banner banner banner
Когнитивные механизмы невербальной коммуникации
Когнитивные механизмы невербальной коммуникации
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Когнитивные механизмы невербальной коммуникации

скачать книгу бесплатно


Обращение наблюдателя к Я-концепции варьирует в зависимости от типа лица натурщика и расположения открытой зоны лица. Чаще всего это происходит при оценке нижней половины женского лица и правой стороны мужского, редко – при оценке верхней половины и левой стороны женского лица. Наблюдатели-мужчины эффективнее используют коммуникативный опыт, наблюдатели-женщины больше доверяют собственной личности (используют Я-концепцию).

Демонстрация полностью открытого лица сама по себе не достаточна для эффективного распознавания индивидуально-психологических свойств натурщика. Окклюзия способна как ослабить, так и усилить адекватность восприятия. Каждая часть лица обладает характерным набором экзонов и определенными возможностями выражения личностных черт натурщика – экспрессивным потенциалом. Эти возможности неодинаковы и зависят от типа лица и разновидности окклюзии. Благодаря конфигурационными связям экспрессивный потенциал открытых частей лица может быть изменен (Барабанщиков, 2008; Болдырев, 2006).

В общем плане ни лицо в целом, ни его фрагменты сами по себе не являются достаточными для адекватного распознавания индивидуально-психологических особенностей натурщика. Выразительность и «читаемость» лица обусловлены его экспрессивными возможностями (потенциалом) и взаимовлиянием частей. Их своеобразный сплав образует экспрессивную организацию лица. Многообразие форм экспрессивной организации, выявленных в экспериментах, исключает универсализацию любого из способов взаимоотношения частей лица и его целого.

Наиболее точно при всех видах окклюзии и типах лица определяются оптимизм и оригинальность натурщика, хуже всего – его легкомысленность. Оценки, выполненные на основании фрагментарного лица, могут быть и выше, и ниже целого. Точность распознавания отдельных черт личности по фотоизображению мужских и женских лиц в общем случае не совпадает. Средние значения адекватности восприятия отдельных черт достигают 90 %, в то время как другие черты остаются нераспознанными (около 1 %). Каждое конкретное лицо натурщика предполагает ограниченный набор устойчивых черт, которые воспринимаются наиболее и наименее адекватно независимо от типа окклюзии. Их констелляция выражает характерологическое ядро ОН-образа.

Предикторами проницательности – успешного распознавания личностных черт натурщика – выступают: при демонстрации целого лица – высокий самоконтроль наблюдателя, при демонстрации горизонтально разделенного лица – зависимость наблюдателя от других людей, при демонстрации вертикально разделенного лица – слабый социальный контакт (Барабанщиков, 2008, 2009; Барабанщиков, Болдырев, 2007).

Необходимо отметить, что при всей похожести правая и левая половины лица несут разную содержательную нагрузку и по-разному воспринимаются наблюдателями. Левая от наблюдателя половина выглядит более экспрессивной, больше выражающей индивидуальность человека, правая – более сдержанной и официальной. Н. Г. Артёмцева (2003) демонстрировала наблюдателям половины фотопортретов лиц известных деятелей литературы, искусства и науки – Ф. М. Достоевского, А. А. Блока, А. Эйнштейна и др., которые оценивались испытуемым с помощью 12 личностных шкал. Представленные частично, популярные люди часто оставались неузнанными, а результаты оценок их индивидуально-психологических особенностей по разным сторонам лица совпадали лишь частично. Например, по левой (от наблюдателя) половине фотоизображения лица А. Эйнштейн характеризуется как грустный, злой, умный, сильный, интровертированный, рациональный; по правой половине – веселый, добрый, безумный, мягкий, экстравертированный, чувственный. Обобщенное содержание оценок в целом соответствует индивидуально-психологическим особенностям натурщика, выявленным биографическим методом – путем анализа писем, дневников, воспоминаний близких и друзей, автобиографических заметок. При этом совокупная характеристика личности человека, построенная на восприятии отдельных сторон лица, оказывается нередко более полной и широкой, чем при восприятии целого изображения. Вместе с тем каких-либо преимуществ одной из сторон лица обнаружено не было. Замечено лишь, что при экспозиции разных половин наблюдатели могут использовать различные стратегии оценивания. Например, при оценке левой стороны лица наблюдатели больше опираются на механизм положительной, а при оценке правой половины – отрицательной проекции (Артёмцева, 2003; Артёмцева и др., 2004).

Адекватность восприятия индивидуально-психологических особенностей незнакомого человека зависит от контура его лица. Среди искусственно сгенерированных лиц наиболее точно оцениваются круглые, хуже всего – ромбовидные. Оценки натурщиков с квадратной, прямоугольной и треугольной конфигурацией лица не различаются и характеризуются промежуточными значениями. По сравнению с искусственно сгенерированными формами лица с природной конфигурацией воспринимаются точнее.

Контур лица влияет на оценку индивидуально-психологических особенностей человека избирательно. Наиболее чувствительны к морфотипу лица личностные черты, указывающие на уровень привлекательности натурщика (ответственность, доброта, отзывчивость, справедливость), менее чувствительны черты, связанные с экстравертированностью личности (разговорчивость, деятельность). Волевые качества человека к изменению морфотипов лица индифферентны. Оценки людей с квадратной конфигурацией лица преимущественно опираются на Я-концепцию наблюдателя, людей с круглой и ромбовидной формами – на коммуникативный опыт. Информация об индивидуально-психологических свойствах человека, содержащаяся в контуре лица, опосредована представлениями о конституции его тела. Эффективность восприятия личностных черт натурщика по контуру лица нередко выше, чем по целому лицу (Барабанщиков, Дивеев, 2009; Дивеев, 2009).

Другой важной детерминантой представлений о личности незнакомого человека является продолжительность экспозиции лица. Представления складываются в течение двух – трех десятков миллисекунд и в дальнейшем (50 мс–30 с) существенно не меняются. При экспозиции целого лица на 50 мс около 60 % черт личности натурщика оцениваются верно, причем большая их часть связана с Я-концепцией наблюдателя. В отличие от перцептогенеза экспрессий лица микродинамика восприятия личностных черт подчиняется другим закономерностям (Барабанщиков, Демидов, 2008; Демидов, 2009).

На разных этапах развертывания ОН-концепции преобладают различные механизмы межличностного восприятия. При экспозиции лица в 50–200 мс определяющую роль играет Я-концепция зрителя, на интервале 3–30 с – коммуникативный опыт. Наименьшая субъективная сложность оценки личностных черт натурщика соответствует экспозиции 100 мс и возрастает при уменьшении либо увеличении времени экспозиции. Взгляд, невольно брошенный на лицо коммуниканта (длительность одной зрительной фиксации – 200–300 мс), достаточен для получения сравнительно полной информации о личности человека.

