скачать книгу бесплатно
– Ну… да, – сказал я. – На мне плащ людей, которых я большую часть своей жизни избегал. Если не считать этого, а еще моего увечья и того, что последний год я почти не спал, ничего такого особенного.
– Да уж, ничего, – кивнул Эбинизер. – Как рука?
Каким-то образом я удержался от резкого ответа – что как была, так и осталась сплошным шрамом, ни дать ни взять оплывшая восковая скульптура. Пару лет назад я столкнулся с одной вреднозадой тварью, и она сообразила, что моя магическая оборона рассчитана на защиту от кинетической энергии – но не тепловой. Я поплатился за ее знание своей шкурой, когда пара ее безумных рабов начала поливать меня самодельным напалмом. Горючую смесь мой щит остановил, но жар пробил его и изжарил мне руку, которой я этот щит выстраивал.
Я поднял левую, обтянутую перчаткой руку и чуть пошевелил большим, указательным и средним пальцем. Остальные пока не двигались без помощи соседей.
– Осязания в них пока не много, но стакан пива удержать могу. Или руль. Мой врач заставляет меня играть на гитаре – считает, что так рука быстрее разработается.
– Неплохо придумано, – хмыкнул Эбинизер. – Упражнения полезны для тела, а музыка – для души.
– Не в моем исполнении, – возразил я.
Эбинизер улыбнулся одними губами, потом полез в карман комбинезона, достал часы на цепочке и, нахмурившись, вгляделся в циферблат.
– Пора перекусить, – заявил он. – Ты голоден?
Ничто в его голосе не выдало скрытого подтекста, но я его уловил.
Эбинизер стал моим наставником как раз тогда, когда я в этом остро нуждался. Он обучил меня почти всему, что я полагал достойным изучения. Он держался со мной неизменно щедро, терпеливо, дружески.
И все это время он лгал мне, нарушая все те принципы, которым меня обучал. С одной стороны, он учил меня тому, что значит быть чародеем, тому, как произрастает магия из самых сокровенных убеждений. Тому, что творить с помощью магии зло – хуже, чем преступление, ибо это извращает самый смысл магии. С другой стороны, все это время он служил Черным Посохом Белого Совета – чародеем с лицензией на убийство, на нарушения законов магии, на надругательство над лучшим в тех силах, которые он использовал, – и все во имя политической необходимости. Что он и делал. Не раз и не два.
Когда-то я верил Эбинизеру как никому другому. Всю свою жизнь я выстроил на том основании, что заложил он своими уроками: как надо использовать магию, что такое хорошо и что такое плохо. А потом он, можно сказать, наплевал мне в душу. На поверку все его слова оказались ложью, и мне было чертовски больно узнать это. С тех пор прошло два года, и все равно при мысли об этом на меня накатывала тошнота.
Мой старый наставник протягивал мне оливковую ветвь, пытаясь отодвинуть в сторону то, что встало между нами. Я понимал, что мне во всех отношениях лучше пойти ему навстречу. Я понимал, что он при всех своих способностях остается человеком, так же подверженным слабостям, как и любой другой. Я знал, что мне стоило бы плюнуть на свою обиду, убрать разделяющие нас барьеры и жить дальше в ладу с ним. Черт, да поступи я так – и это стало бы самым разумным и естественным. Самым правильным, что я мог бы сделать.
Но я не мог.
Слишком больно мне было обо всем этом думать.
Я поднял на него взгляд:
– Что-то аппетит у меня неважный: угроза смерти не слишком способствует.
Он кивнул, принимая вежливый отказ; лицо его по-прежнему оставалось невозмутимым, но мне показалось, что в глазах мелькнуло сожаление. Он молча поднял руку в знак прощания, повернулся и зашагал к старому, побитому фордовскому пикапу, выпущенному, должно быть, еще в годы Великой депрессии. Я стоял, терзаясь сомнениями. Может, мне стоило сказать ему что-нибудь. Или плюнуть на все и пойти перекусить со стариком.
Впрочем, отказавшись от еды, я не слишком кривил душой. Есть я наверняка не смог бы. Я все еще чувствовал на лице горячие капли крови, все еще видел неестественно застывшее тело в расползавшейся по полу багровой луже. Руки у меня снова начали дрожать, и мне пришлось зажмуриться, усилием воли отгоняя от себя эту картину. А потом я сел в машину и постарался оставить воспоминания о случившемся позади.
