Крымская Чаша Грааля

Полозов не ответил. Для него это казалось совершенно неважным. Какая разница, в конце концов, на какие мысли это наводит? И вообще, если говорить о мыслях, они были вовсе не о странном ограблении. Или не ограблении – какое это имеет значение, когда бабуля в больнице, а он до сих пор разговаривает с полицейским, пусть и со своим школьным приятелем, хотя давно должен быть у нее? Надо идти к ней, не идти, а бежать, а не вести пустые беседы. А все эти тайны пусть выясняет полиция. Это их работа. Андрей хороший следователь, он слышал о нем много отзывов. Олег поднялся со стула:

– И ты меня прости, Андрей. Я ничем не могу помочь, клянусь. И вообще, мне пора в больницу.

– Сядь, – властно произнес майор, и его тон подействовал на учителя: он послушно опустился на стул.

– Я выскажу свои соображения, – начал Андрей. – Двое воришек влезли к вам в квартиру, но не взяли ценности. Этому существует только одно объяснение: они были осведомлены, что здесь хранится что-то более ценное, возможно, даже бесценное. Логично, правда?

Олег пожал плечами:

– Вроде логично. Только я не понимаю, о какой бесценной вещи идет речь. Что хотели найти в нашей квартире? Ты знаешь нашу семью много лет, и тебе было известно, что мы всегда жили небогато. Правда, у бабули довольно приличная пенсия, да и я получаю не гроши, но примерный наш доход должен быть тебе известен. Согласись, мы не миллионеры. И хочу подчеркнуть – не подпольные. Если бы бабуля хранила какую-нибудь вещь, которой не было цены, уж я бы знал об этом и обязательно сказал бы тебе.

А так…

Полозов отвернулся к окну и стал смотреть на голубое небо, по которому плыли белые ватные облака.

– Я вообще ничего не понимаю, и мне нечего добавить.

Майор причмокнул языком и достал белый лист бумаги и ручку.

– Ладно, Олег. Не стану тебя мучить. Сам я тоже навещу Розу Михайловну, только чуть позже. А ты иди. – Он отвернулся, чтобы друг не заметил предательской слезинки в уголке глаза. – Я тебе позвоню.

Олег взглянул на старые часы с кукушкой. По словам бабушки, их ей подарили на свадьбу. Кукушка давно не выглядывала из окошечка, испортился какой-то механизм, но ни у него, ни у бабули до него не доходили руки. Стрелки исправно показывали время – что еще нужно? А сейчас эти старые стрелки уведомляли, что с момента ухода Олега из школы прошел почти час. Почти час, а он еще дома!

Майор протянул ему листок.

– Прочитай. Если с твоих слов записано верно, поставь свою подпись и можешь быть свободен. Я пообещал, что позвоню тебе, а завтра ты выберешь свободную минутку и заскочишь в отдел, – он бросил на стол визитку. – Это тебе на всякий пожарный. Я у тебя на работе был, а ты у меня – ни разу.

Учитель вскочил.

– Я обязательно приду, – с чувством пообещал он и с силой сжал запястье полицейского. – Андрюха, во имя нашей дружбы… Пообещай и ты мне кое-что. Эти негодяи – не представляю, что они хотели здесь найти – довели до инфаркта единственного близкого мне человека. Да ты и сам об этом знаешь. Не мне тебе рассказывать, что она вырастила меня и дала образование. Найди их, прошу тебя!

Андрею стало неловко. Он покраснел и сжал друга в объятиях:

– В этом можешь не сомневаться. Я позвоню, – майор подтолкнул Олега к двери. – Иди к Розе Михайловне. Мой телефон ты тоже помнишь. Звони. Вдруг тебе удастся что-то узнать у нее. Я пока нахожусь в полной растерянности, что могли искать в твоей квартире.

Олег дернулся: в кармане тревожно запиликал мобильный. О, как он боялся теперь этих звонков! Парень медлил с ответом, а полицейские с удивлением смотрели на него, смутно догадываясь о мыслях, роившихся в его голове. Наконец учитель преодолел страх и нажал кнопку вызова:

– Я слушаю.

– С вами говорит лечащий врач вашей бабушки, – раздался незнакомый голос. – Меня зовут Павел Николаевич Бурмин.

Олег покрылся холодным потом:

– Что с ней?

– Жива, – успокоил его доктор, – пришла в себя и хочет вас видеть. Вы должны поторопиться.

