скачать книгу бесплатно
Мэй поставила кружку на стол. Хотелось плакать.
Лоренцо жевал бутерброд, разглядывая ее.
– Что-то не так? – спросил он.
– Я не могу, – ее губы дрогнули. – Не могу…
– Не можешь есть? Тебе плохо?
Она покачала головой, изо всех сил пытаясь понять и справиться.
Честность лучше лжи.
– Не могу с тобой, – сказала тихо. – С тобой за одним столом… это не правильно. Ты убийца.
Едва удержалась, чтобы не зажмуриться, потому, что была уверена – сейчас он ударит ее. Где-то в глубине души даже хотела, чтобы он ударил. Тогда все было бы проще, тогда она смогла бы ненавидеть его всем сердцем. Тогда она нашла бы в себе силы сказать «нет».
Он не ударил, только усмехнулся. Взял свою кружку, поднялся, отошел и сел на кровать.
– Теперь мы не за одним столом, – сказал он. – Если хочешь, вместо молока я налью себе вино, ты будешь есть кашу, а я мясо и сыр, тогда мы ничего не будем делать вместе. Я могу даже подождать, пока ты доешь.
Он издевается?
Мама сказала бы: когда гордость переходит границы упрямства, она становится глупостью.
Лоренцо едва заметно улыбался. В его словах не было зла, только попытка показать ей, что она ведет себя как ребенок.
– Умирать от голода долго и тяжело, – сказал Лоренцо. – Если хочешь, я могу сломать тебе шею, и ты умрешь быстро.
Мэй поджала губы. Постаралась выпрямиться, расправить плечи.
– Нет, – сказала она, взяла молоко. – Я была не права. Ты можешь вернуться за стол… если хочешь…
Для того чтобы признать свои ошибки, нужна смелость. Будь смелой, – отец всегда говорил так.
Лоренцо засмеялся. Вернулся, снова сел рядом.
Каша была холодная, но такая вкусная, какой Мэй еще никогда в жизни не ела. Главное – не спешить.
3. Илойский трибун
Лисичка. Маленькая рыжая испуганная лисичка, в любой момент готовая ощетиниться и клацнуть зубами. Растерянная.
Маленькая растерянная девочка.
Хотя, не такая уж и маленькая, многие джийнарки в ее возрасте уже давно замужем и имеют по паре детей. Но не она. Эта лисичка из богатой семьи, видно сразу. Ее родителям не было нужды поскорее сбыть девочку с рук. Возможно, у нее даже есть муж, но дети – вряд ли. Спросить?
Какое ему дело?
У Кайо дочь почти ее ровесница… но Кайо рано женился, ему и двадцати не было… У Ренцо сыну скоро восемь, а дочери чуть меньше пяти, он ее даже никогда не видел ее, не успел. Жена красавица… Пять лет, бог ты мой…
Лисичка осторожно пила молоко.
Мэй. Имя – это уже важно.
Ренцо смотрел, как она пьет, сам задумчиво сжимая в ладонях кружку.
– Сейчас придет врач, – сказал он. – Ты, пожалуйста, дай себя осмотреть. Не сопротивляйся, не кусай его, хорошо? Он не сделает тебе ничего плохого.
Мэй напряженно сверкнула глазами.
Вряд ли она позволит, чтобы успокоиться – ей нужно время. Ничего, как-нибудь справится.
Однажды в детстве они с братом нашли лису на заднем дворе. Молодую и глупую, что не побоялась подойти близко к жилью, везде сунуть свой нос, но запуталась в старых сетях под навесом. Никак не могла выбраться.
Лино решил освободить ее. Но лиса боялась слишком сильно, пожалуй, людей больше, чем смерти. Она рвалась и кусалась из последних сил, не понимая, что ей не желают зла. Такая маленькая и такая отчаянная. Лино было девять, Ренцо пять. Можно было позвать взрослых, но Лино все хотел делать сам, и никогда не отступал от задуманного.
Лиса изорвала ему все руки, но Лино не плакал, только кусал губы, когда врач накладывал швы.
