скачать книгу бесплатно
– Да как я мог не быть любезен с супругой нашего императора, сам рассуди! – воскликнул он, придя в негодование. – Я ведь за ней с великим князем еще в Берлин езживал, за принцессой нашей Софией Доротеей! Ты ко двору не близок, тамошних правил не знаешь. Хотя что я говорю – я теперь и сам от него весьма далек. Это все Ростопчин да Кутайсов, недруги мои, интриганы, наветы возвели. И брат мой Алексей более уже не генерал-прокурор, опустился до сенатора… Как раз за этим я и позвал тебя, дружочек. Ссылка моя затянулась и надобно ее прекратить. И ты мне тут, граф Михайло, первый помощник.
Граф Г. весь обратился в слух и даже перестал теребить перья на шляпе. А бывший вице-канцлер Российской империи обвел углы кабинета помрачневшим взором, посмотрел зачем-то на дверь и знаком показал гостю придвинуться к нему поближе.
– Пока мы с тобой прохлаждаемся в лесной глуши, зло поднимает свою страшную голову. Враги России не дремлют. И один из них, тебе уже известный, придумал дьявольский заговор против честнейших сынов нашей отчизны. Догадываешься ли ты, кто это?
– О мой бог, неужели… Неужели он, враг рода человеческого – Черный Ба… – хотел было произнести граф Михайло, побледнев как смерть и внутренне трепеща от ужаса, но князь Куракин остановил его взмахом руки.
– Не называй его имени, ты же знаешь – и у стен есть уши! Да, это он. Ты помнишь его по прежним его страшным делам.
– Не в обиду вам будет сказано, ваше сиятельство, но ведь к этим делам немного причастны были и вы… Пока мы носились по всему свету, по градам и весям старушки Европы в поисках записок монаха Авеля вы помогали этому негодяю водить нас за нос, и даже устроили само похищение волшебной тетради из царского дворца! – граф Г. готов был простить прошлое, но не забыть его окончательно.
– Нашел что вспомнить, чем попрекнуть! – князь Куракин усмехнулся и похлопал по столу пышной дланью – Да ведь император наш Павел ныне стал Великим магистром Мальтийского ордена, а я назначен бальи Великим Канцлером Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского! Ну и конечно нужно было дать братьям хоть посмотреть на ту тетрадь пророчеств, дабы они поняли что и мы в холодной России не только лаптем ушицу хлебаем, готовы трудиться с ними заодно… Но к счастью ты со товарищи во-время вернул пророчества на место, в Гатчинский дворец. Ты герой!
– Герой-то я конечно герой, но как мне убедиться в том, что и на сей раз вы не служите таинственному западному братству с Чер… с этим негодяем во главе? – вопросил граф Г. быть может слишком дерзко.
Опять двадцать пять! – князь откинулся на спинку массивного кресла. – Ты будто не понимаешь, что денно и нощно пекусь я о благе отечества! И все мои помыслы направлены только на это. Вот тебе вернейшее доказательство…
С этими словами Александр Борисович встал с кресла и подошел к массивному ларцу на краю стола. Откинув тяжкую крышку, он достал оттуда небольшой конверт и протянул его графу Г. прямо в руки.
– Читай! – промолвил он зычным как раскаты грома голосом, привыкшим повелевать плебеями. – Вот тут, в этой писульке говорится якобы о заговоре против священнейшей особы нашего государя Павла Петровича. Называются и имена заговорщиков – негодяй в своем чудовищном желании опорочить верных сынов отчизны именует графа Палена, графа Панина и еще многих… и откуда он понавыдергал сих сведений! Отстранение от подножия престола вернейших людей, как впрочем и меня, грешного, приведет не иначе как к краху всей державы нашей.
В это время граф Г., внимательно глядевший на содержимое конверта – краткое послание на аглицком наречии – не мог удержаться от недоумения.
– Но ведь на бумаге нет подписи? Откуда же ведомо вам, кто сочинитель сей злонамеренной лжи?