Мой «Голубой жучок» – далеко не спортивная тачка, но гравием из-под колес брызнул что надо.
Движение на улицах было получше, чем в иные дни, но жара стояла адская, поэтому на первом же светофоре я снова опустил все стекла и попытался мыслить ясно.
Следствие среди фэйри. Чудеснее некуда. Стопроцентная гарантия, что дело запутается и осложнится донельзя, прежде чем я хотя бы приближусь к ответам на вопросы. Если фэйри чего-то и не терпят, так это давать прямые ответы на любой ваш вопрос. Вытянуть из них истину – все равно что зуб рвать. Ваш зуб, не чей-нибудь. И не просто так, а, скажем, через нос. Ваш нос.
Но Эбинизер говорил правду. Возможно, я единственный из членов Совета имею знакомых и среди Летних, и среди Зимних сидхе. Так что если кому из Совета и вести следствие – так это мне. Вот счастье-то…
А еще, наверное, для того, чтобы мне не стало слишком скучно, я должен выследить незнамо какую черную магию и остановить ее. Собственно, этим и положено заниматься Стражам, когда они не бьются на войне; я и сам делал это два или три раза и не могу сказать, чтобы это мне нравилось. Черная магия означает какого-то чернокнижника, а эти ребята всегда рады укокошить вмешавшегося в их дела чародея, да к тому же обладают возможностью это сделать.
Фэйри.
Черная магия.
Да уж, мало не покажется.
Глава 3
Все произошло в доли секунды. Только что пассажирское кресло моего «Голубого жучка» было пустым, а в следующее мгновение в нем уже сидели. Я вскрикнул и едва не врезался в развозной фургон. Шины протестующе завизжали, машина сорвалась в занос. Отчаянным усилием я восстановил управление; будь на крыле у «жучка» еще хоть один слой краски – и столкновения не избежать. Вцепившись в руль побелевшими от напряжения пальцами, я чуть перевел дух и повернулся испепелить своего пассажира взглядом.
В кресле справа от меня сидела Ласкиэль, она же Искусительница, она же Паучиха – в общем, что-то вроде ксерокса с Падшего ангела. Вообще-то, она могла принимать любую внешность по своему выбору, но чаще всего являлась в образе высокой спортивной блондинки в белоснежной античной тунике до колен. Она сидела, сложив руки на коленях, глядя перед собой в ветровое стекло; на губах ее играла легкая улыбка.
– Какого черта ты здесь делаешь? – рявкнул я. – Угробить меня хотела?
– Не говори ерунды, – беззаботно отозвалась она. – Никто не пострадал.
– Не благодаря тебе, – огрызнулся я. – Пристегни ремень.
Она спокойно посмотрела на меня:
– Не забывай, смертный, у меня нет физической формы. Я существую единственно в твоем сознании. Я мысленный образ. Иллюзия. Голограмма, видимая только тебе. Мне нет смысла пристегиваться ремнем.
– Тут дело в принципе, – возразил я. – Моя машина. Мой мозг. Мои правила. Пристегни чертов ремень или сгинь.
Ласкиэль вздохнула.
– Очень хорошо.
Она повернулась – ни дать ни взять обычный пассажир, – вытянула ремень безопасности и сунула пряжку в гнездо. Я понимал, что на самом деле ремень остался на месте, а я вижу лишь иллюзию – но очень убедительную иллюзию. Мне пришлось бы сильно постараться, чтобы увидеть настоящий ремень, свисающий со стойки.
Ласкиэль посмотрела на меня:
– Так сойдет?
– Спасибо и на этом, – буркнул я, лихорадочно размышляя.
Та Ласкиэль, которую я видел сейчас, представляла собой частицу настоящего Падшего ангела. Все остальное было заключено в древнем серебряном динарии, римской монете, погребенной под двухфутовым слоем бетона у меня в подвале. Однако и одного прикосновения к этой монете хватило, чтобы в голове у меня возникло, так сказать, полномочное представительство демона – судя по всему, где-то в тех девяноста процентах мозга, которые человек не использует. Или, в моем случае, в девяноста пяти, пожалуй. Ласкиэль могла являться мне, могла видеть все, что я видел, могла частично копаться в моей памяти и, что самое досадное, могла создавать иллюзии, отличить которые от реальности мне удавалось лишь с большим трудом. Такую, например, какую я видел ее сейчас – сидящую рядом со мной в машине. Исключительно привлекательную, чертовски взаправдашнюю на вид и от этого до ужаса желанную. Вот стерва!
