скачать книгу бесплатно
– Господи, да что с тобой? – запричитала Машка. – На тебе лица нет, – она взяла ее за руку. – А ну, рассказывай, что с тобой приключилось.
– Ой, Машка, если бы ты знала, кого я сейчас встретила…
– Догадываюсь, – ухмыльнулась Машка, погладив Юльку по животу. – У, мамка какая противная, ревет и ревет, ребенку спать не дает.
– Да ну тебя, – отмахнулась Юлька, – он еще ничего не понимает.
– Много ты знаешь. Ребенок все слышит и понимает, – она вытащила из кармана носовой платок, – давай, вытирай слезы, и помни, дети нам свыше даны, и знают они о нас больше, чем мы о них. Ясно?! Ну, а теперь рассказывай, что этот паразит тебе наговорил?
– Да Сергей тут ни при чем, – опустившись на табурет, захлюпала Юлька.
– Неужели Константин Аркадьевич?!
– Говорю же, нет! – взорвалась Юлька и, схватив сумку, помчалась на кухню.
– Тогда кто?! – закричала Машка ей вслед. – Ты можешь сказать членораздельно?
– Я в магазине Андрюшку встретила, – размазывая по щекам слезы, ревела Юлька, глядя в окно.
– Кого?! – застыв в дверном проеме, ахнула Машка.
– Андрея.
– Того самого, из параллельного класса?!
– Ага.
– И что?! – уставилась на нее Машка.
– Говорит, что не изменял мне.
– А как же фотографии? Ведь ты их своими глазами видела.
– Он уверяет, что это фотомонтаж. И в том, что произошло, обвиняет отца.
– Константина Аркадьевича?! Не может быть…
– Андрей сказал, они вдвоем с Танькой это дело состряпали. Но я не верю. Не мог отец так поступить.
– А я верю, – Машка с сочувствием посмотрела на Юльку. – Это вполне в его стиле. Ну, сама подумай, разве он мог допустить, чтобы у него был такой зять. Конечно же, нет. Ему нужен был богатый, состоявшийся, с родословной, чтобы не стыдно было в обществе показать. А твой Андрей кто? Безотцовщина, мать медсестра, ни кола ни двора… комната в коммуналке.
– Но как он мог?! А Танька?! Ведь мы с ней были подругами.
– Я думаю, это от зависти. Ты же сама говорила, что у нее отец уголовник, а мать пьяница. А ты дочь известного адвоката.
– Но мама относилась к ней как к родной дочери, учила музыке, рисованию.
– Вот именно, как к родной дочери. А ей этого было мало. Учила музыке… Где? У вас дома? А ты в музыкальную школу ходила.
– Да, но…
– Вот тебе и «но». Я знаю таких людей, дорогая. Им, сколько не дай, все будет мало.
– И что же мне теперь делать, Машунь?
– Ничего! Выброси из головы! Для тебя сейчас главное – лялька!
– Забыть?! Легко сказать. Да у меня вся жизнь из-за него кувырком пошла.
– Ты что, все еще его любишь? – опешила Машка.
– Не знаю… – задумалась Лилька, – наверное, люблю… когда увидела его, думала сердце на куски разорвется…
– А как же Сергей?
– Это другое, – задумалась Юлька. – Сергей – наваждение, боль. Да, да, он моя боль! Он – инквизитор моей души!
– И что же ты с этим инквизитором в одной постели делала?
– Наверное, любила. Только по-другому, без души. Не так, как Андрея.
– Не знала, Юлька, что ты мазохистка.
– Я и сама до сегодняшнего дня не знала. Ой, Машка, чего-то мне совсем плохо, – она, покачиваясь, пошла в комнату.
– Тошнит, что ли?
– Ага.
– Терпи, подруга, – она уложила ее на диван, а сама поскакала за тазом, – я с Пашкой полгода от унитаза не отходила, и ничего, выжила.
– И я выживу, – проглотив слюну, пискнула Юлька, – всем назло выживу. И буду самой счастливой.
Машка притащила из ванной пластмассовый таз, поставила на стул рядом с диваном.
– Доля наша бабья такая – любить, выживать, блевать да рожать, когда срок придет, – резюмировала она, – так что блюй на здоровье и думай о том, что все будет хорошо.
Так, за разговорами, уговорами и размышлениями о смысле жизни прошла неделя, за ней другая. Девушки много гуляли, разговаривали и однажды пришли к выводу, что жизнь – забавная штука и относиться к ней надо не иначе, как к шаловливому ребенку, иначе можно свихнуться.
