скачать книгу бесплатно
Следующий день мы провели в самим себе выделенном отгуле. Мне нравилось, как у нас проходит второй подряд путч.
– Если бы люди в 1917 году отнеслись к революции также, как сейчас, то, пожалуй, ее и не случилось бы, – поделилась я с мужем своим политическим тезисом.
* * *
Я опять сходил к Белому дому, но тут уж помощь моя не понадобилась. Мы пошли с женой. Ей тоже интересно было посмотреть, как там по нему лупасят. Мать была на работе, мы сынишку с собой взяли. Он обалдел! Орать начал. Отчасти я его понимаю – громковато было. Но нормально! Прям театр! Мы в него не особо ходим, конечно, но я думаю, там происходит что-то похожее.
Декабрь, 1993
Мы опять готовимся встречать Новый год в Париже. Женька смирился с этой своей участью и даже не пытается спорить.
Наше агентство набрало несколько групп, и сам Бог велел ехать. Во-первых, проследить как оно там все пройдет. Народу много и пришлось бронировать разные отели, надо их все посмотреть. Во-вторых, просто отметить Новый год. В-третьих, закупить одежды.
Тарас, Татьянин шеф, снова зовет в ресторан на обед. Мы слишком часто встречаемся в последнее время, и этот факт меня пугает и настораживает. Тарас мне нравится – он ухаживает за мной все более настойчиво, и это, видимо, приносит свои плоды. Его цветы я оставляю в офисе, понимая, что надо бы попросить Тараса их не дарить, но язык не поворачивается, а домой с ними припереться не позволяет совесть. Да и что я буду говорить Женьке? «Эти цветы мне дарит Тарас Юрьевич, Танькин шеф.» Очень мило. Женьке понравится.
В конце обеда, провожая меня до офиса, Тарас вдруг говорит:
– Ты едешь в Париж с мужем? – я киваю головой, – надеюсь как-нибудь ты съездишь туда со мной.
Он уходит, а я стою в ступоре. Атака из начальной подготовительной фазы явно переходит потихоньку в более активную среднюю. Устоять бы до конца, а то, что-то беспокоит меня финал. Как грянет тяжелая артиллерия… Что Тарас предъявит в качестве тяжелой артиллерии мне было не ведомо, но почему-то от этой мысли побежали мурашки по телу, и я продолжала стоять в легком ступоре посреди нашего длинного коридора в полуснятом пальто.
– Эй, шеф, тебе помочь? – спросил весело проходивший по коридору Антон. Он подхватил пальто и шутливо поклонился, пропуская меня вперед.
Мне мешали немного мои нехорошие мысли. Раньше я даже и не помышляла о том, что в принципе могу изменить Женьке. Теперь эта мысль подлой змеюкой проникла в голову и никак не хотела оттуда уходить. Из-за укоренившейся привычки почти все обсуждать с мужем, а не с подругами, так и хотелось и этим тоже поделиться с ним. Казалось, что умный Женька все разложит по полочкам, объяснит, почему не надо мне ему изменять, а тут же и встанет все на свои места. Но, даже находясь немного в ненормальном состоянии, я понимала, что он мне тут не советчик. С подругами я обсуждать подобные вещи вообще не привыкла и с трудом обсуждала с ними даже такую банальную вещь, как моя семейная жизнь. Я не представляла себе, что будет, если я расскажу о Тарасе Таньке. Она может сказать, что предупреждала меня о его аморальном поведении, а может ведь и начать толкать в его объятия.
Что самое смешное, Женька меня ревновал к Антону. А у Антона была девушка, с которой он еще в институте начал встречаться и несмотря на то, что мы друг с другом часто в шутку кокетничали, ничего, кроме дружеских чувств не испытывали. Можно было, наверное, все обернуть в более серьезные отношения, но ни у одного из нас не было желания усложнять себе жизнь.
Тараса Женька воспринимал как моего делового партнера и не более. Я скрывала тот факт, что мы часто встречаемся просто так, пообедать и поболтать. Скрывала именно потому что уже, казалось, было что скрывать. Если мы перекусывали в кафе с Антоном, то это не скрывалось, потому что за этим ничего и не стояло. За обедами с Тарасом – стояло. Еще не понятно что, но легкое чувство вины я уже начала испытывать.
* * *
Жена орет, что я на работе задерживаюсь. Можем, конечно, и выпить, можем и с Тамарой встретиться. Но уж что скандалить-то. В итоге, хорошо мать вступает. И тут уж они вдвоем кричат, а я потихоньку на кухню. Поем, глядишь, они уж и не орут, сидят, сериал смотрят. А я спать.
На Новый год сидели дома, смотрели телевизор. Съели целый таз салата. Я водки выпил, жена и мать шампанского. Потом тоже перешли на водку. Шампанское это они уж так для понта выпили. Так-то мы все его не очень. Но на Новый год положено. А я все равно сразу водки. Чего добро переводить.
В газетах пишут про разные там убийства. Все не мои. Мои – впереди, надейся и жди!
