Непридуманные рассказы и рассказики. Рассказы. Миниатюры

– Почему, рабби? Неужели вы думаете… – Я просто уверен, они обязательно поддержат вашу идею, ведь чем глупее евреи, им только лучше и радостнее. Обязательно поддержат, как не поддержать таких мишугасов, как вы! И не надо писать барону – зачем ему знать, что в нашем Хелме есть дураков!

Отдай деньги, Аарон!

Пришли в синагогу к хелмскому раввину три незнакомых еврея и стали печалиться да жаловаться. Известно ведь, когда еврей скорбит, он должен шуметь так, чтобы слышал его весь город. А тут сразу трое рассказывают, плачут, пытаются трясти друг друга за бороды – никого из них расслышать за воплями других невозможно, а уж про понять их и говорить нечего. Сам раввин человек мягкого характера, муху самостоятельно убить не может, всегда об этом жену свою просит или кто там рядом окажется, а уж остановить это безобразие и нечего думать. Вовремя зашел в синагогу хелмский шойхет, надо было показать ребе новый нож для птицы – не слишком ли короткий, а тут такой гевалт.

– Ну-ка, все трое замолчали, пока взашей не вытолкал! – и сразу такая тишина, раввин просто душой начал отдыхать и удовольствие получил, что его барабанные перепонки перестали болеть.

– Как вас зовут, – спросил раввин, – только прошу вас, говорите по-одному, не все трое сразу!

– Меня зовут Аарон, – начал самый старших по виду, это вот Борух Цейтлин, а справа от меня стоит Ёшка Малкин. Возвращаемся мы к себе домой под Вильно, идем с заработков, два месяца работали мы на винном заводе у пана Канторовского, делали там кошерное вино. Получили расчет и торопимся к семьям. Деньги мы сложили в один кисет и решили разделить их, когда уже будем дома. Так что вы думаете! Сегодня ночью все деньги и что интересно, вместе с кисетом, пропали! А ведь мы ночевали в чистом поле, нашли там стог сена и ночевали. Если бы вы знали, как дорого берут с постояльцев хозяева постоялых дворов! Нет, это просто немыслимо, как дорого…

– Вы хочете рассказать мне про постоялых дворов и харчевен или все-таки скажете, что случилось? – Да, ребе, конечно. Как обычно, перед тем как уже спать, мы все трое прячем деньги. Знаете, ночь, поле… мало ли что? И все трое запоминаем, в каком месте мы его закопали.

– Ребе, утром денег там не оказалось, и что интересно – вместе с кисетом! – Аарона перебил маленький Ёшка, – как вам понравится – в этот кисет еще мой тесть насыпал табаку и получается, что у меня его тоже украли?!

– Да от меня вы что хотите? – спросил евреев хелмский раввин.– Уж не думаете ли вы, шлимазлы, что раввин сможет возместить вам украденное? Или что вы сможете получить хоть сколько-то из общинных денег? И думать забудьте! Борух Цейтлин, самый высокий из троих, кажется он молчал, когда те двое других кричали, будто их грабят уже второй раз подряд, вступил в разговор:

– Ясно же, что деньки и этот кисет от тестя взял кто-то из троих. Я не брал, но и эти двое говорят «Не брал!» Но кто-то ведь взял? Вот мы и пришли к тебе, ребе, чтобы ты определил, кто из троих вор, а уж я потом позабочусь, чтобы домой в Вильно он пришел хромым.

Задумался раввин. Потом поговорил о чем-то с каждым отдельно, с Аароном, Борухом и Ёштой. Потом собрал всех вместе, шойхет словно забыл о своих делах, он внимательно наблюдал за происходящим, пытался давать раввину какие-то советы, но главной его целью было – рассказать потом всему Хелму, как раввин решил такую трудную задачу, а может быть раввину это и не удастся? Тогда какая удача ждет шойхета – раввину не удалось решить загадку, а ведь он, шойхет, столько хорошего ему советовал!