Князь огляделся еще раз, но как видно не обнаружив ничего подозрительного вокруг, поиграл перстнями на пальцах и произнес:
– Это письмо удалось перехватить нашим верным людям в Лондоне. К счастью оно не дошло до посланника. Государь весьма мнителен и переменчив, в последнее время он не доверяет решительно никому, даже членам своего совета. Ты должен предупредить графа Палена, губернатора петербургского, о сей измене. Мы правда не слишком близки, но его знакомец Никита Петрович Панин, дальний родственник мой и замолвил уж за меня словечко. Он ведь под моим началом в Иностранной коллегии служил, очень даровитый и здравомыслящий, авось не забудет старика. Я чай, после такой услуги граф Пален уж похлопочет о возвращении моем в Санкт-Петербург, к подножию престола… Да-с! Ты передай ему письмо сие, да еще от меня послание… да поклонись ему поглубже, авось голова не отвалится!
С этими словами Александр Борисович присовокупил английскую писульку о объемистому пакету, в котором как видно уже находилось его письмо генерал-губернатору. Протягивая его графу, он подмигнул и добавил:
– А письмо то посланнику нашему принесла одна птица…
– Сорока на хвосте? – не удержался граф Г. от ехидного вопроса.
– Ерничанье свое забудь! Не сорока и не голубь… а ворон! Помнишь, кто так послания свои рассылает?
Воспоминания о жутких черных птицах, летавших по всему миру и разносивших таковые письма счастья, не стали облегчением для графского сознания. Доказательства вмешательства черных сил стали налицо, поэтому он лишь принял пакет, нахлобучил поглубже шляпу на свою голову, поклонился князю уже на прощание и молча вышел из кабинета.
* * *
Надлежало прежде всего составить план действий. Как всегда делать это приходилось на ходу, точнее на скаку, но графу Г. было не привыкать. Пока добрый конь тряс его по осенней грязи, унося все дальше от Надеждина и все ближе к Северной Пальмире, он имел много времени дабы продумать план во всех подробностях. К несчастью ничего не придумывалось – иногда даже наличие времени и места неспособно заменить способность к аналитическому мышлению, в котором наш блестящий в целом граф был не всегда силен.
Тогда он решил не искушать понапрасну судьбу, а выполнив поручение князя немедля найти какого-нибудь петербургского приятеля, с которым было бы веселее скакать навстречу приключениям в дальнейшем. Чутье бывалого вояки, ни разу впрочем не бывавшего на войне, подсказывало ему что одним визитом к губернатору дело не ограничится. Поэтому пока что он просто скакал, не обходя вниманием ни один из лежащих у дороги трактиров, дабы поддержать свои силы в походе. К счастью в отличие от людей придорожные кабаки и постоялые дворы всегда отличались постоянством, и граф медленно но верно приближался к цели своего путешествия.
Северная столица великой империи, несмотря на столь громкое наименование, под дождем смотрелась весьма невзрачно и хмуро. Высокие каменные дома скрывались за пеленой набежавшего с Финского залива тумана, фонари желтыми пятнами сияли в ночи. Ехать с визитом к графу Палену несомненно было уже поздно – а посему следовало произвести срочную ревизию всех питерских кабаков на предмет нахождения своего приятеля по квесту, мусью Морозявкина.
Вольдемар Морозявкин был в некотором роде исторической личностью, так как вечно попадал во всякие истории. Собственно от рождения его звали Владимиром, но так уж повелось на Руси что если ты не князь Красное Солнышко то лучше именоваться на иностранный манер. Вечный студент, он на своем опыте воплощал поговорку «век живи – век учись», хотя и предчувствовал что помрет дураком. Успел он поучиться и в Московском университете, и за границей, словом был тем разночинцем, что берется за все, с равным успехом или же отсутствием такового.
Природное беспокойство и непоседливость не позволяла ему остановиться на каком-либо одном предмете, ни философия ни медицина не стала для него той путеводной звездой, что должна была протащить через всю жизнь и наконец счастливо привесть к могиле. Ни в Сорбонне, ни в Лейпциге он хоть и побывал, но не остался, познакомился со множеством молодых и золотых дворян, но протекции не получил, и жил тем что давал уроки философии и французского языка питерским барышням, не брезгуя впрочем ни медициной, ни цирюльным ремеслом, ни даже и гаданием. Он как-то помог графу Г., с которым весьма сдружился во французской стороне, раздобыть украденные из России необычайно секретные бумаги, и даже был представлен к ордену Св. Анны, но полагающегося к нему дворянского чина так и не исхлопотал, предпочитая коротать время в кабаках в Адмиралтейских частях, в Московской, Литейной и прочая и прочая и прочая.