Январь, 1994
После того, как мы душевно уже во второй раз отметили Новый год в Париже, у меня случился первый корпоративный заказ. Целая куча бизнесменов хотела поехать в Цюрих на какую-то жутко важную выставку. Я понятия не имела, что такое Цюрих и Швейцария вообще, но с помощью невероятных комбинаций нам удалось найти партнеров в этой чудесной стране и забронировать все необходимое для таких перспективных клиентов.
В нашем офисе весь январь кипела работа: Антон пахал на ниве французских туров, близняшки «раскидывали» клиентов, желающих ехать в другие страны, по тем операторам, которые специализировались на соответствующих странах, а я висела на телефоне, занимаясь организацией Цюрихской поездки.
Вечером я приходила домой поздно, целовала сонного Малыша и садилась ужинать, чем послал Бог и Женькина мама. Сам Женька приходил примерно в тоже время, что и я, так как у него тоже было много дел на работе, его фирма во всю раскручивалась, но ему приходилось отслеживать все сделки, лично ездить по магазинам заключать договора, а порой и развозить товар на собственной машине. Женьке все-таки хотелось снова меня усадить дома, чтобы быть более спокойным за мою честь, но он уже понимал, что это невозможно. И мы вместе сидели вечерами с упоением, перебивая друг друга, рассказывая о том, что случилось у нас за день.
Женька продолжал следить за успехами моего агентства, порой давая дельные советы по поводу рекламы, бухгалтерии и прочих не очень мною любимых нетворческих дел. Ленку бухгалтера мы уже полностью переманили к себе, счета у нас были в том же банке, где и Женины, да и рекламный агент был общим. Впрочем, рекламный агент был нововведением, внедренным пожалуй скорее мной. До определенного момента по разным изданиям мы бегали сами, но объемы росли, времени становилось все меньше и меньше, и попавшая под руку энергичная девушка, предлагавшая разместить рекламу на радио, стала нашим рекламным агентом. Реклама на радио нам была не нужна, и девушка без особого сопротивления перешла на газеты и журналы.
* * *
Зимой темнеет рано. Самое оно для тюкания по башке в темном подъезде. Я в этот раз решил использовать свои познания в области электричества и вырубить его на фиг. Я подумал, а вдруг кто-нибудь выживет. И меня возьмет и сдаст – мол, он меня по голове сильно ударил, почти до смерти. И засадят меня. А мне этого не надо. Так что Анжелку я вырубил в темноте. Аж самому страшно было. Думаю, сейчас бах, и меня тоже шарахнут чем-нибудь тяжелым. Пошел, включил обратно свет и на автобусную остановку. Пока домой добрался было уже час ночи. Жена, дура, опять давай орать. Ребенок проснулся и тоже орать. Мать проснулась и сразу матом. Тетя Люся проснулась и ну барабанить нам в стену: замолчите, типа, люди приличные уже спят. Нервы мои не выдержали, и я гаркнул: «Хватит! Надоело!» и пошел к Тамаре в подвал. Жена на следующий день ревела и причитала. Якобы думала, я навсегда ушел. Да куда ж я навсегда уйду. Жилплощадь все-таки моя…
Февраль, 1994
В феврале я засобиралась в Цюрих. Я не могла бросить своих первых корпоративных клиентов на произвол судьбы и твердо решила сопровождать их в Швейцарию, чтобы решать все возможные проблемы оперативно на месте. Сопровождение важных клиентов на долгие годы станет для меня законом, нарушить который не могли никакие Женькины доводы. Я вела их «под ручку» от Шереметьевского аэропорта до Шереметьевского аэропорта. И когда мы расставались, пройдя на обратном пути последний паспортный контроль и получив наконец чемоданы, мои туристы были уже моими навсегда. Они ездили через нас сами, рекомендовали нас своим родственникам, друзьям и коллегам, расширяя тем самым без всяких затрат с нашей стороны, клиентскую базу нашего агентства.
В Цюрихе мы жили в Хилтоне. Впервые я попала в такой шикарный отель, впервые со мной в группе были люди, для которых швырнуть тысячу долларов не составляло никакого труда, впервые я общалась за границей не с эмигрантами, а с коренным населением, наконец-то во всю используя свои знания английского языка. Каждый день мы обедали и ужинали в лучших ресторанах города, а в конце поездки мелким оптом закупили дорогущие швейцарские часы в шикарном бутике. Нам подарили кучу разных презентов, которые перекочевали мне в сумку, так как господа-туристы посчитали их брать ниже своего достоинства. Сначала они пытались от подарков отказываться, но увидев обалдевшие, совершенно ничего не понимающие лица швейцарцев, махнули рукой и велели их все забрать мне на добрую память. Я не возражала. У меня оказались в сумке часы для Женьки, его и моей мамы, а также маленькие сувенирные часики-кукушка. Себе я часы купила. И если часы, купленные в Париже год назад, стоили шестьдесят долларов, то эти швейцарские стоили все триста. Мои часы по цене и рядом, конечно не стояли с теми, что купили туристы, но я была собой довольна – как никак благосостояние выросло в пять раз.