Межличностное восприятие носит избирательный характер, при этом адекватность распознавания каждой личностной черты предполагает оптимальный режим экспозиции лица. При экспозиции в 50 мс наиболее точно распознаются «сила» и «самостоятельность» натурщика, при 100 мс – «энергичность» и «деятельность», при 200 мс и 3 с – «самостоятельность», при 30 с – «сила» и «самостоятельность». Большинство оценок личности при экспозиции фотоизображений в 50–100 мс выполняется точнее оценок тех же черт при экспозиции в 30 с. При этом ОН-образ как целое остается неизменным.

Информация о личности человека, заключенная в выражении лица, изображенного на фотографии, является достаточно полной и от перемещений натурщика, его поз, мимики, жестов и голоса непосредственно не зависит. Невербальная информация о коммуниканте, полученная из различных источников, не суммируется, но упорядочивается в рамках ОН-концепции. Анализ межличностного восприятия, выполняемый на основе процедур викарного общения, не противоречит требованиям экологической валидности исследований (Барабанщиков, 2009; Демидов, 2009).

Избирательность восприятия индивидуально-психологических особенностей человека не зависит от ситуации и длительности экспозиции изображения натурщика. Лучше всего по выражению лица распознаются черты личности, связанные с доминантностью человека, хуже всего – его нравственные качества.

Средние показатели основных механизмов межличностного восприятия (за исключением проекции) в ситуациях непосредственного и опосредованного (фото- и видеоизображением) наблюдения достоверно не различаются и устойчивы во времени. В широком диапазоне ситуаций адекватность межличностного восприятия зависит от степени обращения к Я-концепции. Чем больше наблюдатель опирается на собственные особенности личности, тем адекватнее воспринимается натурщик (Барабанщиков, 2009; Барабанщиков, Демидов, 2007).

Описанные результаты экспериментальных исследований касаются восприятия и оценки «поверхностных» свойств личности, обеспечивающих приспособление человека к условиям его жизни (эмоциональные проявления, мотивационные, волевые и интеллектуальные особенности). Однако личность включает в себя и «глубинные» свойства – сущностные (бытийные) определения человека, которые остаются неизменными в течение длительных отрезков времени, а иногда и всей жизни (экзистенциальные качества, нравственные ценности, духовные устремления). В работах, выполненных нами совместно с И. Н. Майниной, методика параллельных оценок индивидуально-психологических особенностей людей реализовывалась на основе опросника «Шкала экзистенции» А. Лэнгле и К. Орглер, позволяющего оценить «экзистенциальную наполненность» личности человека – его способности выйти за собственные пределы, умение жить в соответствии с выбранными ценностями, доверять себе (Майнина, Васанов, 2010).

Согласно проведенным исследованиям «поверхностные» и «глубинные» индивидуально-психологические характеристики натурщиков воспринимаются наблюдателями по-разному. По фотоизображению лица человека верно оценивается около 28 % «глубинных» и до 41 % «поверхностных» личностных свойств. При оценке «поверхностных» свойств наблюдатели преимущественно опираются на Я-концепцию, при оценке «глубинных» – на коммуникативный опыт.

«Глубинные» свойства личности мужчин и женщин проявляются в выражениях лица примерно одинаково, а пол наблюдателей не связан с их оценкой. Пол наблюдателей и натурщиков связан с оценкой «поверхностных» свойств личности. Уровень самоуважения и удовлетворенности собой лучше распознаются наблюдателями по фотоизображению натурщиц-женщин; уверенность в себе, уровень самоконтроля и независимость от внешних обстоятельств – по фотоизображению натурщиков-мужчин. Наблюдатели-женщины лучше, чем мужчины, распознают уровень самоуважения, удовлетворенности собой и дают более точные оценки волевым особенностям натурщиков.

Наблюдатели способны дифференцировать уровни экзистенциальной наполненности личности натурщика по фотоизображению его лица. Наблюдатели с низким и средним уровнем экзистенциальной наполненности более точно оценивают «поверхностные» индивидуально-психологические особенности натурщика, наблюдатели с высоким – с одинаковой точностью оценивают и «глубинные», и «поверхностные» свойства натурщика.

Предиктором адекватного восприятия «глубинных» и «поверхностных» свойств личности является высокий уровень экзистенциальной наполненности наблюдателей. Более точные оценки «поверхностных» характеристик даются наблюдателями при оценке натурщиков с высоким уровнем экзистенциальной наполненности, более точные оценки «глубинных» – с низким уровнем экзистенциальной наполненности. Механизмы межличностного восприятия: проекция и резонанс чаще применяются при оценке «поверхностных» свойств натурщика; механизмы атрибуция и интроекция – при оценке «глубинных». Отметим, что оценки «глубинных» и «поверхностных» свойств натурщика дифференцированы. Среди «глубинных» свойств по фотоизображению лица коммуниканта наиболее точно распознается способность человека ориентироваться в собственном внутреннем мире (параметр «Person»), среди «поверхностных» – волевые особенности, такие как уверенность в себе, независимость, достаточный самоконтроль (фактор «Сила») (Барабанщиков, Майнина, 2010, 2011; Майнина, 2011).

Вопрос об информационной основе межличностного восприятия – как индивидуально-психологические особенности человека выражаются в состояниях лица и как «прочитываются» сторонними наблюдателями – на сегодняшний день является самым трудным. Сошлюсь лишь на данные пилотного эксперимента, в котором изучались условия доверия наблюдателя к людям, изображенным на фотографиях. В работе использовалась «Шкала личностных свойств», разработанная на основе 16-PF Кеттелла, а также опросники «Доверие к себе» и «Доверие к другому». Исследование показало, что люди, лица которых вызывают наибольшее доверие, обладают такими чертами личности, как общительность, открытость, доверчивость, сердечность, честность. Высокий интеллект при отсутствии перечисленных характеристик не способствует формированию доверия. Доверие вызывают лица тех людей, которые имеют высокий уровень доверия к Другому. При этом уровень доверия к себе всегда оказывается больше уровня доверия к Другому. Об информационной основе межличностного восприятия можно говорить лишь в общем ключе. Доверие вызывают лица а) без характерных особенностей, нарушающих гармонию лица (размер, расположение и соотношение элементов: например, когда ширина носа равна длине губ, имеется двойной подбородок, сильно асимметричное лицо, неправильный прикус, ширина переносицы в 1,5 раз больше ширины глаз, нестандартная форма головы и т. п.); б) в которых соблюдены пропорции нижней части лица. Детализация обнаруженных тенденций требует специальных исследований.

1.7. Восприятие «этнического лица»

В конце 60-х гг. прошлого века впервые был экспериментально исследован антропологический феномен, получивший название «эффект другой/своей расы» или «кросс-расовый эффект» (Malpass, Kravitz, 1969): в условиях межрассовой коммуникации лучше распознаются лица представителей своей расы. Общей причиной этого явления считается тот факт, что в онтогенезе опыт общения с людьми своей расы/этноса значительно превосходит опыт общения с представителями других этнических групп (Lingyun et al., 2007; Харитонов, Ананьева, 2012).

