скачать книгу бесплатно
– Хорошо, – говорит Хёнрир. – Мне бы очень хотелось с ней поговорить. Я уже велел послать к твоему дому, хотя подозреваю, что там никого найдут. Если скажешь, где искать, это спасет жизнь тебе и ей.
– Нет, – говорит Нораг. – Ты ее найдешь.
– Я прикажу выпустить тварей, – говорит Хёнрир.
– Тварей? – удивляется Нораг. – Ты обещал пощадить всех, если город будет сдан. Это была ложь?
– Нет, не ложь. Но я договаривался с тобой, а не с ними, – он кивает в сторону магистрата. – Решение за тобой. И я хочу спросить в последний раз. Ты готов сдаться?
Нораг моргает, хмурится, не веря и не понимая, потом фыркает недоверчиво и начинает смеяться таким страшным, глухим клокочущим смехом, переходящим в кашель.
Хёнрир терпеливо ждет.
– Я не верю… какого хрена тебе надо? – отсмеявшись, Нораг плюет в сторону.
– И все же?
Хёнрир хочет услышать ответ.
– Меня… и так сдали.
– Я предлагаю жизнь.
– Это не жизнь, – Нораг дергает щекой. – Лучше быстрая смерть, чем год за годом превращаться в тварь. Нет.
– Хорошо, – соглашается Хёнрир. – Так и будет.
Глава 1. Хёд
Чайник закипел. Свистит. У этой заразы где-то свисток, как только закипает – орет на весь дом. И ничего с ним не сделаешь.
Сейчас…
Хёд сжимает зубы, пытается приподняться локтях. На ноги встать не выйдет. Он не может ходить.
Свистит чайник.
Кажется, Шельда специально сделала это – повесила над огнем и ушла. Непонятная, мекая месть… за что? Или не такая уж и мелкая, если подумать. Но если Шельда что-то знает о нем, то Хёд вообще не должен быть очнуться. Должен был умереть. Его не должно быть здесь.
Почти три месяца. По крайней мере, так ему сказали. Но очнулся только вчера.
Его нашли в Красной Пади, полумертвого, в луже собственной крови, ни одной целой кости, все переломано, даже спина.
В эту историю Хёд как раз верит, помнит, как это было. Но совсем не верит тому, что было потом.
Три месяца он лежал в забытьи в этом доме, и Шельда сидела рядом с ним. Ему сказали – она его вылечила. Хорошо, пусть так… Даже не важно, как она смогла, у него хватило бы собственных сил. Пусть срослись кости… Но случайно ли это?
Шельда, значит…
А он – Хёд.
«Тебя будут звать Хёд, – сказала она. – Ты ведь не помнишь своего имени».
Так уверенно сказала, что он даже сомневаться не стал. Не помнит. Ничего не помнит. О его прошлом, о его имени лучше молчать, иначе можно умереть раньше, чем понять хоть что-то.
Чайник…
Орет так громко, что раскалывается голова.
Хорошо…
Хёд садится в постели. Слабость накатывает разом так, что кружится голова. До дрожи. И кашель… Кашель хуже всего, потому что от каждого неосторожного вздоха разрываются легкие.
Когда удается справиться с кашлем, чайник все еще свистит.
Сбросить одеяло, сдвинуть ноги в сторону, с кровати. Уже сейчас спина мокрая от пота… Постараться подвинуться так, чтобы поставить ноги на пол… правую ногу. Левая – намного короче, кривая, сухая и вывернута в колене, так что вряд ли удастся опереться на нее. И на одной ноге далеко не ускачешь.
Со стороны изголовья кровати – стена. Подвинуться немного, так, чтобы опираться о стену рукой…
Интересно, можно ли по стене дойти до кухни? Хёд даже не видит. Он слепой.
Самое смешное, что он от рождения слепой. И от рождения одна нога короче другой. Только в той, его прошлой жизни, все было иначе.
Удивительно, как меняется мир, когда больше не видишь и не можешь ходить. Сжимается. Становится чужим.
Встать?
От слабости трясутся руки. Встать, опираясь на одну руку и одну ногу – не выходит, не хватает сил. Хёд пытается… раз, другой… Надо иначе?
От усилий сердце колотится где-то в горле, не давая дышать.
И что-то меняется…
Он не сразу понимает, потому что не слышит, только ощущает что-то присутствие. Шельда? Тихо… То есть не тихо, чайник свистит, и за этим свистом невозможно уловить ее дыхание. Шагов не слышно. Ничего…
Ладно. Еще раз?
Пододвинуться к стене ближе, так, чтобы опереться двумя руками. Упереться, стараясь подняться, хоть как-то распрямить ногу… срывая пальцы, пытаясь ухватиться хоть за что-то… Про левую ногу можно вообще забыть, пусть она и касается пальцами пола, но не слушается совсем… Медленно… И все равно – одно неудачное движение, и правая нога подгибается тоже. Хёд с грохотом падает на пол, плечом о табуретку, стоящую рядом, ребрами о кровать… Дыхание перехватывает.
– Что ты делаешь? – спрашивает Шельда. Очень спокойно, равнодушно.
Чтобы ответить, нужно хоть как-то справиться с дыханием, нужно вдохнуть.
Окончательно сползти на пол, сесть, опираясь спиной о кровать. Ничего, Шельда подождет.
– Чайник закипел, – говорит Хёд. – Я хочу снять его.
– Чайник? Он тебе мешает? Почему ты просто не позвал меня?
– Ты думаешь, я могу кричать громче, чем он свистит?
