скачать книгу бесплатно
– Я люблю тебя, отец, – прошептала она, – У нас все будет хорошо!
Она утешала себя, свое сердце, рвущееся назад к тому, кого она покинула несколько минут назад. Покинула, чтобы не возвращаться.
– Я поправлюсь и что-нибудь придумаю, – сказал ей старик, – Может быть меня опять возьмут в театр. А сейчас поспи, дочка, ты же две ночи подряд на ногах.
– Нет, я не хочу спать, – вздохнула она, – Пойду, пожалуй, пройдусь немного. В эти ранние часы Рим особенный. Наберу воды у фонтана, у нас осталось совсем немного.
Она поднялась, подхватила большой глиняный сосуд из угла возле стола и на прощание улыбнулась отцу.
– У нас все будет хорошо, – повторила она.
Рим пробуждался с первыми лучами солнца. Школьники торопились на занятия, отпирались магазинчики вдоль широких улиц, уличные торговцы раскладывали товар на переносных лотках, кузнецы принимались за работу – звенели тяжелые молоты о наковальни, гудели кузнечные меха. У фонтанов собирались хозяйки, набирая воду, обсуждали домашние дела, мужей и детей, кто-то хвастался обновками.
Антонию обступили со всех сторон, едва она подошла набрать воды. На Велабре они с отцом поселились недавно, но уже успели прославиться своей потрясающей бедностью. Нищий актер и его дочка у кого-то вызывали жалость, у кого-то раздражение. С тех пор как дела их немного поправились, благодаря Антонии, на нее начали поглядывать с интересом. Сегодня утром кто-то пустил слух, что Антония нашла богатого покровителя. Его видели на Велабре дважды и говорили, что он покалечил жениха Антонии, известного на Субуре кузнеца. Такая новость не могла остаться незамеченной среди болтливых кумушек.
К девушке пристали с расспросами:
Правда ли, что ее жених всем известный кузнец Кастор?
Правда ли, что она ублажила какого-то богача, а теперь ее приглашают в разные дома для увеселения господ известным способом?
Много ли она зарабатывает?
Кто этот богатый юноша, который несколько раз приходил к ней?
За что он избил ее жениха? – И так далее.
Девушка молча переводила взгляд с одного лица на другое. Ее немного напугало как странно в сознании этих милых, в общем-то, женщин извращены настоящие события ее жизни. А ведь одна из них молодая жена булочника, на свадьбе у которой она пела, точно должна бы знать, чем зарабатывает Антония.
Антония отвернулась к фонтану, подставив кувшин под ледяную струю. Оправдываться перед ними не имело смысла. Все равно они станут верить только тому, чему хотят. Понятно откуда такие слухи. Кто-то увидел Корнелия и услышал скандал, разразившийся у Антонии, кто-то узнал про ее частые отлучки из дома в вечерние часы и сделал интересные выводы.
Набрав воды, она пошла по улице, по-прежнему храня молчание.
У фонтана поднялся шум обсуждений. Вслед ей летели двусмысленные колкости, но она не собиралась опускаться до разборок с этими женщинами.
Молодая жена булочника догнала ее на повороте к Велабру.
– Ах, Антония, – проговорила она, приноравливаясь к шагам девушки, – Всем этим болтушкам так надоело однообразие их серой жизни. А тут твои интересные посетители, ночные отлучки. Откуда им знать, что ты только певица? Я пыталась замолвить за тебя словечко, но им же палец в рот не клади – руку откусят.
– Странно только, что все эти домыслы не распространились раньше, Магда, – вздохнула Антония, – У меня сейчас действительно началась какая-то особенная жизнь.
– Жених тебя правда бросил?
– Да, но, наверное, так мне и надо. Я совсем не любила его.
– А того, другого?
– Кого это, Магда?
– Твоя соседка снизу – прачка. Она уверяет, что недели две назад видела выходящим от тебя пригожего юношу в тоге из дорогого сукна. Это явно был не кузнец.
– Его я больше не увижу, – тоскливо проговорила, Антония, заставив Магду внимательнее посмотреть ей в лицо.
Как раз в этот момент они поравнялись с пекарней, расположенной в первом этаже пятиэтажной инсулы. На пороге пекарни небезызвестный булочник поджидал свою жену. Увидев Антонию, он радостно помахал ей рукой, а углядев ее печальный взгляд воскликнул:
– Зачем грустить в такой чудесный день!
Он подбежал к ним, забрал из рук жены сосуд с водой.
– Скоро поспеет хлеб, – добавил он, направляясь к дому, приходи Антония. Мы с Магдой всегда рады тебя угостить. А ты споешь нам что-нибудь. И не обращай внимания на сплетни. Зависть обычно готова изображать добродетель в дурном свете.
