скачать книгу бесплатно
– Вы совсем идиоты, что ли? Вы не знаете, кто такие гладиаторы? Так вы тогда вовремя меня разбудили, я как историк вам сейчас расскажу!
Полковник Метелкин перегнулся через стол и заорал:
– Закрой хлебало, историк! Ты мне будешь рассказывать, кто ты такой!? Да я лучше тебя самого знаю о тебе все!
Он уселся в кресло и начал что-то нажимать на мониторе, а затем снова повернулся к Николаю:
– Скажи мне, историк, как, например, тебе удалось 29 апреля две тысячи тридцать пятого года нанести несовместимые с жизнью травмы судебному приставу Шувалову? Как это историк смог сломать три ребра судебному приставу Хлебникову и сделать тяжелейшее сотрясение мозга судебному приставу Короткову? Что это за историк, которого удалось скрутить только пятерым приставам?
Он опять перегнулся через стол:
– Молчишь? Я отвечу тогда! Знаешь, что тебя подвело? Ярость. Приставы обидели твою жену, и ты завёлся, уделал трех неслабых мужиков. Твоя ярость упекла тебя за решетку. А здесь ты сможешь безнаказанно демонстрировать свои чувства. Будешь самим собой, и тебе за это ничего не будет. Ни-че-го! Сколько тебе осталось? Год и восемь месяцев? Сумеешь выжить за это время, спокойно откинешься. Никто удерживать тебя насильно по истечении этого срока не станет. Жить будешь наверху. Подумай только – свежий воздух! Покажешь результаты, будет все – деньги, слава, женщины. Хочешь – нормальные, хочешь – андроиды.
Николай устало спросил:
– Скажите, я могу узнать, что стало с моей семьей?
Метелкин тут же ответил:
– Конечно. За сто лет все сильно изменилось – данные собраны в единую систему. Набираешь имя и смотришь фото и видео любого человека. Естественно, надо подтвердить свое право, но у тебя проблем с этим нет. Ты же ищешь данные своей жены или детей. Такая же история с кино и музыкой – что угодно за последние сто пятьдесят лет. Поглядишь, как теперь люди живут. Все это будет у тебя в номере…
Николай выслушал агитационную речь полковника и ответил:
– Я ведь не маньяк какой-то, который не может не убивать. А то, о чем вы говорите, вышло случайно.
Полковник притворно улыбнулся:
– Ты кому-нибудь еще это рассказывай, а мне не надо! Я таких как ты за версту чую!
Поняв, что человека в нем видеть никто не собирается, и порядком устав от этого разговора, Николай спросил:
– Я же могу отказаться?
Полковник, недоумевая, переспросил:
– Отказаться?
Он откинулся на спинку кресла и раздраженно проговорил:
– Конечно, можешь. Тогда снова ляжешь в криокапсулу, мы тебе включим полторы тысячи вольт, и все! Программа закрыта! Для тебя, Гомельский, это единственный шанс выжить. А так, смотри сам…
Вероятно, он что-то нажал, так как двери снова раскрылись, и вошел детина-охранник. Полковник коротко приказал:
– Уведите заключенного!
Николай поднялся, завел руки за спину и направился к выходу. Детина, щелкнув каблуками, молча развернулся для конвоирования. Уже на пороге полковник остановил Николая:
– Гомельский, у тебя есть время подумать над моим предложением до утра. Решай!
На этих словах он кивком показал конвоиру, что они могут уходить. На обратном пути Николай спросил у охранника:
– А мы сейчас под землей?
В качестве ответа он услышал резкий окрик:
– Заключенный, не разговаривать!
Войдя в камеру, Николай подошел к кушетке и вдруг услышал тихий шепот конвоира:
– Под землей. Минус третий уровень.
Гомельский обернулся:
– А как же небо, закат?
– Все искусственное.
Двери закрылись. Николай удивленно посмотрел на узкую полоску неба наверху и сел на кушетку.
Глава 3
Встреча с полковником пробудила воспоминания. Лежа на кушетке, Николай снова переживал в подробностях время перед тем, как он угодил в тюрьму. Началось с того, что неожиданно для всех власти Москвы решили устроить массовое переселение. Жильцам мегаполиса предложили переехать под землю. Жилплощадь пообещали увеличить аж в два раза.