Учитывая столь обширную географию попоек приятеля, граф Г. оказался в некотором затруднении – трактиров и кабаков в столице насчитывалось столь много, что откуда начать поиски было решительно неизвестно. На небе не было ни луны, ни звезд, одна из которых могла бы оказаться путеводной. К счастью бог пития Бахус не замедлил прийти на помощь графу – уже в пятом кряду трактире близь Невского проспекта до его аристократического уха донеслась отборная брань, которой трактирщик покрывал какого-то оборванца. Графское ухо немедленно пожухло и завяло, ему даже показалось что оно свернулось в трубочку, однако же сердце забилось сильнее. В бродяге, отругивавшемся от трактирщика теми же самыми поносными и простонародными словами, ему почудилось нечто знакомое.
– Ах ты… мерзавец этакий, подлец, негодяй. раздери тебя холера! Сожрал за троих, а платить кто будет? Да я тебя сейчас прямо тут в землю закопаю, а еще лучше на колбасу порублю! Всех тузиков и жучек в округе уже переловили, а гости между тем каждый божий день свежачка требуют, сейчас я тебя того-с!
Дивясь сим нехристианским мыслям, как будто бы и вовсе немыслимым в просвещенной и культурной столице, граф Г. тем не менее преодолел брезгливость и собрав мужество в кулак направился к стойке. Там его взору открылась картина, достойная кисти художника: на стойке, схваченный за горло мозолистой рукой трактирщика, лежал его старый приятель Морозявкин… несомненно это был он! Одеждой он правда скорее напоминал бездомного бродягу, но не потерял присутствия духа и отбрехивался как мог:
– Да где ж это видано, так ломить за пару кружек пенного? Это беспредел! К тому же наполовину разбавленное… кислое, – последние слова Морозявкин уже прохрипел, так как пальцы хозяина сжимались все сильнее.
– Кислое? Да ты сейчас тут сам скиснешь!
На этом месте гневный спич трактирщика был прерван – тяжелая длань графа Г., понявшего что он вот-вот потеряет вновь обретенного приятеля, опустилась на плечо зарвавшегося торгаша.
– Что за хрень господня? Ты кто еще такой? – начал было он и осекся, увидав воинственного графа, страшного в гневе, да еще и при полном параде – со шпагой в два аршина длиной, торчащими усами и горящими глазами.
– Я между прочим благородный граф Г. и не потерплю чтобы моих друзей обижали! – гневно промолвил граф.
_ Да что ты говоришь? Граф Гэ? Полное гэ, или не очень? Мне плевать кто вы такие, главное свои денежки получить! А не то я…
Графу надоело слушать сии неслыханные претензии, к тому же весьма утомительные, поэтому он немедленно с размаху сунул железным кулаком в зубы трактирщика, а вывернувшийся со стойки Морозявкин подхватил какую-то бутыль и с явным удовольствием разбил ее о башку хозяина. Обливаясь водкой, смешанной с кровью, тот повалился за стойку. Граф Г. остановил бросившихся было на выручку патрону половых молодецким взмахом шпаги, а затем, сменив гнев на милость, швырнул им несколько серебряных рублевок, не желая развивать конфликт далее. Звериные лица слуг немедля подобрели, они уволокли бесчувственного патрона куда-то в глубины трактира, а граф Г. и Морозявкин, убрав таким образом досадное препятствие, смогли без помех отметить неожиданную встречу.
– Вот ведь негодяи, хотели заставить меня платить! – возбужденный Вольдемар не мог остановиться. – Мало им того что они имеют честь меня принимать! Ну не при деньгах я сегодня, что ж тут поделать.
– Кстати о презренном металле. Что с тобой случилось, и куда же ты просадил все царево жалование, что тебе было выдано за наши подвиги?
_ Да какое там жалование, я уж и забыл о нем… Поиздержался! То одно, то другое, платье новое справил, опять же лошадку, домик завел небольшой в Адмиралтейской части, да бес попутал – картишки да выпивка, все просадил.
– Эх, бедолага! – выразил приятелю свое сочувствие граф. – Однако же при твоих многочисленных талантах к преподаванию и гаданию, неужели ты не сумел поднабить карман монетой?