Глава 10

Севастополь, июнь, 1941

Роза не жалела, что поехала в Севастополь на выпускной сестры. Она веселилась вместе со всеми, ее приглашали взрослые ребята, и это ей льстило. Девушке очень хотелось поехать с ними в горы после выпускного, но отец одного из юношей, командир части, сказал, что поездка не состоится, и выпускники разошлись по домам, так и не выяснив причину. По словам взрослых, в городе шли учения. Может быть, поэтому ничего не получилось с поездкой?

В ночь на 22 июня Соню и Розу разбудил грохот. Проснувшись, они выбежали на балкон, где, обнявшись, уже стояли Мириам и Яков. Невдалеке горел дом. Как завороженные, девушки следили за трассирующими пулями, изрешетившими небо, как маленькие звездочки. Щупальца прожекторов бороздили черноту ночи.

– Это учения, да? – зевая, спросила Соня. – Странно, что корабли уже вернулись.

Бабушка с дедом не ответили. Настойчивые лучи прожекторов поймали гудевший самолет, высветив на его крыльях черную свастику.

– Это немцы, – прошептала бабушка, прижимая к себе внучек. – Это война, мои хорошие. Но вы не волнуйтесь. Наш город хорошо укреплен.

– Хорошо – не хорошо, а лучше Розе вернуться домой, – подал голос Яков. – Думаю, Михаил завтра примчится за дочкой. Соня, может, и ты поедешь с сестрой?

Верхняя губка девушки приподнялась, обнажив острые белые зубы.

– Еще чего! Я останусь тут. Бабуля, мы не пустим немцев, правда?

Мириам ничего не ответила.

Как и предполагал Яков, Михаил с женой действительно уговорили Николая приехать за Розой, и уже в десять часов утра они сидели в гостиной Бакши. Его сестра Сара и шурин Исаак тоже примчались утром. Глядя на свекра, Хая поражалась его спокойствию. На смуглом горбоносом лице не дрожала ни одна жилка. Мириам суетилась, бегала из кухни в гостиную с подносом, расставляла чашки и предлагала разные варенья.

– Попробуйте зердалимачъюн (варенье из абрикосов), – говорила она. – А это мачъюн (варенье из белой черешни). Последняя баночка осталась.

Роза принесла остатки урчука – хвороста – и тихо села возле матери. Ее сестра Соня убежала к Николаю, надеясь, что отец парня расскажет последние новости. Михаил степенно налил заварки и плеснул кипятка.

– Думаю, вопрос обсуждению не подлежит, – начал он, обращаясь к отцу и матери. – Сейчас вы собираете вещи и едете с нами. В Севастополе оставаться опасно. Немцы могут подойти с моря или бомбить с воздуха, – мужчина сделал глоток и поморщился. – Слышали, какие разговоры ходят в городе? Даже ваши соседи в панике. Ночью была сброшена бомба на улицу Подгорную. Есть погибшие и раненые. Исаак, поедешь с нами? У нас с Хаей небольшой домик, но места хватит всем, – его голос звучал все увереннее и увереннее. – Забирайте детей – и поехали. Потом мы отправим их в тыл.

– Не говори глупости, – перебил его отец. – Никто никуда не поедет.

– Это почему? – удивился Михаил.

– Не надо бояться немцев, – произнес Яков своим скрипучим голосом. – Они никому ничего не сделают. Я знаю их по Первой мировой. Это добродушные и интеллигентные люди.

– Отец, это может быть опасно, – настаивал Михаил. – Мы все слышали о Гитлере и о той политике, которую он проводит.

– Я сказал, мы не двинемся с места, – буркнул Яков. – Впрочем, остальных я не держу. Верно говорит твой муж, Мириам?

– Правильно, Яков, – подтвердила бабушка. – Помнишь, как говорила твоя мать, когда мы уезжали в Палестину? Наш дом – здесь, в Севастополе.

Роза заметила, что папа собирался возразить, но не стал этого делать.

– Надеюсь, вы передумаете, – сказал он и посмотрел на сестру. – А ты что думаешь, Сара?

Женщина бросила взгляд на мужа. Исаак откашлялся и произнес:

– Под Бахчисараем у меня родня. Для начала я отвезу их туда. Если немцев не пустят в глубь Крыма, они там и останутся. А я попрошусь на фронт.