– Жила была девушка и пообещала она выйти замуж за хорошего юношу, – раввин начал свою речь издалека, – твердо ему пообещала, поклялась Но родители сосватали ее за другого и не могла она пойти против воли родителей. Но перед тем, как ступить под хупу, попросила она своего жениха разрешения встретиться с тем юношей. А юношу просила освободить ее от клятвы, хоть бы и за большие деньги, она готова была целый рубль серебром отдать ему, лишь бы совесть ее потом не мучила. А первый юноша оказался благородным человеком – и от слова ее освободил, и рубль не взял. У него к этому времени уже другая невеста была и он сам тяготился полученной ранее клятвой. Ребе продолжал, отпив из стакана чай, который ему принес шамес синагоги:

– Стояли молодые под хупой, подписали молодые ктубу и не ложась в супружескую кровать поехали на родину жениха, кажется, в Вильно, как и вы. А по пути им встретились разбойники. Так те их не только ограбили, атаман захотел воспользоваться телом молодой жены, которая и женой-то еще не пробовала быть. Но взмолилась к нему женщина и попросила оставить ей невинность для мужа. И так горячи были ее слова, а может быть вовремя в разбойничий стан прибыла жена атамана, но отпустили их с мужем разбойники и даже деньги вернули, хотя какие там у них были деньги! Аарон прервал рассказ раввина:

– И ты рассказываешь нам эту старую хохму царя Шломо?! Ты тоже хочешь, чтобы мы сказали тебе, кто из троих: женщина, ее новый муж или атаман поступили благородней всех? И скажешь нам, что тот, кто говорит только о деньгах и хвалит атамана, тот и взял наши общие деньги и кисет от Ёшкиного тестя?!

– Нет, Аарон, я предлагаю тебе отдать деньги, а взамен буду сильно просить Боруха, чтобы не делал он тебя хромым калекой. Я поговорил с вами тремя, с каждым отдельно. Борух спал и храпел так сильно, что Ёшка всю ночь ворочался и не мог уснуть. А ты сказал, что была такая тихая ночь, что ты спал как убитый. Как это могло быть, что двое говорят одно, а ты совсем другое? Отдай деньги, Аарон, Борух очень хочет сделать тебя хромым хотя бы до Вильно, а силы в нем столько, что ты сможешь хромать всю оставшуюся жизнь!

Неправильные деньги

В Хелме наступил вечер буднего дня, все, творившие вечернюю молитву «Маарив» евреи из синагоги разошлись по домам. Раввин с большим удовольствием думал о большом кусочке запеченого карпа, о маленьком кусочке селедки, об огромной кружке горячего чая, которые жена за ужином поставит перед ним на стол. И все-таки пришлось задержаться в синагоге, незнакомый мужчина, одетый как гой, попросил выслушать его.

– Пан раввин, скажите мне, бог ведь один у евреев и у католиков?

– Несомненно. И даже у мусульман, у православных и атеистов единый Б-г. Пан может верить в него или не верить, обращаться к нему с молитвой на любом языке, дома или в храме – он поймет и услышит. Другой вопрос, сделает он что-то по просьбе пана, к нему так часто обращаются с просьбами…

– Спасибо, пан раввин, а скажите мне, вы можете принять пожертвование для Бога от человека, который не-еврей?

– Так ведь Б-г не нуждается ни в чьих пожертвованиях, у него все есть, Он сам дает или отнимает, все в мире творится по Его воле. Я могу принять пожертвования, чтобы только совершить что-то угодное ему. Скажем, помочь сироте или вдове. А почему пан задает такой вопрос, мне очень любопытно.– Дело в том, пан раввин, что я хотел бы пожертвовать деньги, много денег, почти все, что у меня есть, это несколько тысяч рублей…

– И почему пан не может пожертвовать в костел или в церковь и вам понадобилась для этого синагога? Ведь пан не еврей?

