Читать книгу Явь, Навь и Правь на службе колдуна (И. Барс) онлайн бесплатно на Bookz (2-ая страница книги)
bannerbanner
Явь, Навь и Правь на службе колдуна
Явь, Навь и Правь на службе колдунаПолная версия
Оценить:
Явь, Навь и Правь на службе колдуна

5

Полная версия:

Явь, Навь и Правь на службе колдуна

– Ну, хорошо. А как тогда мы будем этот план в жизнь претворять? – с сильным сомнением спросил Ваня.

– Нам нужно как можно больше духов задобрить. Любить они меня должны. Подскажут тогда темные, как дальше нам быть. Посоветуют. Ты сейчас иди домой, а завтра поутру, когда солнце еще спать будет, приходи к горе. Соберем мы с тобой лунные цветы для Хуха. Не жалует он меня пока, а больше всех в Лесу тайн знает. Его нам надо задобрить так, чтоб лучшим другом нашим стал.

***

Долго задабривали Иван с Варварой духов навьих, живущих пред частоколом. Всех уважили, все с ними дружили, только Хуха никак не желал сближаться с людьми. Осторожный был, хитрый. Ваня с подружкой своей белокурой уже пятнадцать зим разменяли, а никак добиться расположения духа тайн не смогли. Даже Леший – покровитель всего Леса, поддался за дар каменьев рубиновых, что Ванька из ларца батюшкина стащил, а Хуха не принял ни цветы лунные, ни жемчуг перламутровый, ни редкий хрусталь горы Синезубой. И никто подсказать не мог, что желает дух привередливый. Так и мучилась Варвара в поиске постоянном дара подходящего. Три года осталось до отмеренного срока, и матушка ее белой птицей вспорхнет и навсегда покинет людской мир.

Иван же давно не из-за духов в Лес ходил, а чтобы с Варенькой побыть, в глаза синие, словно колокольчики весенние, посмотреть, да смех ее задорный послушать. Не верил он, что колдуна всемогущего победить они смогут. Пытался царевич братьев своих старших убедить помочь. Но Святослав посмеялся и отмахнулся лишь, сказав, что ерунду Ванька молвит, не избавиться от духов навьих, они были и есть всегда, а девчонка из Леса наврала ему с три короба.

Добрыня отзывчивей оказался. Выслушал он брата младшего своего, поведывавшего о делах темных отца, будто забрал он что-то из земель колдуна, оттого и заполонила нечисть царство людское. Отказался он в Лес ходить с Иваном, чтоб духов задабривать, но тайну, хранимую отцом, сказал, что постарается выяснить.

– Эх, Ванечка, не всё так просто, – плетя венок из одуванчиков, вздохнула Варвара, сидя в поле с другом своим. – Лишь Хуха знает, какие тайны хранятся в каменном сердце, и что творится в головах трех сестер. Да, узнали мы, как добраться до поляны волшебной, на которой древо необычное растет, в замок хрустальный обращаясь. Но дальше неизвестно нам, как действовать. Как сердце колдовское растопить? Как слуг его обойти, чтоб поразить спицей серебряной? Не знаем мы, а Хуха неприступен.

Доплетя тонкий обод с золотыми пушистыми шапками солнечного душистого цветка, Варенька водрузила его на голову царевича, травинку задумчиво жующего да синеглазую девоньку рассматривающего.

– Так знаем же мы, как растопить сердце. Сама говорила, что влюбиться колдун должен. Вот только кому долю такую отчаянную поручить?

Ухмыльнулась Варвара, поправляя венок из одуванчиков на своих волосах, куда васильки да ромашки вплела для пущей красоты. Ничего не ответила. Лишь в кучку сорванных цветов руки погрузила, выбирая поинтереснее для нового украшения. Нахмурил Иван брови свои густые. Не понравилось ему молчание Варвары. Упряма она была и своенравна, уж если чего в голову вобьет, то и кулаками оттуда не выбить.

– То ли молчишь ты, Варенька, то ли я оглох да ответ твой не услышал. Неужто ты сама вздумала к колдуну на закланье отправиться?

