banner banner banner
Судьбы водят хоровод
Судьбы водят хоровод
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Судьбы водят хоровод

скачать книгу бесплатно

– Я не замужем. А ты?

– Я тоже, – отмахнулась Марина. Сейчас был тот редкий случай, когда собственная персона ее мало интересовала. – А тогда кто твой любовник?

– Мариночка, мне кажется, ты вторгаешься в интимную сферу. Я бы не хотела облекать в слова то, на что только намекает судьба… Все пока так зыбко, так неопределенно…

– Ты че, дура? – ободрила ее Марина. – Такие подарки неопределенные мужики не дарят.

– Что ты имеешь в виду?

– Косметику я имею в виду. Это же стоит, как крыло самолета.

– Ах, это, – разочарованно вздохнула Эльвира. – Косметику я сама себе покупаю. Мой мужчина пока не перешел ту тонкую грань…

– Сама? – перебила Марина. В кои-то веки ей было неинтересно обсуждать мужчину.

– Да, сама. Знаешь, в этом, конечно, есть что-то неправильное. Такие покупки замыкают контур нашей самодостаточности, и тем самым мы усложняем путь тех, кто спешит к нам, чтобы прорвать этот контур.

– Стоп! К черту твой контур! Давай по порядку: ты вообще кем работаешь?

– Я консультант по душевным травмам. Мне не очень нравится, когда меня называют психологом, это слишком консервативное и неточное название.

– Мозгоправ, что ли? – выдала Марина свою версию, по ее мнению, менее консервативную и более точную.

– Ну… типа того. – Эльвира улыбнулась.

Марина слегка расстроилась. На эту телегу ей было не заскочить. Тут нужно особое образование. Его за чашкой чая, как грипп, не подхватить.

– Долго училась? – мрачно спросила она.

– Долго! Сначала в институте, потом в аспирантуре, написала диссертацию, даже защитилась. А потом подумала: «Кому нужна моя литературная критика? Я всегда буду вторична, всегда в тени великих имен».

– Стоп! Что-то я нить потеряла. При чем здесь литературная критика?

– Так я же литературовед по образованию.

– Не поняла. Как твои Пушкины с психами связаны? – широко поставила вопрос Марина.

– Никак не связаны. Просто мне показалось, что ты спросила меня про мой образовательный бэкграунд. Я же потом переквалифицировалась в психолога. Стала помогать людям решать их личностные проблемы…

– Так ты на ходу переобулась? – восхитилась Марина.

– Видишь ли, литературные герои переживают те же кризисные состояния, что и обычные люди. Более того, рука классика придает этим страданиям формат завершенности, как бы отделяя их от рутины. В обычной жизни множество мелких бытовых проблем застят нам глаза, и очень трудно определить истинные причины душевных мук. А в литературе все выпуклее, явственнее. И вместе с тем, все типы, что встречаются в жизни, с абсолютной достоверностью запечатлены в классической литературе. Нужно лишь определить, кто из моих клиентов Онегин, кто Печорин, а кто и Хлестаков. Поверь, они довольно часто встречаются среди современных мужчин. Мой авторский метод решения личностных проблем основан на литературных аналогиях…

Марина не очень увлекалась литературой и об Онегине думать ей вовсе не хотелось. Зато ей было интересно другое:

– Стоп! Так у вас там что? Даже диплом не спрашивают?

– Что значит спрашивают? Отношения с клиентом строятся на доверии. Это же не капустой в овощном ларьке торговать, – сказала Эльвира, даже не догадываясь, насколько доходчиво она все объяснила.

При упоминании ларька Марина немного дернулась, но быстро вернулась в состояние повышенной любознательности.

– Совсем-совсем не проверяют?

– Разумеется, я потом много ездила на разные тренинги, обучалась на интенсивных семинарах…

– Дорого стоит?

– Что?

– Пройти такой семинар. Ну, сколько стоит получить такую бумажку, чтобы, если что, показать можно было?

– Цены очень различаются. Все зависит от личности мастера, чей опыт стараются перенять. Есть откровенно дешевые варианты, но мне кажется, что это профанация…

– Понятно, – прервала ее Марина. – И что? С твоих консультаций можно такую косметику покупать?

