скачать книгу бесплатно
Они сделали небольшой перерыв на обед – подкрепились холодным мясом и хлебом. А потом, вскоре после полудня, направились на северо-запад, мимо руин Аксбриджа. Фэрфилд и прочие офицеры шли или ехали вдоль колонны, а разведчики сновали туда-сюда на мотоциклах, подскакивая на изрытой земле. Фрэнк представил, как все это выглядит сверху, словно на сборном снимке Фэрфилда. Быть может, в эту самую минуту какой-нибудь марсианин в своем цилиндре наблюдал именно такую картину: огромный круглый шрам на теле планеты – и люди, машины и лошади, которые осторожно перебираются через земляную гряду.
Как понял Фрэнк, они преодолевали Кордон в том месте, где два кратера вплотную примыкали друг к другу. Повсюду курился дым. У границ кратеров разрушено было не все. Они прошли мимо остова какого-то дома: одна его стена уцелела, и из нее беспомощно торчали перекрытия, из поврежденных труб сочилась вода, затопляя руины.
Земля под ногами была относительно целой – но лишь относительно: где-то ее усыпали поваленные деревья, где-то она была взрыта, и обнажилась твердая порода – камень цвета кости. В самых разбитых местах саперы положили настил, но он был предназначен скорее для машин, чем для людей, так что Фрэнку и членам его отряда, каждый из которых тащил на себе груз, приходилось ступать очень осторожно.
Они миновали Аксбридж, а вернее – место, где он раньше находился, и, подобравшись к указателю на Денем, увидели, что путь затоплен. Канал Гранд Юнион, чье русло пострадало при падении цилиндра, вышел из берегов. Саперы соорудили понтонный мост, по которому могли пройти машины, но пешим солдатам пришлось пробираться по размокшей глине. Ноги тут же промокли – но хуже было то, что Фрэнк на каждом шагу застревал в густой грязи: та липла к подошвам и вытягивала остатки сил. Вскоре вокруг не осталось офицеров и солдат, добровольцев и призывников, мужчин и женщин – были только одинаковые перепачканные фигуры, которые с трудом пробирались вперед.
Фрэнк и отряд медиков поравнялись с группой солдат, таких же грязных и неузнаваемых, как и все остальные. Они возились с опрокинувшейся повозкой. Рядом со скучающим видом стояла лошадь. Один из солдат обратился к Фрэнку – с немецким акцентом, чем немало того удивил:
– Можете нам помочь?..
Фэрфилд кивнул, и Фрэнк с парой юных врачей и санитаров-добровольцев подошел к солдатам. Они закурили, отхлебнули воды из фляжек и, стоя в грязи, оценили масштабы бедствия. Сама повозка не пострадала, но опрокинулась в яму, скрытую коричневой жижей, и груз – впечатляющих размеров пулемет – упал в воду.
– Даже когда мы его достанем, – сказал немец, который позвал их на помощь, – придется целый день его чистить. Но деваться некуда – у нас назначено свидание с марсианами, – он протянул Фрэнку руку. – Швезиг. Хайко Швезиг, фельдфебель-лейтенант. Я в ответе за эту пушку и этих ребят – нас откомандировали сюда из имперской армии, и эта красавица оттуда же.
Воинскую часть Швезига отправили охранять немецкое консульство: в те времена посольство такой могущественной страны, расположенное в дружественном городе вроде Лондона, должно было иметь внушительный арсенал. Когда объявили о марсианской угрозе, воинская часть среди прочих вызвалась на фронт.
– Марсиане, в конце концов, грозят не Британии, – сказал Швезиг, тщательно выговаривая слова, – а всему человечеству. Конечно, мы должны быть здесь.
Верити подозрительно глядела на застрявший пулемет.
– Тут придется попотеть. Весь день об этом мечтали!
– Помощь нужна? – раздался бодрый женский голос.
Фрэнк обернулся и увидел женщину лет пятидесяти, крепкую, мускулистую, с широким обветренным лицом. Ее темные седеющие волосы были перевязаны шарфом. На ней были рыбацкие сапоги и кожаная куртка, облегающая плотный торс. Позади женщины тарахтел мотором внушительный трактор, который остался незамеченным в общей суете.
Швезиг усмехнулся.
– Мадам, я сегодня еще не встречал более чистого человека.