– А кто ж еще, кроме меня, Ваня, согласиться пожелает?

Спокойно выплетала девица колоски сочные с цветами яркими, будто давным-давно судьбу свою решила. Разозлило это Ивана.

– Не дури, Варя, не пущу я тебя к колдуну. Другой способ найдем.

– Какой, Ванечка? Ну какой? Ты и с Хухом не нашел, здесь тем более не отыщешь, ибо нет другого способа. Сам, разве что, в девичьем платье подашься. Да вот только вряд ли от этого колдовское сердце чаще биться начнет. Хотя пузо от смеха у него может и треснет.

– Я сказал, что нельзя тебе…

Не окончил царевич речь свою сердитую. Черная тень, скользившая по полю и накрывшая головы их прохладой синей, отвлекла его. Поднял Иван взгляд ввысь, в небо ясное с диском полуденным жарким. Коршун черный раскинул крылья широкие, лучи солнечные собой заслоняя. Подивился Ваня размерами птицы. Да вот только удивление быстро тревогой сменилось. Не улетал коршун никак, кружил всё над ними.

– Чего это он? – подозрительно спросил царевич, на ноги поднимаясь.

Варвара следом за ним поднялась, голову к небу задирая.

– Непростая эта птица, Ванечка, – шепотом произнесла девица, со страхом в глазах. – Бежим скорее!

Схватила Варя за руку друга и помчалась в сторону дома своего, к подножью горы синей.

– А чего бежим-то? – дивился царевич, на ходу за птицей посматривая, что от них не отставала. – Пернатого испугались?

– Не птица это, Ваня! Слуга чародеева! Не в Лесу мы, а значит, за нами прислан он! Нельзя мне еще к колдуну! Не знаю я, что делать да как быть там!

И только вымолвить она успела это, как громко крикнул коршун в вышине. Увидел Ваня, как златая семечка выпала из клюва черного и стремительной звездой сорвалась на землю. Но не в траву упала она, а прямо на темечко Варе. Ахнула девица. Ноги ее подкосились, и упали беглецы прямо на землю пряную.

– Ой, – выдохнула Варвара, когда все члены ее уменьшаться начали и белым мягким мехом покрываться.

На голове уши длинные пробились, а лицо в мордочку острую вытягиваться начало.

– Ваня, опоздали мы! Ты знаешь, как добраться до колдовского дворца, – вдруг яростно зашептала девица, пока еще говорить могла. – Но просто так ты не пройдешь. Я всё собрала в мешок наплечный, он в сундуке, в доме маменькином лежит. Там всё, кроме спицы…

Не договорила Варвара. В зайца белого пушистого обернулась. И не успел Ваня и глазом моргнуть, как коршун схватил ее в лапы когтистые и взмыл в небеса, улетая в сторону Леса Сумрачного.

Бежал он следом долго, пока не понял, что не поймать и не поспеть за крыльями сильными. Развернулся в сторону града и ринулся за мечом своим верным да луком тугим.

В палатах царских Иван с братом Добрыней столкнулся. Хотел мимо пробежать, ибо не до бесед светских ему было, но схватил старший царевич его за руку крепко.

– Ванька, узнал я батюшкин секрет, – зашептал горячечно он, по сторонам воровато озираясь. – Забрал он дар волшебный из Леса Сумрачного. Правду та девчонка тебе сказала, поэтому люд честной от нечисти поганой теперь мучается.

– Добрыня! – в дальних комнатах поднялся гневный крик отцовского голоса.

Вздрогнул Добрыня испуганно, как болотный пузырь в заводи лопнул. Обернулся резко, а после затараторил спешно, в руки Ване платок с чем-то круглым пихая:

– Беги, Ванька, скорее! Верни обратно в Лес, авось поможет это земли наши от духов навьих освободить. Беги, а я отца пока отвлеку.

