скачать книгу бесплатно
В том, что случилось – вины Бьярни нет, есть ее вина и Свельга, поровну.
Пусть даже Свельг отказался помогать тогда, когда он был нужен. Пусть…
Хёнрир говорил – все можно будет поправить, но лучше подождать, пока Бьярни чуть подрастет, пока начнет управляться с потоками сам, или хоть сможет понимать, что для этого нужно делать. Лучше всего опираться на силу его собственного дара. Еще лучше, если он сможет сделать это сам. Ничего невозможного.
Нет, Эрлин бы такое не смогла.
Но силы Хёнрира хватило бы и не на такое.
Свельг у ее дверей.
– Идем, – говорит Свельг. – Как ты? Готова?
Готова. И сегодня она сделает это.
Пока не ритуал. Но сегодня она убьет тварь.
Пусть под присмотром Хель, и Хель тварь придержит, подстрахует, не даст напасть. Пусть на арене все будет совсем иначе, но это важный шаг. Совсем скоро…
Но все равно, сегодня Эрлин выйдет с тварью лицом к лицу.
– Боишься? – Свельг улыбается.
– Нет, – говорит Эрлин. Нельзя бояться.
Эрлин тренировалась все это время, и уверена в себе. Ей далеко до Хель, конечно. И даже до Свельга ей далеко. Свельг сколько угодно может выглядеть смазливым мальчишкой, но у него реальный боевой опыт, он мужчина, в конце концов, он тренировался с самого детства, он сильнее.
Но Эрлин сможет.
– Зачем тебе это? – говорит Свельг. – Если пройдешь ритуал, то тебе придется весной ехать вместе с Хель на охоту, на Адаровы холмы. Тебе хочется крови? Хочется убивать? Весной… и потом придется еще не раз. Кроме обязанности сражаться, тебе этот ритуал ничего не даст. А если откажешься, Хель не станет принуждать тебя ни к чему.
Сложный вопрос.
Вначале, Эрлин была уверена, что знает ответ. Но чем дальше… Свельг прав.
И все же.
Когда она однажды заговорила об этом с Хель, та лишь покачала головой. «Дело твое. Но я ни разу не пожалела».
Проходя ритуал – получаешь обязанностей больше, чем прав. Но это того стоит. Кто знает, когда голос Эрлин может стать решающим.
Она сделает это.
– Я так решила, – говорит она. – Мне это необходимо.
– Воительница! – довольно, почти с восхищением и легкой иронией говорит Свельг, и так, невзначай, касается ее руки. – Еще немного, и я буду тебя бояться.
– Бойся, – соглашается Эрлин.
Убирает руку, кладет на рукоять меча – тоже словно бы невзначай. Она одета по-мужски, и оружие теперь носит с собой. Она заслужила это право.
И там, где-то глубоко внутри, Эрлин отлично это понимает: ей нужны не права, не голос в Совете, не возможность решать за себя самой. Ей хочется, чтобы ее муж ей гордился. Хочется быть достойной его.
Глава 3. Шельда
С самого утра Хёд пытается вставать с таким остервенелым упрямством, что становится страшно. Падая, вставая и снова падая. Не заботясь об осторожности. Пытаясь держаться за стену, хоть за что-нибудь, неуклюже прыгая на одной ноге. Разбив нос в кровь, разбив бровь, едва не сломав руку. Сколько раз бьется боком о кровать, все ребра, должно быть, отбил. А ведь сейчас он не может сам залечивать раны, сейчас он может не больше, чем обычный человек.
Так упрямо, что кажется – не чувствует ни боли, ни усталости.
Чувствует, конечно. Когда, в очередной раз, нога подворачивается, и он падает, то долго сидит на полу, обхватив колено руками, шипя сквозь зубы. Больно… Когда пытается встать и не может, пытается доползти до кровати, подтянуться на руках… обливаясь потом. Ему тяжело.
Ему плевать, насколько жалко он выглядит.
Вообще на все плевать, кроме своей цели.
Облизывает пересохшие губы, тяжело дышит, и поднимается снова.
