скачать книгу бесплатно
Долгие годы Давид ужасно стыдился, что не может справиться с завистью, когда Суне и Петер запирались у Петера в кабинете, а его не приглашали. В основе любви Давида к команде лежал страх оказаться за бортом. В итоге он сделал то же, что и все амбициозные ученики: взбунтовался против учителя.
Ему было двадцать два года, когда он начал тренировать группу семилетних мальчиков, среди которых были Кевин, Беньи и Бубу. Вот уже десять лет, как он был их тренером, за это время он сделал их одной из лучших команд юниоров в стране, и теперь понял, что больше не может быть верным учеником Суне. Игроки для него были на первом месте, клуб требовал большего. «Команда важнее, чем ты» – этот принцип лежит в основе хоккея. Давид был принципиально убежден в том, что теоретикам спорта, не ступавшим ногой в раздевалку, никогда не понять их культуру. Пусть пеняют на «элитарность» в своих газетах сколько угодно. Им, эгоистам и трусам, не понять: сначала команда, потом уже ты.
Давид знал, что скажут люди, когда он займет место Суне. Он знал, что многие это не одобрят. Зато им понравятся результаты на табло.
Бенгт дунул в свисток у самого уха Зака, так что мальчик споткнулся о свою клюшку. Бенгт злорадно расхохотался.
– Худшим игроком на сегодняшней тренировке была, как обычно, малышка Зак. Ей выпала честь собирать шайбы и конусы!
Бенгт покинул площадку, за ним устремились остальные игроки. Некоторые смеялись над Заком, он попытался показать им средний палец, но в хоккейных перчатках сделать это непросто. Амат уже ездил по льду и собирал шайбы. Дружба есть дружба – пока Закариас оставался на площадке, Амат был рядом.
Когда Бенгт исчез из поля зрения, Зак с недовольным видом поднялся и проехался по льду, передразнивая манеру тренера – кататься, сильно подавшись вперед и злобно почесывая задницу:
– СОБЕРИ ШАЙБЫ! ЗАЩИТИ КРЕПОСТЬ! НЕ СТОЙ РАКОМ! У МЕНЯ НА ПЛОЩАДКЕ НЕ ТРАХАЮТ В ОЧКО… ОЙ… ПОГОДИТЕ… ЧТО ЭТО? У МЕНЯ В ОЧКЕ? ЧТО ЭТО – НЕУЖЕЛИ ТРАХ? АМАТ, У МЕНЯ ТРАХ ЗАСТРЯЛ В ОЧКЕ! А НУ ДОСТАНЬ ЕГО ЖИВО, КОМУ СКАЗАЛ!
И Зак стал пятиться на Амата, который с хохотом скользил от него по льду, а потом увернулся, и Зак, въехав прямо в открытый отсек для штрафников, плюхнулся на скамью.
– Может, останемся и посмотрим, как играют юниоры? – спросил Амат, хотя знал, что Закариас ни за что в жизни не согласится.
– Так и скажи – «посмотрим на Кевина», зачем приплетать юниоров. Знаю я, что он твой кумир, Амат, но у меня есть своя жизнь! Carpe diem! Смейся и люби!
Амат вздохнул.
– Ладно, забудь, проехали…
– У ТЕБЯ ЧТО, КЕВИН ЭРДАЛЬ В ОЧКЕ, АМАТ? – закричал Зак.
Амат стукнул клюшкой по льду.
– Может, придумаем чего-нибудь в выходные?
Амат попытался придать голосу непринужденность. Как будто он вовсе и не думал об этом весь день. Зак встал со скамейки штрафников с грацией слоненка, подстреленного усыпляющим шприцем.
– У меня есть две новых игры! Только приноси свою приставку, мою ты доломал в прошлый раз!
После такого обвинения Амат немного обиделся – приставка была сломана о его лоб, когда Зак швырнул ее в ярости после проигрыша. Он откашлялся и собрал оставшиеся шайбы.
– Я подумал, мы могли бы… пойти погулять.