Послушался Иван брата своего, схватил платок, неглядючи, и побежал в покои свои. Забрав оружие, поспешил он за мешком, что Варвара в сундуке схоронила. Не думали они, что так скоро понадобится им ее поклажа. Не было в доме под синей горой ни души, не стал печалиться царевич по этому поводу, не хотелось ему время тратить на объяснения матушке Варвариной. Закинул он за спину мешок с добром и ринулся в сторону Леса мрачного.

Только ступил на земли проклятые, как тут же взволнованные айтарки из цветов повыпрыгивали, а Листовки с веточек защебетали:

– Ванечка! Ванечка! Коршун Вареньку нес! Видели мы! Видели! За частокол унес! К хозяину потащил! Беда, беда, Ванечка! Спеши, а то поздно будет!

– Спеши… Спеши… Ванечка… Ванечка… У порога… порога… дворца… дворца… хрустального… тального… опаздываешь… аздываешь… – эхом предупреждал взволнованный Аука бегущего со всех ног к частоколу Ивана.

Зазовка ему вторила, из-за ствола дуба выглядывая. А когда царевич к озеру подбежал, русалки уже всю воду замутили в озере чистом хвостами своими.

– Ванечка, поспеши, милый дружочек. Колдун вот-вот увидит Варвару, и не будет ей дороги назад больше, – будто горные ручьи голоса их заструились.

И без них знал всё это царевич, пугали они его только больше своими словами. И без того спешил на пределе своих сил, да вот только он-то не коршун вовсе, не вспорхнуть ему в небо да не взлететь над кронами могучими. Ногами-то оно подольше перебирать. Поэтому бежал Ваня, боялся да злился на духов задобренных, что не помогали больше, а вредили своими подгонялками.

Частокол встретил царского сына высокими бревнами и острыми пиками. Выбрав место, где обтесанные колья пошире стояли, Ваня взял разбег да с силой от земли оттолкнулся. Да вот только высок забор был, едва царевич на самое острие не попал, как подхватил его порыв ветра холодного и подбросил над частоколом, перебросив на другую сторону.

– Беги, Ваня, беги скорее… Освободи Варвару… – прошелестел тихо ветер, по ту сторону преграды.

– Спасибо, Лесовик! – поблагодарил Иван и бросился вперед, не оглядываясь.

Сумерки плотные властвовали в закрытой от людей части Леса, будто не день в мире царил, а ночь землю укрывала. Не позволял Ваня смутить себя страхом, бежал и бежал вперед. Пока не услышал музыку странную. Тонкий дух мелодии струился над дымкой сизой, ползущей над темной травой. То змеился тихо над землей он, то взлетал чуть громче ввысь, запутываясь в листьях черных, то вновь опускался к кустам, лаская тонкие острые веточки-лапки. Чудная музыка лилась, завораживающая. Но знал Ваня, что поддаваться ей нельзя. Сатиры темные голову дурманили своими флейтами, прячась в тени деревьев. Заманить хотели в чащу непроглядную, чтоб дриадам подарить путника редкого, в жертву принести его богиням прекрасным.

Оглядываясь, потянулся царевич к мешку, запуская в него руку и нащупывая дудочку ясеневую. Выхватил быстро он инструмент свой и подул нежно. Заструилась песнь тонкая, но звонкая. Весельем разбивала она мрак и грустные ноты сатировых мелодий, следуя за ловкими пальцами Ивана, пляшущими над «голосами».

Затихла «обманка». Заслушались козлоногие новую песнь. Заметил царевич, как из-за черных стволов головы рогатые показались. Играл он, не останавливался, пока не вышел один из демонов плодородия из-за спины дуба необъятного.

– Пройти хочешь, путник? Хороша твоя мелодия, да не хватает ее, чтоб уважить души наши. Спой гласом своим. Коль по сердцу придется нам песня твоя, пропустим дальше, а нет – останешься здесь навеки.

И об этом Ваня загодя знал. Подготовился он заранее, не думая долго, сразу запел голосом своим низким сломавшимся старую русскую песню:

– Пойду-выйду я в чисто поле.

Сорву-вырву я цвет медовый.

Ветер свистнет, как соко́л на воле,

Улетит лихой в край суровый.

