Воля над Хаосом

1.2.1. Доктрины прогресса принципиально европоцентричны. Предполагается наличие некоторой нормативной и единой для всех обществ последовательности политических, культурных и технологических преобразований, отклонение от которой ведет к отставанию от обществ, движущихся по нормативной кривой. Фундаментальным концептом современных прогрессистских теорий становится модернизация. Признаки модернизации варьируют от концепции к концепции, но для нашей темы мы выделим следующие моменты:

– противопоставление модернизации традиционным формам общества (отсюда проистекают концепт Традиции и противоречие Традиция – Модерн);

– секуляризация, которая признается необходимым условием и неизбежным следствием модернизации;

– процесс технических инноваций – техногенез;

– единообразные формы социально-политического устройства – мягкое управление поведением и установками широких масс на основе различных вариантов представительской демократии;

– определенный тип мышления, лежащий в основе управленческой деятельности, секуляризации и техногенеза.

Модернизация предстает глобальным необратимым и унифицирующим явлением. В современных доктринах прогресса носителем нормативности выступает Запад – основной (в настоящее время) инициатор техногенеза, построивший социальные структуры, обеспечивающие быстрое развитие. Модернизация – системное явление: техно-, культуро- и социогенез взаимосвязаны и рассматриваются как запрограммированные своего рода «культурной ДНК» Запада. Отклонения от нормативного хода истории и реализация иной культурной модели рассматриваются как заведомо малоэффективные, чреватые прекращением социального развития и срывом техногенеза. Доктрины модернизации задают и проекты выживания – нужно уподобиться лидеру, а для этого – изменить свою «культурную ДНК». Модернизационные доктрины позволяют выделить важный фактор – автономный техногенез, развитие технологий, которые являются не отражением эволюции культуры и не ответом на вызовы, а определяются всей совокупностью взаимодействующих технологий.

1.2.2. Существующие концепции прогресса интересны описанием модернизационных механизмов и неизбежно вытекающей из них идеи автономизации техногенеза. Доктрины непрерывного роста выделяют некоторые взаимосвязанные и очевидные линии: усложнение технологий, усложнение порядка управления, усложнение мышления. Концепции прогресса преобладали в Х^ веке, были потеснены циклическими теориями в ХХ и нынче вновь начинают занимать существенное место, фиксируя факт появления автономного техногенеза. Собственно, именно впервые в истории появившееся и наблюдаемое последние триста лет непрерывное технологическое развитие и является главным доводом в пользу этих концепций. Технологизация производства позволяет осуществлять перенос принципов техногенеза на социальные и культурные процессы, по отношению к которым разрабатываются социокультурные управленческие технологии. Факт техногенеза экстраполируется и на более ранние эпохи, которые рассматриваются как медленное движение к современности. Техногенез начинает рассматриваться как своего рода аттрактор. При этом в тень уходят другие факторы, в первую очередь культуро- и этногенез, отнюдь не исчезнувшие. На Западе, в первую очередь в США, созданы социальные структуры, сводящие к минимуму социальные и культурные препятствия инновационному развитию, однако сколь долго продлится этот процесс, до сих пор неясно. Тип техногенеза и культурно-социально-политическое устройство оказываются тесно взаимосвязанными.

Возникает вопрос о возможности вариантов модернизации, отличающихся от западного направления развития. Возможен ли техногенез не в сочетании с секуляризацией и культурной унификацией, а при одновременном усилении религиозной и культурной жизни?

1.2.3. Модернизация западного типа тесно связана с преобладанием вполне определенных форм рационального мышления, и эти ограниченные формы проецируются на техническую эволюцию. Рациональное мышление постулирует законосообразность всех процессов, что отражается и в представлениях об устройстве Мира, и в идее господства законов в социальной жизни, которые должны соответствовать объективным законам истории, определяющим историческое движение в заданном этими законами направлении. Отсюда и единственность, и нормативность исторической траектории, реализованной Западом.

Рациональное мышление направлено на нахождение базовых элементарных, дискретных и независимых друг от друга единиц, из которых строится Мир (и это ведет к появлению универсальных теорий) и из которых можно построить управляемую окружающую среду (так возникают «технологии строительства» и весь мир современной техники, собираемый подобно строящемуся зданию из элементарных дискретных единиц-«камней»). Мышление рафинируется, и как наследник метафоры строительного камня возникает метафора цифры.

