скачать книгу бесплатно
– Да, конечно, – отозвалась она и стала быстро взбираться по скрипучим ступеням.
За всю свою короткую, в общем-то, жизнь Корнелию еще ни разу не доводилось видеть подобную нищету. Несмотря на свои слова, он успел уже тысячу раз пожалеть о том, что пришел сюда. Грязь, зловония, лестница, которая грозила рухнуть в любую минуту, темный коридор, в котором не видно было даже собственных рук. Каморка под самой крышей, куда девушка привела его и Эллия была еще ужаснее, чем он себе представлял. Низкий, почерневший от копоти потолок, но копоти застарелой. Сейчас ни очага, ни жаровни тут не наблюдалось, хотя имелось отверстие для выхода дыма. Скудный свет падал из небольшого окна, лишенного ставен и выходившего на стену противоположного дома. Дождь поминутно захлестывал в каморку. Внизу под окном скопилась внушительная лужа. В углу на какой-то убогой подстилке, закрывшись старым плащом, лежал старик. Колченогий стол был прислонен к стене в другом углу, рядом стоял прогнивший посередине табурет.
В комнате стоял страшный холод.
Корнелий, пораженный всем этим, невольно воскликнул:
– Как же тут можно жить?
Антония только вздохнула и быстро прошла к отцу. Туда же двинулся Эллий, опустился на колени и профессиональным жестом нащупал на запястье старика пульс.
– Здесь очень мало света, – заметил он, – Нельзя ли достать свечей или хотя бы засветить лучину?
Девушка тут же вскочила.
– Да, я попробую достать, – сказала она и исчезла за дверью.
Вернулась она очень скоро, опечаленная и без свечей.
– Я пыталась занять свечей у соседей, – виновато вымолвила она, – но мы так много всем должны, что мне ничего не дали.
– Всемогущие боги, – едва слышно выдохнул Корнелий, которого начала не на шутку угнетать вся эта атмосфера. Он отвязал от пояса кошелек, протянул его девушке со словами:
– Вот возьми, купи все, что нужно.
– Нет, я не могу! – дрожащим от слез голосом прошептала она, – Я же никогда не смогу вернуть…
– Но тебе нужны деньги! – раздраженно бросил Корнелий, – Не надо ничего возвращать. Просто возьми и сделай что нужно.
Она опять скрылась за дверью, прошептав слова благодарности.
Корнелий приблизился к ложу старика.
– Что с ним и будет ли он жить?
– Боги ведают жизнью и смертью, – отозвался лекарь, – Я же сделаю все от меня зависящее, чтобы отобрать его у Гипноса.
– Какова природа его недуга, – настаивал Корнелий, разглядывая изможденные черты лица старика, побелевшие не от возраста, а от жизненных невзгод волосы, глубокие морщины, избороздившие лоб и щеки.
– У него больное сердце, – произнес лекарь, – Наверняка болезнь старая и очень запущенная. Сегодня случился приступ. Чтобы подтвердить свой диагноз я должен взглянуть на белки его глаз, цвет кожи и ногтей. А тогда приготовлю лекарство и испрошу у богов милости на лечение.
– Мой отец поправится? – послышался от дверей дрожащий девичий голос.
– Надеюсь на это, – произнес лекарь, принимая из у рук девушки подсвечник и располагая его поближе к изголовью больного.
Старик вдруг пошевелился, почувствовав на веках свет, открыл мутные глаза и безмолвно уставился на грека, склонившегося к нему, потом перевел взгляд на дочь.
– Где ты взяла деньги на целителя? – слабым голосом спросил он, задыхаясь после каждого слова.
Она кинулась к нему с радостным воплем:
– Отец, ты видишь меня, ты понимаешь меня!
– Где… взяла… деньги? – прохрипел тот.
– Я не беру денег с бедняков, – успокоил больного Эллий, понимая, что правда тому совсем не понравится.
Корнелий благоразумно удалился в противоположный угол, подальше с глаз старика и, не без опаски, сел на единственный во всей комнате табурет.
Больной закрыл глаза и снова впал в забытье.
Лекарь еще раз при свете осмотрел его. Потом на вощеной дощечке стилусом нацарапал несколько слов и подал дощечку девушке.