Улетит-забудет степь цветущую,

Прилетит-увидит жизнь он чуждую.

Красоту земли, душу рвущую,

Дорогую, броскую, но ненужную.

Душа Ветра силу любит и раздолье,

Песнь задорную, пляски вольные.

Во родном краю жить привольнее,

А в чужом мы с ним обездольные.

Пусть летит свистун, пусть мечется,

А я цвет сорву сладкий маковый.

Погуляет он да обратно вертится,

Ляжет рядом он на стог злаковый,

И уснем вдвоем, в поле скошенном,

До весны забудем слезны горести.

Спать мы будем снегом припорошены,

Чтоб проснуться вновь для любви и радости.

Вытянул последнюю ноту царевич и замолк. Десять сатиров вышли послушать его. Смотрели глазами черными, немигающими, будто душу заколдовать хотели. Но стихла песнь, и спало оцепенение с козлоногих. Сатир, что слово держал, ухмыльнулся лихо, обнажив зубы острые цветом желтые, и, кинув взор на рыжешерстного собрата своего, молвил:

– Что ж, неплоха твоя песня, путник. Поддались сатиры ей, приусладились слухом. Да вот только коротка она. Спой еще.

– Нет, – сказал, как отрезал, Иван. – Некогда мне песни тут распевать. Уговор был – уважить души ваши песней, тогда пропустите дальше. Сам сказал, сатир, что понравилась она вам. О длине – уговора не было.

Рассмеялся рогатый, бородкой козлиной затрясясь.

– Верно. Верно. Ладно, путник. Мы народ честный, пропустим тебя. Уважил ты нас, поэтому совет дам на прощание. Берегись, куда б ты путь свой не держал, и какой бы тропкой не шел, опасайся каждого звука, каждого шороха и каждого, кто помочь желает.

Предупредив, сатиры с тенью слились. Скрылись за кустами и деревьями, растворившись в темноте, будто и не было никого. Ваня хотел сказать, что и безо всяких козлоногих это знает, но не стал. Спешил он.

Бежал молодец, перепрыгивая пни да деревья поваленные, углублялся в чащу. Всё мрачнее и зловещей становилось. Тишина густая висела. Лишь тяжелое дыхание бегущего Ивана слышалось.

Не боялся царевич духов встречных с препятствиями их смертельными. Известно ему было, как минуть их. Главное до первой реки добраться. Вот где сложности могли возникнуть.

Легко Ваня прошел Шептуна, что разум пытался запутать, дорожки в болота пытаясь указывать. Братом Ауки он был. Аука подсказал, как с ним справиться. Стоило услышать шепот легкий, будто голос свой собственный, что сомнениям поддавался, сразу нужно было рисунок яркий на ближайшем дереве известью белой нарисовать. Отвлекался дух любопытный и отставал от путника, а как только нагонял, Ваня вновь рисовал. Ему Манила помогал, голосом Варвары то помощи просил, из-за кустов дальних да темных, а иной раз криком кричал ее страшным, душу выхолаживающим, заманивая в топи болотные, ямы глубокие и обрывы широкие.

Но не поддавался царевич. Договорились они сразу с Варенькой, как только узнали о Маниле, что что бы не происходило с ними, заблудятся если, кричать и манить не будут друг друга. О слове секретном условились – цапля белая. Услышит если кто из них это, не Манила значит зовет.

Сбить его с дороги правильной пытались и голоса, и звери даже. Но упрямо бежал вперед Ваня, пока к реке широкой не вышел. Бурно бежали воды темные. Так быстро и яростно, что точно царевич знал – не сможет переплыть на другой берег. Снесет его и утопит поток мощный.

В ней прыгали рыбки серебристые. Значит, к берегу Живой реки вышел Ваня. И стоило подумать об этом, как десятки голов русалочьих показалось на бушующей поверхности. Однако не сносило навьих дев потоком.

Подплыла почти к ногам самым Ивана бледная водяная с глазами блёклыми, как стекла прозрачными, и лицом обрюзгшим, будто свеча потекшая. Некрасивая была русалка. Никогда таких царевич не видел, растерялся даже малость. А когда заговорила рыбья дева, словно ворона закаркала, так и вовсе вздрогнул.