В наших исследованиях специфика проявления «эффекта другой расы» изучалась в разных этнокультурных контекстах. В организации исследований мы исходили из представлений о категориальности восприятия, показанной, в частности, в исследованиях эмоциональных экспрессий лиц (Жегалло, 2007). Мы также опирались на данные о существовании характерных групп кластеров зрительных фиксаций на экспрессивных элементах изображений лиц (экзонах) – изостатических паттернов (Ананьева, Барабанщиков, Харитонов, 2010) и на представления о характере референции языковых единиц в выбранном нами типе экспериментальных задач – топо-семантической специфике вербального кодирования значимых для решения коммуникативной задачи элементов изображения. Экспериментально изучалось индивидуальное решение дискриминационной АВХ-задачи, опознание этнических лиц по вербальному описанию, совместное опознание изображений лиц диадой испытуемых. Использовалась процедура морфинга – построения переходного ряда между фотографиями лиц европеоида (русский) и монголоида (тувинец), а также прием построения «обобщенного лица»: усредненного по восьми фотографиям изображения лиц европеоидов и моноголоидов – с последующим морфингом переходного ряда. В парных экспериментах общение испытуемых происходило на языке обследуемого контингента.

Исследование эффекта категориальности восприятия обобщенных (усредненных) изображений лиц разного расового типа (европеоидов и монголоидов), показало, что тувинцы чаще, чем русские, определяли женское изображение, состоящее на 60 % из русского лица и на 40 – из тувинского, как русское (87 % распознавания у тувинцев и 75 % – у русских). В то же время русские испытуемые также чаще, чем участники-тувинцы, распознавали изображение, состоящее на 60 % из лица другой расы, как относящееся к тувинской расе (90 % против 79 %). Это означает, что граница перехода к преобладанию расовых признаков другой расы более очевидна для обеих рас, чем граница перехода к преобладанию признаков своей расы. В распознавании расового типа для тувинцев характерны более резкие границы перехода (Ананьева и др., 2015).

Исследование совместной идентификации диадой испытуемых нативных и морфированных изображений лиц монголоидной и европеоидной рас продемонстрировало эффекты сходные с эффектом индивидуальной категориальности восприятия лиц разных рас, но не для всех стимульных рядов. Сравнительный анализ диалогов участников исследования позволил выделить зоны лица, которые наиболее часто обсуждаются в ходе решения задачи. Как в диалогах, так и в паттернах движений глаз обе группы испытуемых уделяли наибольшее внимание зонам «волос», «лба» и «челки», что очевидным образом объясняется диагностической силой этих элементов при определении расовой принадлежности лица. Для испытуемых-тувинцев практически по всем зонам интереса среднее число зрительных фиксаций преобладает – за исключением зон «переносица» и «нос», где эта величина оказалась больше для русских участников. Эпизоды «совместного внимания» обнаружены как для русских, так и для тувинцев. Однако только для русских испытуемых среднее количество зрительных фиксаций при правильных ответах статистически значимо.

Идентификация фотоизображений с вербальными описаниями, происходящая в ситуации реального живого диалога (Леконцев, Ананьева, Харитонов, 2015), успешно выполнялась практически всеми участниками исследования. Наименее точно соотносились описание монголоида с изображением монголоида, что свидетельствует в пользу классического проявления «эффекта другой расы».

При обработке данных этого исследования была реализована попытка использования элементов топо-семантического анализа (Ананьева, Харитонов, 2011) и представлений об изостатических паттернах для анализа соотнесения воспринимаемых изображений лиц и звучащего текста. С использованием кластерного анализа, методом К-средних для каждой экспериментальной ситуации были выделены группы участников исследования со сходными изостатическими паттернами рассматривания фотоизображений лиц. Проведенный анализ показал, что в коммуникативной ситуации, несмотря на устойчивость обобщенного изостатического паттерна, основное влияние на распределение частных фиксационных кластеров по лицу оказывает звучащий текст. Выявлены эпизоды различной референции формально соответствующих языковых единиц в зависимости от языка общения. Так, например, для европейцев азиатские лица являются желтыми, в то время как тувинцы называют желтыми (сарыг) европейцев. Однако, если в первом случае отсылка идет скорее к характерному цвету кожного покрова, то во втором – к цвету волос, с точки зрения тувинца являющемуся доминирующим признаком европейца. В свою очередь, это в значительной мере определяет, в какую часть лица будет смотреть слушающий.

При сравнении результатов индивидуального решения дискриминационной АВХ-задачи и экспериментов по совместной идентификации лиц диадой испытуемых обнаружено удовлетворительное соответствие конфигурации паттернов обобщенных кривых категориальности восприятия и успешности решения задачи на идентификацию в парном эксперименте. Сравнение решения АВХ-задачи русскими и тувинцами показывает небольшой сдвиг пика эффективности перцептивного различения к монголоидному полюсу в обоих случаях, однако эффект категориальности сильнее выражен у тувинцев.

Согласно выполненным исследованиям процедура решения дискриминационной ABX-задачи может использоваться как диагностический метод. Речь идет о выявлении перцептивных категорий, неочевидных для исследователя. Так, обнаружилось, что в небольшой популяции тувинцев-тоджинцев кривая категоризации дала «провал» вместо подъема в средней части переходного ряда. Другими словами, на теоретической границе категорий европеоид-монголоид различение было не лучше, как это предполагается классическими исследованиями категоризации, а хуже, что позволило предположить, что тоджинцы выделяют в стимульном материале не две, а три этнические группы. В этих экспериментах на монголоидном полюсе переходного ряда стимульного материала использовалась фотография лица казаха. Дополнительное изучение популяции позволило установить, что для Тоджинского района Тывы характерна интрузия казахского населения, что, вероятно, и сформировало дополнительную перцептивную категорию. При использовании этого переходного ряда, а также ряда русский-тувинец в других тувинских популяциях обнаруженный эффект воспроизведен не был.

Таким образом, «эффект другой расы» на перцептивном уровне выступает как сложно организованное системное явление. Этно-и социокультурный контекст и индивидуальная история общения с представителями других этнических групп играют существенную роль в характере актуального восприятия этнического лица.

1.8. Динамика восприятия выражений лица

Распознавание выражения лица в короткие интервалы времени (здесь-и-сейчас) совершается в форме визуального контакта наблюдателя с виртуальным коммуникантом, опосредованным поиском и использованием экзонов, перманентным переструктурированием и достраиванием зрительного образа натурщика. Окуломоторная активность обеспечивает этот процесс, отражая его протекание в своих функциональных возможностях. Зрительные фиксации реализуют ряд функций (коммуникативную, когнитивную, регулятивную), характеризуются определенным предметным содержанием (интенциональность, оперативные единицы восприятия), местом в структуре решаемой задачи, сложностью обработки информации (концентрация/распределение внимания, нагрузка) и отношением к ней наблюдателя. Развертывание перцептивного процесса проявляется в маршрутах обзора лица, подчиненных его структуре и требованиям задачи.

