скачать книгу бесплатно
– По-моему, это то, что мне сейчас нужно, – решилась я, прислушиваясь к этому ворохтанию. – Именно так: послать к чертям всё, что осложняет мне жизнь. Когда выезжаем?
Автобус подпрыгнул на ухабе, возвращая меня в настоящее. Прошло минут сорок пути, и мы уже въезжали в посёлок с названием «Курортное» – именно так было написано на придорожном указателе. Тем временем тьма воцарилась окончательно, целиком заполнив заоконное пространство. По мере сил темноту разгоняли лампочки, подвешенные у ворот увитых зеленью домишек, которые начались почти сразу за указателем. Посёлок был преимущественно одноэтажным, но низкорослость домов с лихвой восполнялась крутизной улиц. По одной такой, выложенной бетонными плитами, автобусик взобрался наверх, подпрыгивая на стыках. По второй спустился к пляжу и остановился на песке. Приехали.
Все выбрались наружу, вытащили рюкзаки. Море плескалось неподалёку тёмной массой. Напротив моря мерцал огнями посёлок. Возле бетонного откоса между пляжем и ближайшим домиком грудились собранные в кучу столики, видимо, днём здесь работало летнее кафе. Сейчас же от пляжа веяло заброшенностью и одиночеством. «Вернуться, что ли?» – подумалось с вдруг кольнувшей тоской, и я почти с паникой посмотрела вслед уехавшему автобусу. А Арсений скомандовал, надевая рюкзак:
– Пошли!
Сразу пойти у меня не получилось – завозилась с ремнями-лямками, в которые уже вроде приноровилась влезать, но – пристроив рюкзак на подходящей по высоте поверхности. А вот так, с песка, он никак не надевался. Я пыхтела, чувствуя себя неожиданно беспомощной – ну как же, не могу справиться сама! И тут ко мне молча подошёл мальчик Олег, поднял рюкзак, подождал, пока я продену в лямки плечи. Принимать его помощь было неожиданно приятно. Его подруга Соня тоже топталась рядом, дожидаясь нас обоих. Дождалась, и мы втроём припустили догонять остальных, которые уже шли параллельно морю, погружаясь в сгустившуюся до чернильности темноту.
Глава 3
Я почему-то ждала, что вот мы отойдём от посёлка километров на несколько, и берег станет необитаемым. Я ждала этой необитаемости, досадуя на фонари каких-то сараев и стоянок, то и дело попадавшихся нам в первые минут пятнадцать ходьбы: после слепящих ламп, заливающих светом трёхметровые объёмы пространства, глаза напрочь отказывались различать что-либо в темноте, непроницаемо облеплявшую нас сразу после границы очередного освещённого «оазиса». И после каждой такой стоянки – а их попалось с десяток – я шла практически на ощупь, прислушиваясь к шагам идущей впереди Сони и вытаскивая подошвы кроссовок, вязнущие в песке пляжа. С каждым шагом рюкзак, который кроме нескольких моих футболок, штанов, спальника и куртки оттягивался четырьмя литрами воды и тентом от поделённой на троих палатки, становился всё тяжелее, лямки давили на плечи всё сильнее.
Через какое-то время песок кончился – пляж уперся в обрывистый берег в мой рост высотой. Арсений постоял немного, исследуя препятствие, а потом полез наверх, цепляясь руками и ставя ноги в одному ему видимые ямки.
– Забирайтесь! – скомандовал он, стоя наверху.
Следом за ним по склону взобралась Оля, которую Арсений перехватил за протянутую руку и легко втащил наверх. Я пошла следующей. Ощупала почти отвесную стену, нашла ямки руками, нашарила ногой и полезла. Однако мне удалось сделать всего пару движений – рука не дотянулась до руки, протянутой Арсением, нога, не найдя очередной ямки, заскользила вниз, и я сползла по склону, чувствуя, как проклятый рюкзак заваливается набок, кофта задирается кверху, а сухая глина обдирает кожу на животе.