Основная метафора прогрессистских моделей – непрерывное строительство, стройка, не имеющая завершения. Образ такой стройки – Вавилонская Башня. В основе строительства лежит план. Упадка как такового нет, проблемы преодолеваются правильным планированием. В отношении финальной стадии в последние годы представления сместились от «конца истории» Фукуямы до предчувствий различных глобальных институциональных изменений вплоть до «точки сингулярности» Винджа и Курцвейля, вплотную приближающихся к концепциям Перехода к Иному. В мягком варианте это смена технологического уклада (начало 6-го).

Теории прогресса несут на себе следы «травмы обусловленности», неявно предполагая наличие механизма появления нового, не зависящего от человеческой воли. Результат задан: новые качества порождаются в ходе случайных колебаний и отбора, но выживают только те, что направляют историческое движение к заранее заданному аттрактору. Формационные и модернизационные модели помещают человека внутрь фатально предопределенных процессов, в которых можно только соучаствовать: «свобода есть осознанная необходимость», свобода в том, чтобы примкнуть к прогрессу.

1.2.4. Для современной России (не занявшей вследствие катастрофы 1991 года доминирующего и ведущего положения в формировании 6-го технологического уклада) прогрессистские концепции оставляют либо возможность догоняющего развития, т. е. встраивание в нормативный ход истории, уподобление лидерам прогресса, отождествление с ними, либо поиск иного направления развития, целенаправленное отклонение от нормативной исторической кривой, поиск более сильных вариантов, нежели уже реализованные и планируемые.

1.3. Циклические модели, в отличие от прогрессистских концепций непрерывного развития, с одной стороны, признают равноценность и разнообразие форм исторической реализации, рассматривая западную модель лишь как одну из многих, с другой – более пессимистичны. Их метафора – цивилизации как живые организмы. Все циклические модели цивилизационного процесса описывают развитие цивилизаций/культур/этносов как жизненный цикл организма – от рождения до неизбежной смерти. Эти модели выявляют организмическое начало каждой цивилизации, преувеличивают его значение, выделяют его из сплошного многомерного потока истории и, следует признать, обладают большой прогностической силой. Эффективность их усиливается, когда циклические модели начинают рассматриваться не как красивый и изящный теоретический продукт, а как «инженерная» схема.

1.3.1. Красота циклических схем делает их чрезвычайно суггестивными. Нужно лишь принять, что общество (этнос, цивилизация) есть организм, подобный биологическому, и ничего более, и мы примем за реальность все, что проистекает из модели. Принимается в первую очередь однонаправленность развития любой цивилизации – от появления первичного малодифференцированного и высокоэнергетичного зародыша до высокодифференцированных «взрослых» форм с последующим старением и гибелью. Интерес к циклическим моделям обостряется, когда приходит ощущение исчерпания исторического цикла. Признаки упадка становятся зримыми, и маркеры циклических моделей, характеризующие завершение цикла, – узнаваемыми.

Циклические доктрины, следуя организмической метафоре, декларируют необратимость смены фаз.

Н. ДАНИЛЕВСКИЙ:

«Пятый закон культурно-исторического движения состоит в том, что период цивилизации каждого типа сравнительно очень короток, истощает силы его и вторично не возвращается»[9].

«Закон 5. Ход развития культурно-исторических типов всего ближе уподобляется тем многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения – относительно короток и истощает раз и навсегда их жизненную силу»[10].

К. ЛЕОНТЬЕВ уточняет характеристики основных фаз:

«Триединый процесс: 1) первоначальной простоты, 2) цветущего объединения и сложности и 3) вторичного смесительного упрощения, свойствен точно так же, как и всему существующему, и жизни человеческих обществ, государствам и целым культурным мирам»[11].

Характеристика финального этапа – вторичного упрощения:

«A) Утрата особенностей, отличавших дотоле деспотически сформированное целое дерево, животное, целую ткань, целый кристалл и т. д. от всего подобного и соседнего.

Б) Большее против прежнего сходство составных частей, большее внутреннее равенство, большее однообразие состава и т. п.

B) Утрата прежних строгих морфологических очертаний: все сливается, все свободнее и ровнее».

О. ШПЕНГЛЕР описывает единообразную форму упадка:

«Начало космополитической цивилизации. Угасание душевной творческой силы… Этико-практические тенденции иррелигиозного и неметафизического космополитизма.»;

«Внеисторическое окоченение и бессилие имперского механизма на фоне хищнической радости юных народов или чужеземных завоевателей.»[12].