– Мне казалось, у нас уговор, – буркнул я. – Я не желаю, чтобы ты являлась поговорить со мной, пока я сам тебя не позову.
– Я отношусь к этому уговору с уважением, – заверила она. – И явилась лишь для того, чтобы напомнить тебе: все мои услуги и возможности находятся в твоем распоряжении, стоит тебе только пожелать, и вся я – та, что обитает в настоящее время под полом твоей лаборатории, – точно так же готова оказать тебе любую помощь.
– Ты ведешь себя так, словно это я напросился к тебе. Если бы я знал, как стереть тебя из моей головы, не угробившись при этом, я бы сделал это в мгновение ока, – отозвался я.
– Та часть меня, что делит с тобой твой разум, не более чем тень настоящей меня, – сказала Ласкиэль. – Но не заблуждайся, смертный. Я есть. Я существую. И намерена существовать и впредь.
– Сказал же: если бы мог сделать это, не угробившись при этом, – буркнул я. – И кстати, если не хочешь, чтобы я запер тебя в какой-нибудь маленький темный чулан у меня в голове, убирайся вон с глаз моих.
Губы ее дернулись – возможно, от раздражения, но выражение лица не изменилось.
– Как тебе угодно, – проговорила она, склоняя голову. – Однако, если черная магия действительно снова поднимает голову в Чикаго, тебе, возможно, потребуются все доступные ресурсы. И не забывай: чтобы выжила я, мне необходимо, чтобы выжил ты. У меня имеется весомый повод помогать тебе.
– Маленький черный ящик, – отозвался я. – Без дырок в крышке. И пахнет там как в университетской раздевалке.
Она снова скривила губы – на этот раз в чуть опасливой усмешке:
– Как тебе будет угодно, хозяин мой.
И исчезла, скрывшись обратно в неизведанные кладовые моего сознания, или куда она там еще могла деться. Я поежился, стараясь удостовериться, что мои мысли надежно защищены от постороннего вторжения. Разумеется, я никак не мог помешать Ласкиэли видеть и слышать все, что вижу и слышу я, или знакомиться с некоторыми моими воспоминаниями, но текущие мысли я от нее прикрывать все-таки научился. Правда, мне приходилось делать это достаточно часто, чтобы помешать ей узнать слишком много и слишком быстро.
В противном случае это лишь помогло бы ей достичь своей цели – убедить меня откопать погребенную под полом лаборатории монету, изолированную бетоном и заклятием. В монете, древнеримском динарии – одном из тридцати почти таких же, – обитали душа и сознание Падшего ангела Ласкиэли.
Союз с ней дал бы мне неизмеримые силы. Мощь и знания Падшего ангела могут превратить любого в смертоносное, практически бессмертное орудие – недорого, совсем недорого. Всего лишь за душу. Стоит вам подписать контракт с одним из ангелов ада – и в капитанском кресле вас будет уже двое. И чем больше вы станете позволять ему помогать вам, тем быстрее он подчинит себе вашу волю, так что рано или поздно вся власть перейдет к нему.
Я схватил монету за мгновение до того, как к ней потянулся малолетний сын моего друга, и за то краткое мгновение, что я держал ее в руке, часть личности Ласкиэли, ее сознания, успела поселиться у меня в мозгу. Прошлой осенью она помогла мне пережить несколько нелегких дней – и ее содействие оказалось неоценимым. Что само по себе создавало проблему. Я не мог больше позволять себе полагаться на ее помощь, ибо рано или поздно привык бы к этому. А затем начал бы получать удовольствие. А потом настал бы день, когда идея откопать монету показалась бы мне не такой уж и плохой.
Из всего этого следовало, что я никак не мог расслабляться в ответ на все предложения Падшего ангела. Цена могла быть скрыта от взгляда, но меньше она от этого не становилась. С другой стороны, Ласкиэль не сгущала краски, говоря об опасности, связанной с черной магией. Помощь мне весьма не помешала бы.
Я подумал о тех, кто бился бок о бок со мной прежде. Я подумал о моем друге Майкле – это его сын чуть не подобрал монету.