Поездка завершилась благополучно – туристы всем были довольны и собирались все дружно ехать с нами семьями на Лазурный берег летом.
* * *
Тут опять мать зачитывает: «Убийство, похожее на то, что было совершено в это же время в прошлом году». Ну надо ж! А я и не заметил! Действительно, только один разок получилось в сентябре, а так все зимой, после праздников. Но, во-первых, зимой темнее, во-вторых, как-то оно на подъеме все идет: вроде ж новый год, надо жизнь начинать с чистого листа. Так нам в школе талдычили. Ну в самый раз получается поставить еще одну галочку. А эти-то милиционеры! Просекли, что зимой и что чем-то тяжелым и что в подъезде. Тряпицу, кстати, я в этот раз выбросил в мусоропровод. Очень удобная система – прям там идешь и бросаешь в мусорку! Тряпку, там написали, что нашли. В этот раз были следы крови. Но отпечатков нет. Так откуда ж им взяться?! Я ж был в перчатках!
Март, 1994
Женька переезжал из подвала! Новый этап в развитии его фирмы был ознаменован арендой складов и нового офиса. Наша бедная квартира до сих пор стояла наполовину отремонтированная, зато офисы наших фирм приобретали совершенно цивилизованный вид. В этом пункте у нас с Женькой была полная солидарность. Родители нас не понимали, но зато мы понимали друг друга.
Я во всю трудилась над составлением программ на новый летний сезон, пытаясь расширить круг наших предложений, а Женька бегал по появляющимся в Москве как грибы после дождя магазинам, предлагая свою продукцию. У него, как и прежде, было небольшое количество работников, и все они трудились на износ. Найти новых сотрудников было не сложно, но Женя был очень привередлив в этом вопросе. Поэтому оставались у него только лучшие, «отборные».
Анька иногда предлагала нам очередные квартиры. Она сама переезжала уже третий раз за год. Последний вариант она позиционировала как окончательный. Квартира находилась в бывшей огромной многокомнатной коммуналке, бодро расселенной Анькой для богатого клиента. В последний момент клиент раздумал по каким-то причинам покупать эту квартиру, и Анька с мужем въехали туда сами. Был затеян грандиозный ремонт, конца и края которому не было видно в обозримом будущем. Хозяев это, впрочем, не очень волновало: гостей они принимали то в одной, то в другой комнате, а то и на большущей кухне. Ремонтные работы растекались по разным частям квартиры, ни одна из которых не заканчивалась до конца. Аньке в голову приходили различные дизайнерские идеи, и работникам приходилось перескакивать из одной части квартиры в другую по мере их возникновения.
Уже, правда, была снесена пара стенок и возведена арка в коридоре. Это были единственные ощутимые результаты ремонта, но хозяева гордо демонстрировали провалы в стенах, и мы бодро кивали восхищенными головами.
– Может и нам снести что-нибудь? – спросила я Женьку после очередного субботнего посещения подруги.
– В этой квартире мы уже делать ничего не будем, – ошарашил меня своим новым решением муж, – надо переезжать.
Совершенно очевидно Анькина квартира повлияла на Женькино решение оставить пока в покое наши собственные апартаменты и расширять не жилплощадь, а бизнес.
* * *
У нас тут соседи разъехались, и мать тоже заговорила про отдельную квартиру. На самом деле, говорит она про нее сколько себя помню. Сначала соседей у нас было больше, но потом тетя Люся прописала к себе сына со всей его семьей, и когда наши третьи соседи съехали постоянно жить в какую-то страну, где, как мать говорит, «одни, представь, евреи и ни одного нормального человека!», ей отдали ихнюю комнату. Мать, конечно, ругалась и ругается. Эта комната в основном и является основой всего ора в квартире. Люська ее сдает всяким временным рабочим, приезжающим в Москву на заработки. А мы недовольны. То есть мне-то наплевать – ну живет там какое-то лицо кавказской национальности несколько месяцев. Тихо живет, никого не трогает. И даже иногда носит с рынка еду на кухню и всех угощает. Но мать как прицепится, так уж все. Так вот тут опять встал вопрос о расселении. Я нашел телефон риэлтерши Аньки и решил спросить про нашу квартиру.
Апрель, 1994
Я «вышла» на Англию. То есть Англия вышла на меня. Вдруг мне пришел факс от какой-то английской фирмы, занимающейся организацией туров для тех, кто хочет изучать английский язык на родине Шекспира. Я решила «почему бы и нет?» и начала обсчитывать путевку.
В это же время активизировавшийся по поводу улучшения и расширения жилплощади Женька регулярно выдергивал меня с работы для осмотра очередной квартиры. Квартиры он смотрел под стать Анькиной: многокомнатные, коммунальные, в историческом центре. Цены меня пугали, но так как энергично взявшийся за дело муж меня пугал больше, я предпочитала отмалчиваться и честно смотреть варианты.