Он ни о чем не попросит – ни воды, ни еды, хотя утром Шельда дала ему только кружку молока. Он выпил все до дна одним глотком и ждал, явно ждал, что ему дадут что-то еще. Но Шельда сделала вид, что больше ничего не надо. Она ничего не сказала, и он попросил. Хотя Тьяден, прямо рядом с ним, плотно поел каши и вчерашнего пирога. Тьяден спросил – а не нужно ли Хёду. Шельда сказала, что даст чуть позже… уже полдень, а она…
Хёд умрет, но не попросит.
Гордость? Он понимает… да, наверняка понимает чувства Шельды к нему. Не может не понимать. Ее ненависть. И гордость не позволяет просить у нее помощи.
Надолго ли его гордости хватит?
И все же, силы он восстанавливает слишком быстро. Для человека, который очнулся два дня назад и больше трех месяцев пролежал без сознания, Хёд удивительно силен. И упрям. Невероятно.
Но издеваться над ним, морить голодом – слишком мелочно.
– Хёд, – зовет она, – принести тебе воды?
– Да, – говорит он. – Спасибо.
Что в нем не так?
Шельда приносит, ставит на табуретку рядом, а он не может взять, не расплескав, потому что от напряжения и усталости трясутся руки. Он пьет так, с табуретки, почти вцепившись в край зубами, придерживая, стараясь не поднимать, стоя на коленях. Да, ему плевать, как это может смотреться со стороны.
И долго сидит потом, собираясь с силами.
– Может быть, принести чего-то еще? – спрашивает Шельда. Ей интересно, что он ответит. Если он попросит, она накормит его.
Хёд поворачивает к ней лицо и, кажется, что долго смотрит. Потом ухмыляется, так самодовольно, что с новой силой вспыхивает злость.
– Не стоит, Шельда. Больше ничего.
Интересно, он знает, как выглядит сейчас? Что правый глаз закрыт мутным бельмом, зрачок неприятно дергается и косит в сторону. Левого глаза нет совсем, пустая открытая глазница, и бровь над ней, и скула – криво скошены, словно продавлены и смяты. Чуть в сторону свернут нос. Косматая черная борода и такие же косматые, торчащие в разные стороны, волосы. Тощий до крайности. Рубашка мешком весит на костлявых плечах, лопатки выпирают даже сквозь рубашку. Только руки огромные… ладони втрое больше, чем у Шельды, пожалуй, стоит Хёду чуть прийти в себя, и силы в таких руках будет достаточно, чтобы свернуть ей шею.
Еще ухмылка… словно чужая на таком лице, невозможная.
Шельда забирает кружку.
А он, стиснув зубы, поднимается. Вот так, держась за табуретку двумя руками, выпрямляя правую ногу. Красный от усилий. Стоит, пытаясь отдышаться.
Потом понемногу, громыхая, сдвигает табуретку в сторону. И чуть сдвигается сам, перетаскивая ногу следом. Сдвигает табуретку снова и, опираясь руками, прыгает вслед за ней. Дышит. Поднимает к Шельде лицо.
Шаг, еще шаг. Пусть так, пусть с табуреткой, безумно медленно, но он нашел способ двигаться.
Довольный. Пот течет по лицу, но он такой довольный.
Подтягивается ближе, неуклюже переворачивается, садится на табуретку, чуть не падая, но удержаться ему удается.
– Как думаешь, Шельда, – говорит он. – Смогу я с этой табуреткой уйти от тебя?
И весело ржет.
– И куда ты пойдешь?
– Мир большой, – говорит он. – Мало ли дорог?
– По снегу, босиком и в одной рубашке? – говорит она.
– Это все ерунда, – говорит он. – Я и по снегу могу.
Так уверенно, что даже сомнений не остается.
– Ты никуда не уйдешь, – говорит она.
Хочет не так, а спокойней, мягче, но выходит почти зло. Угроза выходит.
Он ухмыляется
– Ты тоже собираешься скормить меня тварям? Или у тебя другие планы?