Доминантность восприятия, или преимущественная фиксация сторон лица, является системным эффектом, обусловленным совокупным действием разнотипных детерминант. Она имеет знак (правосторонняя/левосторонняя, верхняя/нижняя) и величину (степень асимметрии фиксаций сторон), которые характеризуют функциональную нагрузку отдельных половин лица в процессе решения перцептивной задачи. При экспозиции сильных экспрессий эффект доминантности отсутствует, при экспозиции слабых – носит правосторонний характер. Наиболее ярко доминантность выражена в вертикальном измерении: количество фиксаций и их продолжительность в верхней половине лица в полтора раза превышает соответствующие показатели в нижней. При экспозиции сильных эмоций величина эффекта увеличивается, при экспозиции слабых – уменьшается. Доминантность выражает меру интереса (внимания) к одной из сторон лица и тем самым характеризует общую стратегию его восприятия.

Прямая связь между расположением и длительностью фиксаций в какой-либо половине спокойного лица и продуктивностью его распознавания отсутствует. Подчиняясь собственным закономерностям, глазодвигательная активность обеспечивает поиск диагностических признаков экспрессии, их сопоставление, установление различий, соотнесение с целым изображением. Она реализует процесс визуального мышления – зрительного анализа, синтеза, сравнения, обобщения фотопортретов, их соотнесение с коммуникативным опытом наблюдателя, выдвижение и проверку перцептивных гипотез и др.

Распределение фиксаций по зонам интереса зависит от интенсивности экспрессий. Если при сильной экспрессии признаки модальности эмоций (?- и ?-экзоны) и/или новый взгляд на выражение лица ищутся преимущественно в области левого глаза и рта, то при слабых экспрессиях поиск выходит за пределы зон интереса, а значения этих зон становятся более однородными. При сильно выраженных эмоциях зрительные фиксации различных зон интереса относительно постоянны (t

= 271 мс). При слабо выраженных эмоциях эта величина возрастает (t

= 280 мс) и зависит от местоположения фиксаций на поверхности лица. Продолжительные фиксации связаны с зоной рта (t

= 320 мс), короткие – с областью носа (t

= 249 мс) и левого глаза (t

= 259 мс). Динамика временного режима выполнения отдельных фиксаций говорит о разной содержательно-смысловой нагруженности зрительных фиксаций при восприятии сильных и слабых экспрессий.

Маршруты обзора пролегают внутри изображения лица и носят циклический характер. Амплитуды саккад соразмерны локализации глаз, носа и губ. При восприятии базовых экспрессий с разной частотой реализуются пять разновидностей изостатических паттернов окуломоторной активности: «треугольный» (70 %), «топический» (11,5 %), «линейный вертикальный» (7,5 %), «диагональный» (7 %) и «линейный горизонтальный» (4,5 %). Разнообразие вариантов зарегистрированных паттернов и их сочетаний говорит о стиле окуломоторной активности конкретного наблюдателя, обеспечивающем индивидуальное своеобразие выполнения перцептивно-коммуникативных задач.

Восприятие лица в целом и его отдельных элементов носит зональный характер: выделение одного и того же признака экспрессии допускает различную направленность глаз – оперативную зону фиксации. Размер этой зоны зависит от способа восприятия, которым пользуется наблюдатель. Охватывающий (амбиентный) способ восприятия позволяет контролировать состояние лица в целом или его большие участки; как правило, взор локализуется в центрах тяжести поверхности лица (нос/переносица). За некоторым исключением, эти области лишены экспрессивных признаков и сами по себе не информативны. Сканирующий (фокальный) способ восприятия опирается на использование узкого функционального поля зрения, соотнесенного с расположением отдельного элемента лица. Это создает возможность последовательного осмотра информативных элементов (глаз, носа, рта) и их соотнесения, что проявляется в цикличности маршрутов обзора. При выполнении перцептивно-коммуникативной задачи способы восприятия легко сменяют друг друга, а их сочетание позволяет оперативно формировать и перестраивать впечатления о состоянии натурщика.

При окклюзии правой или левой сторон лица взор (>95 % фиксаций) останавливается на открытых элементах – глазах, переносице, носу и губах. При окклюзии верхней половины на скрытые зоны лица попадает 13,4 % фиксаций, при окклюзии нижней – 6 %.

Фиксации области глаз реализуют коммуникативную и когнитивную функции восприятия и отличаются сравнительно большой продолжительностью осмотра, высокой частотой и длительностью отдельных фиксаций. Фиксации рта реализуют преимущественно когнитивную функцию; им соответствуют высокие значения всех показателей окуломоторной активности. Низкие и очень низкие значения двигательных показателей свойственны фиксациям переносицы, реализующим регулятивную функцию. Фиксации в области носа выполняют и когнитивную, и регулятивную функции, занимая в ряду окуломоторных показателей промежуточное положение. Фиксации скрытых частей фотоизображения располагаются в опорных пунктах представляемого лица – в функциональном (зона переносицы) и структурном (зона носа) «центрах тяжести», немногочисленны и кратковременны. Их основная функция – обеспечение ориентировки в условиях перцептивной задачи и согласование видимой и скрытой половины фотоизображения.

Распознавание экспрессий «разбалансированного» лица в отличие от обычного характеризуется: большим временем осмотра, меньшей частотой и большей длительностью отдельных фиксаций. Стратегии рассматривания модифицированного лица в условиях сильной и слабой экспрессии различаются, но иначе, чем при экспозициях обычного лица. При исключении или перемещении элементов лица занимаемое ими прежде место фиксируется редко; внимание перераспределяется между видимыми элементами, продолжительность фиксации которых увеличивается. Взор наблюдателя останавливается на элементах лица, реально присутствующих в поле зрения, где бы они ни располагались.

При прямой эгоцентрической ориентации (0°) лица восприятие сильных экспрессий опирается на экзоны как правой, так и левой половин, восприятие слабых – на экзоны преимущественно правой. И в том, и в другом случае чаще и длительнее рассматривается верхняя часть лица. В условиях ортогональной ориентации экспрессии (90°, 270°) доминантной становится та сторона, которая в зрительном поле наблюдателя располагается сверху (при повороте на 90° – правая, при повороте на 270° – левая); доминирование достигается за счет увеличения числа зрительных фиксаций и их средней продолжительности. В условиях инверсии лица для сильных эмоций имеет место эффект левосторонней доминантности, для слабых – усиливается правосторонняя доминантность. Несмотря на изменение эгоцентрической ориентации фотопортретов, привычная стратегия восприятия экспрессий сохраняется, хотя и подвержена коррекции, вызванной анизотропностью зрительного поля. При любых поворотах лица доминантность его верхней части усиливается (увеличивается число фиксаций и их длительность).

Для одной и той же эгоцентрической ориентации окуломоторные показатели восприятия сильных и слабых эмоций имеют сходную структуру. С ростом угла поворота средняя продолжительность отдельных фиксаций сокращается (информационная нагруженность падает), а интерес к нижней части лица – число фиксаций – возрастает. При всех углах наклона наиболее короткие фиксации связаны с зонами носа и переносицы, которые осматриваются наблюдателями за наименьшее время. Направленность взора наблюдателя подчиняется преимущественно структурным элементам лица, конституирующим эмоциональные выражения (зоны глаз и рта).

