Дом Анны

Ферапонт: – Не понравилась?

Михаил: – Не знаю, как и сказать, тебе…

Ферапонт: – Говори, как есть (улыбается). Я ведь специально тебе прислал ее, чтобы ты свой вердикт озвучил.

Михаил: – Понимаешь, все неплохо, конечно. Оригинально. И даже по форме необычно…Но я бы не хотел быть соавтором. И мои рассказы не хотел бы, чтобы там звучали.

Ферапонт: – Нет никаких проблем. Это же черновая вещь. Я просто хотел объединить два разных духовных опыта воедино. Так сказать, чтобы была некая синергия. Твой и мой. Не ради плагиата. Но если не хочется, пусть будет по-твоему. Я надеялся, что ты найдешь время на переработку. Чтобы это была вещь, написанная в соавторстве.

Михаил: – Соавторство предполагает возможность близкого общения. Чтобы можно было обсудить, подкорректировать что-то непосредственно. Ты мог бы взять идеи. Хотя бы идеи…

Ферапонт: – Да я понял тебя. Удалю всё. Переделаю. У меня и свои идеи есть. Да…К тому же есть примеры соавторства и на расстоянии. Видимо, мыслим мы по-разному, Миша. Поэтому, не важно: близко мы или далеко.

Михаил: – Мне показалось, что у тебя там сделан акцент на антисемитизме.

Ферапонт: – Вот как? С чего же ты это взял?

Михаил: – Имена отрицательных героев подобраны как-то с намеком. И разговоры и события.

Ферапонт: – Помилуй. Да это на самом деле всё происходило. Я правду пишу.

Михаил: – У каждого – своя правда.

Ферапонт: – Причем тут это? Я имею в виду, что это достоверное изложение фактов. Нейтральное. Там нет никакого моего отношения.

Михаил: – Ну, мне так показалось. Мне кажется, что нельзя писать всю правду.

Ферапонт: – Писать или не писать – это личное дело автора. Вопрос его внутренней цензуры. Его жизненной позиции, веры, взглядов.

Михаил: – Конечно…Но мы должны уметь подобрать правильные слова, чтобы читатель понял всё правильно.

Ферапонт: – Не будет этого никогда. Это же не Символ Веры, да и тот… Наверняка, найдутся люди, кто будет понимать всё по-своему. Это литература. Область больше душевная, нежели духовная. Хотя и может подниматься выше. И еще хочу сказать – что ни у кого, кто читал, такого мнения не сложилось. Я про антисемитизм. Никто не обратил на это никакого внимания. Да и потом, старец говорит о том, что национальность вовсе не главное. Во Христе.

Михаил: – А многие читали?

Ферапонт: – Человек десять…

Михаил: – Вот как…Много.

Ферапонт: – Десять – много? Да это всего ничего…Ты шутишь?

Михаил: – Не шучу. Может быть, я не так понял. Перечитаю. А главный герой? Это же про меня в каком-то смысле?

Ферапонт: – Собирательный образ. Это же не документальное произведение, а художественное.

Михаил: – Я понимаю. Понимаю. Но…Все-таки. И имя у главного героя – какое-то…

Ферапонт: – Какое? Нормальное церковное имя.

Михаил: – Ну, право…Странное имя.

Ферапонт: – Вот я пострижен в честь Ферапонта Белозерского, чудотворца. Имя не благозвучное? Но зато насколько высоко его имя духовное.

Михаил: – Зотик…

Ферапонт: – Мученик Критский…

Михаил: – Все так, конечно…

Ферапонт: – И про антисемитизм ты не прав.

Михаил: – Ну, как же. Сам человек виноват в том, что он делает. Если, конечно, не вмешивается сатана по попущению Божьему. И никакая национальность тут не причем. Они же были граждане одной страны. России.

Ферапонт: – Но не одной веры. Мы не говорим о личностных грехах. Мы говорим о сознательном выборе зла. Мы говорим о грехах против Церкви Христовой. Сознательной позиции. О тех, кто уничтожил православное царство.