Михаил крякнул:

– Ты, Исаак, читаешь мои мысли. Я тоже пойду на фронт.

Роза заметила, что бабушка деликатно промолчала. Когда-то дед говорил, что ее отца не взяли бы на фронт из-за хромоты. Михаил, видимо, почувствовал в ее молчании недоверие и добавил:

– Думаешь, мать, нога помешает? А я хоть кем. Неужто не возьмут родину защищать?

– Да я ничего и не говорю, – растерялась Мириам.

– Так-то лучше, – отозвался отец и тяжело поднялся со стула. – Собирайтесь, мои дорогие. – Он взглянул на отца: – Папа, это твое окончательное решение?

Яков Захарович кивнул:

– Окончательнее не бывает. И ты не трогался бы с места, сынок.

Михаил заковылял к двери:

– Я подумаю.

– Подумай. – Он вышел в коридор и обернулся на пороге: – Мама, если вы передумаете, дайте мне знать.

Мириам подошла к нему и обняла:

– Обязательно, сынок. Обязательно. Ты не волнуйся за нас. Все будет хорошо.

Отец снова крякнул, махнул рукой и вышел в подъезд. Следом за ним семенила Хая. Роза медленно шла за матерью, но вдруг какое-то шестое чувство заставило ее вернуться в квартиру и броситься на шею бабушке:

– Бабуля, дедуля, я умоляю, поехали с нами! Поехали, мои хорошие!

Мудрая Мириам погладила внучку по волнистым черным волосам.

– Да что ты, девочка моя? – удивленно проговорила она. – Что с тобой?

Роза хваталась за складки бабушкиного цветастого халата.

– Поехали! Прошу вас! Дедуля! – Она повернулась к Якову Захаровичу: – Миленький! Давайте поедем с нами.

Она заметила, как в уголке глаза старика показалась слеза, но не успела выскочить на морщинистую щеку. Он торопливо смахнул ее скрюченным пальцем и пробурчал:

– Устроили тут… Похороны… Иди, Роза, к родителям. Иди, я говорю.

Но Роза словно приросла к бабушкиной груди.

– Нет, нет, я не пойду без вас.

Бабушка сжала ее ладони.

– Внученька, иди и ни о чем не думай. Слушай дедушку, он знает, что говорит.

– Роза! – послышался внизу голос Михаила, и бабушка подтолкнула ее к двери:

– Шагай, шагай.

Роза оторвалась от Мириам и, как отец, оглянулась на пороге. То тоскливое предчувствие, что они видятся в последний раз, не покидало девушку.

– Роза! – звал ее отец, и она, плача, сбежала со ступенек. Михаил, потный, разгоряченный, ругался с Николаем.

– Черт ее знает, почему она не идет!

Увидев дочь, он с неудовольствием взглянул на нее.

– Что это ты за цирк устроила?

Роза вытирала слезы.

– Папочка, милый, уговори их поехать с нами!

– Садись, – Михаил открыл дверь кабины, где уже поместилась бледная Хая. – Садись и не думай о плохом. У нас сильная армия. Не пройдет и дня – она погонит немцев обратно.

Глава 11

Межгорск, наши дни

Олег смутно помнил, как прощался с полицейскими, как бежал к остановке маршрутного такси, как ехал в душном, пропахшем по́том салоне. Только объявление пожилого водителя: «Больница имени Пирогова», – привело его в себя.

Выскочив из салона, он торопливо пошел к семиэтажному новому корпусу, где, как ему было известно, располагались хирургическое и кардиологическое отделения. Какой-то мужчина средних лет в белом халате, с потным широким лицом, стоял на ступеньках, и Полозов сразу понял: это врач, который ему звонил.

– Я Полозов, – отрекомендовался он.

Мужчина сразу засуетился, отводя глаза:

– Да, да, а я Павел Николаевич. Пройдемте скорее. Она очень плоха.

Они зашагали по больничным коридорам, пахнувшим хлоркой. Навстречу шли какие-то люди – врачи и больные, но Полозов никого не видел.

– Скажите, у нее есть шансы на выздоровление?

Доктор пожал широкими плечами:

– Не хочу вас обнадеживать, молодой человек. Сами понимаете, возраст.

Внезапно он остановился и приоткрыл дверь палаты:

– Вот мы и пришли, – мужчина подталкивал Олега к кровати, на которой лежала бабушка, но парень медлил. Увидеть ее в таком беспомощном состоянии… Нет, это выше его сил!