Потом лиса убежала. А Лино остался, и тогда страшно гордился своим поступком, видел себя героем, спасителем, а Ренцо еще больше гордился братом.
Сейчас…
Вот она – его лисичка.
Смешно.
Сейчас все иначе.
Сейчас гордиться ему нечем, как бы ни поступил.
* * *
– Трибун! Что ты творишь? На тебя уже жалуются.
Легат был огромный, как и все драконы, стоило ему войти – в шатре сразу стало тесно. И еще теснее стало, когда вслед за легатом вошел представитель Гильдии с охраной.
Ренцо бросил короткий взгляд на Мэй.
– Сиди, все хорошо, – тихо сказал он по-джийнарски.
Поднялся на ноги.
– Кто жалуется? – громко спросил он.
– Тони Мастронзо. Говорит, ты освободил девчонку, а девчонка опасна.
– Тони жадный трус, Тэд, ты же знаешь его. Он хотел продать мне клетку, и теперь недоволен. За девчонкой я прослежу сам. Под мою ответственность.
Почти непроизвольно он шагнул вперед и в сторону, закрывая Мэй собой. Она не двинулась.
Легат криво ухмыльнулся.
– Она чистокровная джийнарка, трибун, посмотри на ее глаза. И я бы не советовал поворачиваться к ней спиной. Это она порезала тебе шею? Не пытайся скрыть, на воротнике все равно осталось пятно. Хочешь развлечься? Поиграть с ней? Играй… Я верю в твои силы, верю, что ты можешь не спать, не срать, не отходить от нее ни на шаг до самого Илоя, да и потом тоже. Но парни волнуются. Если не хочешь сажать ее на цепь, то крайне советую нанять хорошую гильдейскую охрану, даже не своих волков, и поставить у шатра, пусть сторожат, всем будет спокойнее. Но клетка обойдется тебе дешевле.
Отказаться нельзя.
Ренцо прекрасно понимал, что на территории военного лагеря распоряжается не он, и слово легата – закон. И дело даже не в девчонке, а в самом Ренцо. У Тони с ним старые счеты. Да и не только у Тони.
Отступать поздно.
– И во сколько обойдется?
– Две тысячи.
Он потер подбородок.
– Я надеюсь, это полная цена до самого Илоя?
– А если бы я сказал, что это плата в день? – хмыкнул легат. – Каждому из трех твоих новых охранников. Что бы сделал?
– Я бы поторговался, – сказал Ренцо.
* * *
– Ты дорого мне обходишься, – тихо сказал он, садясь рядом на корточки, поправляя одеяло.
Гильдейскому врачу отдал семь с половиной.
Гильдейские врачи не то, что свои, за их услуги приходится платить баснословные деньги, но и медицина их на грани магии, не для простых людей. У своих – сушеные корешки, пиявки да припарки, от которых если пациент не помер сам, то, значит, очень хотел жить. В Гильдии все иначе. Другой мир, другие правила…
И дело даже не в деньгах, Ренцо вполне мог себе это позволить…
После лошадиного укола снотворного Мэй лежала, раскинув руки, запрокинув голову, по подбородку текла капелька слюны. Безвольно. Беспомощно.
Сначала Ренцо отказывался от снотворного для нее, хотя эта лисичка напряглась и зажалась сразу. Сразу и надо было, к чему тянуть. Но пока дело касалось синяков, разбитого лица и трещины в ребре – еще можно было справиться.
Деметри велел снять с нее рубашку, поставить на ноги и подержать руки. Это, как раз, понятно. Глаза Мэй были полны ужаса, она тряслась мелкой дрожью и ощутимо вздрагивала от каждого прикосновения латексных медицинских перчаток. И еще больше от мелких уколов под ребра – что-то там для скорейшего восстановления… Ренцо держал ее сзади, фиксируя руки, стараясь не слишком давить, но достаточно крепко, чтобы она не могла вырваться.
Это всего лишь врач, она понимала.