– Пока жизни твоего отца ничего не угрожает. Ему нужен только покой и хорошее питание, – сказал он, – но я все же изготовлю лекарство и пришлю сегодня к вечеру. Будешь поить отца так, как здесь написано. Ты умеешь читать?
– О да, я умею читать, как любая римлянка, на латыни и языке эллинов. Отец с матерью дали мне неплохое образование. Благодарю тебя, мудрый человек, – произнесла она, прижимая к себе дощечку как какую-нибудь святыню. Потом ее взгляд упал на Корнелия и сразу вспыхнул тысячью огней. Она метнулась к нему, упала перед ним на колени, попыталась губами достать его ступни, но он мгновенно наклонился и поднял ее.
– Не нужно так унижаться передо мной. Я совсем этого не хочу, – вымолвил он.
– О великодушный господин, как же я благодарна тебе за все. Если бы не ты, мой отец бы погиб, а я сошла с ума от горя.
Она протянула ему кошелек с оставшимися монетами, но он отвел ее руку.
– Тебе нужны деньги, – сказал он, – И еще, сегодня, ближе к вечеру, сюда вместе с лекарством принесут дрова и какие-нибудь одеяла. Скажи что еще нужно. Так, как ты живешь – жить невозможно.
– Нет, не беспокойся больше о нас, – попыталась она протестовать, но он упрямо сдвинул черные брови.
– Я хочу тебе помочь, и я это сделаю.
Спустя несколько минут каморка опустела. Корнелий покинул это ужасное место почти бегом. Однако волшебные глаза Антонии остались в его памяти и не давали покоя весь остаток дня.
Глава 2 Кастор
Ближе к вечеру явились четыре раба с лекарством, обещанными дровами и одеялами. Кроме того, Корнелий прислал большую корзину с едой и настоящую жаровню. Так как дождь не прекращался, все это доставили в крытых носилках с большими предосторожностями, завернутое в парусину, и сгрузили в углу. Антония пыталась протестовать, но ее никто не слушал. Брезгливо поморщившись на убогость обстановки, рабы немедленно удалились, не удостоив Антонию ни единым словом.
Антония разобрала присланные вещи, разожгла в жаровне огонь, накрыла спящего отца новым одеялом из овечьей шерсти, а сама, присев на единственный табурет у стола, вытянув поближе к огню замерзшие ноги, принялась есть хлеб, запивая его кислым молоком из глиняного жбана.
Каким длинным и необыкновенным показался ей прошедший день. Утром она совсем отчаялась, а теперь, слушая веселое потрескивание огня в жаровне, чувствуя, как благодатное тепло ползет вверх от ступней, с благодарной нежностью вспоминала того, кто подарил ей этот спокойный вечер.
Утром к ней пожаловал еще один человек, представившийся плотником Титом. Немолодой крепкий мужчина. Он притащил с собой кучу струганных досок, невзирая на возражения Антонии, принялся, весело насвистывая себе под нос незамысловатую мелодию, пилить, строгать и стучать молотком.
– Мне велено починить тебе ставни, хозяйка, – заявил он, – иначе в такой дождь здесь все зальет водой.
Тит работал споро. За пару часов он управился со ставнями, повесил их, снабдив настоящими петлями и щеколдами. Потом приделал недостающую ножку столу, сменил прогнившее сиденье у табурета. Подергав дверь и оставшись ею недоволен, он кое-где подтесал, кое-где подлатал, сменил ручки с обеих сторон, приделал ушки для замка снаружи и пару крепких засовов внутри.
Закончив работать, он собрал весь мусор, выкинул за окно в бурлящие дождевые потоки и ушел, сказав на прощание:
– Живу тут, в соседней инсуле. Если что-где починить, распилить, подогнать – обращайся. Могу и просто так. Денег не возьму.
К полудню следующего дня дождь перестал, тучи чуть рассеялись, вода постепенно стекала в канавы и ложбины между холмами, а оттуда в Тибр.
Антония накормила отца, уложила его, поближе, придвинув к его постели жаровню с горячими углями, и собиралась пойти на Субуру к знакомым, которым немало задолжала в последнее время. Денег в кошельке Корнелия оставалось еще достаточно. Можно было раздать хотя бы часть долгов.