– Подойдите, не бойтесь, – убеждал его доктор. – Несколько минут назад она справлялась о вас.

Наконец Олег заставил себя подойти к кровати и охнул. Бабушка, его любимая бабушка, лежала бледная, как простыня, укрывавшая ее грузное тело. Тонкий нос с небольшой горбинкой заострился. В полном смуглом лице не было ни кровинки. Седые вьющиеся волосы в беспорядке разметались по подушке.

Он дотронулся до безжизненной руки в старческих пигментных пятнах:

– Бабуля… Бедная моя бабуля…

Синие губы больной дрогнули. Врач наклонился над ней.

– Роза Михайловна, вы меня слышите?

Женщина открыла большие черные глаза, окаймленные синевой, и оглядела пришедших. Увидев Олега, она словно засветилась изнутри.

– Олежек, как хорошо, что ты здесь, любимый мой мальчик, – пожилая женщина попыталась приподняться. – Если бы я не успела поговорить с тобой, я бы себе это не простила, – Роза Михайловна закашлялась, и врач сразу засуетился возле нее.

– На сегодня достаточно. Поверьте…

Старушка строго посмотрела на него.

– Павел Николаевич, вы бы не могли оставить нас наедине? – попросила больная. – Пожалуйста. О том, чтобы мы закончили сейчас, не может быть и речи. Я еще ничего не сказала моему внуку.

– Но… – слабо пытался протестовать доктор, и она с усилием подняла руку, как бы умоляя его замолчать:

– Я прошу вас. Мне нужно поговорить с Олегом. Вы сами знаете, что в моем возрасте может случиться всякое в любую минуту, – каждое слово давалось ей с трудом.

Доктор сдался:

– Ну, хорошо, только недолго. А вы, молодой человек, – Павел Николаевич повернулся к Полозову, – дайте мне знать, если ей станет хуже.

Учитель взял ее сухую ладонь в свои:

– Обещаю.

Павел Николаевич вышел из палаты, всем своим видом выражая недовольство. Бабушка попыталась приподняться, но тут же бессильно повалилась на подушки.

– Лежи, лежи, тебе нельзя делать резкие движения, – остановил ее Олег.

– Подожди, – черные глаза пристально смотрели на внука. – Я должна рассказать тебе, – казалось, желание что-то поведать близкому человеку придавало силы. – Я была не права, что так долго молчала.

Он не понимал, о чем она говорит.

– Ты про что, бабуля?

Лицо старушки покраснело от напряжения.

– Нашу квартиру пытались ограбить не случайно, – снова зашептала она. – Ты владеешь ценными вещами, но сам об этом не догадываешься! Стоит тебе только найти их и продать… Ты станешь миллионером, Олежек, если захочешь от них избавиться. Покупатель уже есть и ждет.

Учитель недоверчиво скривился:

– Миллионером? Я?

– Господи, да что я говорю… – Она зашевелила пальцами. – Ты, конечно, не станешь ничего продавать, потому что ты, как и я, любишь свою родину и желаешь ей процветания. Не принимай меня за старую дуру, выжившую из ума, – продолжала старушка. – Вещи есть, только их нужно отыскать. Видишь ли, я не могла сказать тебе об этом раньше, потому что считала, что ты недостаточно взрослый и неправильно распорядишься ими, если найдешь. А еще я хотела восстановить справедливость и поэтому боялась, что ты поступишь опрометчиво. Я думала: пусть все останется там, где оно и находится. Всплыв, это может принести большие проблемы, – старушка замолчала, тяжело дыша. – Мне давно угрожали, и я не желаю, чтобы ты жил в таком же страхе. Когда найдешь эти вещи, распорядись ими по совести. Извини, что не доверяла тебе и мало рассказывала о нашей семье.

Олег прижал ее руку к своей груди:

– Не говори так. Ты поправишься. И преступников мы найдем. Знаешь, кто занимается этим делом? Андрюша Колосов.