Антония вздохнула. Где теперь ее добродетель? Но эти добрые люди все еще верят в нее…
Марк явился к завтраку, когда распахнув новые ставни навстречу холодному, но солнечному дню, поплотнее закутавшись в плащи, Антония с отцом вкушали нехитрую пищу, купленную здесь же на Велабре.
Он вошел без стука, заметив при этом, что нелишним было бы запираться – мало ли вокруг лихих людей.
– Что нам прятать, добрый человек? – усмехнулся старый Антоний, – Все наши богатства не стоят и пяти медных монет.
– Ваши богатства дороже золота и серебра, – заявил тот, со значением взглянув на Антонию, – Твое главное сокровище – твоя дочь, уважаемый Антоний, которую ты обязан беречь от напастей и бед.
Антония во все глаза уставилась на слугу Корнелия, чувствуя, как от волнения начинает часто-часто биться сердце.
– Зачем ты пришел? – спросила она прежде, чем он обратился к ней.
– Помочь тебе с отцом собраться, – заявил тот, – Это место не для солнцеликой Антонии и ее престарелого родителя.
– Что все это значит? – нахмурился старик, – Кто этот человек и чего он хочет от тебя?
– По приказу моего хозяина, я хочу предложить тебе с твоей дочерью, уважаемый Антоний, перебраться из этих трущоб в другое место, более достойное красоты несравненной Антонии.
– Марк, уходи! – проговорила она тихо, но твердо, – Я не вернусь.
Несмотря на свое решение покинуть Корнелия, Антонии стало вдруг безумно обидно, что он прислал за ней своего слугу, вместо того, чтобы прийти самому.
– Позволено ли мне будет узнать у прелестнейшей из дев, в чем причина ее отказа? Чем мой господин провинился перед ней? – осведомился Марк, заметив непримиримый блеск ее глаз.
– О нет, Марк, – сказала она, – Твой господин самый добрый и щедрый из всех людей, кого я знаю. Я до сих пор возношу хвалу богам, пославшим его нам с отцом в самый трудный час. Но это не изменит моего решения. Я не вернусь.
– И ты не назовешь причины своего отказа?
Антония взглянула на отца, по лицу которого было понятно, что он начал догадываться кое о чем, потом опять перевела взгляд на Марка.
– Уходи, прошу тебя, – вымолвила она, – Мне больше нечего сказать. Я не вернусь.
Марк покачал головой. Он понял, что ей трудно вести разговор при отце, который, судя по всему, еще был в курсе отношений собственной дочери с Корнелием Виртурбием.
– Не соблаговолит ли прекрасная Антония сопроводить своего недостойного слугу до выхода на улицу, – сказал он, – Здешние темные коридоры и шаткие лестницы непривычны моим органам чувств.
Антония с облегчением кивнула. Бросив еще один внимательный взгляд на отца, вышла вслед за Марком.
Он заговорил только на улице, оказавшись среди шумной толпы, которой дела не было до их разговоров.
– За господином утром прислали центуриона, – сказал он негромко. Заметив мгновенную бледность да невольный вскрик, сорвавшийся с уст Антонии, быстро добавил, – Центурион всего лишь принес приглашение немедля явиться во дворец на Палатин. Я не хотел пугать тебя, милая Антония. Мне только хотелось, чтобы ты поняла, почему я, а не мой госодин уговаривает тебя сейчас вернуться к нему. Он готов был бежать за тобой, едва поднявшись, но его призвал император.
– Бежать за мной? И это правда? – ее щеки вспыхнули, глаза загорелись как январские звезды. Как бы она ни хотела уверить себя в обратном, сердце не поддавалось самообману. Но усмиряя бурю, поднятую в душе этим известием, она проговорила:
– Пусть твой господин простит меня. Я не смогу к нему вернуться.
– Почему, дорогая Антония?
– Потому, что нам не по пути с твоим господином. Потому, что я всего лишь эпизод в его насыщенной событиями жизни. Таких как я у него будет много!
– И это твой ответ?
– Да, другого не будет.
Марк ушел, так ничего и не добившись, а Антонии еще предстояло объясняться с отцом. Первый вопрос, который он задал, едва она вернулась, был о прошедшей ночи, где и с кем она ее провела.
– Не спрашивай меня ни о чем, отец, – ответила она ему, – Мне трудно отвечать правдиво, но и солгать тебе я не могу. Просто прости и поверь – все хорошо. А если услышишь чужие наветы – не верь ничему.