Закариас посмотрел на Амата так, будто тот предложил налить яду друг другу в уши.
– Пойти куда?
– Ну… погулять. Люди иногда это делают.
– Ты имеешь в виду, что это делает Мая?
– Я сказал «люди»!
Закариас пританцовывая закружился на коньках и запел:
– Маю и Амата ветром кача-а-а-ает, Амат на Маю долго конча-а-ает…
Амат с грохотом наподдал шайбой об борт рядом с Заком, но не удержался и захохотал.
Давид и Бенгт стояли в коридоре у раздевалки.
– Это ошибка! – настаивал Бенгт.
– Как бы странно это ни прозвучало, но первые двенадцать раз я слышал это собственными ушами. А теперь помоги юниорам подготовиться к тренировке, – холодно сказал Давид.
Бенгт потопал вперед, а Давид потер виски. Не сказать чтобы Бенгт был незаменимым ассистентом, Давид спокойно относился к крику и мату, это часть хоккейной культуры, к тому же, по правде говоря, некоторым парням в команде был просто необходим такой тиран, хотя бы для того, чтобы они нацепили защиту на нужную часть тела. Но иногда Давид задавался вопросом, что будет, если Бенгту достанется команда юниоров, он ведь в хоккее разбирается не лучше, чем среднестатистический горлопан с трибуны. Если выйти на улицу и бросить камень, то любое живое существо, в которое ты попадешь, будет обладать примерно такой же компетенцией.
Амат и Зак шли по коридору и смеялись во весь голос, но, увидев Давида, тотчас замолкли. Мальчики прижались к стене, чтобы его пропустить. Амат подскочил от неожиданности, когда Давид поднял руку:
– Ты Амат?
Амат кивнул.
– Мы… нам поручили собрать шайбы… мы просто пошутили… Зак решил подурачиться, это шутка…
Давид непонимающе посмотрел на него. Амат нервно сглотнул.
– Ну а если вы ничего не заметили, так… ничего такого мы и не делали.
Давид улыбнулся:
– Я видел тебя на тренировках юниоров, ты сидел на трибуне. Ты там бываешь чаще, чем сами юниоры.
Амат кивнул с остолбеневшим видом:
– Я… извините… просто хочу научиться.
– Отлично. Я знаю, что ты изучаешь манеру Кевина, это хороший образец для подражания. Обрати внимание, как он всегда наблюдает за коньками защитника в команде противника, когда они оказываются один на один: как только коньки меняют угол и центр тяжести смещается, Кевин бросает по воротам в трафике.
Амат снова кивнул, полностью онемев. Давид смотрел ему прямо в глаза – мальчик не привык к тому, чтобы взрослые мужчины так с ним себя вели.
– Все знают, что скорость у тебя превосходная, но бросок еще надо оттачивать. Жди, когда вратарь переместится в сторону и бей по свободной траектории. Как думаешь, ты сможешь этому научиться?
Амат кивнул. Давид крепко похлопал его по плечу:
– Отлично. Поторопись с этим, потому что через пятнадцать минут у тебя тренировка с юниорами. Иди в раздевалку, там получишь футболку.
Амат машинально потянулся к ушам, чтобы убедиться – они на месте, он все правильно услышал. А Давида уже след простыл.
Дождавшись, пока тренер завернет за угол, Закариас бросился другу на шею. У Амата перехватило дыхание. Закариас прокашлялся:
– Слушай, Амат, а если серьезно, что бы ты выбрал – переспать с Маей или переспать с Кевином?
– Заткнись! – засмеялся Амат.
– Да ладно, уже спросить нельзя! – ухмыльнулся Закариас и, хлопнув его по шлему, прорычал: – Прикончи их, бро!