– Надеюсь, вы не врете, иначе муж мне не простит, что я одолжила его болотные сапоги. Но с тех пор как его призвали в резерв, а я осталась следить за фермой, у него больше нет времени на его драгоценную рыбалку, – она указала куда-то пальцем. – Наша ферма в нескольких милях отсюда, возле местечка Эбботсдейл, если знаете такое. И старушку Бесси я сюда пригнала ровно потому, что вы, ребята, попали в передрягу.
– И мы вам за это очень признательны, – сказал Швезиг и пожал ей руку. Фермерша представилась: ее звали Милдред Триттон.
Трактор Бесси, управляемый уверенной рукой Милдред, мигом вытащил пулемет из грязи и погрузил на повозку; можно было двигаться дальше. Фэрфилд, увидев, что к солдатам пришла неожиданная подмога, не преминул воспользоваться любезностью Милдред: для ее трактора тут же нашлось применение.
Верити проводила ее взглядом и вздохнула.
– А я-то надеялась, что нас подвезут. Ладно, забудем. Вперед, капитан Фрэнк…
Пункт назначения был совсем близко, судя по заляпанной, от руки нарисованной карте, с которой сверялся Фэрфилд. И медики были не первыми, кто прибыл на это поле: солдаты уже рыли там траншеи и отхожие ямы и возводили укрепления из мешков, наскоро набитых песком, перегораживая дорогу, по которой пришли.
Теперь они были далеко за Кордоном и оказались в нетронутой сельской местности среди зеленых холмов, оврагов и деревушек. Невдалеке низко над водой скользила цапля. Стадо коров сгоняли с поля, чтобы дать солдатам пройти, и слышалось недовольное мычание.
День был еще в разгаре – они прошли всего несколько миль. И все же страшно утомились. Вряд ли хоть кому-то удалось выспаться прошлой ночью.
Однако им пришлось сразу же взяться за работу. Время поджимало, и это чувствовали все. «Они прилетят в полночь», – шептали повсюду: и в траншеях, и возле наспех развернутых полевых кухонь. Об этом тихо говорили доктора, медсестры, санитары. «В полночь снова прилетят марсиане. Надо подготовиться…» Все они прошлой ночью убедились, как велика, как слепа в своей жестокости разрушительная сила марсиан и с какой легкостью они ее применяют. Их-то всех инструктировали насчет черного дыма и тепловых лучей. И вот они стояли здесь, на переднем рубеже обороны, готовые защищать Англию и все человечество. Фрэнк слышал, как Фэрфилд, прочие офицеры и сержанты, расхаживая между рядами, подбадривали солдат и побуждали их трудиться не покладая рук, но думал, что в этом нет необходимости. Все и так все понимали.
В шесть часов они поужинали, не отрываясь от работы. Хотя после первого приземления ожидалось окно в девятнадцать часов, все готовились к схватке, и медикам велели вырыть окопы, чтобы в них укрываться. Полевые госпитали находились довольно далеко от передовой, от того места, где, предположительно, должен был приземлиться «их» цилиндр, на карте Фэрфилда помеченный номером двенадцать, – но со времен Первой войны было известно, что тепловой луч может разить на несколько миль. Так что окопы были не лишними. Есть приходилось на ходу, прерываясь лишь на несколько минут и снова принимаясь рыть.
К половине восьмого солнце село. Фрэнк и Верити в последний раз оглядели вверенный им лагерь.
– Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал Фрэнк, пытаясь придать голосу уверенность, которой на самом деле не чувствовал.
Она рассмеялась.
– Вот это я понимаю – слова настоящего доктора! Ободряющие и бессмысленные. Вы слишком давно на этой работе, капитан…
Вокруг стемнело, и часы отсчитывали минуты до полуночи.
Фэрфилд, в последний раз инспектируя лагерь, не проникся особым сочувствием к медикам, которые ощущали нарастающую тревогу.
– Я пережил пару операций, – сказал он. – Пуля угодила в плечо, пришлось вынимать. Дело было в Судане. Помню, каково это – ждать своей очереди на операционном столе. Теперь, доктор, ваш черед дрожать в ожидании скальпеля!
В десять часов Фрэнк сходил в уборную, в одиннадцать снова туда наведался – там было уже больше народу. Эта привычная рутина вызвала у него неуютные воспоминания о прошлой ночи – как будто он застрял в какой-то запутанной пьесе, которую обречен репетировать вновь и вновь.