Михаил: – Да не царство это уже было. Так…Видимость одна. И православие номинальное. Те же, кто пел еще недавно «Боже, Царя Храни…» разбивали колокола, жгли храмы…Весь народ.

Ферапонт: – Прости, конечно, но это позиция мне не близка. Разные были люди. Разные были судьбы. Нельзя говорить обо всем народе. Глупо это. Коллективных грехов не существует. А кто руководил теми, кто громил храмы? У них тоже не было национальности?

Михаил: – Никто их не заставлял это делать. Сами сделали выбор. Если организм здоровый, то к нему никакая зараза не пристанет. А больной – конечно, с ослабленным иммунитетом, во время эпидемии нацепляет еще больше болезней. Вплоть до погибели. Вот такие были православные.

Ферапонт: – Все согрешили и лишены славы Божьей. Нет здоровых людей, Миша. Мы все больные. И грех – это не просто плохой поступок, нарушение заповедей. Это болезнь человеческой души. Тебе ли не знать этого? А Господь дает благодать по любви и милосердию своему. О чем притчи Евангельские? О том, что не здоровые, а больные имеют нужду во враче. Христиане – это те, кто поняли, что они больны.

Михаил: – Мне думается, что национального вопроса не стоит касаться. Это разрушительно. Опасно это.

Ферапонт: – Михаил, были те, которые веками собирали силы для того, чтобы уничтожить Церковь Христову. И не были они нашими. О чем речь? Ты о простых и невежественных людях, которых они обманули? Так не они были головой и шеей. Мозгом злодейства. Они лишь были орудием. Лжи и обмана. И не нам судить их.

Михаил: – Ты может, и Сталина почитаешь?

Ферапонт: – Я исхожу из того, что не существует плохих или хороших людей. В каждом есть и то, и другое. И третье. Все многоцветные, а не черно-белые.

Михаил: – Спорить не буду. Главное – вектор. То, куда человек движется.

Ферапонт: – Верно. Но откуда мы знаем, куда. По внешним признакам? Пустое занятие – судить о другом. Промысел Божий – тайна Божия, и никто не знает его, даже Ангелы. А уж тем более, люди. Зачем нам вставать на место Бога?

Михаил: – Так, что же теперь, Сталина оправдать?

Ферапонт: – Где логика? Евреев, кто революцию организовал, ты оправдать пытаешься. А Сталина осудить. Только есть разница между ними. Кто хочет и может увидеть – увидит.

Евреи были либо атеистами, либо безбожниками воинствующими. Или настоящими иудеями. Никакие они не были наши. И вышли они извне. А кем был Сталин – одному Богу известно. Я знаю, что он был крещен в православии и был отпет Православной Церковью.

Михаил: – По делам их узнаете…

Ферапонт: – Несомненно. Только никто не может утверждать, что Сталин не стал благоразумным разбойником. Как и наоборот. Это тайна Божия.

Михаил: – А тысячи мучеников за веру от безбожной власти?

Ферапонт: – А разве христиане должны выбирать времена? Я всегда считал, что умереть за веру – нет выше подвига для нас. Не было бы попущения Божьего, ни один волос не упал бы с головы.

Михаил: – Что же нам теперь, тирану рукоплескать?

Ферапонт: – Рукоплескать не надо. Но трезвую позицию иметь стоило бы. Безопасность – худшее из гонений.

Михаил: – Странный ты какой-то. Может еще назвать его – орудием Бога по вхождению в Царство Небесное.

Ферапонт: – Отчасти, да.

Михаил: – Вот как?

Ферапонт: – Мое мнение такое – земная история в глазах Бога и в глазах людей – совсем разные истории. И редко оценки совпадают.

Михаил: – Ну, как же так? Заповеди Божьи – вот фундамент. И мы, встав на этот фундамент, можем давать оценку.

Ферапонт: – Оценку можем давать. Но вот Промысла Божьего в этих событиях мы можем никогда не понять. Я об этом. А в иных событиях нет ничего, кроме человеческого.

