежать побыстрее: «Здрасьте-здрасьте, ага, приехала, спешу, простите…» Прогуляться по центру, по набережной, зайти в краеведческий музей или Музей Эрьзи – фотоконтента ради… Ну а потом в это Шимкино, будь оно неладно. И стоило переезжать в столицу, чтобы теперь тащиться обратно в командировку! Кого в Питер посылают, кого в Казань, а ее – великая честь – в Шимкино! Журналистское расследование провести, ага… Уж кто-кто, а она, опытный следователь Варя Шерлокхолмсовна Килейкина, конечно, выяснит, почему там люди пропадают. Хотя можно и не расследовать: живи она сама в селе Шимкино, то тоже бы оттуда куда-нибудь пропала – да так, чтобы никто не нашел. Варя неожиданно для самой себя хихикнула. Какая-то женщина обернулась, оглядела ее с головы до ног и вскинула брови. Варя почувствовала, что краснеет, и ускорила шаг… А вот и девятый вагон.

Вообще-то, на Варе пытались сэкономить и всучить ей плацкарт, хотя командированным полагалось купе. Она смолчала: зачем на конфликт нарываться? Не хрустальная же она – не развалилась бы. Но «небоковых» не осталось, бухгалтерию, видимо, одолела совесть, и ей одобрили купе. Варя оформила на сайте женское, чтобы не оказаться с глазу на глаз с каким-нибудь приставучим хлыщом. Варя не считала себя особенно привлекательной, но неизменно пользовалась вниманием мужчин, особенно постарше. Руслана это ничуть не раздражало, а как будто даже льстило ему. Варя же вспыхивала и густо смущалась – до пунцовых пятен на щеках и шее, – тем самым лишь раззадоривая ухажеров. Отговорки про бойфренда не прокатывали. Кавалеры, как сговорившись, тыкали ее носом в незамужество, словно отсутствие штампа в паспорте лишало ее права неприкосновенности. Теперь-то она понимала почему. Вот, оказывается, как просто порвать отношения длиной в пять лет: позвонил на работу и уведомил – именно уведомил, – что собрал вещи и предлагает немного пожить порознь, «послушать самих себя».