Тихий смешок.
Шаги. Слышно, как Шельда идет… мягкие шаги, женские… шуршит юбка. Переступает что-то… Там ступенька? Надо запомнить. Слышно, как снимает чайник с огня, ставит на стол.
От внезапной тишины закладывает уши.
– Тебе не стоит вставать, – говорит Шельда.
– Почему?
– Ты очень слаб, – говорит Шельда. – Будет только хуже.
– Хуже? – Хёд тихо смеется, и от этого смеха накатывает кашель. И вместе с кашлем подступает тошнота, скручивает… хорошо хоть в желудке ничего нет. – Прости, – говорит он, справившись, отсмеявшись, утерев рот тыльной стороной ладони. – Смешно…
Пытается отдышаться.
Слышит, как Шельда подходит. Останавливается рядом, в нескольких шагах, разглядывает его.
– Ты всерьез рассчитывал дойти?
Хёд поднимает голову к ней. Он не видит, но все равно поворачивается, по привычке.
– Я всерьез рассчитываю уйти отсюда, – говорит он. – Так быстро, как только смогу. И почему бы не начать с того, чтобы добраться до чайника?
– Уйти? И куда ты пойдешь?
– Домой, – говорит он.
– Домой? – удивляется Шельда. – Ты ведь не помнишь, кто ты такой и откуда? Где твой дом?
– Не помню, – послушно соглашается он. – Но мой дом точно не здесь.
Он и так задержался на три месяца. Дома его считают погибшим? Эрлин уже не ждет его?
Он должен вернуться…
Сейчас… подтягивает ногу под себя, с усилием переворачивается, становясь на колени. Приподнимается. Наваливается грудью на кровать, заползает, втаскивает себя руками, падая лицом в край подушки. Кое-как, из последних сил, перекатывается на спину.
В ушах звенит.
От пота мокрые даже ладони.
Шельда смотрит.
– Тебе надо поесть, – наконец, говорит она. – У меня недавно сварился бульон, я сейчас принесу.
Уходит в глубину дома, куда-то во тьму, на кухню. Гремит чем-то. Достает посуду, снимает крышку, наливает. Хёд пытается сесть, привалившись к стене.
– Я налила в кружку, – говорит Шельда, возвращаясь. – Так тебе будет удобнее. Только подожди пока, очень горячий.
Поправляет табуретку у кровати, ставит кружку на нее.
– Спасибо, – говорит Хёд.
В животе урчит от запаха еды. Вчера, когда очнулся, Шельда давала ему только какой-то отвар, густой и горький, сказала, что поможет восстановить силы. И немного кислого молока потом. А сейчас – бульон пахнет просто умопомрачительно, ждать невозможно.
Хёд протягивает руку, пытается нащупать… осторожно, чтобы не задеть, не уронить. Берет. Кружка тяжелая, руки от такого веса чуть подрагивают, приходится держать двумя… но с этим еще удается справиться. Горячая… Осторожно, обжигаясь, сделать маленький глоток.
И снова накатывает кашель. Кружка прыгает в руках, брызги…
Шельда успевает перехватить, отобрать. Но Хёд все равно успевает обжечь пальцы. Облизывает, потом вытирает об одеяло. Жирный бульон, страшно вкусный.
Вдох-выдох… надо собраться… спокойно.
– Я помогу, – говорит Шельда. Уверенно берет его за руку, вкладывает кружку, осторожно придерживает сама. – Не торопись.
У Шельды тонкие нежные пальцы, но очень сильные. От нее пахнет медом и травами… чабрецом… удивительно. И чем-то еще, едва уловимым, Хёд пытается понять, но это все время ускользает…
Опасной силой пахнет.
Хёд пьет маленькими глотками, и по телу разливается тепло. Безумно хорошо.
* * *
Сегодня Хёд успел справиться, но… вчера, когда только очнулся – волнами накрывала паника, до истерики, до невозможности дышать. Нет, он держался… как мог. Но собственная беспомощность сводила с ума. Вчера он лежал, отвернувшись к стене, пытаясь осознать… Вдох-выдох… нужно понять…
Как вышло все это?
Последнее, что помнит – они неделю, как взяли Фесгард. Ночью сидели с людьми у костра, в лагере, а не в крепости, где слишком много крови… еще немного, и ушли бы домой. И вдруг Лес дернул его, потянул с такой силой, что сопротивляться зову невозможно. Как никогда еще в жизни. Выворачивая… Напрочь лишая воли.
«Убей его!» – звенел в ушах женский крик. «Иль, убей его! Убей эту тварь! Я ненавижу! Иль…»
И Лес взялся убивать.
– Я убью его! – серьезно говорит Тьяден.
Мальчишка. Младший брат Шельды, насколько Хёд успел понять. Он сидит за столом… стол тут неподалеку… уплетает за обе щеки куриный суп.
Весь день Тьяден помогает кому-то из соседей с овцами, за это им с Шельдой дают молока и крупы. У Шельды куры и ткацкий станок… Они не здешние, просто дом был пустой, их пустили перезимовать. Старые хозяева ушли, когда войска Леса взяли Фесгард. Сейчас здесь слишком опасно, многие ушли. Того и гляди – появятся твари…
– Вырасту и убью! – говорит Тьяден.
– Кого? – спрашивает Хёд.
– Хёнрира! Я не верю, что он умер. Он где-то там… Рано или поздно я убью его!
«За что?» – глупый вопрос. Тьяден человек. Их ненависть к лесным тварям понятна. А Хёнрир – самая кровожадная тварь.