Михаил: – Понимаю тебя. Но какая-то радикальная у тебя позиция.

Ферапонт: – У меня жизнь такая. Как огонь на ветру. Конечно, кто-то хочет теплиться едва, или бежать коротким ручейком в лесу – тихо и незаметно. Без крутых берегов. Без поворотов. Я повесть переделаю. Не волнуйся. Сделаю ее пожестче.

Михаил: – Вот какой ты вывод сделал. Я не люблю эпатаж. Не люблю радикализм.

Ферапонт: – Только это и может расшевелить человека. Если это не эпатаж ради эпатажа. А громкий стук в дверь чужой души. Или даже не стук, а удары в эту дверь со всей силы.

Михаил: – Пишешь сейчас что-то еще?

Ферапонт: – Пишу. Но времени мало. Писательство предполагает некоторую праздность.

Михаил: – Праздность? Мне кажется, что неудачное это слово. Не верное.

Ферапонт: – Отчего же? Праздность – это отсутствие полезных для тела дел.

Михаил: – Праздность – грех. Надо точнее подбирать слова.

Ферапонт: – У этого слова есть и иные значения. Безделье для тела не означает праздности духа. Например, китайский иероглиф «праздность» означает еще и «отдохновение», «умиротворение».

Михаил: – Мы же не китайцы, отче.

Ферапонт: – Мир гораздо разнообразнее, Миша. Что мы спорим? Я имею в виду отход от мирских дел ради творчества. А не ради пустого времяпрепровождения.

Михаил: – У Ефрема Сирина – праздность – главный грех.

Ферапонт: – Отвечу я тебе словами Святителя Василия Великого. Не всякая праздность является недугом, она может быть и благом. Есть благая и дурная праздность. «Как не всякий труд полезен, так не всякая праздность порочна». Слышал такое?

Михаил: – Кто это сказал? Василий Великий?

Ферапонт: – Тихон Задонский, Мишенька.

Михаил: – Не знал. Я все больше Ильина читаю. Патерики древние.

Ферапонт: – Я это двадцать лет назад читал.

Михаил: – Это всегда полезно.

Ферапонт: – Для каждого – свое слово. Свое питание. Для младенцев – молоко, для взрослых – твердая пища.

Михаил: – Отче, мы же братья с тобой по вере. Не обижайся на меня.

Ферапонт: – А что мне обижаться? Из-за повести?

Михаил: – Ну, да.

Ферапонт: – Я думал, что ты обидишься. У меня нет никаких обид. Переделаю всё и дело с концом. Там и, правда, сумбурные есть места. А может, и совсем ее заброшу

Михаил: – Вот и хорошо. Видать, досталось тебе, отче? Нет? Ты писал мне, что гнали тебя.

Ферапонт: – Что об этом вспоминать? Сейчас все иначе.

Михаил: – Я ведь тоже пишу. Мне думается, что надо быть точнее, правильнее, когда пишешь.

Ферапонт: – Как рафинированное масло?

Михаил: – Ну, какой ты, право. Любишь ёрничать, уколоть. Не совсем. Но в святоотеческой традиции. Для меня древние патерики – пример.

Ферапонт: – Миша, но патерики – это назидательные истории из жизни святых. Не художественные произведения.

Михаил: – Но там все в рамках традиции. Нет шагов вправо или влево. Я за золотую середину. Я о самом принципе. О воплощении идеи.

Ферапонт: – Даже самые безобидные истории из жизни святых могут быть соблазнительны.

Михаил: – Не может такого быть.

Ферапонт: – Мы проповедуем Христа распятого. Для иудеев соблазн, для эллинов – безумие. Разве нет? В чьи руки попадет книга? Даже среди верующих нет единомыслия. О чем ты говоришь?

Михаил: – Разномыслие в частностях не отменяет единства в главном.

Ферапонт: – Да не может быть художественная литература полноценной духовной. Это вещи разного уровня.

Михаил: – А если монах будет писать?