Квартиры отметались в основном либо из-за их неудобного расположения, либо из-за их чудовищного состояния. Мы готовы были смириться с плохим состоянием, но с чудовищным никак. Чудовищным состоянием на наш взгляд было такое, когда, например, в ванной была дыра в потолке, и в принципе можно было мыться, переговариваясь с соседями сверху. Или весь дом уже выглядел так, что вот-вот обрушаться его деревянные перекрытия, возведенные, казалось, во времена нашествия Наполеона. Некоторые квартиры находились прямо на Садовом кольце, и дышать в них было категорически нечем. Тем не менее вся семья уже заразилась квартирной лихорадкой, и варианты сыпались на нас со всех сторон: то знакомые папы толкали квартиру своего двоюродного дедушки, то коллега мамы предлагал въехать в апартаменты своей престарелой тети, то вдруг знакомые знакомых решили выехать из своей коммунальной квартиры и предлагали нам ее расселить.
Больше всего квартир сыпалось от эксперта Аньки. Она не гнушалась предлагать нам просто все подряд. И мы вежливо по десять раз на дню отклоняли предложения ехать смотреть квартирку на Юго-Западной или еще того хуже в Солнцево.
– А что? Это вы зря, – тараторила в трубку Анька, – вот у меня тут подруга уехала с мужем в Солнцево. И ооочень рада. Очень! Новый дом, квартира большая, воздух свежий, рядом лес. Лес ооогромный. Можно в нем гулять с Малышом!
Мы не хотели в лес, мы не хотели в огромный лес. И вообще не хотели в Солнцево (да простят меня его достопочтимые жители). Ольгину квартиру мы, правда, в конце апреля увидели. Оля была Анькиной институтской подругой, но мы часто виделись на общих сборищах, и неожиданно нас пригласили в гости.
В Солнцево мы ехали долго и упорно, потом мы ехали уже по Солнцево. Доехав до леса мы увидели нужный нам номер дома – дом реально стоял на опушке. Этакая многоэтажная избушка у леса. В квартире хозяева гордо нас водили по своим отремонтированным трем комнатам, показывали большущий телевизор и какую-то страшную кучу бытовой техники на кухне. Техника молотила, выжимала, резала и пекла все, что только можно и гордо блестела белоснежными боками на кухонных столешницах. Стенка между кухней и комнатой была по последней моде снесена, так что огромный телевизор принимал полноценное участие в демонстрации последних достижений науки и техники.
– Квартира хорошая, но сюда мы пожалуй все-таки не поедем, – обрадовал меня Женька на обратном пути.
– Да, да я с тобой полностью согласна, – искренне закивала я головой. Лес лесом, но жить на его опушке, мы дети центра Москвы, не хотели никак!
* * *
Анька меня не послала. Даже странно. Приехала, посмотрела квартиру, спросила про проживающих. Сказала подумает. Но перспективы, говорит, хреновые. Тетьке Люське положена двушка, на меньшее она и не согласится (потом тетя Люся замахнулась на две однокомнатные квартиры, что свело на нет все мои усилия и материны мечты), а нам все равно больше однокомнатной не видать. За большее придется доплачивать. Как Анька сказала сколько, так я чуть с табуретки и не свалился. А однокомнатная мне зачем? И так одна комната, и сяк. Вечером я матери все рассказал, она расстроилась, сходила к тете Люсе. А та ее и огорошила требованием двух однокомнатных квартир. Так мать снова забила на свою мечту.
Май, 1994
На семейном совете было решено не отправлять во Францию на все лето Ольгу Павловну с Малышом. Мы нашли им милую дачу недалеко от Москвы, сняв ее в крутом генеральском поселке недалеко от Архангельского. Женькина мама была несказанно рада тому, что ее не ссылают на Лазурный берег.
– Там, конечно, хорошо, – бормотала она тихонько, – но я не знаю иностранных языков, да и Малышу будет лучше поесть подмосковных ягодок, огурчиков, кабачков.
В этом месте Ольга Павловна воодушевлялась и начинала говорить громче:
– Я, пожалуй, спрошу, можно ли там мне посадить что-нибудь. Кусты приведу в порядок. Так может быть что-то и вырастет.
Наши обещания покупать все необходимые витамины на рынке не могли остудить ее пыл. Когда-то после смерти мужа Женькина мама была вынуждена продать свою дачу, чтобы откупиться от дочери мужа от первого брака, претендовавшей на часть отцовской квартиры. В итоге она довольствовалась дачными деньгами, а Женька рос в отдельной квартире. Но мама все эти годы вспоминала любимую дачу и теперь была готова снова начать заниматься посадками и закручиванием банок.
На работе мы дружно оформляли детей, решивших ехать в Англию. Было решено всем по очереди сопровождать группы. Большинство детей ехали одни без родителей и чтобы подстраховаться мы взяли на себя функции воспитателей. Весь сезон с 1 июня по 30 августа был поделен на трехнедельные отрезки, был составлен график, и первой естественно стартовала я.