Л. ГУМИЛЕВ переносит цикличность на более мелкую единицу – на этнос. Он также вводит понятие срока жизни и перечисляет основные фазы, которые проходит этнос в своем развитии:

– пассионарный подъем;

– акматическая фаза;

– надлом;

– инерционная фаза;

– обскурация;

– мемориальная фаза.

Важным аспектом оценки жизнеспособности этноса является пассионарность. Ее снижение означает движение к неумолимому концу. Закономерности этногенеза переносятся и на аналог цивилизации – суперэтнос, проходящий те же фатальные стадии[13].

А. ТОЙНБИ тоже рассматривает цивилизации как циклический процесс, избегая, однако, прямого переноса представлений о биологическом организме на организм цивилизационный. Тойнби вводит вариативность путей развития цивилизации. Для нашей темы важны аспекты стимуляции развития цивилизаций (Вызов-и-Ответ) и распада цивилизаций. Существенны также две реакции – архаизм и футуризм[14].

Понятно, что циклические доктрины представляют собой схематику, которая не всегда соответствует реальности. Однако в случае отождествления реальности и ее схематического описания легко получить вполне убедительный образ, которым можно оперировать в манипулятивных целях и который может служить картой по дальнейшим возможным траекториям управления. Из циклических концепций извлекается вполне определенный инструментарий:

– маркеры фаз;

– прогноз перехода к формам ближайших фаз;

– отождествление реально наблюдаемого состояния с определенной фазой на схеме циклического процесса в манипулятивных целях.

Большинство циклических концепций, рожденных в Европе и России, подводит к выводу о завершении европейского культурного цикла. И реальные процессы – сокращение мирового влияния, падение креативного потенциала – подозрительно точно соответствуют циклическим прогнозам. Европа действительно пока движется по шпенглеровскому графику, пассионарность коренного населения снижается на глазах, сформированы механизмы недопущения роста пассионарности и т. д. Насколько фактор техногенного развития позволит компенсировать пассионарный спад, все еще остается неясным. Циклические тезисы обладают не только манипулятивным, но и контрманипулятивным потенциалом.

Попытка преодолеть шпенглеровскую фатальность в недавней истории Европы уже была.

А. ГИТЛЕР:

«Я не последователь Освальда Шпенглера! Я не верю в закат Европы. Нет, я считаю своим провиденциальным призванием способствовать тому, чтобы он был предотвращен…

…должно ли это действительно быть концом нашей истории и, следовательно, наших народов? Нет! Мы не можем в это верить! Не закатом Европы должно это называться, а новым возрождением народов этой Европы!»[15].

Эта попытка потерпела неудачу, но есть ли концептуальная возможность преодолеть циклическую предопределенность?

1.3.2. В основании любой циклической модели лежит представление об основном организмическом процессе (ООП). Этот концепт справедлив в отношении любой организмической системы – биологического организма, биоценоза, биосферы, в том числе и социокультурной и цивилизационной динамики. Организмическая система изменяется во времени, сохраняя исходную целостность и смысловую идентичность, но движется при этом по фатальной траектории развития организма от начального малодифференцированного состояния ко все более дифференцированным и специализированным, и в конечном счете к распаду и смерти[16]. ООП неумолимо ограничивает жизнь биологических организмов, однако остается вопрос: насколько фатальна эта модель в отношении других организмических систем? И, самое главное, даже если принимать язык циклических моделей – из какой позиции можно изменить направленность ООП? Цивилизационный цикл ведет к дряхлению и смерти – как преодолеть смерть? Если наблюдаются маркеры упадка, то появляется ли возможность воздействия на эти маркеры, а через них и на сам циклический процесс (пример: если развитие есть функция от пассионарности, можно ли вернуться к более приемлемой фазе, воздействуя на уровень пассионарности)? Какие правила могут стать сильнее правил, обещающих нам исторические неприятности? И – более сильная постановка вопроса: что может быть выше любых правил?

Помимо последовательной смены фаз все циклические модели вводят представление о специфике форм именно этой цивилизации (этого этноса) и их отличиях от других. Циклы осваивают разнообразные смысловые пространства человеческой культуры, и это нечто совершенно иное, чем предзаданная траектория формационных переходов. Каждая цивилизация создает вполне определенные, только ей присущие формы, и в этом заключается ценность цивилизационного и этнического разнообразия. Но и здесь присутствует фатальность – фундаментальная идея, «генотип» цивилизации, который порождает именно эти формы, эту стилистику и противится чуждым для себя формам культуры. В этом пункте циклические модели оставляют лазейку: нахождение позиции, из которой можно произвести изменение «генотипа» цивилизации. Новое регулярно зарождается, но как создать новое этому народу и в этот временной период? Цикличность есть то, что следует преодолеть – и концептуально, и реально.