Амат сделал вдох, глубокий, как озеро у ледового дворца, и, миновав детскую раздевалку, вошел в раздевалку юниоров. Его встретили дружным взрывом возмущения, посыпался мат и проклятия: «Пошел вон, гребаный масочник!» Но тут вернулся из туалета Давид, и стало так тихо, что было слышно, как упала на пол чья-то ракушка. Давид кивнул Бенгту, и тот неохотно кинул Амату футболку, от которой воняло потом. Никогда еще Амат не был так счастлив.
В коридоре остался его лучший друг. За закрытой дверью.
В хоккее не бывает «почти».
12
Многолетний брак – дело нелегкое. Настолько нелегкое, что большинство из тех, кто с этим знаком, иногда задаются вопросом: «Мы все еще вместе потому, что это любовь, или мне просто не под силу заново открываться новому человеку?»
Мира знает, что выводит Петера из себя своим постоянным зудением. Ему надоела вечная критика. Иногда она звонит ему по пять раз на дню, чтобы проконтролировать, выполнил ли он свои обещания.
Все дело в метели. Она никогда ему не рассказывала.
В кабинете у Петера идеальный порядок. Письменный стол такой чистый, что с него можно есть, если, конечно, кто-то осмелится есть поблизости от кабинета Петера, не опасаясь, что у него может случиться паническая атака от крошек.
На полках стоят виниловые пластинки, которые он не берет домой, потому что боится Миру: она либо выкинет их, либо заставит его переехать в дом побольше. Петер заказывает пластинки в интернете с доставкой в канцелярию клуба, секретарь состоит с ним в заговоре. Кто-то курит тайком от жены, а кто-то тайно покупает пластинки.
Это его успокаивает – пластинки напоминают ему об Исаке. Петер никогда не рассказывал об этом Мире.
Мира не помнит, сколько лет было детям, когда случилась метель – наверное, они прожили в Бьорнстаде не так уж и долго, иначе бы она успела привыкнуть к тамошней зиме. Дело было незадолго до Рождества, уже начались каникулы, но на работе у Миры была экстренная ситуация, и ей пришлось ехать на важную встречу. Петер с Маей и Лео поехали кататься на санках. Мира стояла возле машины, наблюдая, как они удаляются в снежном вихре, – это выглядело красиво, но в то же время опасно. Когда они исчезли из виду, Миру охватило такое отчаяние, что всю дорогу на работу она проплакала.
Когда они жили в Канаде и Петер получил травму, Мира пошла работать, а Петер сидел с Исаком. Однажды у ребенка разболелся живот, и он кричал без остановки. Петер, охваченный паникой, перепробовал все способы: укачивал его, выходил с коляской на улицу, использовал все известные ему народные средства, но ничего не помогало. В конце концов он поставил пластинку. Наверное, все дело было в старом проигрывателе – раздалось шипение, комнату заполнили голоса… Как бы то ни было, Исак тут же замолчал. Затем улыбнулся. И уснул у Петера на руках. В это мгновение Петер в последний раз в жизни почувствовал себя хорошим отцом. В этот момент он мог сказать себе, что справился с задачей. Петер никогда не рассказывал об этом ни Мире, ни кому-то еще. Но теперь втайне покупал пластинки, потому что хотел вернуть это мгновение хотя бы один-единственный раз.
После встречи в то утро накануне Рождества Мира позвонила Петеру. Тот не ответил. Притом что всегда брал трубку. Затем она услышала по радио предупреждение о том, что в лесу сильная метель и метеорологи рекомендуют остаться дома. Мира перезванивала Петеру тысячу раз, орала в автоответчик, но напрасно. Она бросилась в машину и всю дорогу по полной жала на газ, хотя обзор впереди был не больше метра. Она бегала среди деревьев в том месте, где они расстались утром, и кричала как сумасшедшая, падала на землю и рылась в снегу, как будто могла откопать там детей. Она отморозила уши и кончики пальцев, впоследствии она не могла объяснить, что на нее нашло. И только много лет спустя она поняла, что это был нервный срыв.