Он взял в окоп чашку кофе, выпил ее, спустился по короткой деревянной лестнице и уселся за бруствером из мешков с песком, гадая, поднимется ли он по ней снова. Как Фрэнк ни старался, он не мог вообразить себе мир, в котором окажется, когда пробьет полночь. В земле под ногами он увидел осколок камня, блестящий в свете одной из масляных ламп, развешанных вдоль окопа, – нежно-белый снаружи, густо-черный внутри.
– Известняковые холмы, док, – послышался знакомый голос. – Саперы знают местность. Такая уж у них работа. Прирожденные геологи – вот кто они такие.
Фрэнк вздрогнул и обернулся:
– Берт Кук!
Кук был одет в форму резервиста, такую же грязную, как и у всех остальных. На голове у него была стальная каска; лицо он зачернил жженой пробкой. Это предложили офицеры, но большинство солдат не стали себя утруждать: у марсиан не было снайперов.
– Приветствую, док, – сказал Кук. – Слышал, что вы тут, в этой части. Обошел все окопы, чтобы встретить приятеля, – он взглянул на часы. – Успел как раз к началу представления, да?
– По-хорошему, мне нечему удивляться, Берт. Не сомневался, что вы вернетесь.
– «Как воробей около человека» – так выразился ваш брат, цитируя меня, – Кук говорил это горячо, взволнованно, и все же было видно, что он все рассчитал. – И вот я тут сижу – жду, пока они свалятся мне на голову. Вот чего я ждал с того самого момента, когда эти мерзавцы вымерли в седьмом году, – ждал, что они вернутся и завершат начатое.
– Вы как будто этому рады, Берт. Вы человек-загадка.
– Загадка, говорите? Я вам сейчас загадаю загадку. Что это такое – зеленое, светится и летит как птица?
Фрэнк непонимающе посмотрел на него.
Кук усмехнулся и указал вверх.
17. Цилиндр № 12
С помощью других выживших Фрэнку в конце концов удалось составить ясную картину того, что произошло дальше, – но на это ушло время. Впрочем, как оказалось, времени у него было в достатке.
Цилиндр, отмеченный на карте Фэрфилда номером двенадцать, упал ровно в полночь: за яркой зеленой вспышкой последовал тяжелый удар.
Скорчившийся в окопе Фрэнк почувствовал, как земля под ногами содрогнулась и мощный порыв ветра выбил дыхание из груди. Затрещали доски на дне окопа, наспех сложенный из мешков бруствер обвалился в нескольких местах, люди заохали и съежились. Фрэнк сразу понял, что это падение было не таким разрушительным, как то, злосчастное, сутки назад, – зато оно случилось ближе.
Через несколько секунд Фрэнк услышал крики:
– Вперед! Вперед!
– Тащите сюда свои пушки, черт побери!
– Света! Дайте света!
Фрэнк встал на стрелковую ступень и выглянул из окопа. Он увидел яму, из которой исходило зеленое свечение; вокруг валялась развороченная земля, невдалеке пылал огонь – там горели деревья, трава и дома. В зловещем зеленоватом свете и в дрожащих отблесках фонарей вырисовывались силуэты людей и орудий – те уже приближались к новой воронке.
Где-то позади заговорила артиллерия: из-за окопов стреляли пушки, восемнадцати- и шестидесятифунтовые гиганты. Огромные снаряды должны были вдребезги разбить цилиндры еще до того, как к ним подберется пехота.
Новый приятель Фрэнка, фельдфебель-лейтенант Швезиг, и его безупречно вышколенный – как все немецкие солдаты – орудийный расчет одними из первых добрались до новой воронки. Позже Швезиг рассказал Фрэнку о том, что увидел. В яме стоймя стоял цилиндр – огромная стальная колонна диаметром около тридцати ярдов и длиной наверняка не меньше сотни: именно такими были марсианские снаряды, которые выкопали из земли после Первой войны. Швезиг и его солдаты приготовили пулемет – на тот маловероятный случай, если те, кто скрывался в цилиндре, выжили после удара орудий, которые уже нашли цель. Спешки не было: до того как марсиане смогут выбраться из цилиндров, оставалось еще девятнадцать часов – так, по крайней мере, все полагали.
Но правила игры снова изменились.
Послышался треск, за ним последовала зеленая вспышка. Швезиг увидел под плоской крышкой цилиндра полоску света. Потом металлический диск весом в пять тысяч тонн или около того внезапно отлетел в сторону, как соломенная шляпка, и упал с краю ямы. На этот раз марсиане не стали медленно, в течение нескольких часов, скручивать крышку.
