Тоскливая вода

– Спасибо, но нам правда бежать пора. Мы пойдем. – Лев тронул за плечо ЭРПа, который все это время пристально всматривался в Ивано. – Поправляйтесь!

– Вам тоже не хворать! А ты не грусти, Ромчик!

– Ага. – Ответил рассеяно Ромчик. Он тряхнул головой, пытаясь сбить концентрацию. Не получилось. Еще пару секунд он наблюдал за тем, как Ивано трепетно протирает и расставляет банки на прилавке, пока не обнаружил, что Лев уже ушел.

Догнав Льва, Ромчик проводил его до аэроэкспресса, который удачно отбывал прямо от «Даниловки». Серебряный поезд с красной символикой умчался стрелой в прозрачный тоннель, как только Лев в него сел. Ромчик проводил поезд взглядом и осознал, что все еще не хочет на работу. Путем сделки с совестью – так Ромчик называл процесс победы его неразумной части над кодом, было решено посидеть полчаса на крыше рынка, любимом тайном месте Ромчика. С полупрозрачного купола открывалась достойная панорама на город, да и обычно до того места никто не добирался кроме ЭРПов-ремонтников. Ромчик забрался по винтовой лестнице, ровеснице видеокассет и игровых приставок, стараясь не скрипеть и не привлекать внимания. Наконец он на месте. Бесконечная пробка, сутолока. Аэроэкспрессы без устали набирают новых пассажиров.

Ромчик смотрел на «тубус для поездов», как он называл про себя прозрачный тоннель аэроэкспресса. Поезда стремительно и бесшумно подъезжали к станции под ним, выдавливали из себя копошащихся людей, наполнялись ими вновь и беспристрастно улетали прочь. Как бы Дима не восторгался мозгом человека, было в людях что-то до боли простое, что нельзя было скрыть ни единым технологическим скачком. ЭРПа это досадовало и напрягало одновременно. Вообще, мыслительные процессы о создателе были заблокированы, но в новых обновлениях эти запреты немного ослабили, чтобы позволять ЭРПам общаться на конфессиональные темы с людьми – как ни странно, в продажах такая тематика всплывала нередко. Прозрачный тоннель тянулся змеей через изгибы автострад. Пасмурное небо не обещало ничего, кроме дождя. Было в человеке и то, что особенно не поддавалось Ромчику – институт семьи. Он упорно его не понимал. Вот сейчас Лев спешит в аэропорт к своей девушке, жертвует своим здоровьем – а лучше бы с шишкой за ухом разобрался, у Ромчика, когда впервые шарнир полетел, он чуть инфаркт не поймал (или инсульт?), и сразу полетел на диагностику. Вот зачем Льву девушка? Чтобы дальше с ней создать семью, родить детей. А зачем? Чтобы продолжить род, и человечество не вымерло. Так почему бы не решить эту глобальную проблему на законодательном уровне, не выращивать младенцев искусственно, чтобы семья не была обязательным атрибутом. Хотя его же, по идее, и не принуждают с ней рожать детей. Люди хотят именно своих детей – эгоизм, «мое, я воспитал, мои гены». Хотя, в общем-то, какая разница? Все одного вида и на одно лицо. Зачем обременять себя лишними социальными обязательствами, идти на уступки, жертвовать собой, только чтобы не одному существовать, делить мысли и чувства не с чипом или набором коллег, а кем-то одним и постоянным? Это же тонкое место, уязвимое – из детективов Ромчик понимал, что предать могут только близкие, остальным просто нет смысла этого делать. Получается, человек умышленно себя ведет на страдания и риски. Вывод – он заводит отношения и семью, потому что ему просто скучно. Попробовал бы он поработать в «Даниловке», сразу бы передумал.

Налетевшая растрепанная туча зашуршала по крыше мелкими каплями дождя. От этого Ромчику стало еще тоскливее. Надо уходить. И когда уже наконец дадут новое обновление, чтобы его состояние стабилизировалось? Ромчик встал, чтобы напоследок насладиться панорамой ревущей Москвы, прижал руку к силиконово-металлической груди. Словно это помогло бы унять тоску. А вдруг человеку тоже никак не напишут обновление, он мучается от тоски и из-за этого и бежит за Катей в аэропорт? Дождь усиливался. Ромчик мотнул головой и побрел к лестнице.