– Ты чего? – всполошилась Анна
– Скользко… Подошвы не держат… Круто очень, – прошипела я, чувствуя себя неуклюжей коровой. Ободранный живот саднило.
– А давайте вот здесь попробуем! – предложила Соня и взяла чуть левее. – Здесь что-то вроде тропки, поднимайтесь! Олег, давай, ты первым, и руку подашь.
Олег молча взобрался наверх, за ним полезла Соня, потом Таня, потом Анна. И теперь все они стояли на верху тёмными силуэтами на фоне чуть менее тёмного неба. Как у них ловко получается! А я – корова-коровой!
– Люба, давай! – подбодрила Анна, и я, стиснув зубы, опять полезла на штурм откоса, цепляясь руками, ногами и всей своей злостью к ситуации, которая заставила меня выглядеть смешной.
Руку мне протянул не Олег, а Арсений, выдернув, как репку – я буквально упала на колени, чувствуя, как съезжает на затылок проклятый рюкзак. «Ну точно – корова!», – стоя на коленях с рюкзаком на загривке я нравилась себе всё меньше и меньше. Как они все, наверное, веселятся по поводу моей дурацкой неуклюжести!
Я встала с колен, поправляя рюкзак. Веселиться никто и не думал – народ, насколько я смогла угадать в потёмках, уже вытягивался на тропке в цепочку по одному. По плотной глинистой тропе идти стало легче – ноги уже не увязали. И в то же время – страшнее. Тропа была утыкана камнями, и, споткнувшись пару раз, я стала ступать осторожнее. Откуда-то вдруг появился страх, что я непременно оступлюсь и подверну ногу. И тогда их поход накроется медным тазом. Из-за меня накроется. Из-за моей неловкости.
Тропка, чуть более светлая, чем остальная поверхность, угадывалась хорошо – глаза привыкли к темноте. Однако я так боялась рухнуть, чего-нибедь себе подвернуть и испортить всем жизнь, что изо всех сил таращилась в темноту, разглядывая дорогу.
Вскоре перед глазами зарябили мелкие «мухи», как на экране телевизора с неуверенным приёмом.
– У меня какая-то рябь перед глазами…
– Это от перенапряжения, расслабься, – посоветовал Арсений. Он уже спускался с тропы опять на песок пляжа. Спуск был гораздо более пологим, чем подъём, и это радовало. Впрочем, радовалась я недолго – вскоре наша группа набрела на очередной «оазис». На этот раз пятна света выхватывали какие-то стены и серые тряпки, занавесившие проход.
Мы остановились, соображая, куда идти. Под ноги кинулась мелкая рыжая собачонка и залилась визгливым лаем. Арсений молча подался влево, ближе к морю, мы потянулись за ним и опять остановились, на этот раз возле характерно пованивающей ложбинки. Чтобы попасть на песчаный пляж, нужно было форсировать это стихийное отхожее место.
«Это уже слишком!» – мысленно возмутилась я, досадуя, что после таких приключений и такого перехода – лезла куда-то, живот ободрала, ногу чуть не подвернула – мы опять вышли к столь недвусмысленным признакам обжитой территории. Но тут и Арсений сообразил, что к чему:
– Так, что-то куда-то мы не туда… Возвращаемся к фонарям.
Возле фонарей нас встречали толстый мордастый мужик в белой поварской куртке и всё та же рыжая собачонка.
– Где тут тропа, не подскажете? – вежливо спросил Арсений.
Мужик, пересчитал нас взглядом:
– Турысты, что ли? Суда ходы!
Он откинул тряпку и открыл проход между двумя рядами врытых в землю столиков. Сверху над столиками был натянут тент, справа, у крутого берега, расположилось что-то вроде стойки бара с бутылками воды, банками пива и яркими упаковками всяческих чипсов-орешков-сухариков. За стойкой хозяйничала пара полуголых подростков, смуглых, чернявых, развязных.
– Эй, откуда идошь? – крикнул один из них с сильным акцентом.