Старту предшествовали дикие мучения у консульства Соединенного Королевства. Почти всю группу пришлось тащить на собеседование, чтобы доказать, что никто из нас оставаться в их прекрасной стране не хочет. В очереди люди делились друг с другом жуткими страшилками про то, как проходит собеседование, как несмотря на собранные бумаги о владении недвижимостью, машинами, семьями и важными постами на работе, людям отказывали в самой категорической форме. У меня были справки о наличии Малыша, Женьки, доли в квартире и о наличии собственной фирмы. После нескольких часов стояния в очереди мне казалось, что я обделена чем-то очень важным в этой жизни – справок явно было мало.
Как ни странно, консульские работники посчитали, что я благонадежна. Через некоторое время благонадежными оказались и все остальные члены группы. Отказали в визе только одному мальчику. Его маме и младшему брату было дозволено посетить волшебное королевство, а старшенькому пришлось остаться с папой (в качестве, видимо, залога, на случай, если маме взбредет в голову остаться в Англии). То, что семья в России жила так небедно, что маме и в страшном сне не приснилось бы иммигрировать куда-либо, никого не волновало.
В то же время мы с Женькой продолжали смотреть квартиры. Конечно, уже гораздо в меньшем количестве, чем в начале, но так или иначе, раз в неделю мы куда-нибудь да выезжали. Иногда Анька нас спрашивала: «Когда же вы что-нибудь выберете?!». Мы ей отвечали: «Вот когда доделаешь ремонт в своей квартире, тогда и мы переедем в новую».
Я вдруг подумала, что мы с Женькой теперь сексом занимаемся пару раз в неделю, а раньше каждый день. Скорее нас теперь можно назвать родственниками и партнерами по бизнесу. Хотя нам как и прежде хорошо вместе и очень комфортно, но нет уж былых страстей. Наверное, это нормально?
По-прежнему обедаем на неделе с Тарасом (чаше, чем с Женькой сексом занимаемся), иногда он предлагает вместе поужинать, но ужин пока не склеивался ни разу – я всегда тороплюсь домой, итак на работе задерживаюсь, если еще и на свидание бежать, вообще непонятно, когда вернусь. Тарас предлагает поехать с ним в Париж, я отшучиваюсь.
Настораживает меня тот факт, что «летаю» я и «цвету» именно благодаря Тарасу. Покупая что-то, я думаю о том, понравится ли ему моя новая одежка. Специально на работу наряжаюсь, как на праздник, чтобы на обеде с Тарасом выглядеть на все сто. Благодаря чему на меня обращают внимание и другие мужчины тоже. Антон самый безвинный кавалер из всех. Я уже чувствую, что и он не против закрутить со мной роман, но мы делаем вид, что мы просто друзья. Ничего больше. С Антоном проще – он не в моем вкусе. А Тарас видимо в моем.
* * *
Я жду лета – семейка опять уедет в деревню. Мать второй год берет за свой счет на работе. Я ржу, говорю: «Мать, тебе все равно зарплату не платят, чего за свой счет брать. Езжай так». А она: «Положено, сынок. И потом иногда чего-то они ж платят. Ну не во время, но все ж какие-то деньги».
Июнь, 1994
И вот мы в Англии. Я очень была рада, что поехала, потому что сразу же в аэропорту нас поджидали сюрпризы. Не приехал во время автобус из школы, который должен был нас отвезти в Гастингс. Я звонила в агентство, искала встречающего, успокаивала туристов и вообще развлекала их как могла. Надо детям отдать должное, они не особенно-то и волновались, жевали гамбургеры в закусочной, бодро запивая их газировкой. Те немногие взрослые, которые решили сопровождать своих детей, нервничали больше, но в конце-концов, когда пришел наш автобус, все успели расслабиться, и те четыре часа, что мы добирались до места назначения прошли в шутках и хорошем настроении.
В Гастингсе мы расселились по семьям, договорившись встретиться через два часа у памятника королеве Виктории, возле которого изначально остановился наш автобус. Потом все три недели пребывания каждый день после занятий на курсах мы будем встречаться около королевы, чтобы обсудить то, как кого кормят, как кого учат, и вообще планы на день.
Ребята ходили вечерами на дискотеки, плавали в бассейне, меня же мамы таскали по магазинам. Впрочем, все ключевые торговые точки мы обошли в первую же неделю – Гастингс городок небольшой и вскоре нас уже стали узнавать не только в магазинах, но и в кафе и ресторанах. Большинство отказывалось питаться теми сухими пайками, которыми их снабжали на обед семьи, и топало по едальным заведениям города.
На последнюю третью неделю ко мне неожиданно приехал муж. Сговорившись с Антоном, Женька оформил себе визу, купил билет и однажды днем нарисовался у памятника королеве. Антон знал о наших ежедневных встречах, так как на них я передавала ребятам приходившие на факс туристического офиса письма от родителей, обсуждала возникавшие у них вопросы, а также из телефонной будки, расположенной около королевы, мы дружно звонили домой. Женька стоял на месте наших встреч так, как будто мы об этом договорились заранее, сохраняя совершенно невозмутимое выражение лица. Я сохранять невозмутимое выражение лица не могла, я широко растопырила глаза, потрясла головой, чтобы отогнать наваждение, а потом радостно заверещала на весь славный город Гастингс.