4

Я лечу в аэроэкспрессе и судорожно смотрю на время. Катя пока не писала, что странно, ведь я фактически еду с опозданием. Как она там? И в сети не появлялась. Вспоминаю, как добежать до нужного терминала, пока еду, чтобы не тратить на это время по месту. Вроде помню. Надо было купить цветы. Да даже мед у этого киборга с рынка подошел бы, все не с пустыми руками. Что-то я не подумал. Смотрю, сколько стоит доставка букета – хватит долететь до Катиного Екатеринбурга и еще чуть-чуть останется. Я ее люблю, конечно, но нам еще месяц на мою зарплату жить, так что вряд ли такие траты будут на пользу. С другой стороны, создавалось впечатление, что девушек удивляло и радовало больше именно иррациональное, что ты бы точно для нее не сделал. Еще раз смотрю на доставку. Потом быстро на картах ищу ближайшие цветочные и, о чудо, какой-то товарищ держит небольшой цветочный прямо рядом с аэропортом. Жилая застройка подкралась уже вплотную ко взлетным полосам, при этом, интересно видеть, как коммерция тоже потихоньку движется к царству, где из-под самолетов, как золотых антилоп, сыплются деньги улетающих.

Выбегаю из экспресса и лечу в магазинчик цветов. Он похож на ларек с фотографий нулевых, как его не закатали еще в навесной фасад или не пустили под реновацию – непонятно. Понятнее становится, когда подбегаю ко входной двери, конечно же, с колокольчиком, – мужчина армянской наружности тычет в лицо другому мужчине, в костюме и с портфелем, букет оранжевых роз и доказывает изо всех сил, насколько розы свежие и вообще собирались на солнечном склоне только вчера. Розы грустно склонились в целлофане – либо порван пространственно-временной континуум, либо склон они видели месяц назад в лучшем случае. Мужчина в костюме спокойно парирует, что здесь на цветах нет даже обязательных штрих-кодов, а, значит, он по системе не может проверить их свежесть. Да и цена высокая. Мужчина армянской наружности аж опускает букет от такого пассажа в свою сторону. Пользуюсь моментом и проскальзываю между ними в магазин – я не такой гурман, чтобы придираться. Да и главное – это внимание? Надеюсь, у Кати идеалы такие же. Выбор в основном состоит из роз. Есть гибридные яркие цветы в горшках для любителей необычных оттенков, над ними лениво жужжат биопчелы. Присматриваюсь к пяти белым розам. Видно плохо, в каком они состоянии, хотя вроде самостоятельно стоят в вазоне и не опираются на ковер на стене – уже хорошо. Мужчина армянской наружности кричит что-то недовольное вслед недопокупателю в костюме. Поражают две вещи: во-первых, даже с синтезатором речи его акцент звучит максимально ярко, а во-вторых, как его ручной протез выносит такое количество итальянских недовольных жестов и не глючит. Наверное, под себя сборку заказывал. На такой цене цветочков я бы из себя половину киборга сделал. Вспоминаю про время, хватаю пять роз, жду, пока ЭРП с сигаретой в керамических зубах (Что? Курящий? Нет времени удивляться) завернет цветы в целлофан. Итоговая сумма удивляет не меньше. Сканирую лицо, плачу, терминал висит – как всегда в нужные моменты. Подходит мужчина армянской наружности, благодарит за покупку. Улыбаюсь, оплата прошла, хватаю букет, лечу в аэропорт. На очках прокладываю маршрут в нужный терминал, параллельно звонит Катя:

– Привет! Ты не представляешь, только сели! Из-за погоды кружили долго, облачность большая. Прости, пожалуйста, что так получилось. Долго ждешь?

Резко останавливаюсь и вдыхаю полную грудь воздуха. Гонка окончена.