Чтобы не объясняться более она поспешно заявила, что должна сходить за покупками и, подхватив пустую корзинку, выбежала вон.
Глава 10 Субура
Корнелий, вернувшись тем же утром домой, долго не мог прийти в себя после встречи с Домицианом, велел натопить себе баню и провел там едва ли не все время до обеда. Марк едва выдворил его оттуда, вернувшись с Велабра.
Сообщение последнего о том, что Антония не собирается возвращаться, еще больше расстроило молодого человека. Первым его желанием было броситься за девушкой – раз Марк не смог уговорить, может ему самому удастся, – но потом он передумал.
– Она правильно избегает меня, – мрачно изрек он, – С таким как я незачем знаться. Вокруг только грязь и разврат. Она же нежный цветок, который должен цвести на благодатной почве.
После этого он завернулся в плащ и отбыл к одному из своих приятелей – Валерию, у которого, как он помнил, сегодня обед в честь рождения сына, пришедшийся как раз на Компиталии или праздник Мира (древние празднества занимавшие три дня января, когда преподносились нехитрые дары ларам, покровителям перекрестков, предназначенные для отвращения несчастий от членов семьи).
Несколько дней Корнелий, пребывая в дурном расположении духа, пытался развлечь себя ежедневными упражнениями с мечом на Марсовом поле. Противников выбирал из тех, кто оказывался там вместе с ним, иногда бился один против двоих или троих, отрабатывая мастерство. Он изменил своим прежним привычкам засиживаться допоздна на пирах. После обеда у друзей или знакомых, ближе к концу дня посещал термы, где тренировались атлеты. В рукопашной схватке ему почти не было равных. С ним охотно вступали в борьбу, но редко кому удавалось положить его на лопатки. Дома ночевал редко, предпочитая оставаться с какой-нибудь милой прелестницей, и частенько называл ее именем Антония, за что в ответ получал упреки и слезы.
Как-то возвращаясь утром от одной из своих утешительниц, он завернул на Субуру, просто так, чтобы немного развлечь себя атмосферой безостановочного мельтешения этого удивительного по своей непривлекательности и одновременно притягательности места.
Субура – оживленный грязный квартал с кучей всевозможных притонов и кабачков, заселенный, в основном, бедняками, изобилующий торговцами и проститутками. Здесь покупалось и продавалось все что угодно: дешевое и дорогое сукно, вино, скобяные изделия, оружие на любой вкус, ювелирные украшения, сладости, овощи, фрукты, свежий хлеб, кожаные пояса и обувь… Нищие выпрашивали милостыню у прохожих, девицы соответствующего поведения открыто предлагали свои прелести, свешиваясь из окон окрестных домов, или прямо подходили к прохожим.
Римляне всех возрастов и сословий любили бывать на Субуре. В этом возбужденно гомонящем, многонациональном людском водовороте, двигающемся без направления и цели, жил особый, ни с чем несравнимый дух, влекущий помимо воли, несмотря на вонь, грязь, процветающие здесь воровство и пьянство.
Корнелий послонялся между лотков, разглядывая прекрасной работы пояса из воловьей кожи, сияющие под солнцем клинки мечей, работы местных мастеров, шлемы с перьями и даже драгоценными камнями, достойные украшать голову знаменитых полководцев, ненадолго задержался около ювелирных изделий, искусно выполненных из дорогих металлов. Тоненькое колечко с капелькой бирюзы в оплетке привлекло его внимание, и он зачем-то купил его, понимая, что все равно не сможет подарить той, которой оно подойдет больше всего.
Около одного из питейных заведений он повстречал группу молодых людей, уже хорошо набравшихся и от того веселых. Среди них признал своего приятеля Гнея, очень некрасивого юношу, который, несмотря на это, пользовался большим спросом у прекрасной половины населения.
Узнав Корнелия, Гней бурно поприветствовал его, после чего спросил, не знает ли он, как на самом деле обстоят дела в Германии? Молва трезвонит, будто Сатурнин уже разгромил легионы Максима и движется к Риму, между тем знакомый квестор уверяет, что это не так, наместник Нижней Германии пока справляется с ситуацией, только опасается приближающихся полчищ варваров.
Корнелий пожал плечами. Германский мятеж напомнил ему о Домициане и от этого настроение его не улучшилось.
– Тебе-то какое дело? – сказал он Гнею, – Ты все пьешь, даже по утрам. Придет Сатурнин, будешь пить и при нем.
– Опасные слова, – испуганно пробормотал кто-то из собутыльников Гнея, – Пить при Сатурнине – святотатство.
– Значит, заделаетесь трезвенниками, – усмехнулся Корнелий и, кивнув на прощание всей компании, п од их пьяный гомон нырнул в толпу.