– Это гораздо лучше того, что есть у вас сейчас!, – уверял всех тогдашний градоначальник, – Никого не обидим!
Люди возражали:
– Не поедем! Не хотим жить без солнца и воздуха!
Мэр поддерживал:
– И не будете! Как можно!? У вас будет отличное искусственное солнце на каждом уровне! И воздух будет изумительный! Знаете, какая система фильтрации у наших воздухонагнетателей? Будет гораздо лучше, чем на поверхности. Вам понравится! А старые дома мы снесем и устроим парки, чтобы по выходным москвичи могли гулять там с детьми. Если, конечно, вы захотите выйти из настолько комфортного слоя обитания.
Многие соглашались, ведь жить в просторной квартире хорошо. В реальности оказалось, что никаких парков никто строить не собирался. Некоторые расселенные дома снесли и построили на их месте современные высокодоходные здания – офисные и торговые центры. Цены на землю на поверхности достигли заоблачных высот. Люди роптали, но до противостояния не доходило. К зданию, в котором жил Николай с семьей, подобрались не сразу, но довольно скоро. Ни жена Оля, ни он сам не хотели переезжать. Что за ерунда – жить под землей! Но для несогласных у мэрии был свой вариант решения проблемы – по принятому закону расселяемых обязали выразить свое согласие на предлагаемое жилье в течение тридцати дней, по истечении которых судебные приставы получили право насильно освобождать помещение. Гомельский и еще несколько соседей отказались переезжать, и через тридцать дней нагрянули приставы. Николай сам открыл им дверь. Вошли трое мужчин в черной форме судебных исполнителей. Объяснения, что они не хотят уезжать отсюда, ни к чему не привели. Жена выкрикнула:
– Убирайтесь! Мы никуда не поедем!
Не обращая внимания на Ольгу, приставы стали снимать с вешалки висящую там одежду и бросать ее на пол. Ольга подлетела к ним, но один из приставов вдруг резко оттолкнул ее так, что она упала. Николай молча подскочил к исполнителю и попытался оттащить его от одежды. Завязалась драка. Собственно, сам Гомельский плохо помнил подробности, но со слов потерпевших выходило так, что он схватил стул и разбил его о голову пристава, отчего тот сразу упал. Двое других пытались защищаться, но, повалив на пол одного, Николай схватил обидчика Ольги и броском перекинул его через себя. По нелепому стечению обстоятельств получилось, что потерявший равновесие пристав всем весом налетел на огромное окно. На беду стекло не выдержало силы удара, и судебный исполнитель вывалился из окна двадцать девятого этажа. Николай накинулся на пытавшегося встать пристава и нескольким ударами ноги заставил его снова лечь на пол. Естественно, увидев лежащий на земле труп коллеги, на подмогу поспешили еще несколько исполнителей. Бешено сопротивлявшегося Николая скрутили пятеро судебных приставов. Дело передали в суд, приговор был вынесен самый строгий. И вот он здесь… Николай вдруг вспомнил вопрос следователя:
– Ведь вы же просто могли уехать! Почему вы не сделали этого? Как же вы дошли до того, чтобы не повиноваться указам властей?
Николай, задерганный потерей работы и отчаянными поисками новой, был на жутком взводе в течение нескольких лет. Неожиданное распоряжение мэрии застало его и Ольгу врасплох. Во-первых, они действительно не хотели уезжать – школа и детский сад рядом, зеленый район. А во-вторых, уже тогда стало ясно, что предложение мэрии оказалось аферой. И, конечно, тот факт, что эти люди вели себя столь бесцеремонно, говорил о безграничной уверенности в своей безнаказанности. Никто не предполагал, что может дойти до принудительного выселения. И Николай ответил следователю:
– Знаете, очень трудно оставаться человеком, если другие тебя таковым не считают. Если они подумали, что достаточно лишь одного их приказа, то в моем случае они сильно ошиблись.
В результате его приговорили к высшей мере наказания – принудительному усыплению на сто лет.