Рассматривание перевернутых (180°) экспрессий характеризуется укороченной средней длительностью фиксаций: наиболее продолжительные связаны с зоной рта, короткие – с областью носа и левого глаза. Контролируемые показатели окуломоторной активности в условиях прямой (0°) и обратной (180°) эгоцентрической ориентации экспрессий совпадают.

При поворотах лица на 90° и 270° наиболее короткие фиксации связаны с областью носа, наиболее продолжительные – с зонами либо правого глаза (поворот лица на 90°), либо левого (поворот на 270°). В отличие от прямой и инвертированной экспозиций, в условиях ортогонально повернутого лица чаще и длительнее фиксируется тот глаз, который в зрительном поле наблюдателя располагается сверху.

При всех исследованных поворотах лица доминирующую роль играют «треугольные» (Y-образные) изостатические паттерны. В условиях инверсии экспрессий доли «линейных горизонтальных» и «топических» движений сокращаются, а доли «линейных вертикальных» и «диагональных» возрастают. При ортогональной ориентации лица (90°, 270°) сокращение «треугольных» паттернов также происходит за счет увеличения «диагональных» и «линейных вертикальных» циклических движений.

Прямой связи между точностью оценок экспрессий и показателями окуломоторной активности в условиях разной «разбалансированности» или эгоцентрической ориентации лица не обнаружено. Окуломоторные предикторы точности оценок существуют, но носят не общий, а парциальный характер, связанный с модальностью отдельных эмоций и условиями их экспозиции. Роль универсальных детерминант восприятия экспрессий лица играют зоны глаз, носа и рта, организующие окуломоторную активность наблюдателей. Наиболее ярко различия восприятия черно-белых и цветных изображений экспрессий лица отражаются в показателях окуломоторной активности наблюдателей. На начальных этапах опознания (первая фиксация) необходимая информация извлекается из цветного изображения быстрее, чем из черно-белого, но получение дополнительной информации, в том числе ее детализация, связано с увеличением продолжительности фиксаций, что для черно-белых изображений не наблюдается. При экспозиции цветных фотографий эффект правосторонней доминантности выражен сильнее, а доминантность верхней части лица слабее, чем для черно-белых. Наконец, для цветных изображений характерна высокая взаимосвязь зон осмотра: преобладание возвратно-циклических переходов между областями каждого из глаз и рта; в восприятии черно-белых изображений преобладают парциальные способы рассматривания, в которые циклически вовлекаются лишь две из трех основных зон.

1.9. Функциональные возможности восприятия эмоциональных состояний человека по выражению его лица

Зона эффективного восприятия выражений лица, в пределах которой точность распознавания мимики при сохранении направленности глаз остается сравнительно высокой, выходит за пределы центральной области зрительного поля, охватывая значительную часть ближней периферии. Она имеет характерный размер, форму и внутреннюю структуру, меняющиеся в зависимости от условий выполнения перцептивной задачи. Высокий уровень распознавания экспрессий сохраняется при эксцентриситете лица 10° слева и справа от точки фиксации. В нижней половине зрительного поля он ограничен 2,5°, в верхней – 7,5°. Наибольшая средняя эффективность опознания зарегистрирована в левой части зрительного поля (0,91), наименьшая (0,75) – в нижней.

Характеристики зоны эффективного восприятия зависят от модальности экспрессий. Максимальная протяженность имеет место при экспозиции «радости», минимальная – «страха». Центральная часть зрительного поля не всегда оказывается наиболее продуктивной. Для «удивления», «гнева», «страха» и «отвращения» с ростом эксцентриситета лица адекватность оценок снижается. Экспрессия радости точнее воспринимается на периферии 7,5°. Спокойное лицо одинаково точно оценивается как в центре, так и при смещении на 10° вправо либо вверх.

Вероятность (частота) выполнения целенаправленной саккады в зоне эффективного восприятия зависит от эгоцентрической локализации лица. При экспозиции изображений в центральной части зрительного поля макросаккады практически отсутствуют. Для эксцентриситета 2,5° средняя вероятность появления саккад составляет 0,8, причем в горизонтальном направлении выше, чем в вертикальном. При эксцентриситете 5–10° высокая вероятность (0,94–0,95) появления саккады связывается с экспозицией лица в левом, правом и верхнем полуполях зрения; вероятность выполнения саккады «вниз» на 11–13 % меньше. Частота саккад коррелирует с уровнями точности распознавания эмоционального состояния натурщика.

С ростом эксцентриситета лица средняя латентность саккад снижается со 170 мс (2,5°) до 148 мс (10°). Наименьшая величина латентного периода связана с расположением лица на основной горизонтали в левой половине поля зрения, наибольшая – с его расположением на основной вертикали в нижней части поля зрения. Существует обратная корреляция между латентностью саккад и точностью распознавания экспрессий.

Зависимость латентного период от модальности экспрессий зарегистрирована только для эксцентриситета 10°. Самая короткая латентность соотносится с проявлениями радости и спокойным состоянием (140–142 мс), т. е. с выражениями лица, обладающими самой высокой аттрактивностью.

Выявленные закономерности говорят о том, что определение не только местоположения и размера, но и выражения лица (по крайней мере, в общей форме) совершается до выполнения саккады; в ходе ее реализации и последующей фиксации лица перцептивное содержание уточняется, а при необходимости корректируется. Целенаправленный поворот глаз включен в перцептогенез выражения лица в качестве исполнительного звена – своеобразного триггера, который переводит складывающийся образ на более высокую ступень организации. Соответственно, и сам фиксационный поворот совершается не механически, рефлекторно, а строится в зависимости от локализации лица в поле зрения и модальности переживаемой экспрессии.

Во время скачков глаз возможность адекватного восприятия выражений лица сохраняется. Средняя частота верного распознавания экспрессий при средней скорости саккады 225°/с выше случайной и равна 0,61. Лучше всего в данной ситуации распознаются проявления радости (0,81) и страха (0,71), сравнительно плохо – «гнев» (0,54) и «печаль» (0,56); хуже всего – спокойное состояние (0,43). В силу сходства паттернов экспрессий устойчиво путаются «радость» и «страх», «гнев» и «отвращение», «печаль» и «гнев» и др.

Тактовая структура окуломоторной активности (фиксация – саккад – фиксация) не нарушает пространственно-временную динамику зрительного процесса. Перцептогенез выражения лица совершается не только в период устойчивой фиксации взора, но и на пике скорости быстрых движений глаз (около 400°/с), причем как в центре, так и на ближней периферии (±10° от центральной точки фиксации) зрительного поля. В процессе распознавания сложных социально значимых объектов имеет место не столько подавление зрительной способности, сколько локальное снижение эффективности предметного восприятия, вызванное эксцентрическим расположением лица.