– Да, давненько ты не бывал в наших краях! Засиделся у себя в деревне. Тут все как будто вовсе помешались. Даже вальс запретили танцевать – дабы не сближать опасно особ разных полов! Круглые шляпы, и то вне закона, и англичан мы теперь не любим. Извозчиков, и тех регламентируют, у кого пролетка не по форме, так их из столицы выгнали. Свет в домах вечером тушат теперь по команде. Сейчас если и гадают, то только на то, когда все это кончится.
– Скажи, какие страсти! До нашей провинции и не доходят такие слухи. Однако же могу тебя утешить – и для тебя найдется служба.
– Служба? Служить бы рад, даже и прислуживаться… но кому? – Морозявкин навострил уши как спаниель, учуявший утенка на болоте.
– А вот сейчас и расскажу. Зло, понимаешь ли, снова подняло свою черную голову! Надо спешить на помощь.
– Так поспешим! – Морозявкин принялся уничтожать всю принесенную половыми снедь с удвоенной силой, не забывая запивать ее потоками всевозможного алкоголя. Жареные колбаски, цыплята, кислая капуста и пареная репа, пиво, водка, которую тогда кстати сказать делали еще без ректифицированного спирта, так как ректификационной колонны химики пока не изобрели, все это вливалось в его худое тело и исчезало там моментально. Граф Г. не поспевал за товарищем, однако после долгого перегона и сам закусывал с большим аппетитом.
Ужасающие подробности вселенской клеветы и напраслины, которую враг рода человеческого собирался возвести на лучших людей России почему-то не очень огорчили Вольдемара. Напротив Морозявкин как-то повеселел, и сообщил что не худо было бы дабы этот заговор оказался чистой правдой.
– Да как у тебя язык повернулся сказать сии поносные слова? – возмутился граф Г. равнодушию своего товарища. – Да как же государство проживет без реформации? А реформы у нас возможны только сверху, и государь печется об этом день и ночь.
– Ну да, только вот незадача – допеклись до того, что и ввоз книжек иноземных запретили, а наши читать – тоска одна. За границу учиться тоже теперь не поехать, а у нас из учения одна муштра осталась. Типографии частные закрывают. Дворцовые серебряные сервизы и те в монеты переплавили – видно все уж разграбили, подчистую. Жулики и воры! Нет, я бы заговорщикам даже и сам бы помог! – с этими дерзкими словами Морозявкин откинулся на спинку колченогого стула, криво усмехаясь, и графу захотелось самому его придушить.
– Ну полно нести чушь Нам надобно предупредить того, кто никак к сему заговору измышленному причастен быть не может – самого графа Палена, губернатора!
Самого Петра Алексеевича, то есть в девичестве Петра Людвига фон дер Палена? Да пустят ли тебя к его сиятельству? Он видишь ли так высоко взлетел, что и не всякого графа принимает.
– Меня примет, никуда не денется. Вот завтра же и пойдем, ты меня проводишь. А пока надобно устроиться на ночлег. Ты где ночуешь-то? Надеюсь не на улице? – граф расплатился остатками серебра и в компании приятеля вышел под серую хмарь дождливого неба.
* * *
Так как положение Вольдемара было уже близко к критическому, решено было не возвращаться в его каморку, в которой графу решительно не хотелось ютиться. Морозявкин сказал что жалкий скарб и мелкие принадлежности кочевой жизни он заберет у домохозяина как-нибудь потом, когда будет возможность рассчитаться с долгами за квартиру, и граф порадовался его здравомыслию.
К сожалению дом князя Куракина что на Невском Проспекте тоже не подходил для ночлега, не только в силу того что брат его хозяина, Алексея Борисовича, отныне жил изгнанником в Надеждине, но и потому что домом теперь стал владеть тот самый купец Абрам Перетц, финансовый воротила и поставщик соли, про которого в Петербурге говорили «Где соль, там и Перетц». Таким образом дворец, в котором герои когда-то коротали время под княжеским крылом оказался закрыт для них, а знаменитое имение князей Куракиных, впоследствии известное как Куракина дача, готовилось уже согласно указа Павла I перейти к Ведомству императрицы Марии Феодоровны для поселения там каких-то сирот-подростков, трудившихся на Александровской мануфактуре, так что рассчитывать героям приходилось разве что на постоялый двор.