– Из Москвы, – спокойно ответил Арсений, не сбавляя хода.
– Эй, Москва, иды сюда, пиво пить будэм! – встрял второй, и я не выдержала:
– Мы не пьём пива! «Эй» будешь маме своей говорить, понял? Устроили тут харчевню, тропу перегородили!
– Тихо, ты что! – одёрнула меня Анна. – Зачем скандалишь? Они же выпившие!
– И что с того, что выпившие? – я сбавила тон, но возмущаться не перестала. – Значит, можно нас как сквозь строй пропускать? Сидят, рожи наглые, задираются!
– Люба, успокойся, – негромко вмешался Арсений. – Меньше обращай на них внимания. Они ведь нам не мешают. Зачем напрашиваться на скандал?
Я фыркнула и замолчала. Действительно, что это я? Хотя наглые щенки, наглые, лет по шестнадцать ведь, не больше!
Пацанята в таком возрасте мне с избытком в Анталье попадались в отельной обслуге. Но те голос особо не подавали – улыбались только и молча работали. Вышколенные были ребятки, попробовали бы так вякнуть на туристов – мигом бы с работы вылетели. А эти – дикие совсем, дети природы.
– Наглые, управы на них нету, – высказалась я, остывая.
– Нету, – согласился Арсений. – Они тут потихоньку землю у моря обживают и даже местная власть ничего с ними сделать не может. Люба, скажи, а ты всегда нападаешь, когда тебе что-то не нравиться? Или иногда пробуешь договориться?
«Договариваться ещё… со всякими!» – мысленно дёрнулась я, и молча пожала плечами.
После «самостийного» кафе тропа недолго оставалась твёрдой. Совсем скоро крутой берег отступил вправо, и ноги опять нащупали зыбкий песок. А я окончательно рассталась с надеждой на дикие места – пляж был заселён, и очень густо. Нам то и дело попадались палатки, распяленные между крупных валунов. Кое-где эти тряпочные домики окружали стихийные дворики – выложенные мелкими голышами площадки. Голыши были белыми и хорошо заметными при свете взошедшей почти полной луны, и мы ступали между ними, обходя очередное обиталище. Обитатели этих палаток не спали – наша группа прошла мимо звуков гитары, мимо музыки из проигрывателя, мимо экзотических барабанных ритмов. На барабанах играли в сборище странных людей, которые делали что-то загадочное с факелами, рисуя в ночи огненные круги, сходясь и расходясь в выложенном голышами пространстве, по краям которого сидели полуголые зрители.
Мы прошли мимо представления, выйдя на двоих «стражников»: то ли обкуренных, то ли поддатых кудлатых парней, один – в бороде и бандане, второй – в круглых очках и бейсболке, из-под которой свисали длинные пряди волос. Парни сидели по краям тропы. Когда я с ними поравнялась, очкастый сказал:
– Хоп!
Он сделал паузу, будто ожидая отзыва и махнул рукой,
– И это не наша. Хоп! – это уже с ними поравнялась Анна.
– Что за хмыри? – спросила я в полголоса и морщась – от всей этой тусовки очень уж повеяло Маришкиным Демьяном. – Какое-то сборище наркоманов!
– Да, здесь, в Лисьей бухте, всякого народа хватает, – услышал меня Арсений. – Люди с природой сливаются. А главное, никто никому не мешает. Эй, народ, предлагаю окунуться в море!
Народ согласно сгрудился вокруг Арсения, побросав рюкзаки и начав разоблачаться. К моему изумлению – до нага. Впрочем, нагота в ночной тьме выглядела вполне безобидно и я, цыкнув на собственную зажатость, стянула кофту, скинула кроссовки, закатала штанины и пошла к морю. Вода была парной. Но желания раздеться и нырнуть у меня не появилось, и даже пример остальных, погрузившихся в тёплое море целиком, не подстегнул. Во-первых, плаваю я чисто условно, во-вторых ночное купание пугало, в третьих раздеваться до гола, даже в потёмках… Нет уж, вот прополощу царапины на пузе, и хватит с меня. Царапины защипало от солёной воды. Народ выкупался, оделся, разобрал рюкзаки, и мы пошли дальше.