– Что привело тебя к реке Живой, реке Праведной, путник?

– К хозяину Леса я путь держу. Пройти я реку хочу. Минуть ее да за спиной оставить.

Растянула русалка губы жабьи, зубы гнилые показывая. Рассмеялась, да только не голосом, а сипом кузнечного меха.

– Можно реку эту пройти и даже минуть. Но не без нашей помощи. Великая Правь пустила бурный поток этот, и чтобы войти в воды священные, нужно испытания пройти. Но испытания не силы, а разума и духа. Отгадать ты должен, путник, три загадки. Одну отгадаешь – войти в реку сможешь, но доберешься или нет, от тебя зависит. Две отгадаешь – войдешь и точно берега другого достигнешь, вот только, когда дойдешь до следующей реки, где жизни нет, не сможешь вод ее коснуться, не умерев. А все три отгадаешь – минешь и эту реку и реку Нави.

– А если ни одной не отгадаю? – уточнил на всякий случай Иван, ведь не силен он был в науках умных.

– Тогда с нами останешься. Женихом нашим станешь на дне речном.

Оббежал взглядом Ваня всех собравшихся русалок. Те, что замерли на середине буйного потока, красивее, конечно, были, чем эта рыба отъевшаяся, но и с ними ему знакомиться ближе не желалось. Делать нечего, иначе не добраться ему до Варвары. Вздохнул тяжко Иван.

– Загадывай загадки свои.

– Первая простая совсем, отгадаешь ее, не бойся. Слушай, путник: «В воде родится, а воды больше всех боится»? Минуту даю тебе на разгадку.

Всплеснула хвостом сильным русалка, забрызгав царевича холодными брызгами, и толстые руки с когтями синими на берег вытащила. Не отгадает – в тот же миг утащит, даже дернуться не успеет он.

Не стал отвлекаться Ваня. Думать начал усиленно. Про всякое размышлял, и про животных, и про рыб, и про духов даже. Но все они, коль рождались в воде, так страха не питали после. Тогда-то и понял он, что не там ищет. Не живое что-то рождается…

– Ответ я жду, добрый молодец, вышло время на раздумье, – хищно зубы свои колкие оскалила водяная. – Что в воде родится, а мать свою боится?

Испугался Иван, что ответа не нашел, бросил беглый взгляд в сторону и увидел папоротник стрелолистный, а на нем паутину с моросью белой водяной, будто кто муку просыпал. Или не муку, а соль…

– Нет ответа у тебя?

– Соль! Соль! Это соль! – выкрикнул Ваня, вспомнив вовремя, что соль у них в озере Белом добывают столбами, да вот только в воде крупицы мелкие исчезают бесследно.

– Верно, молодец, – недовольство скривило губы уродливые. – Соль это. Слушай тогда вторую загадку: «Что не соврет никогда да не обманет»?

Принялся думать Иван. Вновь не сразу отмел он варианты живые, от волнения забыв с какого слова вопрос начинался. Что? А значит опять что-то неживое. И что-то это, с чем человек часто сталкивается. Не так уж и много вариантов у Вани было. Хотел ответить он «эхо». Но спохватился быстро, понял, что эхо повторяет всё за тобой, и ложь с легкостью вторит. Один вариант оставался только.

– Зеркало? – больше спросил, а не ответил царевич.

Нырнула суетно толстая русалка под воду и вынырнула, раздраженно стуча плавником широким.

– Верно, зеркало. Проведем мы тебя через реку, путник, но вот пройдешь ли ты чрез Мертвые воды, зависит от того, разгадаешь ли третью загадку. Слушай: «Что тебе принадлежит безраздельно, однако пользуются другие этим в сотню раз чаще, чем ты сам»?

Вот здесь испугался Иван не на шутку. Всё добро свое в голове перебирал. Да вот только чем другие чаще него самого пользуются, вспомнить никак не мог. Истекали капли времени отмеренного, а ответа не виднелось.