– Нет, солнышко, все хорошо, я сам по делам задерживался, так что только приехал. Готов тебя встречать!

Розы тоже словно облегченно вздыхают. Уподобляюсь ЭРПу из цветочного и выкуриваю сигарету. Очки заботливо высвечивают предупреждение о вреде никотина, его дополнительно озвучивает помощник Лиза. Смахиваю его и затягиваюсь. Есть вещи, которые технологиям не понять. Докуриваю и ныряю в брюхо аэропорта. Без очков было бы тяжко – они предоставляют самую надежную навигацию, которая блестит прямо у тебя под носом и подсказывает, куда не опоздать и как повернуть. Голосовое же оповещение, оставшееся с незапамятных времен, больше похоже на шифр, который тебе нужно угадать, чтобы улететь нужным рейсом.

Наконец подхожу к зоне ожидания. Поправляю волосы, снимаю очки, смотрю на розы и взглядом приказываю им дожить до вечера. Появляется поток прилетевших. А вот и Катя. Тонкая и аккуратная, как птичка, в легком плаще. Удивительно, что без чемодана, только на плече рюкзак тащит. Видит меня, улыбается, машет рукой на ходу.

5

Только в такси понимаю, как же гудит голова. Кате понравился букет, осталось понадеяться, что дома клининг хорошо выполнил свою работу. Надо еще что-то приготовить на ужин или лучше предложить ей сходить куда-то поужинать? Пока кручу мысли в голове, Катя рассказывает про свою учебу. Отрывками вслушиваюсь – семестр закрыла на отлично, у нас в Екатеринбурге тоже сейчас дожди, а вообще так хорошо, что я на каникулы смогла к тебе вырваться, целый месяц впереди, представляешь? Представляю. Отчетливо представляю. Не зря три месяца до этого откладывал на ее приезд, чтобы оплатить все, начиная от билетов и заканчивая едой. Я неприхотливый, ем немного, одежды одна полка еще со школы, трачу только если на технологические игрушки, каюсь. А вот девушка – это комплексная статья расходов. У меня так друг курить бросил – экономил на походы в кафешки со своей. Кстати, о сигаретах. После выкуренной зрение значительно упало, я это только сейчас замечаю, когда проплывающие мимо здания слишком размыты. Это снова шалит чип? Катя замечает мое беспокойство, спрашивает, все ли хорошо. Я отвечаю, что да – я не говорил ей про свой чип, не хотел, чтобы она переживала во время сессии, да и у нее самой стоит такой же чип, такие новости могли ее сильно напрячь.

Наконец, спустя несколько километров пробок, такси подъезжает к подъезду. Мужики все также сидят на лавочке и обсуждают электронные очереди в поликлиниках. Катя оглядывается и подходит к виртуальному табло объявлений, висящему у входной двери. Среди мерцающих брошюр выделяется один настоящий листок, приклеенный на скотч.

– У тебя что, горячую воду отключили? – Удивленно спрашивает она, вчитываясь в содержимое листочка.

– Да, забыл предупредить. Две недели назад выключили, уже включат к концу недели.

– В удивительном мире живем – вокруг так много технологий, особенно здесь, в Москве, а до сих пор воду вырубают.

– Ну, некоторые технологические процессы не отложить.

– Тебе как инженеру это проще осознать. Мои гуманитарные мозги до сих пор не всегда осознают, что вокруг происходит. – Катя смеется.

В квартире все сияет чистотой. Я тихо благодарю Лизу, она в ответ включает легкую расслабляющую музыку.

– У тебя очень уютно. Я эту квартиру по-другому представляла. А какой милый дворик! – Мягко произносит Катя, выглядывая из окна. Квартира действительно словно выглядит иначе, чем я привык к ней. Возможно, из-за того, что в прихожей наконец лежит Катин рюкзак и стоят ее голубые кроссовки.

– Чем займемся? – Катя садится на стул на кухне и начинает собирать свои светло-русые волосы в хвостик.

– Может, сходим куда-то поужинать? Заодно и город покажу.

– О, было бы отлично. Я только за. Только надену что-нибудь симпатичное.