Она рассмеялась:

– Андрюшка? Как он поживает? Такой же белесый и вихрастый? Как бы я хотела его увидеть. Но, видно, уже не судьба. Поправлюсь… Разве врач говорил тебе об этом? Впрочем, если даже и говорил – не верь ему. Человек всегда чувствует приближение смерти. Может быть, счет моей жизни уже пошел на минуты. Олежек, слушай меня, – женщина дотронулась до него и сбивчиво заговорила: – Тебе нужно поехать в Крым. Я уничтожила немецкую карту, но перенесла ее содержание на надгробье, потому что тот страшный человек продолжает… – Она хотела еще что-то добавить, но вдруг схватилась за грудь и начала задыхаться: – Караимское кладбище. Иосафат… – Старушка вдруг обмякла и затихла.

– Бабуля, бабуля! – закричал Олег, обнимая грузное тело. – Бабуля, скажи хоть слово!

Но пожилая женщина молчала. В ее лице не было ни кровинки.

– Доктор! – Олег выскочил в коридор, и врач появился перед ним, как по мановению волшебной палочки. – Бабушке плохо! Помогите!

– Что с ней? – Павел Николаевич влетел в палату и склонился над больной. – Ваш разговор отнял у нее последние силы. Она без сознания. Вам придется покинуть палату. Мы переводим ее в реанимацию.

Олег побледнел:

– Она придет в себя?

– Не уверен, – честно сказал врач. – Наоборот, буду удивлен. Впрочем, – решил он немного ободрить парня, – пожилые люди довольно крепки. Будем надеяться на лучшее. А теперь попрошу вас покинуть палату.

Олег послушно вышел в коридор, но как только показалась каталка с бабушкой, он направился следом.

Реанимация находилась в другом конце коридора. Олег как прикованный шел за каталкой, тупо глядя на белую простыню и сливавшееся с ней лицо, а мысли в голове от горестных о бабушке перескакивали к другим. Бабуля сказала про какую-то вещь, которая дорого стоит. Что это за вещь? И есть ли она? Правда это или просто видения умирающей? В своих мыслях молодой человек не заметил, как оказался перед дверьми реанимации, и Павел Николаевич как заправский охранник преградил ему дорогу:

– Дальше вам нельзя. – Он дружески похлопал учителя по плечу. – Мой вам совет – идите домой. Если что-то… – Врач замялся и покраснел. – Мы вам сразу…

Олег покачал головой:

– Нет, нет, как я могу уйти?

Доктор пожал плечами:

– Ну, как хотите. Тогда посидите пока здесь. Но я уверен, что никаких изменений в состоянии не будет, по крайней мере, несколько часов.

– Да. Да, я понимаю, – рассеянно кивнул Олег. – И все же я останусь.

Он сел на стул и погрузился в раздумья, не заметив, что Павел Николаевич внимательно и с сочувствием наблюдал за ним несколько секунд. Потом врач распорядился подключить больную к аппаратам, и юркая пожилая медсестра засуетилась возле Розы Михайловны.

Глава 12

Крым, село Прохладное, 1941

Но немцев не погнали. Наоборот, они одерживали победу за победой и продвигались в глубь страны. В конце августа Борис поехал в город, в военкомат, и вернулся злой и расстроенный.

– Противная рожа этот майор, – пожаловался он Розе. – Не взял. Видите ли, мне еще нет восемнадцати. Разве в пятнадцать я не способен держать винтовку?

Девушка поправила его разметавшиеся черные волосы.

– Значит, так надо, Боря, – примирительно сказала она. – Значит, так положено.

Впервые в жизни Роза видела его таким – нервным и раздраженным.

– Что положено, Роза? – спросил он. – Сейчас нам положено защищать родину. И я знаю, что в такие минуты на счету каждый боец. Чем я не подошел им, Роза?

Она много отдала бы, чтобы успокоить любимого.

– Боря, может, это к лучшему, что тебя не взяли?

Парень сдвинул черные брови:

– Почему, Роза? Что ты такое говоришь?

– В противном случае ты был бы на фронте, а я… – Она заломила руки. – Я не смогу без тебя, Боря.

Он сжал ее запястье.

– Роза, ты в такой момент думаешь о себе. Так нельзя.

Девушка вздохнула и хотела что-то сказать, но голос Хаи вклинился в их разговор.

– Роза, где ты? Роза!

– Мама зовет. – Она встала с примятой травы и вдруг, неожиданно для себя, обняла любимого и зашептала ему на ухо: – Боренька, прошу тебя… Не покидай меня, Боренька.

Парень недовольно тряхнул головой.