К приезду Женьки славный город успел нам всем порядком поднадоесть. Мой муж еще не вкусивший всех прелестей маленького курортного городка пытался его осматривать, но мы ему не очень-то давали, с унылым лицом постоянно бормоча: «Мы это уже видели, мы туда уже ходили, мы там были три раза. Ой, давайте только не сюда. Только не в это кафе, только не в этот захолустный музей…» и так далее и так далее и так далее. В конце второго дня своего пребывания на английской земле, Женька взмолился:
– Ну давайте, хотя бы поедем в Лондон!
– Ура, – громко возопила наша группа, решив заодно прогулять все занятия на курсах в ближайшие два дня. Чтобы не смущать местное турагентство, организовывавшее наш учебный тур, решено было ехать на поезде. На радостях Женьке в качестве бонуса показали местный музей восковых фигур, олицетворявший какие-то ужасы прошлой жизни англичан и отвели на ужин в «фиш энд чипс», пресловутое заведение «рыба и жаренная картошка», в котором готовили по-моему хуже, чем в столовке соседнего с нашей фирмой офисного здания (а уж они знают толк в жаренной рыбе – более похабного блюда я не встречала).
Утром следующего дня всей нашей дружной компанией мы выдвинулись в столицу. В столице было солнечно, рядом с Биг Бэном веселились какие-то дети в разноцветных пышных платьях, что придавало нашей поездке еще больший колорит. Я являюсь большим любителем карт, поэтому все желающие (коих оказалось ровно по количеству человек в группе) приглашались в пеший поход по Лондону с охватом всех основных достопримечательностей. Тауэр, Собор Святого Павла, Оксфорд Стрит, Букингемский Дворец – это тот небольшой перечень, из которого состоял мой маршрут. Исключен из него был только Музей Мадам Тюссо (по причине небольшой аллергии на восковые фигуры, приобретенной в Гастингсе) и Музей Шерлока Холмса (по причине своей удаленности от остальных пунктов программы, а также отсутствия, если честно, массового к нему интереса). На Женином лице блуждала немного растерянная улыбка, но он не сопротивлялся – как и у классика «победила молодость». Мои ребята были в основном лет 15-16. Те несколько взрослых, которые затесались в группу, включая меня, уже приноровились и вели себя, как и молодая поросль. Мы все были в шортах, кроссовках и майках, за плечами рюкзачки, на головах кепки. Даже те женщины, которые приехали в Англию на шпильках, в юбках и в макияже, к третьей неделе полностью приобрели облик стандартного тинэйджера. Женьку наряжала я, так что чисто внешне он не сильно выпадал из общей массы, если только уж слишком волосатыми ногами. Моральный его дух еще предстояло чуток приподнять. Я знала, что длительные пешие прогулки не в его вкусе, но выбора у моего мужа все равно никакого не было. Если только сесть под Биг Бэном и ждать нашего возвращения, но так низко пасть в наших глазах он не мог.
Начали мы двигаться вдоль Темзы (заодно уж надо было и на реку посмотреть) останавливаясь через регулярные промежутки времени, чтобы сфотографироваться на фоне все приближающегося Тауэрского моста. Я его опознала очень издалека, вспомнив картинки из школьного учебника, оповестила всех о сделанном открытии, тем самым и породив желание фотографироваться на его фоне чуть ли не каждые пять минут. В какой-то момент сбоку я идентифицировала здание, до боли напоминавшее Собор Святого Павла с картинки в путеводителе. Мы временно свернули вбок, посетили Собор, вернулись обратно и двинули дальше.
Дойдя в итоге до знаменитой резиденции английской королевы, мы рухнули на траву в близлежащем парке и устроили небольшой пикник. Женька был доволен, но сил у него явно не осталось. Впрочем, никто и не возражал против того, чтобы разместиться в отеле, а «магазинную» улицу оставить на завтра.
Впоследствии наши учебные туры в Англию пользовались стабильным спросом, та первая группа, не выучившись в общем-то ничему, тем не менее усиленно рекламировала нашу поездку. А среди фотографий, украшавших наш офис, красовалась и та, где мы все дружно валяемся на траве на фоне Букингемского Дворца, задрав ноги и явно заливаясь от хохота. Антон любит и по сей день подвести какого-нибудь нового клиента к этому снимку с фразой типа: «Ну вот, сами видите, как довольны наши туристы. И так происходит в каждой поездке!»