– Я не буду обманывать пана раввина в таком деле, ксендз Михал Заглоба отказался взять эти деньги, отец Пантелеймон сказал, что не может их взять. Я ведь бандит, грабитель, обманщик, они сказали – не могут они принять дар от такого человека! Пан раввин, прошу вас, примите от меня деньги, мне все равно – на бога, на сирот, на любое доброе дело, облегчите мне душу! Я уже столько времени не могу уснуть, каждую ночь какой-то голос в голове говорит мне: «Пожертвуй, покайся!» Пан Михал исповедовал меня, я каюсь, каюсь, а голос говорит: «Покаялся – пожертвуй», а ксендз не берет деньги! Говорит, что эти деньги плохие и он не может их взять для бога!

В синагоге установилось молчание, хелмский раввин погрузился в раздумья.

– Пан видит вон тот ящик для пожертвований? Если деньги с вами…

– Со мной, со мной, пан раввин!

– … если деньги с вами, положите их в тот ящик.

– Скажите мне, ребе, почему вы разрешили тому гою положить деньги в ящик для пожертвования? – раввин рассказал об этом происшествии хелмскому меламеду на следующий день.

– А если это и на самом деле был бандит?

– Послушайте, реб Шмуэль, если вы сможете деньги из этого ящика разделить на правильные и неправильные – сделайте это! Я разрешу вам выбросить все «неправильные» деньги. Но я потребую, чтобы ни один «правильный» грош не пропал из ящика. Пока какой-то рубль был в кошельке у, скажем, купца, он был правильный. Потом этого купца ограбил этот бандит и рубль стал неправильным. Теперь на этот рубль я смогу купить ботинки для осиротевшего недавно Мотла, скажите, это будут правильные ботинки или пусть Мотл бегает зимой к вам в хедер босиком?

Мусульмане в Хелме

Вы ведь понимаете, что «академики» Хелма каждое утро и каждый вечер собирались, чтобы вместе прочитать и «Шма», и «Восемнадцать», и совершить все, что обязан совершить праведный богобоязненный еврей? После молитвы или чтения субботней главы Торы они не сразу расходились по домам – им так много надо было обсудить, о столь многом посоветоваться друг с другом. А что дома? Сопливые дети и вечно спрашивающие «Где деньги» жены и тещи, да тарелка пустого супа или кугл без капли масла. (И как только жена не умеет приготовить вкусно и обильно? Может быть, если ей дать немного денег, она сумеет сварить вкусный ужин, но академики ни разу не проверили эту идею.)

– Евреи, мы уже почти создали у нас в Хелме Академию по образцу Академии в Пумбедите. Но мы не должны останавливаться на достигнутом, мы должны сделать наш красивый Хелм прекрасным и великим городом, подобным Иерушалаиму!

– Арье-Лейб, скажите, вы хочете построить в Хелме Храм? Или вы решили, что наши дома, как в Иерушаиме надо обложить песчаником?

– Реб Дворкин, я заметил, что в Хелме нет ни одного мусульманина, тогда как в Иерушаламе их есть! Евреи, ошарашенные, молчали, с трудом переваривая великую мысль реб Арье-Лейба.

– Но зачем нам в Хелме мусульманин?! И главное, где нам его найти, если во всем воеводстве их нет ни одного? – робко задал вопрос Мендл-Мотл, вопрос, который читался в глазах каждого из собравшихся.

– Есть в Иерушаиме – значит, должен быть и в Хелме! – Арье-Лейб был категоричен и непререкаем. А поскольку их таки нет, кто-то из нас, то есть кто-то из вас должен стать мусульманином. Вот тут собравшиеся евреи глухо зароптали:

– Почему кто-то из нас?! Если это на самом деле необходимо, пусть мусульманином станет кто-нибудь из гоев.

