скачать книгу бесплатно
Сереге Жека откровенно признался, что вторая жена застукала его на бабе. Выгнала, как собаку. Последовательно выставила за дверь бабу, потом – его, а потом – чемодан. А он не против! Не было счастья, да несчастье помогло. Теперь Жека снова жил у родителей на поднадзорном положении блудного сына. Только Серегина жилплощадь – отдушина и свет в окошке.
Бабник, конечно, Жека… И пьяница, разумеется. Типичный журналюга. Он сам говорил, непьющих журналистов, мол, не бывает. Журналисты бывают только пьющие и завязавшие. Судьба такая… Вали все на судьбу, Серый брат, – никогда не ошибешься…
Серега Кузнецов всегда считал себя человеком аполитичным. Политика – грязное дело. Это он не только слышал везде. Но и сам так считал, искренне повторяя эту популярную истину.
В молодости Серега добросовестно поднимал руку на комсомольских собраниях. Когда он после армии работал на стройке, пролетарий, значит, основа основ, все эти партийно-комсомольские игрушки уже казались ему ненужной мишурой. Так, пыль в глаза, новогоднее конфетти, без которого, между прочим, праздничная рюмка пьется не хуже. Скептицизм народа по отношению к собственным вождям уже достиг к тому времени крепости спиртного градуса, и политические разговоры рабочих шли исключительно матом в понятной направленности, вспоминал он.
Когда в стране начались реформы, пошли приватизации, ваучеризации, капитализации, Серега воспринял все это спокойно. С точки зрения пролетария всех стран, который так и не удосужился объединиться. Остался свободным, как сопля в полете. Всегда и везде любые реформы ведут к тому, что богатые становятся еще богаче, а бедные – еще беднее, объяснял он Жеке. Откуда Серега подхватил эту фразу, он не помнил, но часто и с удовольствием повторял ее.
Жека, например, в те времена был другим. Горячился много и по любому поводу, несмотря на то, что известный журналист. В узких кругах, как всегда уточнял сам Жека. Когда началась горбачевская перестройка, тот взахлеб разоблачал культ личности бывшего товарища Сталина. Потом бегал защищать Белый дом, ходил смотреть, как его расстреливают, несколько раз ездил в командировки в горячие точки, разоблачал и негодовал в своей газете. Возмущался Серегиным равнодушием и много говорил про свободу тире равенство, оно же – братство, что было и остается идеалом общественного устройства.
Свободу от чего? И для кого? Серега всегда осаживал друга этими простыми вопросами. Простые вопросы многое объясняют уже самой постановкой…
Детский сад, в общем, считал Серега. Мышиная возня в осеннем амбаре. Кто-то вдохновенно грузит, а кто-то жрет под шумок. Как всегда. Взбесился народ. Перебесятся, перегорят, и богатые становятся еще богаче, а бедные – еще беднее. Так мир устроен! Аминь!
После того как отпала коммунистическая обязаловка, Серега больше не разу не ходил голосовать. И никогда больше не собирался.
Он помнил, в те годы у него выработалась даже своеобразная философия наплевательства, если ее можно так назвать. Серега вдруг понял, что в жизни человеку нужно не очень-то много. Мало нужно. Из того, что ему действительно нужно. Серега решил – ему повезло, что он рано это понял, куда раньше многих…
Надо же, еще такой молодой, а уже такой умный!
Большинству не везет. Не понимают. Выпрыгивают из собственной кожи, добиваются, стремятся или просто хапают. Большинство, кстати, так ничего толком и не добьются. Потому что они большинство от природы. Масса. Призванная кормить собой успешных и знаменитых, как планктон выкармливает китов. У массы всегда забирают, оставляя самую малость на прокорм души и подпитку надежды…
А эти, киты, тоже по инерции хапают. По заведенному порядку вещей, где движение – мерило успеха. И только потом, напрыгавшись до отрыжки, понимают, что в жизни человеку нужно не очень-то много. Мало нужно, даже меньше, чем кажется…
Что человеку действительно нужно? Во-первых, дом, крыша над головой, периодически – теплая баба под боком. Во-вторых, человеку нужно жрать каждый день, а время от времени – выпить. В-третьих? А никакого в-третьих нет. Потому что больше ничего не нужно. Все примитивно, как технология дубовой скамьи. Остается только понять это, принять как данность, и не хотеть большего. В этом и заключается пресловутое счастье…
Эту свою самопальную философию примитивизма Серега несколько раз излагал Жеке за рюмкой. Ему нравилось, как все складно и логично у него получалось. Пусть на словах не так складно, как он чувствовал в глубине души, но тоже неплохо. Можно понять, о чем речь.