Заночевав в не слишком грязном номере постоялого двора «Гейденрейхский трактир» на Невском проспекте, невеликое количество клопов в котором порадовало Морозявкина, но огорчило брезгливого графа, наутро герои привели себя в относительный порядок и взгромоздившись на коней, точнее говоря на превосходного и уже знакомого нам вороного графского жеребца и пегого конька, спешно приобретенного для Морозявкина за половину целкового на пропой у забулдыги-извозчика, поскакали к губернаторскому дому на том же Невском, у Полицейского моста над Мойкой.
Несмотря на то, что ранний визит и его причины очевидно звучали весьма необычно, военный губернатор и генерал от кавалерии Петр Пален соизволил принять графа довольно-таки быстро. Прождав в приемной не более трех четвертей часа и вызвав гнев сановников, которым пришлось дожидаться аудиенции и далее, граф Г. был приглашен адъютантом в просторный, но по-немецки скромно обставленный кабинет.
– Прошу прощения, я кажется заставил вас ждать, – произнес граф Пален отрывистым и сухим голосом. – Обязанности губернатора столь славной столицы как наша весьма обширны и многообразны, по восшествии государя на престол строительство идет повсюду, дворцы, памятники, заводы, всюду нужен мой ахтунг, и я не могу отвлекаться по пустякам.
– Я не собирался отвлекать ваше сиятельство попусту, однако же дело не терпит отлагательств. Извольте прочесть, – с этими словами граф Г. передал губернатору пакет от князя Куракина.
Распечатав восковую печать и вскрыв послание, губернатор принялся читать его содержание при неверном свете длинной белой свечи, пытавшейся разогнать утренний сумрак. По мере чтения хищное лицо его, и так продолговатой формы, казалось все более вытягивалось, тонкий нос казалось заострился, а высокие брови вздернулись еще выше. Наконец он оторвался от текста и вновь взглянул на графа.
– Очень любопытное послание. Вы знакомы с его содержанием?
– Александр Борисович посвятил меня в общих чертах, и я считаю что долг каждого дворянина способствовать пресечению распространения сей злонамеренной клеветы на корню, – ответствовал граф Г. склонив голову.
– Похвально, похвально, что у нас в державе есть такие преданные дворяне как вы. Именно – пресекать! Негодяи упоминают и мою фамилию с целью оклеветать и опорочить меня во мнении императора. Павел Петрович и так непостоянен и уже исключал меня из службы. Терпеть дальнейшие интриги, тем более чинимые нашими недругами в Англии, я не намерен.
– Князь Александр Борисович сейчас также отлучен от двора и в опале, – позволил заметить граф Г. – Возможно вы, пользуясь своей близостью к императору, могли бы похлопотать за него…
– Мы не приятели с князем, однако и впрямь Никиту Панина, его родича, я хорошо знаю и весьма уважаю. Тут есть послание и от него и еще… – граф Пален порылся в конверте, и уху графа Михайлы послышалось нечто, весьма напоминавшее шелест ассигнаций.
– Еще рекомендательные письма? – проницательно спросил граф Г.
– Да, за подписью графа Шувалова, директора государственного ассигнационного банка. Ну что же, у князя Куракина много влиятельных друзей, да и человек он славный, иностранными делами заправлял. Полагаю он еще пригодится России… как и вы надеюсь. Я замолвлю словечко перед государем при первой же возможности.
Припомнивши советы князя и еще раз поклонившись, граф Г. вышел из строгого кабинета. Морозявкин, который поджидал его на улице, ожидая каких-то подробностей визита, так ничего и не дождался. Граф был весьма немногословен, и только покрепче подхлестнул лошадь, так что она понесла с места в карьер. Кляча Морозявкина еле поспевала за ним, вынуждая седока кричать: «Эй, стой, погоди!»
А в это время граф Пален, еще раз перечитав принесенное ему послание, подозвал своего адъютанта. Когда тот вошел и почтительно стал ожидать указаний, губернатор отрывистым голосом повелел послать нарочных к графу Панину, князю Зубову и еще ряду лиц. В переданных записках были слова: «Лис почуял западню, ускорьте ваши приготовления». Конные курьеры быстро ускакали, некоторым пришлось ехать долго, а другим – совсем недалеко. Колеса заговора завертелись еще быстрее, ведь ряд гвардейских офицеров недоволен был только тем, что их вожди еще что-то долгонько тянут.