Гомельский пошевелился на кушетке и встал. Прошёлся по камере и долго смотрел на искусственное небо в узкой полоске под потолком. Черт! Куда же пришло это общество за сто лет!? Живут под лучами ненастоящего солнца по прихоти тех, кто оказался хитрее. Хитрее ли? А может быть, просто безжалостнее и ненасытней? Как можно свой собственный народ загнать, словно крыс, под землю? Ведь те, кто это придумал или уже, вероятно, их наследники, живут наверху и снимают барыши с украденных у людей неба, солнца и воздуха. Он, ставший заложником этой несправедливости, теперь сидит в камере, спустя сто лет. Семья Николая исчезла, а ему судьба уготовила новое испытание. Теперь Гомельскому предлагают убивать людей на потеху публике! Мог ли он подумать тогда, с интересом разглядывая меч-гладиус во время школьной экскурсии в музей, что через много лет ему предложит взять его в руки полковник Метелкин? Все-таки жизнь полна абсурда!
Лицо горело. Николай открыл нишу с кранами к умылся. Стало немного легче. Он снова лег на кушетку. Что же ему делать? В голову лезли воспоминания. Перед глазами стояла их квартира, доносился гомон детей, которые играли рядом со шкафом, забитом художественной литературой и книгами по истории. На одной из полок стояла небольшая медная статуэтка Будды. Ее нашел в монгольской пустыне Гоби прапрадед отца. Фигурку передавали из поколения в поколение как величайшую семейную реликвию. С годами она стала настоящим предметом антиквариата и, вероятно, даже могла стоить немалых денег. Для Гомельского ее ценность состояла в том, что статуэтка была с ним всегда, сколько он себя помнил: он спал, учил уроки, рисовал, читал, а маленький медный Будда бесстрастно взирал на происходящее. Вероятно, у каждого человека есть такая вещь, которая, как невидимая ниточка в прошлое, возвращает в детство. И Николаю становилось спокойнее каждый раз, когда он брал фигурку в руки. Даже сейчас, представив статуэтку, он почувствовал, как понемногу успокаивается.
Лежа с закрытыми глазами, он скорее почувствовал, чем услышал, как раскрылись двери. Николай сел и огляделся. Вокруг никого, но проход остался открытым. Гомельский осторожно поднялся и, подойдя к проему, высунул голову в коридор. Пусто. Он вышел из камеры и пошел наугад направо. Добравшись до поворота, он снова осторожно выглянул за угол. Перед ним был открытый проход в сад. Николай узнал в нем тот самый сад, который видел из кабинета полковника. Где-то журчал незаметный ручей, доносился свист птиц. Николай шел по саду и вдруг заметил лавку. На ней спиной к нему сидел мужчина. В этой фигуре Гомельский сразу узнал своего отца, но все же, немного сомневаясь, спросил:
– Папа?
Мужчина обернулся к нему с улыбкой:
– Привет, Коля! Давненько не виделись. Садись, сынок!
Обрадованный встречей Николай сел рядом:
– Привет, папа!
Отец ласково посмотрел на него и спросил:
– Ну, как ты?
Николай присел рядом и обвел глазами сад:
– Да как-то не очень… Похоже на тупик…
Отец задумчиво посмотрел на него и произнес:
– Помнишь, мы когда-то читали с тобой «Рассказы Южных морей»?
– Да. Джек Лондон.
– Точно. Там была история про таитянку, кажется, которую ураганом унесло в океан. Она плыла одна-одинешенька среди волн, на нее напала акула, но она боролась и выжила.
– Да, папа, помню. Была такая история…
– Вот. Я это к тому, что нельзя сдаваться, сынок! Это очень важно… Понимаешь? Если есть малейший шанс выбраться из шторма, надо хвататься за эту возможность хоть руками, хоть зубами!
Николай взглянул на отца. Тот улыбнулся ему:
– Теперь иди! Рано тебе еще со мной тут на лавочке сидеть.
Николай послушно поднялся и пошел в сторону здания. За стеклом он увидел полковника Метелкина, который смотрел в окно, но его не замечал. Сзади донеслось:
– Помни, хоть руками, хоть зубами!
Николай быстро вернулся в камеру и лег на кушетку. Двери бесшумно закрылись, и перед глазами вдруг появился тот судебный пристав, о голову второго он разбил стул. Пристав медленно шел по коридору. Он был в одежде римского легионера – в кожаном панцире с бронзовыми пластинами и тунике. Его тупое лицо ничего не выражало. На голове белела повязка, а шлем он нес на полусогнутой руке. Поравнявшись с дверью в камеру, пристав-легионер остановился и, повернув голову в сторону Николая, медленно и торжественно произнес:
– Lupus non mordet lupum![1 - Волк волка не кусает (лат.)] Per aspera ad astrum[2 - Через тернии к звездам (лат.)], Коля!