– Евреи, завтра мы вместе будем в бане, не удивляйтесь, когда у меня на …у меня ниже спины вы увидите большой синяк. Мне трудно сидеть в моем кресле здесь в синагоге, дома я второй день не присаживаюсь за стол, ем стоя, как осел. И все почему? Я пришел к нашему хелмскому шабес-гою Степану и предложил ему перейти в магометанство. Так этот негодяй взял меня за шиворот, повернул к себе спиной и пнул своим сапожищем по… прямо пониже спины! Я решил, что такой большой мусульманин, такой высокий и здоровый, как Степан, Хелму не нужен. Я встретился с маленьким и худым Юликом Матецким, вы знаете этого юркого разносчика из лавки Вышневецкого? Так что вы думаете?! Он попросил меня подождать полчасика и я таки ждал его, мало ли какая большая или маленькая нужда может настигнуть человека? Я дождался, через полчаса этот Матецкий пришел со Степаном и снова верзила Степан взял меня за шиворот, повернул к себе спиной… Евреи, если бы вы только знали, как это больно, когда тебе попадают сапогом в одно и то же место дважды подряд! Нет, я не хочу, чтобы мусульманином в Хелме становился кто-нибудь из гоев.

– Реб Арье-Лейб, но тогда может быть вы сами?

– Реб Дворкин, я давно замечал, что вы метите стать главой Академии, но чтобы вы вот так открыто высказали свое намерение! Все ведь понимают, что главный академик Хелма не может перейти в мусульманство, это было бы так наперекор Талмуду, против Мишны, Гемары и даже Галахи! Я удивляюсь на вас, реб Дворкин и я возмущен!

Молчание евреев затягивалось. Каждый думал «А может быть сейчас кто-то поднимется и я не буду искать причин, почему я не могу этого сделать», и каждый думал «Если даже я соглашусь, как я объясню это своей Малке (Двосе, Сарочке)?», и каждый думал «А что скажут мои тесть и теща, что станет с моими детьми, они станут евреи у отца мусульманина?», и каждый сердился «И надо было этому Арье придумать такое, когда дома меня ждет тарелка великолепного супа и пирог со сливовым вареньем, наверное, уже готов и остывает!»

– Евреи, подумайте! Вы только подумайте! Тот, кто станет мусульманином, сможет совершить хадж в Мекку, а когда он поедет в Мекку, он сможет сделать небольшой крюк и увидеть город Давида и Соломона!«Были бы деньги, я и сейчас мог бы увидеть город и Соломона, и Давида,» – думал про себя каждый, – «а где возьмутся деньги на хадж и на что мне та Мекка!»

Арье-Лейб продолжал с воодушевлением:

– Подумайте, евреи! Каждый мусульманин может жениться четыре раза! Подумайте – четыре раза и для этого не надо разводиться с предыдущей женой!«Четыре тещи, четыре тестя… а сколько остальных родственников?! Это же страшно подумать!», – мысленно возражал каждый. Только Шлёмчик, самый молодой из собравшихся поелозил на своем месте, но тяжело вздохнув, успокоился. Все знали крутой нрав и тяжелую руку Цили, жены реб Шлёмо и сочувственно посмотрели на него.

– И еще, евреи, подумайте! Вы таки не попробуете свинину, которая мусульманам запрещена, как и нам. Но вы сможете положить ложку сметаны, даже две в кастрюлю, где тушится говядина, и сможете полить ваши крепелах с говяжим фаршем той же сметаной или выпить стакан молока после того, как съедите эйсик-флейш! Что-то в словах реб Арье-Лейба заставило евреев оживиться.«А ведь что-то есть в этом!» – подумал Додик Вольфсон.«Может быть надо – значит надо?!» – решал тяжелую задачу Шлёмо. И только реб Дворкин решился:

– Я патриот Хелма! И если это надо для города и для нашей общины… Но свинину я все равно кушать не буду, мне не понравилось. Так печенка болела…