* * *
Однако же в большом городе путников всегда подстерегает много неожиданностей, и никогда нельзя оставаться в одиночестве надолго. Неожиданности бывают как водится разного рода, приятные, не очень и вызывающие целую гамму разных чувств. Именно такую гамму чувств пришлось пережить приятелям, когда они совершенно неожиданно увидели перед собой хрупкую фигуру в черном. Фигура несомненно была женской, закутанной в длинное платье и вуаль под шляпкой. Взмахнув тонкой рукой, она поманила их за угол, за которым немедля скрылась и сама. Морозявкин и граф Г., как зачарованные кролики, в полном молчании слезли с коней и пошли по ее следу, впоследствии не раз недоумевая зачем они это сделали.
За углом как выяснилось их не ожидало ничего хорошего – на друзей немедля накинулась целая стая сыщиков, схватила их, связала, надела на голову мешки, предварительно вбив в рты кляпы, и погрузив в черную как вороново крыло закрытую карету с решетками на окнах повезла в неизвестном направлении. После долгой тряски по плохим дорогам, которая показалась особенно мучительной ввиду неизвестности маршрута, приятелей распаковали, сняли пыльные мешки с голов и наконец-то развязали рты и руки.
Отплевываясь граф с Вольдемаром огляделись по сторонам и заметили что находятся в низком подвальном помещении с каменными сводами, из-под которых капала вода. Кроме них здесь не было никого, если не считать той фигуры, что восседала за низким дубовым столом, устеленном листами и уставленном чернильницами. Из-за яркого света масляной настольной лампы с куполообразным абажуром черты лица щурящемуся графу удалось разобрать не сразу, а когда это все же произошло, он ахнул. За столом восседала их старая знакомая, Лиза Лесистратова, бессменная сотрудница Тайной экспедиции, которая когда-то путешествовала вместе с ними по Европам, стремясь раздобыть пропавшую тетрадку с предсказаниями монаха Авеля. Теперь же она как говорили добрые языки была в фаворе у самого государя, и очевидно сделала крутой карьер.
– Сударыня, вы ли это! – промолвил граф Г., оставаясь галантным как всегда.
– Ах ты… ты… это значит ты! – завопил Морозявкин, который был не так любезен. – Значит из-за тебя нас схватили, заховали в мешок как котят в ярмарку, кинули на дно повозки, без всякого почтения и завезли незнамо куда?!
– Ну не буду больше вас томить – да, это я! А это место – Петропавловская крепость, – Лесистратова посмотрела на приятелей сквозь разделявшее их пространство и улыбнулась весьма иронично. Она была молода и хороша собой, приятное овальное лицо обрамлялось шапкой темных волос, носик был небольшой, губы чувственные, ее только портили лисий взгляд лучистых глаз и хищная улыбка, при которой казалось что улыбается морское чудовище акула, с полной пастью зубов.
– Позвольте вас спросить, чем же мы обязаны честью столь приятного свидания? – поинтересовался граф Г., по-прежнему щурясь на лампу и на хозяйку подвального кабинета.
Лесистратова помедлила несколько секунд, а потом поглядела на арестантов сквозь модный тонкий лорнет на длинной ручке, чего ранее за ней не наблюдалось.
– До нас дошло известие, что вы, господа, привезли графу Палену некое секретное послание… так ли это? – осведомилась она и уперла свой взгляд в обоих поочередно.
– Вот ведь вздор какой, ничего мы никому не привозили»! – заорал Морозявкин еще громче прежнего.
– Помолчите! Запираться бесполезно. У нас длинные руки и чуткие уши! – прикрикнула Лизонька, слегка покраснев от натуги.
– У меня тоже чуткие уши! – выкрикнул Морозявкин, но граф Г. ловко заткнул ему рот на некоторое время.
– А откуда у вас сии сведения? – поинтересовался он на всякий случай.
– Мы не раскрываем наших источников, однако же могу сказать что среди лакеев и прочей челяди всегда найдется множество людей, готовых помочь верным слугам Государя. Так что не советую запираться!
– Как? Вы посмеете требовать показаний от дворянина?! – возмутился граф Г., может быть даже слишком наигранно.
– Теперь и дворян разрешено допрашивать с пристрастием… а к вам, граф, я буду особенно пристрастна! – Лизонька порылась в ящике стола, гремя каким-то железом и достала что-то вроде огромных щипцов, при взгляде на которые граф Г. побледнел, а Морозявкин даже позеленел. Она поднесла щипцы поближе к возможным преступникам и звонко щелкнула ими несколько раз.