В следующее мгновение из цилиндра высунулось стальное щупальце, сжимая устройство, похожее на киноаппарат, – устройство, о котором Швезигу подробно рассказывали на инструктаже. Это был генератор теплового луча. Швезиг упал ничком в грязь. В каком-то футе от его распластанного тела прошел призрачно-бледный луч, и Швезигу показалось, что воздух рядом нагрелся до нестерпимой температуры.
Рядом с ним полыхали белым огнем люди, оказавшиеся не такими расторопными. Луч скользил вдоль воронки, словно струя воды из брандспойта. Все это произошло в считаные секунды после того, как цилиндр открылся.
Девятнадцать часов! Марсиане не стали покорно ждать атаки – ни девятнадцать часов, ни даже девятнадцать минут.
Подполковник Фэрфилд наблюдал за этим, стоя на возвышении чуть поодаль. Оттуда он не мог заметить сам тепловой луч и щупальце, которое высунулось из внезапно открывшегося цилиндра, но видел, как вокруг ямы полыхают ярким пламенем люди, лошади и техника. Потом он увидел, как из глубины цилиндра вырвалось еще несколько лучей: они были нацелены в небо, бледные, едва различимые в густеющем дыму. Фэрфилд посмотрел вверх – и высоко над его головой прогремели взрывы, похожие на фейерверки. Это разорвались артиллерийские снаряды, которые разбили бы марсианские цилиндры еще до того, как те откроются, – если бы все пошло по плану. Но ни один снаряд не достиг земли, не говоря уже о цели. Несколько самолетов-корректировщиков вспыхнули в полуночном небе, как мотыльки в невидимых лучах.
Фэрфилд снова обратил взгляд на яму и увидел огромный колпак, похожий на бронзовый шлем, плавно встающий на трех ногах. Это была боевая машина. Огромный военный треножник, вернувшийся на землю тринадцать лет спустя, поднимался в клубах дыма от сотен горящих тел.
Все это произошло менее чем за минуту сразу после приземления цилиндра. Фэрфилд тут же осознал: раз уж мы заключили, что в момент приземления марсиане уязвимее всего, то и они пришли к тем же выводам – и приняли меры.
Верити Блисс, которая сидела в окопе медиков вместе с Фрэнком, была слишком далеко, чтобы в деталях все разглядеть, но быстро поняла, что случилось, – так она мне потом говорила. Огромный колпак первой боевой машины поднимался все выше над ямой. Верити схватила Фрэнка за ворот и силой вытащила из окопа.
– Бежим! Потом будет поздно!
До Фрэнка доносились крики раненых; он уже представлял себе, как выберется из окопа и вместе с отрядом побежит на помощь тем, кого еще можно спасти. Но он видел, что выбора нет: еще немного – и окоп будет разрушен. Он вылез наружу, и они с Верити побежали собирать своих людей с криками:
– Тем, кого сожгли, врач ни к чему! Бегите спасайтесь!
Но в то время как он бежал прочь от ямы, уходя таким образом все дальше в глубь Кордона, остальные спешили в противоположную сторону: артиллеристы вставали к орудиям, пехотинцы ныряли в окопы и палили в марсиан из винтовок.
Фрэнк оглянулся через плечо и увидел, что марсиане безбоязненно шли прямо навстречу огню. Боевые машины без колес двигались на трех ногах, и их походка была до жути знакомой. Это были треножники, похожие на перевернутые складные стулья, и они двигались с ужасающей скоростью. При их виде Фрэнка пронзили болезненные воспоминания тринадцатилетней давности. Даже в движении их металлический корпус оставался неподвижным, и огромная «голова» с капюшоном была отличной площадкой для ведения прицельного огня.
– Ложитесь, глупцы!
Чья-то твердая рука придавила Фрэнка к земле. Верити распласталась рядом. Он вывернул голову и увидел покрытое сажей, ухмыляющееся лицо Берта Кука. Его зубы белели в свете фонаря.
– Простите за столь грубое обращение, мисс.
Фрэнк запротестовал:
– Берт…
– Лежать, я сказал!
Кук продолжал придавливать их к земле, и боевая машина прошагала прямо над ними.