А потом меня заклинило. Луна спряталась, и глаза, уставшие вглядываться в темноту, вдруг забастовали и разом отказались видеть что-либо. И я чуть не свалилась на очередную палатку, споткнувшись о валун – спокойный мужской голос изнутри посоветовал принять правее. Потом оступилась-таки на опять ставшей плотной тропе, неловко наступив на камень и потянув щиколотку. А когда Арсений привёл нас к очередной «козьей» тропе и попёр по склону вверх, я вдруг впала в дикий, просто животный ужас, всем телом чувствуя, что в темноте слева – пропасть, и стоит мне сделать хоть одно неловкое движение…
Неловкими стали все движения. Да и рюкзак опять начал свой самостоятельный танец, ёрзая на спине и постоянно смещая центр тяжести влево, в сторону невидимой, но от того не менее ужасной пустоты. И тогда я наплевала на остатки гордости и полезла в горку на четвереньках, цепляясь за грунт всеми конечностями.
Тропа закончилась на плоской площадке.
– Мы пришли? – прохрипела я, чувствуя, что резерв моей выносливости – на нуле.
– Почти, – сказал Арсений. – Все тут? Ещё чуть по склону – и мы на месте.
Чуть по склону я вползла буквально на остатках самолюбия. Тропа была не страшной, широкой и основательной, но ноги уже отказывались работать. Когда я докарабкалась, все остальные уже сбросили рюкзаки и ждали меня на краю каких-то низкорослых зарослей, видных тёмными силуэтами на фоне чуть более светлого неба.
– Уф, – я сбросила рюкзак и уселась прямо на тёплую землю, не в силах больше сделать ни шага.
– Ты рано уселась, – сказал Арсений. – Нам нужно пройти чуть дальше и поставить палатки… Хотя ладно, сиди, сначала место найдём. У кого есть фонарики?
– У меня есть, – я нашарила фонарь в кармане рюкзака. Свои фонари нашлись у Оли и Олега, и народ, подсвечивая себе под ноги жидкими лучиками, отправился на разведку. Я же легла прямо на землю и уставилась в звёздное небо. Звёзды были крупными и немного покачивались.
– Ты зря легла, – наткнулся на меня Арсений чуть погодя, – тут живность всякая водится.
– Змеи, что ли? – вяло поинтересовалась я, садясь. Я так устала, что мне было всё равно.
– Нет, змей тут нет. Ладно, бери свой рюкзак, пошли.
Сам он взял два рюкзака, народ, появившийся из темноты, расхватал свою поклажу, и все пошли на свет фонарика, которым, как звездой во лбу, светила Оля. Как ни странно, но у меня ещё нашлись силы разобраться, как поставить палатку (не очень сложно, как оказалось, если бы не потёмки), расстелить спальник, втащить рюкзак (Арсений припугнул, что если оставить его снаружи, может пропасть что-нибудь). Устроившись кое-как, упираясь ногами в кучу из трёх рюкзаков, а плечами – в бока соседок, я, наконец, провалилась в долгожданный спасительный сон.
Спала я некрепко и тревожно, мне снились какие-то переезды, беготня, хлопоты. А под утро приснилось, что я только что приехала в Москву и ищу свой новый дом. И всё никак не могу найти, таскаясь по знакомым улицам, которые вдруг делаются другими, изгибаются непривычными углами и подсовывают незнакомые тупики. Даже вынырнув из сна, я какое-то время вспоминала куда же мне нужно было свернуть, вправо или влево. И только открыв глаза и увидев зеленоватый свет, пробивавшийся снаружи сквозь палаточные стенки, я вспомнила, где я. И, кряхтя, принялась выбираться наружу, перелезая через соседок. Всё тело болело неимоверно: ломило плечи, шею, икры, поясницу. И хотелось поскорее выбраться на простор, чтобы расправить уже эти свои части, затекшие от неудобной ночёвки в тесноте и на твёрдой земле.