Жека, слушая его, только разводил руками. Пытался спорить. Только с чем тут поспоришь?
Баба нужна человеку? Нужна, не поспоришь. Жрать нужно? Нужно! Выпить нужно? Желательно! И с чем тут спорить? Значит – прав!
Серега хитрил, конечно, давил упрощениями, как бульдозером. Сам понимал, что перебарщивает, но не сдавался.
– А духовность? – спрашивал Жека, выпутываясь из логики выпивки и жратвы.
– Ась?
– Хренась! Для духовности в твоей философии место есть? Жрать, пить, спать, трахаться – это и свинья может, – приставал Жека.
– Свинья не пьет, – возражал Серега.
– Потому что не наливают, – оправдывал свинью Жека.
– Духовность должна быть в душе. Пусть там и останется. Нечего ее трепать по всем углам…
– А Бог? – не отставал Жека. – Как же с божественной сутью человека?
– А что Бог? Богу – богово, тогда как кесарю – все остальное движимое и недвижимое с потрохами…
О Боге Серега не любил рассуждать. Он не верил в Бога. Точнее, не то чтобы совсем не верил. Допускал. По крайней мере, тот факт, что жизнь – это не просто хаотичное нагромождение белковых молекул, борющихся между собой за выживание. Что есть и другая сила, высшая сила. Над нами. В небе или во вселенной. Скорее есть, чем нет. Неважно, как ее называть: Бог, сверхразум или просто высшая сила. Все-таки Серега читал много фантастики.
Сам он считал себя атеистом. Так его воспитали, так он вырос и зачем ему теперь меняться? Это пусть чиновники крестятся перед телекамерами у реконструированных церквей. А он, Серега, человек маленький, незаметный, как жук в навозе. И по сему поводу может жить в своем говне, как ему заблагорассудится, не творя кумиров из подручного материала…
– Сапог ты, Серега, – злился Жека. – Кирзовый сапог со скрипучим голенищем. По последней армейской моде. И когда успел только…
– На себя посмотри, – огрызался Серега.
– Что мне на себя смотреть? Про себя я все знаю. Я тебя не пойму!
– Чего не поймешь?
– Каким образом ты до такой степени атрофировался? Ничего не надо, ничего не хочу, живу просто, жую сопли? – запальчиво вопрошал Жека.
– Пошел ты!
– Сам пошел!
Вот и поговорили…
Они выпивали, ссорились, выпивали и опять мирились.
Да, если бы не Десантница, он, наверное, так и оставался бы в парфюмерной охране, успокаивая себя запальчивым тезисом литературного основоположника, что на свете счастья нет, а есть, соответственно, покой, воля и вытекающий из всего этого пофигизм, абсолютный, как космический ноль…
Может, немного выслужился бы и стал начальником смены. Тоже карьера, размышлял Серега, глядя на густо-синее греческое море, контрастно подкрашенное красным закатным солнцем.
Хотя, вряд ли… Скорее всего, не выслужился бы. В фирме все знали, что он на посту читает книжки вместо того, чтобы украдкой смотреть телевизор и переживать за футбол. Следовательно, какой-то все-таки не такой, умный больно, как говаривал еще напарник Федоров, критикуя Серегу за постоянное чтение. От которого, как известно, до психушки всего полшага.