Но уйти она не успела. Дверь тихонько скрипнула, и на пороге появился Корнелий с новой корзиной, набитой съестными припасами. Позади маячил Эллий.
– Мой господин! – удивленно воскликнула Антония, чувствуя, как внутри ее существа пробуждается самозваная, ничем не контролируемая радость от его неожиданного появления в ее убогой обители.
Корнелий пропустил Эллия к больному и, водрузив корзину на обновленный плотником стол, произнес:
– Решил сам проверить все ли у тебя в порядке. Я нашел тебе плотника. Вижу, он уже успел тут побывать.
– Да. Ты много сделал для нас, добрый господин! Твоих забот я никогда не забуду!
– Перестань называть меня так, – мягко упрекнул он ее, – Меня зовут Корнелием.
Ее руки совершенно неожиданно оказались в его руках. Его внимательный взгляд нашел ее – испуганный и восхищенный, нашел и не отпускал, опять заставив сердце сбиться с ритма.
Она поняла, что пропала, что теперь навсегда, даже если этот юноша исчезнет из ее жизни, запомнит этот его особенный, чарующий взгляд, длинные ресницы над синими глазами, чистую, на этот раз гладко выбритую кожу щек, мягкий, притягательный изгиб губ, которые неожиданно оказались слишком близко.
Дверь скрипнула вновь и в тот миг, когда Антонии и Корнелию этого меньше всего хотелось, в комнате появился еще один человек. Молодой, невысокий, крепко сложенный. Квадратная голова на короткой мощной шее, широкие плечи в буграх развитых мышц. Одет в простой рабочий наряд и кожаные высокие ботинки.
При его появлении Антония и Корнелий оба вздрогнули, обернулись, причем последний, забывшись, прижал руки девушки к своей груди. Лицо вошедшего исказилось гневом.
– Что здесь происходит? – рыкнул он, – Кто этот человек?
– Кастор! – радостно воскликнула она, вспыхнув от того, что всего мгновение назад готова была позволить, без сомнения великодушному и прекрасному, но почти незнакомому юноше совершить нечто совершенно невозможное, – Ах Кастор!
Она кинулась к нему на шею и, обняв за плечи, поцеловала в губы, от чего брови Корнелия сошлись над переносицей.
– Как я рада, что ты, наконец, вернулся! Отца выгнали из театра. Он заболел и слег! У нас совсем не было денег, и я занимала, пока могла. А потом этот добрый господин помог нам найти лекаря и… – она говорила скороговоркой, стремясь за словами спрятать свое смущение.
– Лекаря? Он? – Кастор мельком глянул на пожилого мужчину у постели старого Антония, а потом вперил тяжелый горящий ненавистью и подозрением взгляд в Корнелия, – И чем ты расплатилась за его милости?
Антония вскрикнула, отшатнулась от Кастора, а Корнелий, обернувшись к девушке тихо спросил:
– Кто он? Твой муж? Почему он говорит с тобой так, как будто имеет на тебя какое-то право?
– Какое тебе дело?! – закричал тот, сжимая кулаки и багровея лицом, – Убирайся отсюда. Я сам разберусь со своей женщиной.
– Мы обручены, – шепнула Антония, краснея еще сильнее от бесконечного чувства вины перед обоими.
– Значит жених, – бросил молодой патриций насмешливо, – Так, где же ты пропадал, жених? Почему позволил своей женщине, как ты ее называешь, умирать в этой халупе? У них не было даже хлеба!
– Не твое дело, где я пропадал! – рыкнул Кастор, – Кто ты такой и как давно вы вместе?
– Он спас нас, Кастор! – попыталась вмешаться Антония, но ее жениха это только раззадорило.
– Сейчас я покажу этому спасителю, кто тут хозяин! – заорал он, сжимая кулаки и наступая на Корнелия
Антония снова вскрикнула. Корнелий выглядел хрупким мальчишкой перед мощью Кастора. Ей показалось, что натиск ее жениха сомнет, раздавит юношу.