* * *
Ой, у меня тут Палыч выдал! Мы сидим в ЖЭКе, пьем помаленьку. С электричеством у всех порядок. А Палыч говорит: «Хочу в Париж!». Я ему: «Палыч! Ты с ума сошел! Какой Париж! Тебя даже в аэропорт зарубежный еще в Москве не пустят. С такой-то рожей! А дыхнешь – они вообще упадут!». Палыч обиделся на меня, но ничего, потом отошел. Он оказывается теперь собирает вырезки из газет про Париж – и рекламу там, и картинки, и статьи. А Тамарка говорит: «А я вот Палыча понимаю. Я тоже не против съездить куда-нибудь за границу. Хоть бы и не в Париж. Можно и в другую страну. Я коплю деньги, например». А у Тамары и прописки-то нет московской. Она у нас живет полулегально. Что-то ей там оформили, но боюсь с этим за границу не ездят. Но я промолчал. А то еще и она обидится. Вот у меня жена все-таки золото. Ничего ей не надо. Ездит к себе в деревню и не жалуется. Мечтает на рынке шмотки продавать. Так это нормальная мечта. Человеческая. А то Париж! И у меня цель в жизни есть. Вполне реалистическая. Я ее даже потихоньку осуществляю. Память опять же тренирую. Все на пользу. Тем более, что я за границей был. Меня туда без всякого загранпаспорта забросили. И даже без всякого моего на то желания. Ничего там нет хорошего
Июль, 1994
Мы с Женькой неожиданно обнаружили квартиру своей мечты: случайно очередные дальние родственники моих родителей решили продавать свою квартиру. Три года назад они уехали в США и сначала квартиру сдавали, но теперь решив осесть в стране победившей демократии насовсем и собравшись там купить жилплощадь начали продавать свою московскую квартиру. Продавать они ее естественно начали с помощью родственников, которые в некоторой растерянности пытались предлагать квартиру своим знакомым. Мы тоже попались под руку.
Сначала нас прельстило то, что квартира была четырехкомнатной, а стоила довольно недорого. Потом, подъехав «на стрелку» после работы по указанному адресу мы оба пришли в восторг от дома – дом был кирпичным сталинским, с красивыми балконами. И самое главное он располагался совсем недалеко от нашего теперешнего пристанища – на Большой Грузинской улице. Дворик, конечно, у дома был не ахти, но мы решили, что это не самое главное. Квартира, естественно, была не в самом хорошем виде после трех лет ее сдавания самым разным личностям, но в целом, кроме грязи, ничего принципиально плохого типа дыр в потолке обнаружено не было. Комнаты были большие, выходили на разные стороны, потолки высокие. В общем, мы решили ее брать. Вернувшись в тот вечер домой, Женька предложил выпить за успех нашего предприятия, сказав при этом:
– Я хотел бы, чтобы наша новая квартира уже стала нашим настоящим домом, в котором мы закончим ремонт, и будем спокойно жить, не думая больше о расширении. Этой квартиры нам вполне хватит!
Конечно, в тот момент я с ним согласилась и даже не думала о том, что через несколько лет мы снова задумаемся о переезде. Впрочем, в тот вечер мы были счастливы тем, что даровала нам судьба, по-братски деля друг с другом купленную закуску и бутылку красного вина. Я с грустью думала только о том, что отношения наши с Женькой практически полностью переходили в разряд родственных. Я его теперь воспринимала как брата, родного человека, с которым так удобно жить вместе – ведь он практически не храпит ночами, не приходит поздно вечером пьяный и еще к тому же решает массу важных в нашей жизни вещей, например может вызвать сантехника или прибить гвоздь. Даже в бизнесе я была с ним как за каменной стеной. Все вопросы, связанные с налоговой, бухгалтерией, арендой Женька по мере надобности всегда помогал решать, я свои рученьки этим не марала. И мы сидели за столом, радуясь выгодному варианту, плечом к плечу, и я совсем не чувствовала желания тащить мужа в спальню. А с Тарасом мысли о сексе все чаще посещали мою бедную голову. Иногда мне хотелось встряхнуть Женьку как-то, чтобы он был поактивнее и не давал мне думать о других мужчинах, которые все больше и больше крутились вокруг меня на работе и на перерывах в кафе и ресторанах.
– Я люблю тебя, – вдруг говорит Женька в разгар моих горьких раздумий о нашей совместной жизни, и говорит это тихо так, нежно, но без всякой такой страсти в голосе… по-братски, короче.
* * *
Собирались тут у меня. Опять тетя Люся съехала на дачу. Красота! Упились все совсем. В деревню ехать окончательно расхотелось. Но в этом году придется. Отмазаться нечем. Беру отпуск. Еще, думаю, разок гульнем у меня, и поеду.
Август, 1994
Народ толпами валит в наш отель на Лазурном берегу и в так называемые учебные туры в Гастингс. Тарас вполне мог бы и «заочно» передавать нам туристов, но он уже не просто встречается со мной в кафе на обед – он лично привозит документы каждого нового туриста, сидит и болтает со мной по пол дня, отвлекая, развлекая и смущая одновременно. Перемены, происходящие во мне по-моему замечают все кроме мужа. Антон подмигивает, Тарас выразительно смотрит, другие мужчины пытаются знакомиться.
Мою машину где-то в середине месяца пришлось отдать в сервис – что-то там в ней не заладилось, Женька с умным видом открыл капот, с еще более умным его закрыл и отправил мой «Мерседес» к, как он выразился, профессионалам.