Место, где мы остановились лагерем, оказалось премилым: рощица из молоденьких сосенок, высаженных рядами. Две палатки, наша и Арсения, стояли рядышком. Олег и Соня свой ярко-оранжевый домик собрали поодаль, по диагонали от нас, на другой стороне полянки со следами старого кострища.
Я потянулась, расправляя ноющее от вчерашних событий тело, и отправилась осматривать окрестности. Первым делом я вышла к обрывистому краю – оказывается, мы остановились на своеобразном плато. Почти сразу за нашей рощицей начинался глубокий овраг и его склоны, шедшие ровными террасами, тоже были засажены молодыми соснами. За оврагом изгибался берег моря, в его ближайшей излучине возвышался сказочный город с крепостными стенами и персидским дворцом с башнями, куполами и арками. «Отель там, что ли, какой-нибудь?» – я всматривалась, пытаясь угадать.
Вдруг вспомнился сон, как металась по улицам и тупикам. А ведь примерно так у меня в Москве поначалу и получилось…
Я приехала тогда из Пензы, имея чёткий план дальнейших действий: устроюсь на работу к этому мебельному дельцу, куплю подходящее жильё, заберу Маришку. Я была уверена, что всё у меня получится: развернусь, взлечу, сделаю себе жизнь, какую хочется! Но столица в момент откорректировала мои планы.
Знакомец мужа одноклассницы, когда я его, наконец, отыскала, предварительно изведя горсть жетонов в телефоне-автомате (и как мы обходились без мобильников?) и выспросив у ответившей женщины, где можно найти директора фирмы «Искандер», совсем не обрадовался моему появлению. За ту неделю, что я с ним созвонилась из Пензы, собралась в дорогу и добралась, на дельца успела наехать собственная «крыша». То ли они ему оброк увеличили, а он не согласился, то ли по старым договорённостям не заплатил – подробностей я так и не узнала. Но на пепелище, оставшимся на месте недавнего цеха по изготовлению диванов (а точнее – на месте спаренных гаражей на задворках окраинного гаражного кооператива), полюбовалась. «И… куда мне теперь?» – спросила я тогда своего несостоявшегося работодателя. «Не знаю», – пожал плечами тот. – Ты где остановилась-то?» «Пока нигде… Сниму что-нибудь, вон объявлений сколько, что квартиры сдают.» «На столбах, что ли? Ты им не верь. Жулики. Хотя все они тут в Москве жулики… Газету купи, там поищи. И не плати вперёд, пока не поселишься. Поняла?» Я кивнула, благодарная хотя бы за эти советы, и он отвернулся, продолжив перебирать обгоревшие останки своего бизнеса, складывая в кучку какие-то закопчённые железки.
Обратно к остановке метро я шла, пытаясь справиться с паникой, застрявшей комом в горле. Мужчины! Никакой на них надежды! И этот – зазвал, пообещал работу, я сорвалась, всё бросила, ребёнка оставила! А он! А он бросил меня на произвол судьбы в этом огромном и чужом городе.
Нюнилась я недолго. Увидев киоск с газетами, тут же словно очнулась. Прикрикнула на себя строго: «А кто обещал, что будет легко?», – и купила то, что посоветовала киоскёрша: «Вот эту газету возьмите, сегодняшняя. Там очень много комнат сдают». Рука у тётки оказалась лёгкой. Запасясь у неё же очередной горстью жетонов для телефона-автомата, я с четвёртого звонка попала на ещё не сданную и недорогую комнату поблизости от метро, договорилась с агентом и вскоре уже осматривала запущенную неопрятную комнатушку у Первомайской. Соседкой и владелицей квартиры была глуховатая бабка. Она показалась мне вполне безобидной, комната – приемлемой, всё равно я в ней собиралась пожить месяца два-три, пока не куплю себе что-нибудь. Цена за комнату тоже устроила – судя по объявлениям в газете, дешевле в Москве не сдавали. Жалко было только агенту платить комиссионные, но с этим пришлось смириться.