Он помолчал и вдруг громко захохотал…
От его смеха Николай открыл глаза. Черт, ну и сон! Еще окруженный образами из видения, Гомельский попытался зафиксировать в памяти все, что он видел. В голове одновременно звучали слова отца и смех пристава-легионера. Николай посмотрел на полоску окна – темно, ночь. Он подумал, что утром надо будет дать ответ полковнику, но, не успел определить, каким именно станет его решение. Сон снова навалился на него.
Глава 4
Утро началось с появления санитара Прокопия.
– Доброе утро, заключенный номер двадцать!
Николай поднялся:
– Доброе утро, Прокопий!
Санитар положил на край кушетки небольшой цилиндр:
– Полковник Метелкин просил передать вам это. Для активации прикоснитесь пальцем к любому из торцов. Перевернуть страницу можно словом «далее».
Он удалился, а Гомельский, быстро умывшись, взял цилиндр в руки и дотронулся пальцем до правого торца. Перед ним тут же возникла голограмма документа. Вчитавшись, Гомельский понял, что перед ним текст соглашения на участие в проекте «Колизей», том самом, о котором говорил полковник. Организаторы обязуются кормить и тренировать его в течение одного года и десяти месяцев, по истечении которых он получает свободу. В обмен заключенный Гомельский обязуется участвовать в гладиаторских боях, организованных в рамках проекта. Главным условием контракта было то, что организаторы не несут никакой ответственности за его возможную смерть или увечья во время участия в проекте. Ознакомившись с документом, он сел на кушетку и задумался. В нижней части голографического изображения светилась пиктограмма «подписать». Николай вспомнил свой сон и равнодушно подумал:
– К черту все! Не хочу обратно в капсулу!
Гомельский пальцем дотронулся до надписи, которая после его прикосновения тут же превратилась в «документ подписан». Голограмма исчезла. Николай подошел к нише с едой и прожевал найденный там бутерброд с ветчиной. Минут через десять вновь появился санитар Прокопий:
– Мне нужно забрать у вас холодок.
Николай вопросительно взглянул на Прокопия, который пояснил:
– Это устройство голографической почты – холо-док.
Гомельский молча протянул ему цилиндр. Прокопий удалился, но вскоре в камеру вошел вчерашний детина-охранник:
– Заключенный номер двадцать, на выход!
Николай поднялся и с заложенными назад руками покинул камеру. Охранник привел его в большой зал, в котором уже находились несколько десятков мужчин, сидящих на полу. По большей части люди молчали, время от времени озираясь по сторонам. Иногда раздавались негромкие голоса. Периметр помещения был оцеплен охранниками в черной форме. Один из них разомкнул ряд, давая Гомельскому пройти внутрь круга. Он сел на первое попавшееся свободное место и огляделся. В основном, его окружали недавно разбуженные, как он сам, люди, которые смотрели в одну точку, все еще пребывая в лапах последствий длительного криосна. Своими энергичными голосами выделялись те, кто пришел в себя первыми. Справа, опираясь спиной на стену, сидел и безучастно смотрел вперед здоровенный парень лет двадцати пяти. Время от времени он сжимал и разжимал огромные кулаки и бормотал что-то нечленораздельное. Слева в такой же позе присел широкоплечий, голый по пояс десантник. Николай так решил из-за его татуировки на плече – парашют и крылья. Оцепление периодически размыкалось, впуская вновь прибывших в круг. Внутрь вошел высокий крупный мужчина в униформе заключенного и осмотрелся. Затем он уверенно направился к десантнику и, сев перед ним она корточки, негромко проговорил:
– Эй, десантура, подъем!
Десантник никак не реагировал. Тогда сидевший мужчина взял его за подбородок и позвал:
– Хорош спать, Муха!
Десантник будто ждал этого. Он пошевелился и уже осмысленным взглядом посмотрел на человека перед ним. Не очень уверенно спросил:
– Бизон, ты что ли?
– Я!
– Ого! Не ожидал я встретить тебя!
Бизон сел рядом и хмуро отозвался:
– А вот встретились!