Несмотря на оправдывающее отсутствие верхнего образования, оно, чтение, все-таки накладывало на Серегу пятно скрытой интеллигентности. Таких в парфюмерной охране не выдвигали наверх. Вполне логично. Если у тебя больше одной извилины в голове, трудно быть полностью лояльным ко вверенному тебе дверному проему…
5
Что удивляло Серегу, Танька абсолютно не боялась ездить пьяная за рулем. И хорошо ездила, кстати. Несмотря на расхожее мнение о женщинах-водителях. Она объясняла, что всегда держит в бумажнике несколько сотен долларов. На случай гаишников. Случается, но редко. Москва большая, не так часто они и останавливают. Всего-то попадалась с запахом два-три раза.
– А если не возьмут, – спросил однажды Серега. Хоть и понимал, что берут всегда. Вопрос – сколько предложишь, но это всего лишь вопрос денег.
– Тогда я им дам, – просто объяснила она.
– Чего? – не сразу понял он.
– Себя.
Возразить было нечего. Тоже выход.
– И что? Случалось уже давать? – поинтересовался Серега, как мог, равнодушно.
– Не ревнуй. Не случалось пока. Обходилась долларами. Это же не мужики, это карманы на ножках…
Еще его удивляло, со сколькими разными людьми она была знакома. Часто они срывались среди ночи и ехали куда-нибудь на другой конец города. В компанию, в бар, на дачу, просто попить пива с ее знакомыми на берегу Москвы-реки. В бесчисленной веренице ее знакомых он быстро запутался. Это тоже иногда раздражало. Хотелось побыть наедине, а тут – новая компания…
Когда она познакомила его с Сашей Федотовым? Весной, это Серега точно помнил. Кажется в мае, потому что все вокруг расцветало и пахло…
Однажды Серега с Таней сидели за столиком в открытом кафе, в парке Сокольники, а к ним неожиданно подсел высокий мужик. Ростом не меньше Сереги, по-спортивному сухощавый, с острыми чертами лица и черными, круглыми как у вороны глазами. Он весь походил на ворону. Или грача. Только большого грача, грача-хищника, который на полдник закусывает ястребами. На нем был серый костюм, дорогой с виду, модная белая рубашка с полосками и галстук в тон костюма. Часы точно дорогие, швейцарские, Серега видел такие в Пассаже, несколько тысяч долларов стоят.
Сначала Серега решил, что это какой-нибудь коммерсант.
Тот обнялся с Танькой и крепко пожал руку Сереге. Пальцы у него были твердые и горячие. Саша Федотов, отрекомендовался он.
Именно так. Не просто Саша, понял Серега. Сашей много, навалом, как грязи вокруг, а он – Саша Федотов. Один-единственный и неповторимый. Серега никак не мог определиться, нравится ему новый знакомый или нет.
Они втроем пили терпкое сухое вино, закусывали местными шашлыками с приятным привкусом дыма и говорили о сравнительных достоинствах немецких и японских автомобилей. И Саша Федотов, и Танька сходились на том, что немецкие машины дороже, зато у них ремонт дешевле. У японцев – наоборот, купить приличную модель можно сравнительно недорого, зато эксплуатация обходится в большую сумму. Так на так и получается, рассуждали оба. Серега, водитель «Жигулей», скромно помалкивал.
В общем, хорошо посидели. Вина выпили изрядно. Мужик Сереге скорее понравился. К таким хорошо подходит приблатненое словечко «конкретный». Быстрый, резкий в словах и движениях. На прощанье Саша Федотов снова крепко пожал ему руку и дал визитную карточку. Бумага плотная, буквы – с золотым тиснением. «Александр Кириллович Федотов. Охранное агентство». И только один телефон.
Когда он ушел, Таня сказала, что Саша Федотов кому попало свои визитки не раздает. Серьезный человек. Раз дал, значит, надо позвонить. Будет предложение по поводу работы. Она с Сашей предварительно разговаривала. Сколько можно, в конце концов, загнивать в своей парфюмерной лавочке?!
Серега в очередной раз объяснял ей, что загнивают помидоры на овощной базе, а он – бездельничает. Разные вещи, кто понимает.