– Что же это, путник? Что тебе принадлежит, а другие этим пользуются?

Не знал Ваня, отчаялся сразу. С печалью кинул взор на реку громкую, с тоской понимая, что ее-то он пройти сможет, а что с Мертвой рекой делать? Взгляд о макушку зеленую, будто мхом покрытую, запнулся. Как кочка травяная из черных вод она торчала и глазами жабьими блестела. Водяной? Водяной из озера частокольного? Зачем сюда явился? Как не испугался?

Вдруг вытащил перепончатый палец хозяин озера и ткнул им в Ваню.

– Каков ответ твой? – тянула хрипло русалка.

И вспомнил царевич спор свой давнишний с Водяным. Ругался он на Варю, что имя она свое духу нечистому сказала. Имя, что ей принадлежит, а другие им пользуются.

– Имя это! – радостно воскликнул он, не поверив, что Водяной вредный и ленивый помог ему.

– Верно, добрый молодец, отгадал ты. Пропустим тебя. Входи в реку Живую.

Отплыла от берега водяная, спиной к течению мощному встав. Другие русалки так же в ряд выстроились, будто хотели поток бурный худыми телами своими остановить. Но пенилась вода, бурлила, словно в огромном котле кипятили ее со дна глубокого.

– Как же я войду? Снесет меня течение и утащит безвозвратно, – с сомнением крикнул Иван, чтоб шум воды перебить голосом сильным.

Улыбнулась вновь неприятно русалка главная.

– Тут уж сам решай, добрый молодец. Коль страшно – домой воротись, а коль тверд в намереньях своих – так смело путь вперед держи.

О Варваре думал Ваня, спасти ее желал. А значит, нет ему дороги назад. Вздохнул глубоко, дыханье в груди задерживая, и шагнул быстро в воды холодные, пока смелость не покинула его. Напрягся весь, сжался твердо, опасаясь стихии бурной, да только ничто не коснулось его и с места не сдвинуло. Оббегала вода быстрая вокруг него. Не чувствовал Ваня течения, будто не в реку полноводную вошел, а в болото стоячее. Шаг сделал, другой, осмелел совсем и поплыл быстро, руками и ногами загребая.

Долго плыл царевич, из сил выбивался, а будто бы ближе берег совсем не становился. Обернулся он, русалки далеко позади плавают. Да так далеко, словно не в реке Иван, а посреди моря бескрайнего. Назад воротиться? Так кажется, что ближе берег впереди, чем позади. Дальше решил плыть. Но не приближалась земля желанная. Не знал Ваня, сколько гребет уже, будто бы часы целые. Не осталось сил у него. Устал он невозможно. Погрузился вглубь царевич. Схлопнулась над головой вода темная, шум бурлящий отрезая. Не знал Ваня, как спасти себя самого.

Мелькнуло вдруг лицо знакомое в стекле мутном водном. Водяной приплыл вновь! Надежда мелькнула в сердце царевича.

– Помоги, – булькнул он невнятно, так что пузыри только с губ его сорвались.

Да только понял Водяной, ответил со смехом довольным:

– Говорил я тебе, Ваня, попросишь ты помощи у меня, обратишься, а я не помогу. Уроком тебе это будет хорошим, сын царский. Любой по жизни тебе пригодиться может, даже самый непригожий, на первый взгляд. Не помог бы я тебе сегодня, коль не беда с Варварой приключилась. И сейчас помогу. Река с Живой водой, а испытание не только разума, но и духа. Отважиться ты должен, ради Вари, на смерть пойти. Усни в реке Прави. Уснешь – умрешь. Поток вынесет тебя в реку Нави, в воды Мертвые, но не останешься ты в них. Загадку третью разгадал ты, а значит, исцелит тебя Живая вода в реке Мертвой. Ведь всё в этом мире связано. Спи, Ваня, засыпай.