В квартире у глуховатой и, как очень скоро выяснилось, маловменяемой бабы Мани я прожила почти два года. Так уж сложилось. Выяснилось, что на те деньги, что я привезла из Пензы, в Москве и комнаты не купить. Можно было попробовать купить комнату в Подмосковье, но к тому времени я поняла, что жизнь в коммуналке – не для меня. Баба Маня, оставлявшая серые вонючие мыльные хлопья в ванной и то и дело забывающая смывать унитаз демонстрировала все прелести подобного соседства. И это она ещё тихая старушка, а если какие-нибудь скандальные соседи попадутся? Нет уж. И на исходе первого месяца жизни в Москве я составила новый план: устраиваюсь на денежную работу, собираю разницу и покупает однокомнатную квартиру.
Из всех денежных, существующих в столице работ, меня, иногороднюю, взяли только на две: в продавцы овощей на базаре и администратором в сауну. Продавцом я устроилась самостоятельно, проработала два месяца и ушла, когда мне совсем уже опротивело обвешивать покупателей и выдавать на выпивку участковому и рыночным охранникам. А иначе здесь, в Москве торговать не получалось. Без обвешиваний выручка была смехотворной, да ещё и недостачи по весу откуда-то вылезали (я подозревала, что хозяин Рафаил, в просторечии Рафик, мне самой товар выдавал с недовесом, но ничего доказать не могла). Без подмазывания участкового и охранников у меня были все шансы попасть под проверку какой-нибудь санитарной или торговой инспекции со всеми сопутствующими актами и протоколами. Им же нужно ловить кого-нибудь для отчётности… Обычно ловили новеньких, кто не смог договориться.
В общем мне, вроде бы знакомой с торговлей по пензенскому рынку, московский беспредел вскоре опротивел до тошноты. Денег таких уж больших эта работа не давала, нервотрёпка одна. Да и торчать за прилавком приходилось по десять часов и без выходных. Поэтому когда мне подвернулась вторая работа, администратором в сауне, сутки работаешь, трое дома, я думала недолго. Да и соседка по площадке Лизавета, сватая это место, очень уж нахваливала мне «счастливую возможность».
Лизавета приехала в Москву из Краснодара, вместе с дочерью снимала соседнюю однокомнатную квартиру, и мы довольно быстро с ней подружились – сначала здоровались в подъезде, а потом она стала подходить ко мне на рынке за овощами. Отпускала я ей по-соседски, без обвеса.
«Любка, даже не думай, такие места просто так не достаются, – говорила мне Лизавета, «сватая» банную вакансию. – Знаешь, какие деньжищи Светка там огребала!\
– Какие?
– Да с чаевыми за тысячу долларов в месяц иной раз выходит! Я бы сама пошла, да им молодые нужны, до тридцати!
– Эй, а там не это, не бордель?, – насторожилась я. Тогда, в середине девяностых тысяча долларов в месяц была просто фантастической суммой.
– Да ну, какой там бордель, – отмахнулась Лизавета. – Ну, приезжают люди расслабиться после работы. Так никто же тебя не заставляет их в этом смысле обслуживать – они со своими девками приезжают.
– А Светка тогда почему уходит? – всё ещё не верила я.
– Из-за Вадика, – вздохнула Лизавета. – Ревнует он. Говорит, что пусть она лучше в институт поступает и курьером работать идёт. А он будет нам деньгами помогать. Же-е-них!
В Лизаветином «же-ених» были одновременно и досада, и восхищение. А я подумала тогда, что опять мужская глупость вмешивается в женские дела и всё портит. Хотя, это Светке портит. А мне, получается, наоборот шанс даёт заработать.