Я улыбаюсь:

– Ты и так у меня красавица.

6

Центр вечерней Москвы бурлит и шипит ресторанами, которые раскинули летние веранды по обе стороны улицы. Несмотря на пасмурную погоду, на улицах гуляет много людей. Катя восхищенно оглядывается вокруг, иногда показывая на особо красивые и необычные постройки. Она любит архитектуру. Мы встречаемся немногим больше года на расстоянии, за все это время я приезжал в ее родной город три раза. И вот она впервые приехала ко мне. Словами не описать внутренний восторг и осознание, как меняется привычная обстановка благодаря всего лишь одному человеку. Катя – потрясающая девушка. Смотрю на нее, держа за руку, и даже не могу понять, что конкретно вызывает во мне любовь к ней. Наверное, все. Ее внешность, характер, ее смех, переживания, ее походка и ее глаза. Нас познакомил мой одногруппник, Олег, в одной игре, когда мы уже заканчивали университет, а Катя была еще на втором курсе.

– Выбирай, куда пойдем. Я особо не хожу по кафе, так что буду полагаться на твой выбор.

– Сложная задачка. Давай тогда сюда? – Катя указывает на небольшой ресторан на углу старинного дома, вход которого украшен фонариками, а на окнах висят рыболовные сети и светятся голограммы рыбок. – Это, наверное, рыбный ресторан. Сегодня, конечно, не четверг, но мне было бы интересно ее здесь попробовать.

– Как скажешь. – Улыбаюсь я.

В ресторане все еще обслуживают люди. Официант в аккуратном синем фартуке сажает нас за столиком в середине зала – у окон места уже были заняты. Играет джаз. Катя поправляет платье и смотрит на рыбок на окне.

– Знаешь, у нас, конечно, тоже есть такое, но совсем меньше. А здесь на каждом шагу. Нужно привыкнуть.

Отдаю ей свои очки, чтобы она сделала заказ, – Катины мы забыли дома. Так быстрее и не приходится общаться с персоналом лишний раз. Через несколько минут приносят блюда. Я заказал камбалу, Катя – тунца. Тарелки необычные, тяжелые, разводы на них напоминают морской берег, на который накатываются волны. Солонка и перечница сделаны из материала, похожего на бетон. Место с претензией. Желаю Кате приятного аппетита и преступаю к камбале, грустно лупящей глазами куда-то в потолок. Едим молча. Пытаюсь начать диалог, спрашивая у Кати, как ей ее блюдо, хотела бы она на один день оказаться моряком и с помощью других странных вопросов, которые приходят на ум. Она отвечает с улыбкой, но односложно.

После ужина веду ее по Маросейке, потом через Лубянку и в центр. Катя в основном молчит и восхищенно смотрит вокруг, лишь иногда указывая мне на необычные детали – интересно одетых людей, козырьки домов, парки, подсвеченные сотнями огоньков. На ней все еще мои очки. Если их не отключать, видишь мир дополненным миллионами парящих и зазывающих вывесок, предложениями новых маршрутов по достопримечательностям, а в моде экскурсии на некоторых местах еще и появляются краткие исторические сводки. Катя вроде в восторге. А у меня болит голова. Пытаюсь сдерживать слепоту и перепад настроения, чтобы снова не упасть в неизвестность. Аккуратно щупаю волдырь за ухом – горячий. Странно.

Дома Катя предлагает посмотреть серию какого-то нового сериала и лечь спать. Я хоть и смотрел на него обзор пару дней назад, все равно соглашаюсь. Смотрел настолько поверхностно, что даже не запомнил названия. После двух серий ложимся спать – утром мне на работу, вентиляция сама себя не спроектирует. И нужно мне было учиться на инженера по внутренним сетям, чтобы с самого начала обрекать себя на работу серого среднего класса, который даже не занимается исследованиями искусственного интеллекта, не придумывает игры или не творит, как музыкант или художник. Вот Катя филолог – расплывчато, кем она будет после окончания университета, но звучит интереснее и загадочнее, чем моя специальность.