Часть 7
Счастье есть
Приняв условия, продиктованные судьбой, Юлька обрела душевный покой и такую нужную в ее положении силу.
Чувствуя себя в новом качестве как рыба в воде, она желала лишь одного – продлить очарование дарованных дней, чтобы допьяна насладиться ожиданием материнства и как следует подготовиться к новой роли.
Машка не переставала удивляться переменам, происходившим с подругой, и ни на минуту не выпускала ее из вида.
Так незаметно, в суете и заботах, прошло девять месяцев. И вот наступил долгожданный день. Малыш стукнул ножкой в живот, требуя немедленно выпустить его на свободу, и резво направился к выходу.
– Неужели началось? – встрепенулась Машка, услышав за стеной стоны. Она соскочила с кровати и прямо босиком помчалась в Юлькину комнату.
Юлька сидела на диване, пытаясь попасть ногами в шлепанцы, и потихоньку стонала.
– И давно тебя так колбасит? – обеспокоенно проговорила она, присев перед ней на колени.
– Минут двадцать назад началось, – схватив ее за плечи, затряслась Юлька, – точно не помню.
– Минут двадцать, говоришь? Это хорошо… – она подняла глаза к потолку, – сиди здесь и не дергайся. Сейчас часы принесу.
– Часы-то зачем? – заскулила Юлька, обхватив руками живот.
– Как зачем? Время будем записывать. Сколько минут прошло между схватками.
– Ой, Машка, что-то мне страшно. А вдруг я прямо сейчас разрожусь?
– Не разродишься, схватки только сейчас начались, – она вытащила из тумбочки карандаш. – Держи, время будешь записывать.
Юлька взяла в руки карандаш и тут же выронила его: «Ой, мама! По-моему, он вылезает!»
– Ничего не вылезает, – Машка прислонилась головой к животу. – Чего-то я не пойму, – озадачено пробурчала она, – схватки какие-то неправильные. Давай-ка лучше скорую вызовем.
Она вытащила из кармана мобильник: «Алле, скорая?! У меня сестра рожает! Адрес? Записывайте!»
Когда приехала скорая, Юлька, скрючившись, сидела за журнальным столом и за обе щеки уплетала вчерашние пирожки. Машка бегала вокруг нее с блокнотом в руках, записывая время «неправильных» схваток.
– Ну, роженица, заканчивай упражняться, – нахмурился доктор, отобрав у нее надкусанный пирожок, – сейчас в больницу поедем. – А пирожки, если не против, мы с собой заберем, а то бригада целые сутки не кормленная.
– Конечно, берите, – скривилась Юлька. – Пирожки очень вкусные получились.
Доктор молча сложил пирожки в пакет и, переведя взгляд на Машку, приказал собирать вещи.
– С нами поедете, – усталым голосом проговорил он. – И паспорт с полисом не забудьте.
* * *
Родила Юлька через сорок минут после приезда в больницу. Родила легко, без разрывов и осложнений, будто выпустила на свободу засидевшуюся в неволе птичку. Малыш был пышный, розовый, как свежевыпеченная булочка, и голосистый, как соловей.
– Хороший пацан, – констатировала акушерка, похлопав ребенка по розовой попке. – Гляди, мамочка, какого орла родила.
– Спа… си… бо, – всхлипнула Юлька, прижав ребенка к груди.
Волна накатившей нежности накрыла ее с головой и понесла в прекрасный мир под названием Материнство. Вот оказывается, какое оно – СЧАСТЬЕ – теплое и манящее, пахнущее молоком и покоем. Она погладила малыша по голове: «Теперь я знаю, для чего светит солнце и зеленеет трава. Спасибо тебе, Господи, спасибо, Машка, и спасибо, Сергей».
Неделя прошла как один день. И вот она дома, вернее, они дома – Юлька и ее сын, главный мужчина ее жизни. Он хоть и маленький, но уже такой щедрый, что Юлька буквально захлебывается от счастья, которое он дарит ей изо дня в день.
– Я сумасшедшая мать, – говорит она Машке, и лицо ее сияет как начищенный самовар. – Ты слышишь меня?! Я неприлично счастлива!
– Не волнуйся, – опускает ее на землю подруга, – в этом состоянии ты теперь будешь пребывать да конца дней. Мамашки, в большинстве своем, все такие. Знаешь, как это называется?
– Как? – удивляется Юлька.