Я не виделся с Майклом с того самого дня. Не звонил ему. Он звонил мне пару раз – приглашал пообедать в День благодарения, спрашивал, все ли у меня в порядке. Я отказался от приглашений, да и разговоры постарался закруглить как можно скорее. Майкл не знал, что я подобрал один из Темных Динариев, вступив во владение предметом, который, возможно, мог бы сделать меня членом Ордена. Я сражался с некоторыми динарианцами. Одного я убил.
Все они были монстрами из монстров, а Майкл – Рыцарь Креста. Он был одним из трех людей на всем белом свете, который оказался избранным для владения священным мечом. Самым что ни на есть священным, одним из трех, в клинки которых, как говорят, закован гвоздь из Креста с большой буквы «К». Майкл сражается со всем потусторонним злом. И побеждает. Он спасает попавших в беду детей и, не задумываясь, выступит против самого невообразимого чудища – настолько велика его вера в силу, дарованную Всевышним.
Он не питает любви к своим противникам, в том числе к динарианцам – жадным до власти психопатам, которым доставляет удовольствие причинять боль и страдания.
Я не стал говорить ему о монете. Не хотелось мне, чтобы он знал, что я делю свой мозг с демоном. Чтобы он думал обо мне хуже. Майкл – человек прямой и честный. Большую часть моей сознательной жизни Белый Совет считал меня каким-то монстром, только и ожидающим подходящего момента, чтобы проявить свою кошмарную суть и начать сеять вокруг себя хаос и разрушение. Но Майкл с самой первой нашей встречи решительно принял мою сторону. Его поддержка очень много значила в моей жизни.
Поэтому мне не хотелось, чтобы он смотрел на меня так же, как на динарианцев, с которыми мы бились. В общем, до тех пор, пока я не избавлюсь от этой дурацкой ментальной копии Ласкиэли у меня в башке, я не собираюсь обращаться за помощью к Майклу.
С этим делом мне предстояло разбираться в одиночку.
Почему-то я пребывал в полной уверенности, что хуже день для меня уже не обернется.
Стоило мне об этом подумать, как послышался жуткий то ли хруст, то ли лязг, и я врезался затылком в жесткий подголовник. «Жучок» прыгнул вперед – мне пришлось изо всех сил вцепиться в руль, чтобы не потерять управления.
Верно говорят: нет предела совершенству.
Глава 4
Я успел дико оглянуться и увидеть кого-то, сидевшего в похожем на линкор старом «крайслере» – темно-сером, с тонированными стеклами, – а потом эта тачка снова врезалась в «жучка», послав его в занос. На сей раз я стукнулся лбом о стекло, и в нос буквально ударил запах паленой резины от скользящих юзом по асфальту шин. Машина налетела на бордюр, подпрыгнула и выровняла ход. Я лихорадочно орудовал рулем и жал на тормоз – тело реагировало на события, еще не дошедшие до моего ошеломленного мозга.
Кажется, я все-таки сумел не допустить совсем полной катастрофы – не вылетел на встречную полосу, не врезался в стену под углом, близким к прямому, а притер «жучка» правым боком к цоколю здания, стоявшего рядом с дорогой. Скрежеща железом по кирпичу, моя бедная машинка проехала еще с полсотни футов и остановилась.
В глазах плавали звезды, и я постарался сморгнуть их, чтобы разглядеть номерные знаки «крайслера», но того и след простыл. По правде говоря, голова кружилась так сильно, что та машина могла бы отплясывать вокруг меня замысловатый танец в лиловой кружевной пачке, а я бы этого и не заметил.
Посидеть так немного показалось мне неплохой идеей, и я посидел немного. Через некоторое время у меня возникла смутная мысль, что не мешало бы проверить, все ли в порядке. Я осмотрел себя. Крови не увидел – уже хорошо. Огляделся по сторонам. Никто не кричал. Трупов в зеркале заднего вида тоже не обнаружилось. Ничего не горело и не дымилось. Конечно, пассажирское сиденье было засыпано осколками стекла от правого окна, но заднее стекло и так уже давно отсутствовало – я ездил, заклеив его прозрачным пластиком.
Однако «жучок» – закаленный боец с силами зла и альтернативными видами топлива – остался на ходу, хотя к старым, привычным уже всхрипам двигателя добавились новые. Я попробовал открыть дверцу. Она не поддалась. Я опустил стекло и медленно выбрался из машины. Будь у меня силы кувыркнуться через крышку багажника и вскочить обратно в салон, я мог бы претендовать на небольшую роль в «Придурках из Хаззарда».