Возле лотка башмачника он остановился, разглядывая удивительные деревянные башмаки и соображая, как же это носят. Рядом две закутанные с головы до ног в покрывала женщины примеряли сандалии, сетуя на их дороговизну. В фигуре и манере движения одной из них Корнелию почудилось что-то знакомое. Бросив разглядывать башмаки, он уставился на женщин и вдруг заметил золотую прядь, выбившуюся из-под ее одеяния. Сердце ухнуло и замерло. Окликнуть ее? Но голос отказался ему повиноваться.
Вторая женщина, почувствовав, обращенный к ним взгляд, обернулась, оказавшись хорошенькой, совсем молоденькой брюнеткой. Глаза ее мгновенно блеснули узнаванием. Дернув подругу за руку, она прошипела так громко, что было слышно, наверное, на противоположной стороне квартала, несмотря на шум вокруг:
– Посмотри скорее, это же тот возница, что выиграл последний заезд! Да посмотри же! Он смотрит на нас!
Та обернулась и, к своему удивлению, встретилась глазами с Корнелием.
– Антония! – выдохнул он, наконец.
Увидеть его здесь она никак не ожидала, да и вообще ей казалось, что их пути разошлись навсегда. Все эти дни она прожила словно во сне, помня каждый его вздох, каждый взгляд, но усиленно стараясь все это выкинуть из памяти. Она опять пела в чужих домах, голосом своим завораживая слушателей. Только теперь ее песни полнились той же печалью, что и сердце, никак не желавшее забывать…
Сегодня Феодора вытащила ее из дома на прогулку. Ночной образ жизни Антонии лишил подруг возможности частых, как прежде, встреч и они друг без друга скучали. И надо же такому случиться, что и Корнелий оказался на Субуре в то же самое время, словно приведенный сюда незримой рукой судьбы.
– Антония, – повторил он, с нежностью выговаривая ее имя.
Феодора изумленно переводила взгляд с одного на другого. Весь их вид говорил не просто о поверхностном знакомстве, а о чем-то глубоком и значительном, чего просто не могло быть между этими столь разными людьми.
Он смотрел на нее с такими надеждой и упоением, ни на миг не отрывая взгляда, что Антония поняла, – то же самое волшебство, соединившее их несколько дней назад, готово опять увлечь за собой. Чтобы не поддаться влечению она, превозмогая себя, стала отступать, а потом быстро пошла прочь, потянув за собой Феодору.
Корнелий же, поддавшись порыву, бросил торговцу несколько сестерциев, забрал сандалии, забытые девушками на прилавке и быстро нагнал их, готовых скрыться в людском водовороте.
– Вы забыли у башмачника, – сказал он, отдавая Феодоре обе купленные пары. Потом взял Антонию за руку, вложил в маленькую ладошку колечко.
– Не забывай меня, – прошептал он и, прежде чем девушки успели как-то отреагировать, пошел назад, оставив обеих в некотором оцепенении.
Антония, мгновенно обессилев, опустилась на ступени первого попавшегося дома. Феодора, прижимая к груди свою добычу, села рядом:
– Мне бы таких вовек не купить! – потрясенно выдохнула она, – Что все это значит, Антония? Почему этот знатный юноша так смотрел на тебя?
Та, не отвечая, разжала ладошку и взглянула на колечко. Солнце сверкнуло на тонких золотых лепестках, в которых как в колыбели покоилась маленькая голубая капля.
– Какая красота, – проговорила еще более заинтригованная Феодора, – Дорогое, наверное!.. Такие подарки не дарят просто так.
Антония вновь крепко сжала руку, спрятав колечко от солнца и от Феодоры. Глаза ее медленно наполнялись слезами. В какой-то миг горе, переполнившее сердце устало прятаться глубоко внутри. Девушка всхлипнула, обняла подругу и отчаянно разрыдалась у нее на плече.
Когда девушка немного успокоилась, Феодора снедаемая любопытством, спросила:
– Откуда ты его знаешь? Тебя же не было в цирке, когда он выиграл, и все зрители словно с ума сошли, славили его. Я пробилась к нему, совсем близко, бросила ему цветок. Мне казалось, он даже заметил меня. Сейчас, я думала, он смотрит на меня. А оказалось на тебя – и как!.. Ведь вы знакомы! Он называл тебя по имени.
– Да, – прошептала та, – мы знакомы. Увидев его глаза однажды, я пропала. Он поработил мою волю и мой разум, он стал мне нужнее всех благ мира и важнее собственной добродетели…
– Антония! Но почему тогда… Что между вами, Антония?