Извернувшись, Фрэнк увидел в воздухе колоссальную металлическую ногу, длиной в добрую сотню футов, и капюшон, который поворачивался туда-сюда. В огне костров, вспыхнувших там, где прошел тепловой луч, он заметил позади машины стальную сетку, которая вызвала у него самые жуткие воспоминания. Марсианин то и дело стрелял в разные стороны тепловыми лучами, но их не задел ни один. Фрэнк и все остальные остались лежать, целые и невредимые, а марсиане пошли дальше.
– Видите, что происходит? – прокричал Кук ему в ухо. – Они уничтожают пушки и технику. Люди, которые им противостоят, тоже попадают под луч. Но если ты покоришься – может, конечно, тебя случайно и затопчут…
– Они оставляют нас в живых, – сказала Верити.
– Именно. Потому, думаю, они и не пускают черный дым. И мы все понимаем, зачем мы им, так ведь? – он облизнул губы. – Они пришли собрать урожай. Потому что мы уже проиграли. Уже. О, вторая машина идет – ложитесь!
Он снова вдавил их в землю, и в воздухе мелькнули многотонные суставчатые ноги. Следом прошла третья машина, за ней четвертая.
– Вот это жизнь! – воскликнул Берт Кук, перекрикивая шум. – Вот это жизнь!
18. Летательные машины над Лондоном
В ночь на вторник мне не спалось.
Я вернулась в Вест-Энд перед полуночью, когда должна была прибыть следующая волна – об этом вовсю судачили на улицах, а слухи в последнее время имели под собой вполне реальные основания. Я прогуливалась по ночной Стрэнд. Движение по улицам было запрещено, и шум машин не заглушал голоса прохожих и лязганье поезда, отходящего с Чаринг-Кросса – возможно, с солдатами. С севера, со стороны Ковент-Гардена, доносился смех и даже пронзительные звуки джаза – а затем послышался тонкий полицейский свисток. Режим Марвина так и не смог вытянуть из города все веселье – и даже марсианам это не удалось.
Сегодня кажется странным то, как ярко сиял ночной Лондон в годы между двумя марсианскими войнами. Не только Таймс-сквер, но и Вест-Энд сверкал огнями, и даже более невзрачные районы к югу и востоку от реки ярко освещались электрическими лампами и старомодными газовыми фонарями – там, где они еще сохранились. Вся эта иллюминация не давала разглядеть небо, как будто британцы, которым некогда угрожали с воздуха, решили отгородиться от самой ночи и сделать вид, что ее не существует.
Но, несмотря на привычно засвеченные небеса, в полночь я увидела на северо-западе зеленые вспышки: марсианские снаряды снова спускались на Землю. Они падали не так уж далеко от Лондона – и прямо на голову моему бывшему мужу. Я услышала за горизонтом грохот, будто грянул гром, и, кажется, увидела белые вспышки, словно от мощных взрывов. Но все кончилось в считаные минуты. Могла ли битва отгреметь так быстро? Взволнованные прохожие тут же начали строить догадки, но я не стала вовлекаться в их беседу: они, как и я, ровным счетом ничего не знали. Однако остановилась и стала ждать и слушать.
Прошло около получаса, а может, и больше. Со стороны фронта не доносилось ни звука, и я вернулась в отель. Бары вновь были открыты, хотя посетителей на этот раз было заметно меньше, как и официантов. Я снова набрала с собой сэндвичей, взяла стакан горячего тодди и поднялась в номер. Конечно, по радио не передавали никаких новостей – оттуда лилась только патриотическая музыка – то печальная, то бравурная. Я выключила его и попыталась уснуть.
На рассвете я снова вышла на улицу.
Стоял ясный день, довольно холодный – хотя март уже почти подошел к концу; небо было густо-синее, и на западе низко над землей висело облако. На спине у меня был рюкзак со всеми пожитками: я не знала, куда меня заведет сегодняшний день. Никто не знал. Но из отеля на Стрэнд я выписываться не стала и оставила ключ в кармане, полагая, что, быть может, еще вернусь. (Я так и не вернулась; ключ до сих пор у меня – сейчас, когда я это пишу, он лежит передо мной.)
Я пошла в сердце города, к реке. Хотя я не считаю себя настоящей жительницей Лондона, инстинкт привел меня именно туда. Темза на рассвете была необычным зрелищем даже в те дни, когда на Землю не прилетали марсиане. По обнажившейся во время отлива береговой грязи расхаживали люди и разыскивали сокровища, смытые в сточные трубы: монеты, зажигалки, ручки, сигареты и визитницы, а временами даже украшения. Появление этих «золотоискателей» было симптомом того, что при премьер-министре Марвине страна снова погрязла в глубочайшей бедности – Диккенсу в нынешней Англии многое показалось бы знакомым.