Независимо от того, где во время саккады находится изображение лица, наблюдатели локализуют его в одних и тех же узких участках поля зрения (0,6° в правой части, 1,8° – в левой), прилегающих к будущей точке фиксации. Внутри каждого из участков объективный порядок расположения тест-объектов относительно визуализированной цели сохраняется, но субъективное расстояние между ними сокращается в разы. Величина компрессионного эффекта соответствует значениям, описанным в других работах. Нарушений константности зрительного направления (стабильности видимого мира) в подавляющем большинстве случаев не происходит.

Выделяются три фазы зрительного процесса, последовательно сменяющие друг друга. До выполнения саккады (0–200 мс) средняя точность распознавания экспрессий (0,65) соответствует точности распознавания выражения лица, расположенного на периферии в 10°. Во время саккады (около 50 мс) точность опознания резко возрастает (до 0,76); имеет место не подавление тест-объекта, а его фасилитация. В начале новой фиксации (0–150 мс после завершения саккады) высокая эффективность распознавания достигает максимума (0,91), а ее значения стабилизируются. Разрывов либо резких падений зрительной способности не выявлено; перцептивный процесс совершается непрерывно.

Основной детерминантой адекватного распознавания экспрессий во время саккад является величина эксцентриситета лица: независимо от формы окуломоторной активности, чем меньше рассогласование между зрительным направлением объекта фиксации и текущим направлением глаз, тем точнее оценки. Разным состояниям окуломоторной системы соответствуют разные структуры категориальных полей; с ростом адекватности восприятия их размер сужается. Скачок глаз создает объективные условия перехода образа экспрессии на более высокий уровень организации. Перцептогенез выражения лица происходит гетерохронно: если ранняя и поздняя стадии, привязанные к фиксациям, пролонгированы во времени, то развертывание средних стадий, сопровождающих скачок глаз, носит взрывной характер.

Заключение

Изложенные результаты расширяют общепсихологические представления о механизмах восприятия человека человеком, условиях его адекватности и динамики в микроинтервалах времени. Вместе с тем они поднимают ряд новых тем, разработка которых требует специальных исследований. Это проблемы содержания и организации экзонов, способов их данности субъекту, предикторов проницательности и стилей межличностного восприятия, природы экспрессивного потенциала и экспрессивной организации лица, типов и стратегий межличностного восприятия, форм перцептогенеза лица и их использования в реальном поведении, системной детерминации восприятия выражений лица, адекватности методов исследования межличностного восприятия, экологической и социальной валидности полученных данных и многие другие. Их совокупность образует перспективу развития новой области психологического знания и практики – фациопсихологии.

В данной главе мы коснулись лишь нескольких направлений исследования восприятия, заложенных в коммуникативном подходе. Не менее важными представляются исследования воспринимаемого качества предметов и событий, выполненные В. Н. Носуленко и Е. С. Самойленко. Ценными в плане понимания коммуникативной природы восприятия являются исследования психологических аспектов дискурса (Н. Д. Павлова), социального интеллекта (Д. В. Ушаков), эмоционального слуха (В. П. Морозов) и другие. Идеи, теоретические посылы и экспериментальные схемы коммуникативного подхода к познавательным процессам, заложенные в отечественной науке более 40 лет назад, на новом витке развития знания наполняются все более глубоким конкретным содержанием. Проблема единства познания и общения, поставленная Борисом Фёдоровичем Ломовым, выступает сегодня как одна из активных точек роста российской психологической науки.

Глава 2. Зависимость восприятия лицевых экспрессий от пространственно-временной структуры экспозиции

2.1. Динамика выражений лица как источник информации о модальности эмоции

Хотя эмоции человека всегда развернуты во времени, т. е. имеют начало, кульминацию и конец, их восприятие сторонним наблюдателем традиционно изучается на материале дискретных экспозиций, фиксирующих состояния людей в определенный момент времени (фотографий, портретов, рисунков). Изображенные позы, жесты, выражения лица действительно характеризуют модальность и интенсивность переживаний личности, но вне динамики являются скорее символами соответствующих эмоций. Подобный подход оправдывается скоротечностью экспрессий и категориальностью самого восприятия (Ананьева, Барабанщиков, Демидов, 2015; Барабанщиков, Демидов, Дивеев, 2012; Барабанщиков, Жегалло, Королькова, 2016; Calder, Rhodes, Johnson, Haxby, 2011; Ekman, Rosenberg, 2005).

Немногочисленные работы по восприятию динамики выражений лица опираются на идеи экологической оптики (Gibson, 1966; McArthur, Baron, 1983) и вытекающие из них исследования восприятия биологического движения (Johansson, 1973). Ключевой факт состоит в том, что в отсутствие структурированных поверхностей кинематические паттерны, сопровождающие любое естественное поведение, способны нести уникальную информацию о содержании (но прежде всего о форме) воспринимаемого объекта. В частности, в темноте движение 10–12 светящихся точек, установленных на основных сочленениях тела натурщика, вызывает впечатление локомоций определенного человека, позволяет определить их тип (прогулка, бег, прыжки) и гендерную стилистику. При остановке движения перцептивный эффект исчезает, а с началом движения – проявляется через 100 мс (Cutting, Kozlowski, 1977; Runeson, Frykholm, 1983). Использование метода световых точек при изучении восприятия выражений лица показало, что во время их движения наблюдатели точно оценивают модальность экспрессии невидимого натурщика, но идентифицировать статичный набор точек в качестве лица человека и/или его эмоции не в состоянии (Bassili, 1978). При перемещении световых точек существует высокая вероятность опознавания лиц известных наблюдателю людей и определения их пола (Bruce, Valentine, 1988). Важность информации о динамике лица была продемонстрирована в экспериментах другого типа. Например, Б. Найт и Х. Джонстон нашли, что известные лица лучше идентифицируются на фотонегативах, если последние экспонируются не статично, а в движении (Knight, Johnston, 1997).

Использование методов компьютерной анимации, получивших распространение в последние годы, подтвердило влияние динамики лица на точность распознавания эмоциональных экспрессий (Wallraven, Breidt, Cunningham, B?lthoff, 2008; Wehrle, Kaiser, Schmidt, Scherer, 2000), особенно в условиях ограничения статичной информации – при исключении из экспозиции текстуры и контура лица, его схематизации и т. п. Так, при постепенном уменьшении информации о текстуре или строении лица точность оценок статических экспрессий резко снижается, тогда как при значительной потере информации и «смазывании» изображений лица динамические экспрессии распознаются эффективно (Wallraven et al., 2008). Снижая уровень детализации (количество опорных точек) либо уменьшая размер изображений анимированных экспрессий, можно добиться большего эффекта динамики по сравнению со статикой, независимо от наличия текстуры (Cunningham, Wallraven, 2009a, 2009b).