Ферапонт: – Да какая разница? Монашество не делает автоматически человека ближе к Богу, а святым и книги не нужны. Если кто из святых и сподобился написать, так это книги по Воле Божьей написанные и о вещах для многих людей непостижимых. Я понял тебя: ты выбрал жанр назидательных историй (улыбается).

Михаил: – Но так, чтобы через истории мы могли увидеть духовную подоплеку событий. Бога, который незримо присутствует в нашей жизни.

Ферапонт: – Дай Бог тебе сил это воплотить. Но смотри…

Боящийся – в любви не совершенен. Впрочем, я ведь о твоей жизни ничего толком не знаю.

Михаил: – Выходит, что и я тоже. Ты в Китай ездил недавно? Отдыхал?

Ферапонт (смеется): – Отдыхал? По службе я ездил. Я в отпуске уже десять лет не был.

Михаил: – Как же без отдыха? Отдыхать надо. Развлекаться.

Ферапонт: – Насмешил…Какие развлечения? Ты же за точность формулировок. Проводить время в удовольствиях? Веселиться?

Михаил: – Я говорю об отдыхе от мирских забот.

Ферапонт: – В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят. Не пойму я тебя. Монаху отдыхать не положено, на мой взгляд.

Михаил: – Они тоже люди. Отдыхать все равно надо.

Ферапонт: – Но не в удовольствиях мира сего.

Михаил: – Нет, конечно.

Ферапонт: – Монах есть тот, кто миру непричастен. А ты другой какой-то стал отчасти. Хотя во многом и не изменился совсем. Как и я, впрочем.

Михаил: – Думаешь?

Ферапонт: – Кажется…Я думаю, что с годами я лучше так и не стал. Кроме понимания сути некоторых событий и вещей, ничего не прибавилось. Значит, жизнь моя духовная устроена неправильно. Возрастать мы должны, а не топтаться на месте. А у меня нет ничего такого. Да и, сказать честно, чем больше мне кажется, что я что-то понимаю, тем больше понимаю, что я ничего не понимаю. Вот такой парадокс.

Михаил: – С ума сойти.

Ферапонт: – Мне кажется, что отец Макарий был прав.

Михаил: – В чем же?

Ферапонт: – Помотает тебя…

Михаил: – Он тебе говорил об этом?

Ферапонт: – О нем книгу собирается писать один священник. Да ему благословения не дают. Пока.

Михаил: – Почему?

Ферапонт: – Думаю, что ты и сам об этом знаешь…Ты хоть и его чадо, но не его семейства. Он – горячий был. Огонь. Наверное, ошибался. Но горел.

Михаил: – А я, стало быть, теплый?

Ферапонт: – Бог тебя знает. Но другой. Иногда горишь, иногда тухнешь. Мы и пообщались-то всего ничего. Один день. Не знаю. А слухи гнусные про батюшку – ложь. Я даже знаю, кто источники. С гнилой водой. И ведь – не бояться. Бога не бояться. Один уже епископом стал. Далеко пошёл.

Михаил: – Ну, не всё ложь.

Ферапонт: – Я не о всех, а о самых гнусных. А что за имя Христово в морду дать мог. Так, почитай Иоанна Златоуста – он пишет, что если кто публично хулит Христа, то и заехать можно.

Михаил: – Ну, не знаю. Бог поругаем не бывает. Да и про Златоуста это миф.

Ферапонт: – Не бывает. Но всякое бывает. И не нам судить. Что, как и почему.

Михаил: – Насилие – это не Христов путь.

Ферапонт: – Бог наказывает людей иной раз так, что пощечина – это нежный поцелуй. Для вразумления.

Михаил: – Все равно. Это для меня неприемлемо.

Ферапонт: – Отец или мать тоже наказывают своих детей. И ремнем могут всыпать. Разве не метод это?

Михаил: – Добротой и лаской.

Ферапонт: – Кому-то нужен кнут. А кому-то пряник. Люди разные.

Михаил: – Бог всех любит бесстрастно. Вот к этому и надо стремиться.