– Наркотиком материнства. И тебе он, по-моему, достался в большем количестве. Это, конечно, здорово, но объясни мне, дуре, почему ты все время смеешься?
– Не знаю, – хохочет Юлька, – может, мне в роддоме смешинку в рот положили?
– Может быть, – безнадежно вздыхает Машка, всем сердцем радуясь за подругу. – Ладно, балдей, только, гляди, не переборщи, а то испортишь мальчишку.
– Чем же это я его испорчу?!
– Растворишься в нем, как ледышка в стакане, и испортишь Андрюшке жизнь. Впрочем, до этого еще далеко. Хотя… бабка моя говорила, воспитывать надо, пока поперек лавки лежит, а как вдоль ляжет, так уже поздно будет. Но я думаю, тебе это не грозит.
– Я так люблю тебя, – воркует в ответ Юлька, целуя в дырочки телефонную трубку.
– И я тебя, – умиротворенно вздыхает Машка.
Так незаметно, в делах и заботах, проходят Юлькины дни.
Андрюшка подрастает и уже делает первые шаги. Юлька цветет, радуясь каждому движению ненаглядного чада. Машка по мере возможностей оберегает крохотное семейство от забот, подключив к процессу воспитания гражданского мужа.
Юлька счастлива и уже не мечтает о большем. Ей кажется, что жизнь и так с лихвой одарила ее. Но судьба приготовила ей еще один подарок, Андрея, ее первую не случившуюся любовь. Того самого единственного мужчину, с которым она проживет долгую счастливую жизнь, и от которого родит двух замечательных дочек – Соню и Лизу. И появится он в ее жизни неожиданно, как грибной дождь после грозы.
«Я шел к тебе всю жизнь, – скажет он, подхватив Андрюшку на руки, – и больше никому тебя не отдам».
Юлька прилипнет ногами к полу, а когда оторвется, поймет, что парит в воздухе вместе с Андрюшкой, огромным букетом оранжевых хризантем и розовым слоном с ромашкой за ухом.
Все бабы – кошки
Часть 1
Федор
«Все бабы – кошки, такие же сволочные и продажные». Сколько раз я слышала эту фразу от своего соседа по коммуналке, толстого, потного мужика с картофельным носом и белесыми волосами, небрежно лежащими на шарообразной голове. Он повторял ее каждый день, выходя на общую кухню, чтобы налить литровую кружку чая и тут же выхлебать ее, не присаживаясь на стул.
Проглотив кипяток, подкрашенный жидкой заваркой, он с грохотом садился на табурет, доставал из коробка спичку и, сунув ее в рот, лениво жевал боковыми зубами. Измочалив спичку до состояния тряпки, он выплевывал ее на ладонь, рассматривал со всех сторон и, выбросив в окно, внимательно наблюдал, как она планирует в воздухе. Потом снова садился на табурет и, закинув ногу на ногу, ждал, когда на кухню выйдет кто-нибудь из соседей.
Первой на кухне обычно появлялась Надька Масякина, женщина громогласная, скандальная, не признающая никаких авторитетов, кроме своего супруга, тощего лысого мужика, похожего на усохшего карася, месяцами пропадающего в командировках, связанных с поставками какого-то секретного оборудования на какие-то секретные предприятия.
Считая себя человеком интеллигентным и образованным, а соседей – неудачниками и быдлом, Карась старался как можно меньше соприкасаться с отребьем и большую часть времени проводил у себя в комнате, валяясь на любовно взбитой Надькой пуховой перине.
По праздникам Карась облачался в дорогой серый костюм, нейлоновую рубашку, серебристый галстук в полоску и отправлялся в магазин за коньяком. Пока соседи варили холодец, пекли пироги и ваяли салаты, чтобы съесть все это за общим столом, Надька в индивидуальном порядке готовила любимому праздничный ужин.
В тот день, о котором пойдет речь, Карась уехал в очередную командировку, что привело Надьку не в лучшее расположение духа. Войдя на кухню, где сидел ненавистный сосед, она презрительно фыркнула и, вытащив из холодильника кастрюлю с борщом, с грохотом поставила ее на плиту.
Федор крутанул пальцем у виска и, сунув в рот очередную спичку, демонстративно отвернулся к окну. Надьке не понравился его жест. Она вытащила из кастрюли половник и, облизнув его, шарахнула деревенщину по затылку.
– Слышь, оглоед, у тебя спички есть? – ехидно проговорила она и на всякий случай отпрыгнула в сторону.