С усилением экологической валидности условий восприятия, в том числе при экспозиции естественных изображений лица, эффект движения уменьшается либо не проявляется вовсе (Cunningham, Wallraven, 2009a; Fiorentini, Viviani, 2011; Fiorentini, Schmidt, Viviani, 2012; Katsyri, Sams, 2008). Экспонируя динамические последовательности, полученные путем покадрового компьютерного морфинга пар видеофрагментов «нейтральное лицо – сильно выраженная экспрессия», К. Фиорентини и П. Вивиани не выявили систематических различий при категоризации статических либо динамических переходных экспрессий (Fiorentini, Viviani, 2011). Уменьшение угловых размеров видеоизображений экспрессий вплоть до 2° также не приводит к сильному ухудшению их различения (Cunningham et al., 2004). При сопоставлении результатов распознавания базовых динамических экспрессий по их видеоизображениям на лице натурщика и компьютерным реконструкциям высокой степени детализации и реалистичности (в частности, 3D- и 4D-сканирование лица) наблюдаются сходные уровни точности идентификации (Cunningham et al., 2004; Wallraven et al., 2008). Однако при сравнении динамических экспрессий, выраженных натурщиком, и компьютерной 3D-анимации более низкого качества, которая не полностью передает детали реального лица и затрудняет распознавание статических экспрессий, динамика обеспечивает более высокую эффективность восприятия (Katsyri, Sams, 2008).

Важными для понимания эффекта движения лица представляются следующие обстоятельства.

Во-первых, динамика мимических проявлений несет функционально иной тип информации по сравнению со статичными признаками эмоции. Во всяком случае, ее влияние нельзя полностью объяснить множественным суммированием статичных образов. В частности, в условиях динамической экспозиции слабовыраженные экспрессии распознаются более точно, чем дискретные «срезы» этих же экспрессий, разделенные масками, исключающими появление кажущегося (стробоскопического) движения и порождающими эффект «слепоты к изменению» (Ambadar, Schooler, Cohn, 2005). Преимущество динамических экспозиций не исчезает и при пространственной инверсии лица, расшатывающей его конфигурационные связи, по крайней мере, для части экспрессий (Ambadar, Schooler, Cohn, 2005; Bould, Morris, Wink, 2008).

Во-вторых, эффект движения лица зависит от интенсивности экспрессий. Чем слабее выражена эмоция, тем больший вклад в ее распознавание вносит динамическая составляющая (Bould, Morris, 2008; Bould, Morris, Wink, 2008). При сильных мимических проявлениях информация, достаточная для точной идентификации модальности эмоций, содержится уже в статичных экспозициях лица, а эффект динамики (более слабый) наблюдается только для экспрессий гнева, отвращения, радости и удивления.

В-третьих, влияние непрерывных мимических изменений на восприятие выражения лица вызвано не самим фактом движения, а его временной структурой. При ее разрушении или инверсии точность распознавания модальности слабых динамических экспрессий падает (Cunningham, Wallraven, 2009a). Изменение характерной скорости проявления слабо выраженных экспрессий ведет к ухудшению их распознавания (Bould, Morris, Wink, 2008). Установление механизмов, чувствительных к временной структуре экспрессий, составляет одну из наиболее важных перспектив исследования восприятия естественных выражений лица в экологически валидных условиях.

Впечатление непрерывного изменения лица может быть получено не только в результате реальной динамики мимических мышц, но и иным путем. Например, быстрой сменой экспозиций статичных «срезов» экспрессивной динамики. Именно на этом принципе построен кинематограф. Сохранятся ли тенденции, описанные выше, при восприятии кажущегося движения лица?

Под кажущимся (стробоскопическим) движением мы будем понимать последовательность статичных изображений экспрессий, вызывающую впечатление непрерывного изменения эмоционального состояния натурщика. Целесообразность обращения к ситуации кажущегося движения при изучении восприятия экспрессий лица состоит в том, что здесь реализуется простейшая временная структура динамической экспозиции и моделируется преобразование одного статичного состояния в другое, подобное линейному пространственному морфингу лица (Барабанщиков, Жегалло, Королькова, 2016; Куракова, 2013; Жегалло, 2007; Calder et al., 1996; De Gelder, Teunisse, Benson, 1997). В рамках проблемы восприятия выражений лица возникают следующие вопросы. Влияет ли стробоскопическая экспозиция экспрессий на точность их распознавания? Если влияет, то как? Какие ошибки совершают наблюдатели? Зависит ли результат распознавания от модальности и продолжительности экспрессий? К сожалению, прямые исследования восприятия стробоскопической экспозиции выражений лица отсутствуют. Существуют данные, подчеркивающие сходство восприятия кажущегося и реального движения и их зависимость от одних и тех же детерминант (Марр, 1987; Ульман, 1983; Bruce, Green, 1993; Clatworthy, Frisby, 1973; Kolers, 1972), среди которых особый интерес представляет эффект повышения различительной чувствительности отрезков прямых при их периодичной стробоскопической экспозиции, вызывающей впечатление кажущегося движения (Джафаров, Аллик, Линде, 1983; Линде, Соколов, 1986; Соколов, 1986).

Отвечая на поставленные вопросы, мы провели ряд экспериментов, в которых исследовалась зависимость распознавания базовых эмоциональных экспрессий от условий их экспозиции. Точность восприятия эмоций оценивалась в ситуациях (1) стробоскопического движения, (2) прямой и обратной зрительной маскировки и (3) статической экспозиции фотоизображений лицевых экспрессий на пустом экране. В условиях стробоскопического движения на короткое время экспонировалась статическая экспрессия, до и после которой в этой же позиции предъявлялись изображения спокойного лица. В условиях зрительной маскировки спокойное лицо заменялось «маской», созданной путем случайного перемешивания частей спокойного лица; возникновение эффекта движения в этом случае не ожидалось. Наконец, в контрольной серии фотографии эмоционального лица предъявлялись сами по себе без каких-либо дополнительных изображений.

Согласно гипотезе, при быстром предъявлении наблюдателям последовательности статичных изображений «нейтральное лицо-экспрессия – нейтральное лицо» возникает впечатление динамической микроэкспрессии, длящейся доли секунды. По сравнению со статичными «срезами» лица и/или с изображениями, подверженными маскировке, распознавание эмоций в условиях кажущегося движения может быть более эффективным.

Стимульный материал и процедура исследования

Стимульным материалом служили цветные фотографии лиц натурщиков (трех мужчин и трех женщин) анфас, выражающих шесть базовых эмоциональных экспрессий (радость, удивление, страх, печаль, отвращение, гнев) и спокойное состояние (нейтральное лицо). Изображения отобраны из валидизированной базы RaFD (Langner et al., 2010). Их размер и угол поворота лица были скорректированы так, чтобы глаза натурщиков на всех изображениях располагались на одном уровне, расстояние между зрачками было одинаковым, а изображения лица на каждой фотографии занимали равную площадь. Изображения кадрировались до размера 450?564 пикселей (рисунок 2.1).