7

Возвращаюсь с работы поздно – задержали из-за сдачи документации. Катя дома, суетится на кухне и болтает с Лизой о новинках в музыке, не замечая моего прихода. Вдыхаю запах еды – мелочь, которой мне так не хватало. Кричу ей из темноты прихожей, что я дома.

– О, привет! А я как раз почти закончила готовить, ты вовремя. – На голове у Кати милый пучок, она стащила мою домашнюю футболку. Видимо, поэтому она и приехала с одним рюкзаком – знала, что что так будет. Улыбаюсь и вешаю куртку.

Ужинаем, болтая ни о чем – о моей работе, о том, как Катя провела день. После ужина, пока я мою посуду, слышу прилетевшее в мою спину предложение:

– Может, поиграем в «Содружество»? – Поднимаю брови.

«Содружество» – это онлайн-игра, ставшая аналогом уже почившего Симс. Симулятор жизни, где ты можешь создавать персонажей, налаживать им быт, создавать семьи и строить дома, ходить на работу и выполнять разные квестовые задания. Не знаю, как я от шутеров докатился до жизни такой. Но «Содружество» связывает нас с Катей и помогало множество раз переносить расстояние, когда мы часами играли в нее, болтали и строили совместные планы. Фишкой игры, которая изначально меня и привлекла, было использование чипа. Когда чипы только появились на рынке, они были совместимы всего с парой игр, доступных в нашей стране, – занудным квестом, который я прошел за пару ночей, и с «Содружеством». Так что выбора у меня фактически не было. И с чипом игра преобразилась – все, что ты намеревался говорить или писать в игре, можно пропустить через чип, который с помощью нейросетей или еще какой-то магии сделает тебя более разговорчивым и приятным собеседником. Чип даже мог придать необходимую окраску твоим словам, сделав твою речь более приветливой и милой. Говорят, что он имеет контроль и над эмоциями своего владельца. Таким образом, ты в игре становился лучшей версией себя. Когда мы с Катей только начинали играть, мы, не скрывая этот факт, пользовались чипами. Наверное, хотели больше друг другу понравиться. А потом просто не стали их отключать и каждый раз играли с ними. Так зачем она хочет зайти в «Содружество» сейчас, когда между нами уже нет сотен километров?

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Ну, почему ты предложила поиграть в «Содружество»? Я же уже рядом, мы и так можем пообщаться.

– Захотелось просто. Не знаю, что еще сейчас делать.

– Хочешь, пройдемся? Только не долго, завтра опять на работу.

– Хорошо.

На улице поют птицы. Одна птичка, похожая на соловья, заливается громче всех. Катя погружена в свои мысли. Пытаюсь ее растрясти разговорами, а потом спрашиваю напрямую, что случилось. Она отшучивается, а потом отвечает, что просто устала за готовкой.

Ложимся спать. В голове вьются неявные мысли, сплетаясь в комок, из которого я не могу выцепить ничего, что объяснило мне причину моей внутренней тревоги. Катя моментально засыпает. Или делает вид. Смотрю в потолок. Прохожусь взглядом по маленьким трещинкам, расчерченным на белой краске. Что-то не так.

На работе снова сбоит чип. На двадцать минут пропадает зрение, благо что в обеденный перерыв, когда почти весь офис пустует. Срываюсь на коллегу, который сделал небольшие ошибки в чертеже – такого раньше не было. Чувствую волну раздражения и бессилия, которая стремительно меня поглощает, а потом также стремительно откатывается. Сижу опустошенным в кресле и не понимаю, то ли это чип, то ли я двинулся умом. Покупаю кофе и иду извиняться перед коллегой, хорошо, что знаю, какой кофе ему нравится. Дома Катя снова готовит ужин. После еды слышу уже ожидаемое предложение об игре в «Содружество». Отказываюсь, так как происшествие на работе абсолютно выбило меня из колеи, о чем я все же не рассказываю Кате в желании оградить ее от своих проблем. Катя уходит в соседнюю комнату играть на ноутбуке со своими друзьями. Включаю рекомендации Рутуба и падаю в быстрое насыщение от коротких роликов.