Шадхен Шлёма

Шлёма наконец-то пристроился, наконец он начал приносить копейку в дом, счастье-то какое! Жена Шлёмика места не находила от радости: мамеле и папа Рахили первыми узнали радостную новость, потом Рахиль бегала по соседкам. кому-то отдавая пару яиц, занятую еще год назад, у кого-то просила щепотку соли «кинулась готовить куриный бульон с манделах, а соли нет, а в лавку бежать некогда – скоро Шлёма придет покушать». Так соли, что Рахиль выпросила у соседок-подружки набралось на солидный такой мешочек и все в Хелме знали, что Шлёма приносит домой хорошую копейку. Трое детей Шлёмы и Рахили наконец-то покушали досыта, и не черного хлеба, Рахиль теперь пекла и манделброт и коврижку, в ее куглах появилось масло, а в субботний чолнт она всегда закладывала мясо и по одному куриному яичку для каждого. А как гордо Рахиль заглядывала в лавочку, где купила для себя красивые ажурные перчатки, в которых не стыдно прогуляться ни в синагогу, ни в городской парк, она купила парасоль – как можно прогуливаться в летний день по берегу реки без зонтика? Она… она уже собиралась купить девочкам новые платьица, мужу цепочку для часов (вы не скажете, зачем еврею цепочка для часов, если часов у него будет не скоро?) А что за работа? Шлёмо стал сватом. «У вас товар, у нас купец, честным рядком, да за свадебку». Шальные деньги? Не скажите! Семь потов сойдет, пока найдешь приличных жениха и невесту, да чтобы родители согласились, да пока согласуешь брачный контракт, вы не знаете, что за мода пошла у невест выходить замуж без приданного? А женихи – каждому подай красивую и чтоб на пианино играла! Ну, то все есть глупство, а что не глупство – так это то, что Шлёмо стал часто ездить «в командировки». Вы подумали, что Шлёмо открыл свое дело? Так вы напрасно так подумали. Его взяла к себе в дело опытная сваха Цецилия Соловейчик. Вы подумайте, имея почти семь пудов живого веса и четыре подбородка, легко ли метаться из Глупская в Егупец, из Касриловки в Бердичев, из Бобруйска в Черновцы? Так пусть теперь разъезжает с Цилиными поручениями Шлёмо, а Циле и восьмой пуд веса будет родным и не лишним. Ой, как плакала Рахиль первое время, когда Шлёмчик отправлялся в поездку – сердце обрывалось! Обрыдается вся. А что делать? Мальчику ботиночки, девочкам по капору, самой Рахили нужны новые пантолончики, ридикюль продается симпатичный в лавке у Лазаря, шляпка с пером нужна? Обязательно. А брошь на выходное платье? Разве может быть выходное платье без броши? Вот и ждет Рахиль мужа домой, возносит молитвы, чтобы родители жениха большого приданого не требовали, да чтоб родители невесты были посговорчивее, да чтобы пани Соловейчик повысила Шлёмчику процент за удачную сделку, что ей, жалко, что ли?!Возвращается как-то Шлёмо из поездки, приехал в Хелм рано утром – домой часам к шести утра будет. Устал, конечно, кто не устанет разговаривать с будущими сватами сутками напролет! Возвращается Шлёмо домой, мечтая «Кусочек картофельной запеканки, селедка и сладкий чай!» И ведь смотри ты – все готово и уже стоит на столе: самовар только что вскипел, чай заварен, почти свежий хлеб и форшмак и связка бубликов. Удачно как Рахиль все приготовила, потому что за столом сидит гость – Арье-Лейб и не приходится краснеть, что гостю даже бутерброд не с чем предложить. Жарко, распарился Арье-Лейб от горячего чая, снял лапсердак, разулся, голыми пальцами ног шевелит – разминает. Наверняка, щеголь такой, узкие туфли жмут, ступни немеют. Поперхнулся Арье-Лейб чаем, когда Шлёмо зашел в дом:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.