С работы упорно меня подвозить домой начал Тарас – сначала Женька задерживался на работе, и мне приходилось его долго ждать, потом это просто вошло в привычку. Жене пришлось соврать, что возит Антон, Антона предупредить, что он-таки меня и возит. Зачем я все это делаю, я не понимала еще до конца. Запчасти шли долгими окружными путями из Германии и все никак не могли прийти. Тарас пользовался ситуацией, и возникало ощущение, что задержку в доставке железок организовал лично он.
Что самое интересное, бомба взорвалась вовсе не из-за него – в один августовский денек Тарас не смог за мной заехать – все-таки он тоже работал, и накопившиеся проблемы в офисе дали о себе знать – совещание с сотрудниками затягивалось, мне ждать надоело и я пошла домой, надеясь по дороге к метро поймать машину. Шла я в короткой юбке, на шпильках, в яркой майке и голосовала. Машина притормозила сразу – это была «Вольво» стального цвета, и за рулем сидел совершенно обалденный мужик! Ну то есть для кого-то и не обалденный, но мне он напоминал всех голливудских актеров сразу и даже трудно было точно сказать кого конкретно. Темные волосы и карие глаза – уже было сочетание хоть куда, потому что лично мне никогда светлые блондины не нравились. По сравнению с моим мужем волосы были темнее, лицо более мужественное, мужчина был постарше, на лице был отпечаток боооольшого жизненного опыта, в глазах бегали черти! Я поняла, что значит «мужчина в моем вкусе» – это был вовсе не Тарас, это был мужчина из «Вольво»! Мужчина призывно кивнул головой в сторону собственной машины и кинул кратко: «Садись!» Я сдуру села…
Я, правда, думала, что я умная – я гордо села на заднее сиденье и независимо тряхнула кудрями, сказав свой адрес. Мужчина усмехнулся и сообщил, что на заднее сиденье садиться так же небезопасно как и на переднее, так как у него автоматически запираются все двери мановением его руки. В то время такие штучки еще были в диковинку – у Женьки передние двери тоже запирались, но не задние, а у меня вообще все закрывалось вручную вследствие того, что Мерс был довольно-таки старым – ездил и на том спасибо. Я натянуто улыбнулась, но в душе мне тем не менее страшно не было. Мужчина представился «Володя». Ой-ой, подумалось мне, мое любимое имя…На самом деле мне еще нравилось имя Сережа, но и Володя звучало как-то намного лучше, чем Тарас и что ужаснее всего лучше, чем Женя. Володя проехал какое-то время молча, а потом притормозил у ресторана «Ностальжи» и предложил там не долго думая отужинать.
Я не знала в тот момент на что себя обрекаю, я не знала, что единожды войдя в эту реку мне не будет уже пути назад, я не думала, что буду мучиться – сначала от любви к этому человеку, а потом уже и от ненависти. Не знала, что повлечет за собой этот вкуснейший ужин во французском дорогущем ресторане в центре Москвы, в котором в тот вечер играли джаз. Я была одурманена белым вином и ароматом крепчайших сигарет «Галуаз», которые курил Володя. Но решающим оказалось то, что в тот вечер мой муж был вынужден уехать из Москвы в какое-то захолустье, в котором застряла фура с их товаром. Когда он мне позвонил, еще можно было что-то исправить и как-то изменить ход событий, но после того, как я узнала, что он не приедет домой ночевать, я решила, что это решительно знак судьбы. Был ли это знак? Потом я думала не раз, что Господь Бог просто устроил мне такую проверочку на прочность, что порой мы читаем всякие там знаки в свою пользу, совсем не рассматривая альтернативные варианты.
Мы пили – Володя не так много, как я, но он тем не менее пил и совсем не боялся ГАИ, которое могло его потенциально остановить по дороге домой. Потом мы танцевали – джазмены начали играть какие-то медленные мелодии и под них отдельные парочки тихонечко топтались у небольшой сцены. Меня обнимали чужие мужские руки, обнимали, крепко и нагло прижимая к себе. От Володи пахло потрясающим мужским парфюмом, этими его жуткими сигаретами и еще черт его знает чем – пахло так, как ни от кого не пахло до этого. Я не сопротивлялась совсем надвигающейся катастрофе, почему-то решив, что уже пора и мне испытать что-то в жизни новое. Под новым подразумевался секс с незнакомым мужчиной.
Вместо просто кофе я выпила кофе с коньяком и «улетела» окончательно. Не то чтобы я сильно не пила до этого – просто если уж пила, то только в компании мужа и друзей. После чего я обычно падала в постель и мирно крепко спала до утра без всяких угрызений совести и конечно без всяких последствий какого бы то ни было рода. В последние годы Женька пил совсем мало – он постоянно был за рулем и только изредка на какие-нибудь праздники позволял себе немного вина. Я пила несравнимо больше, но тоже нечасто, так как и сама начала водить машину, ну и рядом с человеком, который предпочитает вечерком выпить чайку, как-то не очень-то и пилось.