1.3.3. Феномен России не может адекватно отразиться в пространстве циклических моделей, отсюда и целый веер вариантов ее будущего – от радикально величественного (порождения нового культурного цикла – «Русско-сибирская культура» Шпенглера) и умеренно оптимистичного (плавного перехода к «золотой осени цивилизации» у Л. Гумилева) до крайне пессимистичного. Опираясь на одно толкование текущего состояния, легко увидеть завершение цивилизационного цикла – явно наблюдаемое падение пассионарности русского народа (сокращение и старение населения, отпадение территорий, в том числе и тех, где русские составляли до 40 % населения). Выделяя другие аспекты, столь же легко прийти и к противоположному выводу, о чем свидетельствует не менее явное наличие значительного процента активного населения (примеры: активность русских радикальных националистических организаций и большое число добровольцев, участвовавших в войнах от Приднестровья, Абхазии и Югославии до Донбасса) и высокий уровень творческой активности. Если из всего объема циклических аспектов вычленить именно эту струю и добавить ситуацию Вызова, то Ответом на него может быть лишь создание принципиально нового универсального проекта.

Оценки перспектив России всегда были и остаются противоречивыми. Еще век тому назад Россия рассматривалась как наиболее вероятный претендент на начало нового цивилизационного цикла.

В. ШУБАРТ:

«Россия – единственная страна, которая способна спасти Европу…

…На горизонте уже брезжит нежная утренняя заря нового мира – провозвестница иоанновской эпохи с мессианским типом человека.

…Грандиозное событие, которое сейчас готовится, – это восхождение славянства как ведущей культурной силы… Иоанновская эпоха будет эпохой славян.

…Запад подарил человечеству самые совершенные виды техники, государственности и связи, но лишил его души. Задача России в том, чтобы вернуть душу человеку. Именно Россия обладает теми силами, которые Европа утратила или разрушила в себе…»[17].

Однако сейчас оценки становятся совершенно иными.

Все, что писалось до сих пор о России, оставляет ощущение некой двойственности. С одной стороны, аспект Конца – распад имперского тела, согласие части интеллектуальной элиты на участь лишь творцов культуры, но не победоносной цивилизации, с другой – ожидание Начала, которое вот-вот наступит и признаки которого мы ощущаем. Эти настроения соседствуют, а иногда даже совмещаются в одном сознании, и это странное состояние – совмещение в одном и том же национальном теле Конца и Начала – порождает напряженную гремучую смесь, чреватую не просто Ответом, но Взрывом: Вызов слишком фундаментален – неторопливое тотальное увядание при отсутствии идеи чего-то Иного, но неясном ощущении совершенно другого предназначения и наличии сил для его реализации.

Россия не вписывается в существующее пространство формационных и циклических моделей, для ее понимания необходимо ввести еще одно измерение.

РИЛЬКЕ:

«Все страны граничат между собою, но лишь одна Россия граничит с Богом»[18].

Если понимать эту цитату не столь пафосно, то можно сказать: Россия граничит с чем-то, что выше истории, и ее задача – перейти эту границу.

1.3.4. Циклические доктрины провоцируют вопрос об управлении культурогенезом. Культура, понимаемая как организм, подчинена всем закономерностям организмического процесса, и этот факт фиксируется Культурой в создаваемых ею же моделях в отношении самой себя. Но позиция, с которой наблюдается и моделируется Культура, уже находится над Культурой и вне ее, а значит, и вне фатальности ее циклов. В этой позиции Сознание выходит из-под формирующего воздействия Культуры. Ему остается только перейти от отражающей позиции к активной, стать Волей, и тогда даже фатальный организмический процесс становится управляемым.

1.4. Концепции Перехода включают в свой массив и варианты доктрин прогрессивного развития, ведущего к закономерному, но непредставимому наступлению принципиально новой эпохи развития цивилизации, и особый тип концепций возможного, но не гарантированного скачка в нечто Иное. В первом случае они родственны концепциям модернизации, во втором – концепциям отклонения от нормативного хода истории. Скачок, трансмутацию нельзя заранее описать, это уже не развертывание исходной «культурной ДНК», а появление новой, ранее не существовавшей.