Ферапонт: – Что же…Миша, дорогой, давай к этому и будем стремиться.

Михаил: – А мне пора уже собираться. Пойдем, проводишь меня до моей комнаты.

Ферапонт: – Даже на ужин не останешься?

Михаил: – Не успею. Поезд уходит через час. Благо, что вокзал рядом. И вещей у меня мало.

Ферапонт: – Ты не обижайся на меня, Михаил.

Михаил: – Да всё хорошо. Какие обиды?

Ферапонт: – Ну, всё-таки…

Михаил: – Всё, хватит празднословить. Пойдем (улыбается).

Ферапонт и Михаил уходят по направлению к монастырскому корпусу.

Келья отца Ферапонта. День спустя.

Действующие лица:

Отец Самуил – около 50 лет, высокий, с черной большой бородой.

Отец Исайя – около 40 лет, бывший иеродиакон, теперь иеромонах.

Отец Ферапонт

Отец Варфоломей, игумен, около 60 лет.

Ферапонт сидит за столом в своей келье. Иконы, несколько стульев, кровать. Комната не очень большая. Он только, что вошел и сел передохнуть.

Стук в дверь.

Игумен: – Молитвами Святых отец наших…

Ферапонт (не дожидаясь, что игумен прочтет молитву до конца): – Аминь. Входите, отче.

Входят Исайя, Самуил, Варфоломей.

Ферапонт встает, кланяется: – Чем обязан?

Игумен: – Прошу любить и жаловать. Отец Исайя (Исайя слегка кланяется). Отец Самуил (не подает виду).

Ферапонт (к игумену): – Случилось что?

Игумен: – Отец Ферапонт, я вас на часок освобождаю от подготовки к приезду архиерея. Отец Исайя и Отец Самуил приехали из Москвы. Из Патриархии. Инспекционная поездка. Вот хотят поговорить с вами и задать вопросы.

Ферапонт: – Прошу Вас (приглашает жестом присесть).

Исайя садиться. Игумен быстро уходит. Самуил стоит.

Ферапонт: – Отче? (вопросительно, к Самуилу)

Тот молча делает жест, что постоит.

Исайя: – Отец Ферапонт, нам поручили задать вам несколько важных вопросов.

Ферапонт: – Я весь во внимании. Странно, что такая скромная персона заинтересовала кого-то в Москве…

Исайя: – Вопросы будут разные. Для начала несколько уточняющих. Вы приехали в епархию из Санаксарского монастыря?

Ферапонт: – Это будет что-то вроде допроса?

Самуил: – Скорее товарищеская беседа.

Ферапонт: – Да, оттуда.

Исайя: – А в чем причина вашего отъезда оттуда. Архимандрит Зосима на хорошем счету у архиепископа.

Ферапонт: – Отчего такой интерес к столь забытым событиям?

Исайя: – Мы хотели бы услышать ответ.

Ферапонт: – У нас разные взгляды на послушание и мы по-разному понимаем, что такое монашеская жизнь.

Самуил: – Говорят, что вы отказались принимать продукты – дар от благотворительной организации. Большая гуманитарная помощь, которую Патриархии любезно предоставили спонсоры. И часть этой помощи пошла в Санаксар.

Ферапонт: – Отказался. Эта, как вы выразились, благотворительная организация – Помощь и Утешение распространяет кошерные продукты. И православным монахам не пристало употреблять в пищу освященные раввином продукты.

Исайя: – Вы антисемит?

Ферапонт: – Нет. Я не антисемит. А почему вы задаете такой вопрос?

Исайя: – схиигумен Иероним. Он был вашим духовным отцом в Санаксаре?

Ферапонт: – Иероним отошел к Господу много лет назад. Царство ему Небесное, вечный покой (крестится).

Исайя: – Он каким-то образом влиял на принятие вами этого решения?

Ферапонт: – Я хорошо знаю канонические правила.

Исайя: – Хорошо. Вы удовлетворили наше любопытство.

Ферапонт: – А вы не могли бы объяснить, в чем дело?