– Видишь ли, Мариночка, я давно практикую, у меня обширная клиентура…

– Значит, можно, – смекнула Марина.

В голове что-то шумело, откуда-то изнутри поднимался ропот протеста против овощного ларька, копеечного крема и по акции купленной губной помады. Марина решила взять паузу для того, чтобы обдумать услышанное.

– Ладно, давай спать.

Она уже хотела уйти в свою комнату, оставив гостью на тахте в гостиной, как та попросила:

– Если ты не против, я впущу холод.

Марина запнулась на пороге:

– Что сделаешь?

– Холод впущу. Форточку открою, если это не нарушит твои представления о комфорте.

Не часто кому-то удавалось довести Марину до растерянности. Она изумленно смотрела на сестру. И та решила, что от нее требуют пояснений:

– Видишь ли, от наших установок зависит все, включая работу нашего организма. Ты не задумывалась, почему осенью люди часто болеют?

– Потому что погода портится, слякоть, дожди разные.

– Если бы все было так просто, – покровительственно вздохнула Эльвира. В ней даже почудилась усталость от объяснения азбучных истин. – Дело в том, что после солнечного лета мы не хотим принять эту слякоть, внутренне сопротивляемся ей. И от этой борьбы организм слабеет, теряет силы. Мы заболеваем от собственного неумения принять осеннюю слякоть, впустить в себя новое состояние природы.

Эльвира победно посмотрела на сестру и закончила примером из собственной жизни:

– Я всегда сплю с открытой форточкой, чтобы впустить холод. Очень важно слиться с состоянием природы, гармонизироваться с ней. Холод не нужно прогонять, наоборот, нужно открыться ему, принять его право на господство в твоей спальне.

Марина ошарашенно молчала.

– Еще очень помогают холодные обливания ног, – уже более буднично завершила сестра.

– Так это же всегда называлось закаливанием, – подозрительно сказала Марина.

– Это закаливание в другой картине мира. Закаливание – это язык медсестры из районной поликлиники. А мои клиенты ценят возможность слиться с холодной водой, почувствовать, как их внутренний мир распахивается перед внешним…

У Марины было лицо человека, который открыл для себя новую реальность. Очень внимательное лицо.

Тепло попрощавшись, сестры расстались на ночь.

Эльвира всю ночь впускала холод, отчего Марине пришлось достать с антресоли еще одно одеяло. Но утром они проснулись бодрые и заряженные на дальнейшее общение. Однако времени оставалось мало, через пару часов за Эльвирой должно было приехать такси.

У Марины оставался только один вопрос:

– Так если у тебя деньги есть, зачем ты меня разыскала? В гостинице могла переночевать.

– Я хотела познакомиться с тобой. Мне тетя Сима про тебя много рассказывала.

– Да ладно тебе… – Марине было приятно.

– У меня не очень хорошо получается противостоять негативной энергии. А тетя Сима говорила, что ты можешь одним словом отключить от своего эмоционального потока ненужного тебе человека.

– Это я могу, – подтвердила Марина.

– Да-да, – восторженно закивала сестра. – Ты очень убедительна во всех своих проявлениях, ты буквально всего можешь добиться. Вот чего ты хочешь?

Марина на секунду задумалась. Ровные ряды тропических березок с огромными, как опахала, листьями встали перед ее затуманенным взором.

– Жить под пальмами, – созналась она.

– А кто тебе мешает?

Вопрос поставил Марину в тупик. И действительно, даже Рашид больше не помеха. Никто ее здесь не держит.

Она так сильно задумалась, что довольно рассеянно и небрежно проводила сестру, поспешно закрыла за ней дверь и, вернувшись в комнату, сказала:

– А не впустить ли мне свет?

С этими словами она раздвинула шторы, и яркий солнечный свет залил комнату. Но теперь Марина точно знала, что этого света ей мало. Она больше не будет довольствоваться малым – овощным ларьком, дешевой косметикой, редкими солнечными днями. Ей нужны пальмы, свет и деньги.