Через десять минут зазвонил телефон. На другом конце были Петер и дети, веселые и беспечные, они спросили, куда она подевалась. «ВЫ ГДЕ?» – крикнула Мира. «Дома», – ответили они, жуя мороженое и булочки с корицей. Когда Мира спросила почему, Петер с недоумением ответил: «Началась метель, и мы вернулись домой». Он забыл зарядить телефон, оставил его в тумбочке у кровати.
Мира никогда не рассказывала ни Петеру, ни кому-то еще, но после той метели она так до конца и не оправилась. У нее навсегда осталось чувство, что она их потеряла. Поэтому Мира звонила мужу и детям по пять раз на дню – иногда их отчитать. И убедиться, что они есть.
Петер поставил пластинку, но сегодня это не помогало. Он все думал о Суне. Часами пережевывал одну и ту же мысль, глядя на черный экран компьютера, и остервенело бросал об стенку резиновый мячик.
Когда зазвонил телефон, он так обрадовался, что даже не вспомнил, как его бесит, когда Мира уверена, что он опять забыл свои обещания.
– Ты машину в сервис отогнал? – спросила она, заранее зная ответ.
– Да! Конечно, отогнал! – ответил Петер таким убедительным голосом, который бывал у него, только когда он врал.
– А как же ты на работу добрался?
– Откуда ты знаешь, что я на работе?
– Слышу, как ты бросаешь об стенку свой идиотский мячик.
Петер вздохнул:
– Тебе когда-нибудь говорили, что тебе надо работать адвокатом или кем-то в этом роде?
Адвокат на другом конце засмеялся:
– Если бы я не была профессиональным победителем в «камень-ножницы-бумага», то подумала бы над твоим предложением.
– Да ты просто мошенница.
– А ты врун.
Вдруг Петер сказал с дрожью в голосе:
– Я так тебя люблю.
Мира захохотала, чтобы он не услышал, как она плачет, и сказала:
– И я тебя.
Они попрощались. Четыре часа спустя Мира обедала перед монитором, чтобы закончить пораньше и успеть купить гитарные струны для Маи – перед тем как заехать домой, чтобы отвезти Лео на тренировку. Петер и вовсе не обедал, чтобы не давать организму повода для новых рвотных позывов.
Многолетний брак – дело нелегкое.
В раздевалке юниоров непривычная тишина. Парни кожей чувствовали приближение завтрашнего матча. Вильям Лит, с бородой густой, как мех выдры, и весом примерно с небольшой автомобиль, хотя ему только что исполнилось восемнадцать, наклонился к Кевину и шепнул голосом, каким в фильмах про тюрьму просят нож, выточенный из зубной щетки:
– У тебя снюс есть?
В прошлом сезоне Давид в разговоре с Бенгтом упомянул, что одна подушечка снюса приносит больше вреда, чем ящик пива, и с тех пор Бенгт и родители готовы с юниоров скальп снять, если увидят на кармане джинсов потертость круглой формы от коробочки снюса.
– Нет, – ответил Кевин.
Лит благодарно кивнул и отправился на промысел дальше по раздевалке. Они играли вместе на первой линии, но, несмотря на то что Лит был крупнее и старше, Кевин всегда оставался безоговорочным авторитетом. Беньи, который пользовался чуть большим авторитетом, нежели Лит, дремал, лежа на полу, но, потянувшись за клюшкой, наподдал Кевину в живот.
– Какого хрена?! – рявкнул Кевин.
– Дай снюс, – попросил Беньи.
– Слышь, гондон, ты чё, оглох? Бросил я.
Беньи так и лежал на полу, не спуская глаз с Кевина, и продолжал тыкать его клюшкой в живот, пока тот не достал из кармана куртки почти полную упаковку со снюсом.
– Когда ты уже поймешь, что мне бесполезно врать? – улыбнулся Беньи.
– Когда ты уже начнешь сам покупать себе снюс? – ответил Кевин.
– Возможно, это случится одновременно.
Лит вернулся несолоно хлебавши и радостно кивнул Кевину:
– Твои предки завтра будут на матче? Мать моя всей родне билеты купила!