При маскировке использовались «рандомизированные лица», которые получали следующим образом. Изображения лиц, выражающих спокойное состояние, разрезали на 13 частей по вертикали и 15 частей по горизонтали; полученные прямоугольники (размером 35?38 пикселей) в случайном порядке меняли местами. Благодаря этой процедуре распределения цветов и яркости на изображениях сохранялись, но целостная структура лица разрушалась.

Рис. 2.1. Примеры фотоизображений экспрессий лица из базы RaFD (Langner et al., 2010): а – спокойное (нейтральное), б – радость, в – отвращение, г – удивление

Стимульные изображения предъявлялись на экране ЭЛТ-монитора (ViewSonic G90f, частота 100 Гц), подключенного к ПК, в условиях нормальной освещенности. Испытуемые располагались на расстоянии около 60 см от экрана и смотрели на изображения бинокулярно. Угловые размеры изображений составляли около 16°?20°.

В эксперименте 1 участвовали 53 человека (37 женщин, 16 мужчин; возраст 17–53 года, медиана – 19 лет) с нормальным или скорректированным до нормального зрением. Каждый испытуемый выполнил все три серии. Порядок выполнения серий варьировался.

Исследование включало три экспериментальные серии, отличавшиеся друг от друга содержанием контекста – изображениями, которые предшествовали тестовому и следовали за ним. В серии 1.1 в качестве контекста использовались изображения нейтрального лица того же натурщика, экспрессия которого демонстрировалась в данной пробе. В серии 1.2 контекстом служили рандомизированные лица, в серии 1.3 – светло-серый фон пустого экрана.

На рисунке 2.2 представлена схема предъявления стимульного материала и время экспозиции каждого изображения. В каждой пробе в центре экрана на светло-сером фоне последовательно экспонировались: 1) черный фиксационный крест (угловые размеры 1,4°?1,4°); 2) пустой экран; 3) первое контекстное изображение; 4) пустой экран; 5) тестовое изображение лица; 6) второе контекстное изображение, аналогичное первому; 7) пустой экран; 8) вопрос «Какие эмоции присутствовали на изображении?» с вариантами ответа «радость», «гнев», «страх», «удивление», «отвращение», «печаль», «спокойное лицо». Участнику предлагалось выбрать из предъявленного списка название той эмоции, которая бы максимально соответствовала увиденной экспрессии. Ответ, выбранный в каждой пробе, а также время ответа регистрировались путем нажатия клавиши «пробел», которое позволяло перейти к следующей пробе. Для сохранения эффекта движения в пробах, где в качестве тестового предъявлялось спокойное лицо, оно смещалось на 5 пикселей вверх.

Временная организация стимульного материала подбиралась опытным путем на основе данных, полученных в других исследованиях (Джафаров и др., 1981; Линде, Соколов, 1986; Braddick, 1980; Claworthy, Frigby, 1973; Kolers, 1972; Michaels, Turvey, 1979; Turvey, 1973). Тестовые изображения предъявлялись на время, равное 50, 100 либо 200 мс. Длительность первого контекстного изображения составляла 300 мс, второго – 100 мс.

В течение одной серии каждая из семи экспрессий, выраженная каждым из шести натурщиков, предъявлялась по 7 раз. Таким образом, серия включала: 3 времени экспозиции ? 7 экспрессий ? 6 натурщиков ? 7 повторов = 882 пробы. Все пробы были разбиты на 4 блока, между которыми испытуемые могли делать паузы. Порядок предъявления стимульного материала в каждом блоке был случайным.

Рис. 2.2. Структура стимульной ситуации

Перед началом основного эксперимента проводилась тренировочная серия. Она состояла из 7 проб, в каждой из которых экспонировалась одна из 7 экспрессий, выраженная одним из 6 натурщиков. Длительность тестового изображения составляла 300 мс. Экспонируемые экспрессии в тренировочных пробах не повторялись.

Статистическая обработка данных проводилась при помощи пакета R 3.0.3. Анализировалось влияние изучаемых факторов на точность распознавания экспрессий. Верными ответами считали совпадение выбранной в каждой пробе категории эмоции с тем состоянием, которое изображал натурщик. Методом дисперсионного анализа с внутригрупповыми факторами Время предъявления (3 градации), Содержание контекста (3 градации), Экспрессия натурщика (7 градаций) рассчитывались отношения F Фишера для каждого из факторов и их взаимодействий. Значимость критерия оценивалась с помощью рандомизационного теста, эффективного даже при нарушении условий использования дисперсионного анализа. Рандомизация проводилась для каждого испытуемого в отдельности, количество итераций – 1000.

С помощью точного теста Фишера частоты верных ответов в трех сериях сопоставлялись попарно: а) средние по всем экспрессиям и всем временам предъявления; б) средние по всем временам предъявления для каждой экспрессии; в) средние по всем экспрессиям для каждого времени предъявления; г) для каждой экспрессии и каждого времени предъявления в отдельности.

Частоты выборов семи категорий – названий базовых эмоций – сопоставлялись при помощи ?

Пирсона для каждой экспрессии: сравнивались распределения частот в трех сериях (кажущееся движение; маскировка; изолированное лицо) и при разном времени экспозиции (50, 100, 200 мс). Уровни значимости во всех случаях рассчитывались методом Монте-Карло (количество итераций – 2000) с коррекцией Беньямини – Хохберга на множественные сравнения.

Оценка эмоций в условиях кажущегося движения

Феноменология восприятия. Несмотря на близость временной организации стимульных паттернов в трех сериях, их восприятие зависит от содержания контекста, в который включалось тестовое фотоизображение. Если оно просто демонстрируется на светло-сером фоне экрана, наблюдатели воспринимают неподвижное экспрессивное лицо само по себе. Если фотографии экспрессии лица предшествует и следует за ней изображение этого же натурщика в спокойном состоянии, воспринимается кажущееся движение – быстрое непрерывное изменение выражения лица, нередко сопровождаемое движением головы. Наконец, в тех случаях, когда появление тест-объекта ограничивается рандомизированными изображениями, наблюдатель видит статичное изображение экспрессии с наложенными на него шумовыми масками. Три содержательно различные стимульные ситуации, реализованные в соответствующих экспериментальных сериях, обозначим как «кажущееся движение» (серия 1.1), «маскировка» (серия 1.2) и «изолированное лицо» (серия 1.3).

Точность распознавания экспрессий. В ходе анализа мы пытались установить, зависит ли относительная частота проб, в которых выбранная испытуемым эмоция совпадала с экспрессией, выраженной натурщиком («верные ответы»), от условий восприятия и модальности экспрессии. Ответы, не совпадающие с экспрессией натурщика, считались «ошибочными». Согласно полученным данным, все варьируемые факторы: Время, Экспрессия, Контекст, а также их взаимодействия оказались значимыми (p = 0,001). Средние значения эффективности распознавания в зависимости от времени экспозиции, модальности экспрессии и содержания контекста приведены на рисунке 2.3 и в таблицах 2.1 и 2.2.

Рис. 2.3. Точность распознавания экспрессий (доля «верных» ответов) в зависимости от модальности эмоции, времени экспозиции (мс) и содержания контекста