Но хрупкость Корнелия была лишь видимостью. Его тело сплошь состояло из мускулов, тренированных и постоянно поддерживаемых в нужной форме регулярными упражнениями на Марсовом поле и в термах. Правда, драться по-настоящему ему еще ни с кем не приходилось, но правилам ведения ближнего боя без оружия он был обучен лучшими афинскими мастерами. Поэтому легко уклонившись от беспорядочных ударов Кастора, он, в свою очередь, нанес ему удар такой силы в солнечное сплетение, что тот задохнулся и сложился пополам.
Антония бросилась к жениху. Тот рычал и хрипел, готовый снова ринуться в бой.
– Что ты делаешь? – заговорила она, обнимая его, – Этому человеку мы должны ноги целовать за его милости. Он был добр ко мне и моему отцу тогда, когда другие гнали прочь.
– Я вижу, чего он хочет за свои милости, – выкрикнул Кастор, – Пускай убирается. Или ты дура и не понимаешь ничего, или лжешь мне!
– Перестань ее оскорблять, – произнес Корнелий, с ненавистью глядя на Кастора сверху вниз, – У нее болен отец, она вся извелась от горя и ждет сочувствия, а не оскорблений. Если ты пропадал так далеко, что не ведал о ее бедах – помоги ей сейчас, когда вернулся. Она перед тобой ни в чем не виновата. А теперь прощайте. Я не хочу больше быть поводом для семейных сцен.
Он махнул рукой Эллию и вместе с ним покинул каморку, унося в душе раздражение и разочарование, больше не удостоив Антонию ни единым взглядом. Ей вдруг показалось, что весь солнечный свет, затопляющий комнатку, разом померк, вытек вслед за исчезнувшим за захлопнувшейся дверью Корнелием.
Кастор перебрался на табурет. Хмурый взор уперся сначала в валяющийся на столе кошелек, потом в красное платье, уложенное рядом.
– Ты спала с ним, чтобы достать врача и деньги? – поинтересовался он, хватая и разворачивая тунику, – Это та тряпка, которой ты надеялась его прельстить?
– Нет, это все не так, – устало прошептала она, бледнея и дрожа под его тяжелым взглядом, – Я взяла платье у соседки, чтобы было в чем петь на свадьбе у булочника. Ты же знаешь, я неплохо пою. Булочник пригласил меня и обещал заплатить. Но там все так напились, что про меня просто забыли, и я ушла ни с чем. Я пыталась заработать, Кастор. Тебя не было, и я не знала откуда мне взять денег. Я пыталась заработать, как могла.
Она говорила быстро и отчаянно, но Кастор явно не верил ни одному слову.
– Поэтому ты бросилась в постель к этому? – выкрикнул он, – Я вижу ты неплохо постаралась, раз он так бегает вокруг тебя.
– Это неправда, Кастор! Пожалуйста, прекрати и поверь мне!
– Ты лгунья!
Кастор вскочил на ноги, подлетев к Антонии, сжал ладонями ее испуганное лицо.
– Я ездил в Равенну, пытался подзаработать денег нам на свадьбу. А ты тем временем предавалась здесь разврату?
– Нет! Это совсем не так!
Он ударил ее по лицу. Она с громким криком отлетела к стене, из рассеченной скулы потекла кровь.
– Подлая тварь! Ты не стоишь ни прощения, ни жалости! – прошипел он, опять нависая над ней, – Я освобождаю тебя от своего слова. Такая ты мне не нужна!
Он схватил ее за руку, на которой она носила его простенькое колечко, рванул кольцо себе, едва не оторвав ей палец и с рычанием бросился за дверь.
Антония, вся дрожа от пережитого, села на ложе рядом с отцом. Стыд, боль и чувство невосполнимой потери мучили ее. Отец смотрел на нее широко открытыми глазами. Потом с трудом поднял исхудавшую руку, погладил ее по голове.
– Ты правда отдала себя этому патрицию? Зачем? Твоя жертва ужасна! Я не стою ее.
Голос его был тих и печален. Девушка поспешно вскинула голову. Заметила слезы в глазах старика. Такая жертва совсем не казалась ей ужасной в применении к Корнелию, но ведь, на самом деле, не было ничего!
– Нет, отец, – произнесла она, – Не было никакой жертвы. Я также невинна, как в тот день, когда матушка произвела меня на свет.
– Это правда?