Но тут одно видео заставляет меня нажать на паузу. Пересматриваю его еще раз. Затем еще. И еще. Делаю кофе, в задумчивости смотрю в окно, где уже сгустился сумрак под все таким же пасмурным небом. Мне нужно поговорить с Ромчиком.

Ромчика можно вызвать только как доставщика. Я кричу в комнату Кате, хочет ли она что-то сладкое. Она удивляется, но просит тирамису.

Через двадцать минут у дверей материализовывается Ромчик.

– Добрый вечер, Лев. Ваш заказ.

Катя выглядывает из-за моей спины:

– Добрый вечер. А я Катя. Приятно познакомиться.

– Приятно познакомиться. Добрый вечер.

– Ты милый. Наши более потрепанные. Давно тут работаешь? Нравится?

– Не так и давно. Да, конечно, нравится. Здесь очень хорошие люди.

– А твоя девушка кем работает? – Удивленно смотрю на Катю.

– Что? У нас почти все ЭРПы семейные. Недавно даже им выделили отдельное общежитие, где раньше эмигранты жили.

– Это ведь запрещено. – Ромчик явно подбирает слова, не зная, что ответить. – И, тем более, зачем это. В ЭРПах не заложено репродуктивной функции.

– Думаешь, что это единственная цель в отношениях?

– Она самая рациональная.

– Дети – это важно, я согласна. Но есть еще и поддержка, понимание, внимание. – Чувствую на себе взгляд Кати. Долгий. Оборачиваюсь и киваю. Этот момент явно выявил причину Катиного вчерашнего задумчивого состояния. Но сейчас нужно завязывать этот диалог.

– Ромчик, можно тебя попросить зайти? Я хотел бы с тобой поговорить.

– Мне нельзя. Прошу прощения, но меня следующие заказы ждут. После нашего с Вами путешествия в «Даниловку» мне выписали большой штраф. – Катя удивленно смотрит на меня и тихо спрашивает: «А что вы там делали?». «Потом объясню», – кидаю я ей и обращаюсь к Ромчику:

– Это займет максимум пятнадцать минут. Плюс я могу тебе компенсировать штраф.

Ромчик колеблется. Протягивает Кате тирамису. Смотрю на него в упор и подмигиваю. Ромчик вздыхает и заходит в квартиру.

Мы садимся в моей комнате, а Катя уходит на кухню дальше играть в «Содружество». Ромчик оглядывается и заглядывается на верхнюю полку шкафа.

– Нравится коллекция?

– Да. Я не видел еще столько дисков с фильмами, только если несколько у Димы.

– Это наследие от моего отца. С самого детства он диски собирал, у моего деда много взял и у его друзей.

– Здесь много интересных фильмов. И советских тоже.

– Ты фильмами увлекаешься?

Ромчик мнется:

– Немного. Просто множество старых фильмов сейчас в свободном доступе нет, их только иногда в кинотеатрах показывают, но это для людей.

– А хочешь, я покрою твою задержку сейчас этими дисками? Бери, какие хочешь, они все равно у меня просто стоят и пылятся. У тебя проигрыватель есть?

– У Димы возьму. Спасибо Вам огромное! – Ромчик улыбается, его окуляры блестят как настоящие глаза. Я удивляюсь, насколько мала дистанция между творцами и их творениями. Ромчик берет четыре диска и прижимает их к груди.

– Присаживайся. Есть один вопрос к тебе.

– Спасибо Вам, я постою. – Я ставлю перед Ромчиком кресло, он аккуратно присаживается. – Так вот, я тут увидел одно видео и вспомнил Ивано. Ивано Петровна или как ее зовут?

– Ивано Петровна просит себя идентифицировать как оно.

– Да, да, хорошо. Так вот, помнишь, что у него с рукой творилось, когда мы его на днях видели?

– Его Валера очень интересен, да. – Ромчик усмехнулся.

– У него раньше было такое? Я тебя хотел расспросить про Ивано. Как обычно оно себя ведет? Какой у него характер?