– У нас тут, в округе Хаззард, – протянул я себе под нос, – не любят нападения с помощью автомобиля.
Черт его знает, сколько минут прошло, пока на месте происшествия появился первый коп – знакомый мне патрульный, по фамилии Грейсон. Грейсон из старых копов – здоровенный мужик с большим красным носом и уютным брюшком. Вид у него такой, будто он запросто отмутузит пьяных дебоширов… или перепьет их – выбирайте, что вам больше нравится. Он вылез из своей машины и начал задавать мне вопросы озабоченным тоном. Я отвечал как мог, но что-то между моими мозгом и языком, наверное, закоротило, потому что он как-то очень пристально на меня посмотрел, а потом, заглянув в салон «жучка», усадил меня на землю и принялся разруливать возникшую пробку. Я остался сидеть на бордюре – меня это вполне устраивало. Я сидел и смотрел на медленно идущий кругом тротуар, пока кто-то не тронул меня за плечо.
Кэррин Мёрфи, глава Отдела специальных расследований чикагской полиции, больше всего напоминает младшую сестренку кого-нибудь из знакомых. Роста в ней чуть больше пяти футов, светлые волосы, голубые глаза, курносый нос, утыканный едва заметными веснушками. Вся она словно пружина, – впрочем, гимнастическое сложение вовсе не мешает ей оставаться женственной. На этот раз она была одета в белую хлопковую футболку и синие джинсы; наряд дополняли бейсбольная кепка и зеркальные очки.
– Гарри? – спросила она. – Ты в порядке?
– Дядюшка Джесс ужасно огорчится, когда узнает, что один из подручных босса Хогга взгрел генерала Ли, – отозвался я, вяло махнув рукой в сторону машины.
Секунду-другую она внимательно смотрела на меня:
– Ты хоть знаешь, что у тебя ссадина на голове?
– Не-а, – сказал я и потыкал пальцем себе в череп. – А что, правда?
Мёрфи вздохнула и осторожно отвела мой палец от головы:
– Гарри, я серьезно. Если тебя так шарахнуло, что ты даже говорить со мной нормально не в состоянии, мне придется отправить тебя в больницу.
– Извини, Мёрф. День выдался тяжелый. Я более или менее в норме – дай мне только минуту прийти в себя.
Она выдохнула, словно выпуская пар, и присела на бордюр рядом со мной:
– Ты не против, если я вызову «скорую», чтобы тебя осмотрели? Так, на всякий случай.
– Они захотят забрать меня в больницу, – ответил я. – Слишком опасно. Я могу вывести из строя чей-нибудь аппарат жизнеобеспечения. И Красные держат больницы под наблюдением, пытаясь добить наших раненых. Я могу навлечь огонь на пациентов.
– Знаю, – негромко возразила она. – Я не позволю им забрать тебя.
– Ох! Ладно, тогда пусть, – сдался я.
Приехала «скорая», и врач меня осмотрел. Он посветил мне в глаза фонариком, и я сделал вялую попытку оттолкнуть его. Ворча что-то себе под нос, он потыкал меня там и здесь, пощупал, погладил, подумал и так далее. Потом покачал головой и встал:
– Возможно, легкое сотрясение. Для спокойствия ему стоило обратиться в стационар, лейтенант.
Мёрфи кивнула, поблагодарила медика и выразительно посмотрела в сторону его машины. Неодобрительно хмыкнув, тот повернулся и исчез из моего поля зрения. Мёрфи снова присела рядом со мной:
– Хорошо, выкладывай. Что случилось?
– Кто-то в темно-сером «крайслере» пытался припарковаться на моем заднем сиденье.
Она раскрыла было рот, но я раздраженно махнул рукой:
– И нет, номеров я не разглядел. Как-то слишком занят был: старался избежать карьеры манекена для краш-тестов.
– Начало карьеры тебе уже удалось, – возразила она. – Ты что, опять вляпался в историю?
– Нет еще, – признался я. – Я имею в виду, адские погремушки, Мёрф! Всего полчаса назад мне говорят, что в Чикаго готовится какая-то пакость, и вот меня уже пытаются превратить в рекламу о пользе ремней и подушек безопасности.