А главное, у нее все для этого есть – убедительность и трезвый взгляд на мир. Уж если чудачка Эльвира учит «впускать холод» за деньги, то она, Марина, с ее-то жизненным опытом, будет на этом рынке на вес золота. «Все-таки три ходки замуж не у каждого мозгоправа в загашнике есть», – прикинула она свои шансы на успех.

Ночью Марина впустила в свою комнату холод. Она хотела попрощаться с ним перед отъездом. Пальмы ждали ее в прекрасном и недалеком будущем.

Коню понятно

Павел Петрович был философом. Это началось еще в детстве. Когда другие дети плачем вымогали мороженое, маленький Паша погружался в задумчивость по поводу несовершенства бытия. Он не роптал, он размышлял о несправедливости бренного мира, как бы примериваясь к нему. Родителей это пугало, и они покупали мороженое.

С годами философский настрой только усилился. Некоторым это нравилось. Его задумчивый взгляд очаровал сурового профессора, и Паша получил на вступительных экзаменах высшую оценку, открывающую дорогу на философский факультет. Так природная склонность переросла в профессию.

Паша обожал Платона и Сократа, Спинозу и даже Ницше. Чтобы любить, не обязательно разделять взгляды. Он испытывал тонкие и радостные душевные вибрации, разрывая лепнину слов, в которые, как в пьедестал, были вмурованы эти славные мужи. Прорваться от слов к понимаю, к почти интимному сближению с мыслями великих людей доставляло Паше огромное удовольствие.

Но после окончания университета, увы, нужно было спускаться на грешную землю. Искать работу. И тут выяснилось, что времена изменились.

В СССР философы были люди если не богатые, то зажиточные. Им доверяли нести знамя марксизма, по дороге сообщая всем и каждому о сравнительных преимуществах социализма. Паша этот период просидел за партой. Он только примерялся к званию знаменосца, заранее кривясь и печалясь. Но тут ему подфартило. СССР не стало, знамя марксизма выкинули на свалку истории. И никому не сказали, где эта свалка находится, чтобы не было соблазнов что-то вынести оттуда себе на память.

Паша сначала обрадовался. Он как раз закончил университет и вступал в жизнь под хмельком великих идей. Но тут, увы, обнаружилось, что в новой стране философы не нужны. Однако они не знамя, их на свалку истории не выбросить. К тому же там уже не оставалось свободного места. Поэтому философов разобрали по разным учебным заведениям, чтобы они за скромную зарплату сеяли разумное-доброе-вечное на совершенно неплодородной почве.

Паша заходил в учебную аудиторию, обреченно сеял семена знаний и почти физически слышал, как звонко они отлетают от голов студентов.

И тут ему повезло. Гуляя по набережной и философски наблюдая за игрой облаков, Паша столкнулся с женщиной. Столкновение было не сильным, женщина устояла на ногах, но не смолчала:

– Глаза дома забыл?

Паша стал размышлять о том, в какой философской системе эта фраза из фразеологизма становится содержательным высказыванием. В эти секунды женщина усердно оглядела его и обрадовалась:

– Паша! Ну ты в своем репертуаре! Все в облаках витаешь?

Паша опустил глаза с небес до уровня ее лица. Сквозь ретушь времен на него смотрела Вера, однокурсница и одногруппница по философской альма-матер.

– Вера! А ты что тут делаешь? – задал он странный вопрос.

– Гуляю, – дала она нормальный ответ.

– Одна? – зачем-то спросил он.

– Нет, уже с тобой, – засмеялась Вера.

Вариантов не было. Дальше пришлось идти вместе. Паша твердо решил сбежать, как только набережная закончится. Его манили собственные мысли, а Вера распугивала их своей болтовней.

– Ты как? Где?

– Студентов учу.

– Чему?

– Философии.

– А оно им надо?

Паша стал подбирать слова, чтобы максимально лаконично донести мысль, что субъективно трудно оценить объективные потребности. И вообще, потребности по-разному трактуются в разных философских системах.

Но Вера ответила сама:

– Вот! То-то! Им это и даром не нужно! Паша! Ты же умница! Почти гений! Ты же у нас на курсе один эту хрень понимал.

– Ну не один… – промямлил Паша, с удивлением открывая для себя приятность лести.

– А я думала, ты скажешь, что философия – не хрень!

– Не хрень, – исправился Паша.