Но тем утром сама река бурлила жизнью. Ревели гудки, звонили колокола, кричали люди. По Темзе шли военные корабли, которые я видела накануне, в том числе миноносцы и плавучие орудийные платформы. Рядом с ними толпились гражданские суда: паромы, яхты, крупные речные пароходы. Все они осторожно спускались вниз по течению, к морю, подальше от поля боя. Люди на борту с любопытством смотрели на «золотоискателей», на меня и на высокие лондонские здания. Я подумала о роскошных домах выше по течению, в Марлоу, Мейденхеде и Хенли, покинутых хозяевами. Некоторые из беженцев-богатеев щелкали фотокамерами.
А потом я увидела летательную машину.
Сперва я краем глаза заметила, как на западе что-то промелькнуло. Я обернулась и увидела над облаками диск, плоский и широкий, с плавными очертаниями. Он явно был очень большим и двигался с огромной скоростью. Это была марсианская машина вроде той, что я уже видела однажды, в небе над Эссексом, с трясущейся палубы колесного парохода, который во время Первой войны увез нас с Фрэнком и Элис во Францию. Я напрягла зрение, силясь разглядеть какие-нибудь детали – что-то, что отличало этот летательный аппарат от машины тринадцатилетней давности. Он летел плавно и бесшумно, с изяществом, которое присуще облаку или радуге, а не грубым порождениям земли. Впрочем, уже давно было отмечено, что марсианские машины обладают особой грациозностью, в отличие от наших лязгающих неуклюжих механизмов.
Довольно примечательно, что среди всех произведений марсианской техники, которые попали в наши руки после Первой войны, именно летательные машины раньше всех удалось заставить работать. При полете они не разрезают воздух лезвиями пропеллеров, подобно нашим аэропланам, – нет, эти машины втягивают воздух, разогревают его до необычайно высокой температуры, а затем он со взрывом выходит из сопел, которые можно поворачивать в разные стороны. Что до теплоносителя, то генераторы энергии, установленные в летательных машинах, явно схожи по строению с теми, что используются в тепловых лучах. По словам Рейли, Лилиенталя и других специалистов, эти машины приспособлены к марсианскому воздуху, который намного разреженнее нашего и имеет другой состав. Крылья, которыми снабжали все наши тяжелые летательные аппараты со времен опытов братьев Райт, в разреженном воздухе не помогут. В таких условиях машине нужно придавать обтекаемую форму, чтобы она скользила в воздухе, словно скат, – именно с этими рыбами сравнивали марсианские аппараты.
В 1907 году летательную машину заметили только через несколько дней после начала войны. Все предположили, что тот аппарат, который видели в Эссексе, собрали из деталей, доставленных в нескольких цилиндрах. Но эта новая машина появилась спустя каких-то несколько часов после приземления цилиндров в Миддлсексе. К тому же все летательные аппараты Первой войны производили впечатление экспериментальных, незавершенных. Этот же двигался куда более уверенно. Я с тревогой осознала, что Уолтер был прав: марсиане многому научились со времен первых столкновений с людьми и вернулись гораздо более подготовленными – и к нашему плотному воздуху, и к другим земным условиям.
Машина летела с запада, вдоль русла реки, то есть направлялась в мою сторону. Я вспомнила, что в Эссексе такой аппарат выпускал из себя черный дым, но сейчас не было видно никаких его признаков. Диск пролетел прямо над моей головой; я пригнулась, но взгляд не опустила. Корпус аппарата был сделан из меди, как колпаки у боевых машин, в нижней части были проделаны бороздки – возможно, они помогали держаться в воздухе, а острый обод диска сзади был покрыт чем-то вроде оперения.
Теперь я видела, что машина летит не одна: под ее днищем, словно мухи под брюхом у бегемота, сновали два биплана. Мне показалось, что они не британские – может быть, немецкие, а то и русские. Но если даже представить, что Красный Барон, героически проявивший себя на русском фронте, подберется к марсианской машине достаточно близко, какой вред он сможет ей причинить? И все же было отрадно видеть, что захватчики не безраздельно властвуют в небе.