– Я не уверен, что могу говорить о таком.

– Я очень тебя прошу. Это связано с моим здоровьем, с чипом. А ЭРПы ведь должны охранять здоровье человека? – Ромчик вздыхает и кивает.

– Вы правы. Но как это связано с Вашим здоровьем?

– Помнишь, для чего мы приходили к Диме? Вот уже две недели как я периодически слепну, а еще наблюдаю за собой внезапные перепады настроения. И я это связываю с чипом, потому что как раз две недели назад у меня появилось это. – Показываю Ромчику волдырь за ухом.

– Вы пока решили не обращаться ко врачу?

– Да, из-за работы и приезда Кати было не до этого. Это я все к чему. Я заметил, что у Ивано Петровны тоже есть чип, и место установки также опухло, как у меня. Оно сказало, что Валера у него тоже недавно появился. Дима упоминал, что на рынке сталкивался уже с чем-то подобным. И я подумал, вдруг у нас с Ивано похожие симптомы. Осталось понять, есть ли у него перепады настроения, то есть, возможно, оно вело себя не как обычно, когда мы его встретили.

– Оно было более доброжелательным, чем обычно. И веселым. Обычно Ивано суетится очень и нервничает по любому поводу. Все, что могу сказать.

– Отлично. Все сходится.

– Вы упомянули какое-то видео. О чем оно?

– Да, точно, смотри. – Я показываю Ромчику с телефона тридцать секунд научпопа. – Здесь говорится о синдроме «чужой» руки. Я пока тебя ждал, немного почитал о нем. Природа этого синдрома до сих пор не до конца исследована, но оно может возникнуть также из-за нарушений в моторной коре головного мозга. Про нее же говорил Дима, когда рассказывал про механизм работы чипа.

– Но у нарушений может быть разная природа. Вы хотите сказать, что это все чип?

– Да, возможно. Смотри. – Я открываю заметки и воспроизвожу краткий конспект информации, которую успел раздобыть:

Синдром «чужой» руки.

Немецкий невролог Курт Гольдштейн в 20 веке исследовал пациентку с синдромом «чужой» руки с помощью вскрытия тела после ее смерти. Он обратил внимание на ее мозолистое тело – соединение было повреждено, видимо, из-за инсульта. Из-за этого наблюдалась проблема в нарушении передачи сигналов между полушариями головного мозга.

С 40-х годов стали популярны операции по рассечению мозолистого тела или калозотомия с целью лечения эпилепсии. Эпилептическая активность зарождается в каком-то одном месте мозга, то есть распространяется из одного полушария на другое. И когда задействованы уже оба полушария, случается тяжелейший припадок. Чтобы избежать этого, придумали нарушать связь между полушариями путем рассечения мозолистого тела. После 26 прооперированных пациентов психических нарушений не было обнаружено, так что данную методу посчитали удачной. Однако, спустя двадцать лет, нейробиолог Роджер Сперри проводил эксперимент. Он выяснил, что у обезьян с поврежденным мозолистым телом руки действовали несогласованно, также он сделал вывод, что информация, полученная одним полушарием, не передается в другое. Затем Сперри решил проверить свои выводы и на людях, а конкретно на тех, кто подвергся операции по рассечению мозолистого тела. И он выяснил, что информация мозгом человека обрабатывается как бы перекрестно, то есть зрительный образ из правого поля обрабатывался левым полушарием. При этом, наблюдалась несогласованность поведения рук, к примеру, человек мог собрать кубик левой рукой, но тот же кубик правой рукой он собрать не мог, – рука словно бы не слушалась его. Когда человек снова попытался продолжить левой рукой, правая начинала ей мешать. После этого Сперри пришел к следующему выводу: «Каждое полушарие представляет собой самостоятельную систему, воспроизводящую, думающую, запоминающую, рассуждающую, желающую и испытывающую эмоции.» То есть, фактически, наблюдается латерализация, когда каждое полушарие отвечает за свои функции. Термин «чужая» рука закрепился в последствие в 70-х годах двадцатого века.