Исайя: – Не в чем. На вас это никак не отразиться. Вы будете служить тут. Или в этой епархии.

Ферапонт: – Мне не очень нравится эта беседа. А если я не буду отвечать на вопросы?

Исайя: – Придется ехать к архиерею и отвечать там. Тут удобно. Никуда ехать не надо. Мы сами к Вам приехали.

Ферапонт: – Хмм…Мне кажется лицо ваше мне знакомо.

Исайя: – Возможно.

Ферапонт: – А вы меня не узнаете?

Исайя: – Нет. Хотя…Нет, не припоминаю.

Ферапонт: – В Оптине вы бывали?

Исайя: – Бывал. Вы там послушничали?

Ферапонт: – В некотором смысле?

Самуил: – А я не помню Вас. Возможно, я уже не был настоятелем…

Ферапонт: – Каин…(тихо).

Самуил: – Что– что?

Ферапонт: – Вас там уже не было.

Самуил: – Мне показалось, что вы что-то другое сказали (хмурится). Странный, конечно, путь, из Оптины в Санаксар…Не находите?

Ферапонт: – Не думаю…

Исайя: – Странно, что вы были правой рукой Зосимы в Санаксаре, и так вот, глупо, стали неугодным из-за какой-то мелочи. Я бы сказал, досадного недоразумения.

Самуил: – Сейчас много лжестарцев. Понимаете, какое смутное время. И старцы эти забирают сердца верующих людей у Церкви, привлекая к себе людей, обожествляя по сути себя. И люди расколоты, разрознены. Они должны верить Богу, а кто им эту веру даст? Только Церковь единая. Во главе с Патриархом. Архиереями на местах. Вот Зосима…Ну, кто он? ПТУ закончил. Слесарь. Даже семинарию не одолел. А вы – человек с высшим образованием, и не просто с высшим для галочки, а образованный, интеллектуал. И странно, что вы не смогли там ужиться с ним? Увлекся он чересчур хозяйством? Административной работой? Ну, а вам-то что? Могли бы занять его место, если бы были умнее…

Ферапонт: – Задавайте другие вопросы.

Исайя: – У вас в монастыре произошел странный случай. И о нем писали газеты. Местные и даже центральные.

Ферапонт: – Вы имеете в виду эти пасквили? Да там пару слов правды, остальное вымыслы.

Исайя: – Очень интересно. Инок Серафим установил череп собаки на палке и написал: «СМЕРТЬ СОБАКАМ!» Зачем? Из-за него попал в больницу охранник музея, милиция приезжала. Это что, колдовство?

Ферапонт: – Я все изложил в объяснительной. Она в милиции.

Исайя: – А нам изложить?

Ферапонт: – Все это из-за давнего спора музея и монастыря, хотя никакого спора и нет, по сути.

Самуил: – Как нет?

Ферапонт: – Вот сейчас решен вопрос, что музей переходит в собственность епархии…И, по-моему, это худшее решение вопроса.

Самуил: – Почему?

Ферапонт: – Там уникальные фрески, кто их сможет сохранить, как не светские ученые? Погибнут они и всё.

Исайя: – То есть вы и в вере сомневаетесь?

Ферапонт: – Как это?

Исайя: – На все Воля Божья. Погибнут – стало быть, так надо.

Ферапонт: – Кому надо?

Самуил: – Господу нашему…

Ферапонт разводит руками: – Я свое мнение высказал.

Исайя: – Ну, все-таки. Зачем Серафим это сделал?

Ферапонт: – Охранник музея выпускал на ночь пса, а территория музея и обители по сути одна, монахи и трудники не могли ночью выйти из корпуса…Боялись. Собака несколько раз бросалась на людей. Кусала. Серафим по глупости это сделал. Думал, что собаку это напугает. А про охранника он и не думал…

Исайя: – А зачем им ночью выходить? За алкоголем?

Ферапонт: – Бывает и так. Но не монахам, а трудникам.

Самуил: – Ясно. Хорошо, что хоть женщин они не водят.