– Матушка-голубушка, государыня! Царица! Не погуби! – взвыл Вольдемар и бухнулся в ноги сыщице, отбросив напрочь все свое свободолюбие и вольномыслие.
Граф Г. посмотрел на таящиеся в глубине зала грубые деревянные ложа с металлическими застежками для рук и ног, дабы допрашиваемый не мог пошевелить ими, и внезапно почувствовал острый приступ любви к Отчизне, и потребность рассказать все без утайки старой знакомой, к тому же такой очаровательной женщине с шармом и несомненной харизмой.
– Откровенно говоря, я и сам собирался, сударыня и даже почитал своим долгом открыться вам… – начал он свое чистосердечное признание.
– Ну-ну, – ободрила его Лизонька, – продолжайте, ведь главное начать!
– И вправду меня просили передать некое послание от князя Куракина губернатору, – начал граф, стараясь лавировать так чтобы не выдать благодетеля, но одновременно и не рассердить мамзель Лесистратову.
– А о чем шла речь в сем послании? Нас интересует все – имена, адреса, фамилии! – прикрикнула Лиза и хлопнула ладошкой по столу так что доски зазвенели.
– Гнусная клевета, наветы! Интриги Англии! Заговор, составленный англичанами дабы опорочить графа Палена и других вернейших и полезнейших нашему отечеству вельмож! – быстро выкрикнул граф Г., и несмотря на все свое прославленное мужество зажмурился.
– Клевета? Навет? Да, нам известно, что британцы не любят нашего государя из-за создания им антианглийской коалиции и рады были бы его устранению. Однако же что если в сем послании содержатся подлинные сведения? – спросила Лиза подозрительно. – Вдруг и в Англии у нас нашелся какой-то доброжелатель?
– Доброжелатель? Да это… Это Он! Черный Барон! – выкрикнул граф Г. в отчаянии. – Тоже мне, нашла доброжелателя. С чего бы ему желать добра России и ее императору? Наверняка если заговор и есть, то в нем участвуют совсем другие люди, на английские же деньги, а это все грязная ложь с целью отвлечь внимание патриотов отчизны!
При произнесении этих слов про барона масляная лампа мигнула и на миг померкла, по комнате пробежал могильный холодок, Лесистратова побледнела и сжала руки, а Морозявкин забился в угол, однако же граф в своем разоблачительном порыве ничего не заметил.
– Ну мы посмотрим и во всем разберемся, проверим самым тщательным образом, – процедила Лиза сладким голосом, опомнившись и взяв себя в руки. – А кто сказал, что это происки Ба… ну вы знаете, кого?
Граф Г. поведал ей услышанную от князя Куракина притчу про то, как письмо притащила огромная черная ворона. К его удивлению, Лиза вовсе не стала смеяться. Она схватила перо и быстро строчила строчку за строчкой. В миг настрочив целый доклад, сыщица перечитала его содержимое, удовлетворено хмыкнула и объявила что более никого не задерживает, но будет неустанно следить за всеми. Отпущенные с миром граф Г. и Морозявкин, стоя перед воротами крепости на Заячьем острове, из которых их выпихнули так же споро, как и впихнули, долго еще не могли отдышаться и лишь удивлялись деловитости и хватке старой приятельницы, а также полному отсутствию у нее каких-либо приятельских чувств.
* * *
А в это время где-то в Англии, а точнее где-то в Лондоне, а еще точнее – где-то во дворце Черного Барона многие известные и достопочтенные члены закрытых клубов и тайных общин также испытывали недоумение. Былая антифранцузская коалиция, в которую Россия входила вместе с Британией, а также Австрией и Турцией, уже не существовала. Император Павел, обидевшись на союзников-англичан, вероломно захвативших Мальту, которая несомненно должна была стать нашей и отойти под высокую руку нового главы Мальтийского ордена, вывел войска из Европы и решил действовать уже против британцев и подбить на это всех остальных государей. Поэтому в Британии он стал считаться лицом, решительно нежелательным к его дальнейшему существованию. И тем более удивительным было поведение самого мессира, или же Барона, в которого по мнению многих достопочтенных сэров словно бес вселился.
– Вместо того чтобы тратить наши деньги и усилия на свержение этого возомнившего о себе ничтожества он как будто бы пытается его спасти? Где это видано?