На лице Деметри застыла брезгливость. Но Ренцо платил достаточно, чтобы эту брезгливость побороть.
– Внутренних повреждений нет, воспаления нет, – сказал гильдиец, – а отек скоро прошел бы и сам, без моего вмешательства, у нее регенерация не хуже, чем у волков-оборотней. Ей хватило бы отдыха и нормального питания, но так завтра утром будет в хорошей форме. Если хотите, я могу временно снизить ее реакции и активность, для более спокойной транспортировки в Илой. Потому, что иначе – сил у нее прибавится, а ее действия и так непредсказуемы.
Ренцо покачал головой – не нужно. Он справится сам, он заплатил охране… да, если вдруг понадобится, то он непременно обратится, пришлет Гильема.
Даже зубы посмотреть кое-как вышло, хотя когда Мэй заставили разжать челюсти, на ее глазах выступили слезы. Но она держалась, и Ренцо крепко держал ее.
– А еще стоило бы проверить на наличие половых инфекций, – сказал Деметри. – Ее насиловали и не раз, могли занести, могли травмировать. Не смотрите на меня так, Лоренцо. Вы же сами решили позаботиться о ее здоровье, а этот аспект очень важен, как для самой девочки, так и для вас самих, или, возможно, ваших друзей, домашних слуг. Вы же купили ее для дома, а не для хозяйственных работ?
Ренцо буркнул было, что то, для чего он ее купил, Деметри не касается… но по существу возразить было нечего. Да, проверить нужно, вылечить, и чем раньше, тем лучше, он для этого врача и позвал… для того, чтобы Мэй была здорова. Обычный осмотр. Но как ей-то это объяснить?
На глазах девочки выступили слезы.
Когда ее попытались положить на стол, она закричала и забилась так, что Ренцо сдался. Лучше снотворное. Надо было сразу, он не оценил… Что он вообще понимает в женщинах?
Теперь Мэй спит, и будет спать до утра.
А вот ему самому не поспать. Что делать, если она проснется, а он не увидит?
Зажег масляную лампадку, взял… «Жизнеописания» Плутарха, что ли… первое, что подвернулось. Скоротать время.
Велел Гильему принести побольше кофе.
А Мэй спала, тихо постанывая, вздыхая, переживая что-то во сне…
«Дорого обходишься», да. Но дело не в деньгах. Дело в ответственности.
4. Пленница
Мэй проснулась еще до рассвета, но долго лежала, прислушиваясь.
Такая легкость во всем теле, просто удивительно. Она уже и не помнила, когда так было. Ничего не болело.
Только в душе… даже не понять…
Лоренцо сидел за столом, задумчиво писал что-то… или даже, скорее, рисовал, Мэй было не видно.
Он не спал всю ночь?
Мэй старалась лежать тихо, не шевелиться, но он услышал.
– Доброе утро, – сказал он, не поднимая глаз от своих бумаг. – Хорошо, что ты проснулась, я уже собирался тебя будить. Нам скоро в дорогу.
Притворяться бессмысленно. Мэй села, натянув одеяло до самого носа, завернувшись в него. Рубашка снова была на ней, но почему-то именно сейчас, с утра, она чувствовала себя особенно голой и беззащитной. Вчера такие мелочи не волновали ее, вчера ей было слишком плохо.
Голой и грязной.
Брезгливость на лице того врача…
Это всего лишь врач, то, что он делал – его работа. Истерика прошла, и вот так, проснувшись в теплой постели, было немного стыдно. Хотя мысль о том, что кто-то может осматривать ее снова – вызывала дрожь. Но теперь, наверно, уже не будет? Ей нужно немного времени… Да, еще немного, и она поймет, что делать теперь.
Ребра больше не болели и можно спокойно вздохнуть. Мэй осторожно потрогала бок под одеялом.
– Как ты? – спросил Лоренцо.
Обычный вопрос, как «доброе утро», но вдруг пробрало почти до слез. Мэй сжала зубы. Так нельзя, она слишком расслабилась.