Страшно было царевичу в слова Водяного вредного верить. Сатир предупреждал его, чтоб не доверял он тем, кто помочь попытается. Но можно ли и сатиру верить? Не специально ли он мысли мутил? Страшно. Страшно Водяного слушаться. Да только выхода не видел Иван. Вот почему не пройти ему было безо всех отгадок. Хитрые навьи духи точно бы забрали себе человека, если б не выполнил он условия полностью. Но в реке Прави они жили, приходилось им правила богини праведной исполнять.

Поверил Иван словам Водяного, что за Варю ратовал, другого выхода всё равно не имея, закрыл глаза и вдохнул глубоко, водой до боли грудь заполняя. Задергалось тело его, спастись пыталось, отказываясь разуму предательскому подчиняться, но сильнее дух Ивана оказался. Потопил он себя, веря, что, уснув, проснется непременно.

Темнота. Не помнил Ваня ничего. Ни себя, ни семьи своей, ни где был и где есть. Забыл он всё. Не билось сердце молодое. Тихо в груди лежало. А тело его несло потоком бурным по водам темным. Несло, пока не врезался поток этот в черную, будто углем нарисованную гладь воды стоячей. Змеей блестящей лежала река Мертвая. Не двигалась она, не шелестела.

Принесло тело царевича в черноту эту, и замерло оно в ней. Лежало долго. Десять раз за горизонт упало солнце яркое, лучами редкими и скупыми в Лес Сумеречный проникая. И столько же взошло оно. А Ваня не шелохнулся ни разу.

Но на одиннадцатый день вспыхнула чернота речная, золотом осветившись на миг краткий. Пронзил царевича луч света, и забилось сердце в груди его опавшей. Вздохнул он громко, глаза светлые открывая, и закашлялся надсадно.

Сложно Ване было, не понимал долго, где находится. Вода вокруг странная, будто масло тмина, заковала его со всех сторон. Не двигалась она, пугая больше, чем поток бурный. Не было с ним ни меча верного, ни лука гибкого. Мешок только спину тянул. А потом вдруг вспомнил всё царевич. Варвара в беде! Спасать ее надо немедля. Погреб он быстро в сторону берега. Выскочил на землю сухую, не обращая внимания, что под ногами не трава растет, а черное пепелище стелется. Однако чем дальше от реки удалялся Ваня, тем мягче почва становилась, травинки начали показываться, пока и вовсе буйной зеленью не разрослись, ковром бархатным укрывая.

Никого больше на своем пути не встретил Иван. Ни голосов духовых, ни птиц, ни животных. Бежал он, пока на поляну серебряную не выбежал. На поляне той Древо росло. Выше и шире других оно было, пряталось, когда смотришь издалека, да громадой являлось, стоило на поляну волшебную ступить.

Только шагнул Ваня, минув незримую черту, разделяющую Лес Сумрачный и опушку колдовскую, как вспыхнуло Древо огнем ярким, из сини лазурной в белое пламя превратившись. Закрыл рукой очи ослепленные свои царевич, а когда вновь видеть смог, то шли к нему три девушки со златыми, рыжими и черными волосами, с лицами одинаковыми, будто одной кистью писанные, но разными красками малеванные.

– Гляньте-ка, сестры, кажется, гость к нам незваный пожаловал, – вперед вышла дева с черными, будто небо ночное, очами-омутами. – Слышите? Сердце стучит его. Человечье. Прошел реку он мою. Храбрый молодец пожаловал.

Знал Ваня, кто к нему ближе всех подходила. Сама Навь темная, пустившая слуг своих проклятых на земли людские. Самая коварная она, по слухам, была. Пуще других ее опасаться стоило.

– Зачем же ты пожаловал во владения наши, столько препятствий смертельных минуя? – с улыбкой спросила она, голосом нежным, будто мед душистый разливной.

– Сколько бы ни прошел он, Навь, и какую бы цель ни имел, незваный он. Не ждет его Висир. Разозлится, коль узнает о госте. Сама знаешь, отныне иначе мужей привечает он. Уйти молодцу нужно подобру-поздорову, – не дала ответить царевичу красноволосая дева, брови строго сведя на тонкой переносице.

bannerbanner