Ферапонт: – Странная у нас беседа. И про то, и про это. А смысла я не улавливаю.

Исайя: – А смысл у нас останется.

Самуил: – Отец Ферапонт, я очень надеюсь, что вы понимаете, и верите, что есть одна Церковь – организация со своими четко очерченными границами, а все, что, так или иначе, вне этих границ, заблуждение и погибель.

Ферапонт: – А вот Иоанн Максимович всю свою жизнь прослужил, так сказать, в «расколе». Разве нет? И Максим Исповедник…Аж в 7м веке…

Исайя: – Это вас лжестарцы научили?

Ферапонт: – Вы люди образованные…А простых вещей не знаете. Церковь – это не только организация, а прежде всего, тело Христово, напоенное Духом. И границ у него видимых нет.

Самуил: – Мы о другом говорим.

Ферапонт: – Мы ведь не говорим, что мусульмане или буддисты – еретики или раскольники. Для того, чтобы быть еретиком или раскольником, нужно быть христианином. Но ко мне-то это какое отношение имеет?

Исайя: – Новая метла метет по-новому…

Ферапонт: – А когда сломается, под лавкой валяется? Я никогда не был раскольником. И ничего подобного не высказывал.

Самуил: – Ну, вы восемь месяцев не служили, и были отосланы на дальний скит и фактически жили там, как трудник…

Непослушание. Пренебрежение авторитетом и мнением игумена. Это мини-раскол.

Ферапонт: – В Евангелии есть история, когда вернувшись однажды к Христу, апостолы рассказали Ему, что встретили человека, творящего чудеса Его именем, и запретили ему. Христос же ответил: Не запрещайте ему, ибо никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня.

Исайя: – А вы знаете, что в селе, где вы служили пять лет назад, перед вашим приездом скончался внезапно директор школы? Он был абсолютно здоровым человеком…

Ферапонт: – Помилуйте, а это-то к чему? Уж не думаете, что я его убил, чтобы мне досталось место в его доме? Это промысел Божий.

Исайя: – Странная история. Правда, вы там никогда не были прежде, и он преставился накануне вашего приезда.

Ферапонт: – Да там приход состоял из одних бабушек. Да и какое я отношение имею к этому?

Исайя (игнорирует вопрос): – Какие-то вокруг вас странные истории…

Ферапонт: – А вокруг вас совсем не странные.

Самуил (раздражительно): – О чем это вы?

Ферапонт: – О ваших историях.

Исайя: – Да, о чем?

Ферапонт: – Не знаете? Неужто? Матушка Мария скончалась на следующее утро….Царство ей Небесное (крестится).

Исайя: – Не знаю я никакой Марии…

Ферапонт: – Конечно, не знаете, или не помните…

Самуил: – Пойдемте, отец Исайя, мы узнали, что хотели.

Ферапонт: – А вы об Авеле вспоминаете?

Самуил: – О ком?

Ферапонт: – Тоже забыли?…

Исайя встает из-за стола: – Всего хорошего, отец Ферапонт.

Самуил молча выходит.

Ферапонт: – Спаси, Вас, Господь! Спасайтесь, отцы.

Не забывайте о праведном Авеле…

Год спустя.

Ближе к вечеру. Заброшенный уголок деревянной части города. Плотно закрытые ставни. Даже свет не пробивается наружу. Начало осени.

Действующие лица:

Полина – студентка провинциального вуза, около 17-18 лет.

Иеромонах Ферапонт.

Старуха – бывшая медсестра

Старуха из храма

Артюхин – отчим Полины, около 40-45 лет, крупный чиновник местного масштаба

Полина стучит в дверь. Никто не отзывается. Стучит громче. Настойчиво.

Полина: – Неужели уехала? (тихо)…

Старуха: – Иду, иду.

Открывается дверь. Грохочут затворы. Выглядывает бабушка лет 70. Обыкновенного вида. Невысокая. Промасленный фартук. Безрукавка из овчины. На голове черный платок.