Это почти игра: «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Но никто из них двоих пока не собирается признаваться. Игра.
– Другие, – говорит она.
– Хорошо, – беспечно говорит он. – В мои планы тоже не входит быть съеденным.
Отдыхает.
Не стоило… Шельда смотрит на него и пытается понять, как это вышло.
Ее планы… смешно. Нет у нее никаких планов. Так вышло.
Не стоило забирать его домой, проще было добить. В чем же дело?
Все что угодно, но на беспомощного калеку Хёд точно не похож. Он просто пытается жить, используя все, что у него есть, что осталось, не оглядываясь на то, чего лишился. Без страха, без сожалений.
Это невероятно.
А потом, когда время обеда и Тьяден прибегает в дом, Хёд тоже, серьезно и сосредоточенно, шаг за шагом, переставляет свою табуретку ближе к столу. Отыскав на звук и на ощупь, упершись в угол стола, в край, садится, невероятно довольный собой. Совсем недвусмысленно намекая, что он пришел обедать тоже.
– Ого! Ну, ты даешь! – Тьяден радуется его успехам совершенно по-детски. – Дошел! Сам! Шельда, он смог сам! Будешь с нами обедать?!
Ладно, пусть так. Возможно, это правильно.
И Хёду достается большая тарелка горячего рагу с потрохами, ломоть хлеба и два вареных яйца. Надо отдать должное, ест он как благородный лорд – без суеты, не спеша, с достоинством, даже и не скажешь, что голодный. И все же – аккуратно подбирая хлебом остатки рагу из тарелки, до капли, не оставив ничего.
– Очень вкусно, Шельда. Спасибо, – говорит он.
И даже сомнений не остается – завтра он с этой табуреткой и на улицу сможет выбраться, пусть и босой.
* * *
Еще днем Шельда почувствовала, что они пришли.
Еще до того, как услышала голоса, до того, как началась суета, как соседка прибежала, охая: «Шельда! Шельда! А ты видела? Ты видела, что делается? Там же солдаты пришли! Из самого Йорлинга, из Альтана! Что же будет-то?!»
Не видела еще, да и не солдаты это. Резни здесь не будет, никого не тронут… по крайней мере, Шельда очень надеется, что не будет резни. Если только Хёд… Хёнрир, не выкинет чего-нибудь…
Стоило добить его, а не возиться.
Стоило уехать самой. Теперь, после смерти Норага, ее здесь ничего не держит. Да, стоило уехать. Может быть, даже из Йорлинга совсем, в Барсу, к теплому морю… взять Тьядена с собой.
Но что-то остановило. Нельзя бегать вечно.
– Шельда, а там эта… – соседка нервно мнется, никто из них так и не научился с Шельдой запросто, она, вроде бы, своя, и чужая сразу, – командир их, белобрысый такой… он про лекаря спрашивал. Так я сказала, что ты. Он зайдет вечером.
Лекарь им нужен…
– Хорошо, – говорит Шельда. – Пусть заходит.
Так даже лучше. Зайдет, они поговорят. Командир, значит должен подробности знать.
Сама Шельда никуда не пойдет, у нее и так хватает дел.
– Там солдаты Йорлинга! – с порога кричит Тьяден, возвращаясь вечером.
Взъерошенный, глаза горят. Как же, такие чудеса! И что могло солдатам понадобиться в этой дыре? Только не дыра ведь. Если верхом, то меньше дня пути до Фесгарда, а Краснокаменка, что за холмом, вполне еще судоходна для плоскодонных судов. Это выше по течению, уходя в Лес, она становится мелким ручейком. Краснокаменка впадает в Оллу, а по той до Тиарка а можно добраться. Золотой Тиарк – крупный порт Йорлинга.
Формально, эти земли уже отошли Лесу, только Лес сюда еще не вполне пророс, но Шельда уже отчетливо чувствует его под ногами. И Лес берет дань.
Ей не стоило оставаться до весны.
– И что же им нужно, этим солдатам? – спрашивает Шельда.
– Пристань будут строить на речке! – говорит Тьяден, ни капли не сомневаясь.