Переход к Иному требует уточнения:

– переход от чего к чему?

– переход к чему-то заданному или к принципиально не гарантированному Иному?

– переход – это нечто, заданное правилом (сверхправилом, историческим законом) или нечто, преодолевающее правила (законы)?

1.4.1. Вначале рассмотрим концепцию А. Зиновьева о сверхобществе и близкое к ней представление В. Кайтукова о постцивилизации.

В отличие от циклических моделей, концепция Зиновьева постулирует завершение цивилизационных циклов и формирование глобального западного сверхобщества. Конкурентом западного проекта был проект коммунистического сверхобщества, однако он проиграл в схватке с западным. Третьим был национал-социалистический германский проект, имевший серьезную общеевропейскую идеологическую базу, но он погиб в зародыше.

О том, что на наших глазах формируется новый тип человеческих сообществ, столь же отличный от классических цивилизаций, как цивилизация отличается от доцивилизационных, родоплеменных форм, говорится уже достаточно давно. Разные авторы по-разному называют этот феномен – глобальное сверхобщество, постцивилизация, третье осевое время. Главное в названиях – гипер, сверх и пост, после.

Сверх означает надстройку над естественными процессами развития цивилизаций – над обычным ходом истории, над естественными процессами развития социума надстраивается новая технологическая система управления процессами, еще недавно естественными и спонтанными. Главное отличие гиперцивилизации от собственно цивилизации – особый режим управления внутренней территорией человеческого сообщества и окружающей средой. И особый – осознанный и технологический – режим управления собственным развитием, собственной историей.

А.А. ЗИНОВЬЕВ:

«С возникновением глобального сверхобщества произошел перелом в самом типе эволюционного процесса: степень и масштабы сознательности исторических событий достигли такого уровня, что стихийный эволюционный процесс уступил место проектируемой и управляемой эволюции»[19].

Три характеристики отличают сверхобщество/гиперцивилизацию от просто общества/цивилизации:

– наличие особой инстанции, надстроенной над обычным обществом, инстанции, жизнь которой не регламентируется правилами, управляющими жизнью общества;

– наличие специфических целей и задач, отличных от целей и задач обычного общества;

– возможность целенаправленного изменения правил жизни и форм развития контролируемого общества.

Речь идет не о банальной эксплуатации победителем побежденного. Это, скорее, попытка стать той самой «невидимой рукой истории», которая угадывается при рассмотрении длительных исторических периодов, попытка превратить слепую силу, управляющую историческим движением, в осознанную формирующую силу. Стать такой силой означает понять заданную траекторию данного общества, вариации этой траектории, другие возможности за ее пределами и, самое главное, возможности преобразования в новые формы. Управляющая надстройка над естественным процессом становится воплощением «невидимой руки». Сверхобщество/ Гиперцивилизация – это режим управления, надстраивающийся над естественным развитием этносов, культур, социальных структур – над историей как таковой.

Многие авторы употребляют термин «постцивилизация». «Пост» – потому что следует за цивилизацией, является ее радикальным преобразованием. Приставка «пост» указывает, что нечто завершилось, какие-то принципиальные характеристики прежней системы заменяются совершенно иными.

Ключевой характеристикой этого нового сообщества является формирование мира технологий, отменяющего многие закономерности возникновения, развития и распада цивилизаций. Если раньше техногенез был производным от этно- и культурогенеза, то теперь он стал самостоятельным феноменом, предопределяющим социальные и культурные формы. Автономный техногенез, постепенно выходящий на позиции доминирования над этно- и культурогенезом – явление новое. Без него сверхобщество невозможно в силу подверженности циклическим закономерностям обычного общества.

По этой причине любые аналогии современного Запада с другими культурами периода их заката в духе Шпенглера уже неправомерны:

«Во-первых, технология эпохи постцивилизации дает такое военное преимущество, которое сводит на нет любой накал идеологии. Во-вторых, изобилие мощных идей в глобальном континууме делает любую идеологию уязвимой и неспособной к длительной детерминации лояльной активности социума, т. е. циклический фактор этой эпохи имеет слабую действенность и потому кратковременен»[20].

В публикациях, посвященных этой теме, термины с приставками сверх и после относятся к одному феномену. Но на самом деле с процессом преобразования традиционной цивилизации в нечто иное связаны два проекта, и мы их будем в дальнейшем различать, соотнося один проект с термином с приставкой гипер, а другой – с пост.