Сауна, оборудованная с разухабистым шиком, располагалась в одном из подвалов в Измайлове. Я даже не предполагала, что такое можно назвать баней: большой холл с неглубоким бассейном и встроенной в пол круглой пузырящейся ванной (так я впервые увидела джакузи). В одном углу – столик с лавками и телевизор. Во втором – пара кресел под пушистой искусственной пальмой. Чуть поодаль – двери в бильярдную, две спальни с широченными кроватями и бар со столиками и стойкой, уставленной пёстрыми бутылками с алкоголем. Собственно сауна занимала в этом интерьере немного места, меньше чем каждая из спален. И сделана была как-то странно: вход, длинная полка вдоль одной стены, короткая напротив входа, третья стена – тонированное стекло, сквозь которое виден бассейн. Возле стекла – что-то вроде жаровни с горячими камнями, поставленной как-то так, что ничего не стоило оступиться и сесть на эти камни голой задницей.
Впрочем, за почти два года моей работы на камни уселся только один человек, Николай.
Они гуляли шумной компанией, шестеро мужчин, трое женщин. Гуляли широко, то ли сделку какую-то праздновали, то ли чей-то день рождения. Я тогда не поняла, да мне и не важно было. Артур, хозяин заведения, в первый же день, придирчиво осмотрев меня при приёме и одобрительно кивнув на Светкины слова «Вот, подружку привела. Между прочим, с высшим образованием!», сказал: «Годишься. Но учти, будешь любопытничать – долго здесь не просидишь, выгоню. Знаешь пословицу «меньше знаешь, крепче спишь»? Вот. И больше заработаешь».
Я и не любопытничала, работала себе, исправно собирая действительно внушительные чаевые. Но волей-неволей замечала и запоминала многое. Заметила распальцовку четверых квадратных мужчин с бритыми затылками, завсегдатаев, которых обычно принимал сам Артур, а я была на подхвате, каждый раз дивясь уважительному лебезению хозяина. Видимо, эти бритоголовые были его «крышей». Запомнила щенячий восторг группы, с которой работала в свою самую первую смену – молодёжь, девчонки и мальчишки лет по семнадцати, явно гуляла на родительские деньги. Судя по оплаченному времени и количеству заказанного спиртного – немалые. В другой раз я отметила решимость полнотелой блондинки, ошалевшей от собственной греховности – было похоже, что дамочка впервые изменяла мужу и ещё не привыкла. Запомнилось мне и сальное вожделение её спутника, который раскошелился на свидание в бане за полцены – в утренние часы у нас была скидка.
За два года я много чего в этой сауне повидала. И празднование дня рождения директора налоговой инспекции: набилось человек пятнадцать, все не столько парились, сколько пели караоке и с визгом (визжала женская часть состава, видимо, инспекторши) прыгали в бассейн. И обмывание новой звёздочки на погонах какого-то силовика. Силовик упился на радостях, напарился, сиганул в бассейн и чуть не утонул, сердце прихватило. Пришлось отпаивать его нитроглицерином. Я даже «скорую» хотела вызвать, наплевав на запрет Артура вызывать в сауну врачей и прочих и на наказ сначала звонить ему. Но тут вызывать врачей мне запретил сам «клиент» – мол, не дай бог, жена узнает, что он в бане был, неприятности будут, тесть у него большой начальник. Не знаю, почему он мне так подробно рассказывал – может, испугался, вот и разговорился, пока на кровати лежал. Ничего, обошлось, полежал, остыл, отпустило. Своими ногами домой ушёл.