– Я все равно не смогу сидеть сложа руки, – проговорил он. – Допустить фашистов в свой поселок? В свой родной дом? Допустить, чтобы они рвали яблоки, за которыми так любовно ухаживал мой отец? Чтобы глумились над матерью и сестрами или над тобой? Нет. Роза, это выше моих сил. Ходят слухи, что в горах появились партизанские отряды. Я уйду в партизаны, Роза.

– Если немцы подойдут к Симферополю, мы уйдем вместе, – произнесла девушка с несвойственной ей решимостью. – Я буду с тобой до конца. Мы или погибнем вместе, или…

– Роза! – снова донеслось до них. Борис прижал ее к себе.

– Иди, моя радость. Встретимся завтра.

Роза побежала домой, сверкая смуглыми икрами. Борис тоскливо смотрел ей вслед.

Хая встретила дочку на пороге.

– Смотри, кто к нам приехал, девочка моя, – она указала на кресло, и Роза оторопела. В нем сидела ее троюродная тетя Нонна из Карасубазара, которую девушка очень любила и называла Нонночкой.

– Нонночка, как хорошо, что ты приехала! – Она кинулась к ней. Нонна, вытирая слезы, обнимала девушку и гладила по спине.

– Ты моя хорошая, – женщина немного отстранила племянницу и оглядела с ног до головы, любуясь ею. – Какая ты стала красавица!

– А ты не изменилась, – Роза погладила ее руку. – Все такая же молодая.

Говоря комплимент, девушка ничуть не лукавила. Несмотря на то что тете Нонне недавно стукнуло пятьдесят, ей никак нельзя было дать больше тридцати восьми. Высокая, статная, с азиатскими агатовыми глазами, смуглая, чернобровая и черноволосая, с орлиным носом и прекрасной кожей, не увядающей с годами, Нонна обладала легким веселым нравом и любила пошутить и посмеяться. Казалось, жизнь проходит стороной, не задевая ее, однако Роза знала, сколько пришлось пережить этой женщине.

Нонна родилась и выросла в довольно обеспеченной семье. Ее отец, Аркадий Мангале, троюродный брат деда Якова, был известным портным в Карасубазаре. Жена Бася помогала ему, и довольно успешно. Кто только не обращался к ним за модным нарядом! Сама Нонна родилась красавицей и становилась все краше и краше с каждым годом. Когда она, высокая, стройная, как тростинка, прекрасно одетая, шла по узким улицам города, позвякивая монистом, люди останавливались и глядели ей вслед, приговаривая:

– Хорошего жениха тебе, красавица!

Молодые люди, жители Карасубазара, все до одного сохли по девушке. Аркадий и Бася понимали: такая дочь не засидится в девках, и не ошиблись. Как только красавице исполнилось шестнадцать лет, к ней посватался парень из семьи, жившей по соседству, татарин. Аркадий был не в восторге.

– Пойдешь за него, дочка, сделаешь большую ошибку, – вещал он. – Нас, крымчаков, мало осталось на этой земле. Негоже смешивать нашу кровь с чужой.

Однако Нонна мало прислушивалась к советам отца. Симпатичный татарин заставлял ее сердечко биться сильнее. Да и жить под родительской опекой ей порядком надоело. То нельзя, это нельзя, туда не ходи, на парней не заглядывайся… Нонна подумала: создаст свою семью – жить станет гораздо проще. И ответила татарину согласием, предупредив отца:

– Лучше отдайте меня ему по-хорошему. Если не отдадите – убегу.

Отец почесал редеющий затылок, поговорил с женой, Бася поплакала, но дочку замуж они выдали.

– Не проживет долго с Ибрагимом наша Нонночка, – вздыхала Бася по вечерам и оказалась права. Нонна не задержалась в доме татарина и года: вернулась домой после восьми месяцев супружеской жизни.

– Чудные они какие-то, эти татары, – говорила она матери и отцу. – Все у них не так, как у нас: едят не так, молятся не так. Я только смеялась над ними, а они обижались. Нет, не смогу я жить с Ибрагимом. Все мне там чужое, кроме языка: он наш напоминает. Если придут его родители и будут требовать меня назад – не отдавайте.

Аркадий хмурил густые седые брови.

– Как же так – не отдавайте? – удивлялся он. – Брак, дорогая моя, это не игрушка. Помнится, ты молила меня разрешить тебе выйти замуж за Ибрагима. Даже бежать из дома собиралась.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.