Лица посетителей сауны мелькали калейдоскопом. Оказалось, что жених Лизаветиной Светки был не очень-то и неправ. Сауна хоть и не была стопроцентным борделем, специфику всё-таки имела определённую. Но права была и Лизавета – в мои обязанности ублажение гостей не входило. Мне и других хлопот хватало: деньги принять, время записать, чай приготовить, чистые простыни и полотенца подать, фрукты принести, спиртное выдать, проследить, чтобы гости имущество не попортили, а если вдруг попортили – в счёт за баню включить. Ну и убирать за ними, разумеется. Работала я сутки через трое, и довольно быстро втянулась в этот ритм. С утра баня чаще всего пустовала, наплыв желающих «помыться» начинался часов так с трёх. И мог продолжаться часов до восьми утра, если сауну на ночь выкупали под какой-нибудь мальчишник, девишник или корпоратив. Были и свои минусы в работе – иногда приходилось убирать блевотину за перепившими «отдыхающими». Почти всегда – использованные презервативы из-под обеих кроватей. Очень редко – отбиваться от игривых сластолюбцев, находивших мои линии под голубой, как у хирургической медсестры, униформой достаточно аппетитными для их внимания. Таким затейникам я объясняла, что на этот случай есть профессионалки, в каждой газете телефоны пропечатаны. А у меня другие обязанности. И денег мне и так хватает.
Место и впрямь оказалось вполне денежным. Чаевых, которыми меня одаривали шумно гуляющие компании, за месяц набегало на вторую зарплату. Подработкой в выходные – я телеграммы носила и подъезды мыла – я добирала ещё кое-какие денежки. Но через два года работы сауна эта стала мне уже надоедать. Да и жить с бабой Маней тоже стало совсем невмоготу – бабка впадала в слабоумие стремительно, только что под себя не ходила, а поганец-внук, потенциальный наследник квартиры, появлялся за два года раза четыре. Цены на недвижимость росли ещё быстрее, чем бабманино слабоумие, на отдельную квартиру мне по-прежнему не хватало. И я всё-таки пересмотрела свои планы насчёт комнаты и к исходу второго года работы в сауне Артура купила себе комнату в чистенькой коммуналке на Беговой. Распрощавшись с бабой Маней, я переехала, занялась пропиской и уже предвкушала, как, став полноправной москвичкой, найду себе нормальную работу.
И тут появился Николай.
В ту смену баню на ночь арендовали девятеро, шестеро мужчин и три дамы. И уже к одиннадцати ночи они загоняли меня просьбами: чаю им, пива, дубовых веничков, холодного «сочку». Приносила, что просили, заранее настраиваясь на щедрые чаевые. И никого особенно не рассматривала – насмотрелась за два года. Поэтому и Николая я увидела и разглядела только после того, как он уселся на горячие камни. И ничто ведь не ёкнуло в груди, ни когда я приносила им очередной чайник, ни когда сухие простыни выдавала. И даже когда ко мне прибежала одна из девиц, выпучив глаза и придерживая простыню у розовых распаренных тяжёлых грудей – «Срочно «скорую!» – я подумала, что у кого-то опять с сердцем плохо и кинулась за нитроглицерином.
– Коленька на печку сел! – остановила меня девица – У него всё прижарилось!
Прежде чем звонить Артуру, нужно было увидеть, насколько всё там у этого «прижаренного» серьёзно.
– Ожог? Пойдёмте, взгляну, – угомонила я девицу, прихватывая баночку с гусиным жиром. Жир здесь стоял как раз на случай ожогов – народное средство, сменщица Таня принесла, обварившись на дежурстве кипятком. И сдавая смену хвасталась, как быстро всё заживает.
– А вы – врач? – засомневалась девица.
– Сестра милосердия, – хмыкнула я. – Пойдёмте.
– Вот, – сказала девица, заводя меня в одну из спален, где лежало на животе роскошное мускулистое мужское тело. – Это дежурная медсестра.
– На что жалуетесь? – выдала я, решительно наклоняясь к мужскому заду. Зад был пятнистым – камни оставили ярко-красные отметины – и в одном месте вздувался волдырём ожога. Мужику повезло – камней он, похоже, только коснулся. Я зачерпнула жира на пальцы, растёрла и смазала многострадальную задницу, едва её касаясь. Мужчина закряхтел, постанывая, а потом повернул ко мне голову:
– Какие нежные пальчики… Как зовут тебя, сестричка?
– Любовь Сергеевна, – сказала я официальным голосом. Ишь ты, пальчики!