Только теперь он сообразил, что Саша Федотов появился за их столиком не просто так. Своего рода смотрины. Похоже, Десантница всерьез озаботилась устроить его на престижное место. Да, она недавно что-то говорила об этом, вспомнил он.
– Кстати, откуда ты его знаешь? – спросил он Таньку этим же вечером, когда они лежали вдвоем на скрипучей Серегиной тахте. Курили, пуская дым в потолок.
– Между прочим, он мой бывший шеф. Я у него в охране банка работала.
– Только шеф? – уточнил Серега.
– Не только. Когда-то я с ним трахалась, – призналась она без стеснения.
– Приличные люди говорят – спала, – заметил Серега.
– Спать – не спала, врать не буду, а трахалась с удовольствием. Он спортивный мужик, – пояснила Танька.
– Это я заметил.
– Ты что, ревнуешь?
– Да нет, не особенно.
– А зря, – предупредила она.
Он обиделся, если честно. Не за то, что она трахалась с Сашей Федотовым, мало ли кто, когда и с кем, жизнь – штука долгая. Но признаваться не надо было. Вот так, со всего маху по самолюбию…
Танька тоже обиделась, заметил Серега. Наверное, что не встал в позу и не зарычал от звериной ревности. Странный они народ, эти женщины. Ревнуешь – козел, не ревнуешь – дурак… Как ни крути, а все равно кругом виноват… Всю жизнь он категорически отказывался понимать эту вывернутую логику и всегда в нее вляпывался.
Свою обиду Десантница тут же поспешила выплеснуть на него.
– Сволочь ты, – категорично определила она. – Я, между прочим, для тебя же старалась, дозванивалась, договаривалась…
– Интересно, интересно! С этого места подробнее, пожалуйста… Где, как, в каких позах?
– Чурбан!
– Новое определение, – заметил Серега. – Нестандартное. Баба – она нутром человека чует. Спит себе с человеком и чует его до невозможности.
– Медведь полярный!
Она продолжала дуться.
Глупо! Впрочем, Серега знал как ее успокоить. Несмотря на все карате у нее были очень чувствительные кончики пальцев ног. Язык мой – не враг твой. Когда молчит и делает дело.
Они помирились.
Через несколько дней Серега позвонил Саше Федотову…
Это тоже было давно… В прошлой жизни?
Сам Серега не слишком верил в модную теорию повсеместной реинкарнации. Дорога греха, тянущегося за человеком из седой старины, и искупления собственной жизнью развеселых деяний дедов-прадедов? Что-то в этом есть, признавал он, как в любой куче можно при желании отыскать непереваренное зерно истины, но, в общем, все достаточно наивно и откровенно надуманно. Слишком примитивная концепция, как раз в стиле человеческого ума, а не «высшего разума». В конце концов, простое понятие «генная память» тоже все объясняет не хуже пресловутого переселения душ.
Хотя само словосочетание «в прошлой жизни» сразу легло на язык и прочно прилипло. Красиво и с надеждой на будущее бессмертие…
А кто сказал – чтобы начать жизнь заново, надо обязательно умереть? У человека, вообще, много жизней, что в принципе ни для кого не новость. Когда Серега учился в школе – это была одна жизнь, потом, после армии, бравый и одинокий, он зажил совсем другой жизнью, дальше, на службе у Шварцмана, началась третья жизнь…
Другая жизнь… Теперь остается сидеть в нарядном греческом доме, чесать в затылке и думать о том, что он приобрел и что – потерял…
Так получилось.
С другой стороны, кто из людей хоть когда-нибудь получал все, что хотел? Нет, конечно, таких. Даже история царей и героев подобных примеров не знает.
Мысль простая, но отрезвляет от рефлексии. Так мир устроен!
6
Саша Федотов предложил Сереге пойти работать телохранителем. К одному очень богатому человеку по фамилии Шварцман.
Хозяин признает только сотрудников охраны не ниже метра девяносто, пожаловался вскользь Саша Федотов. Преторианская гвардия, пунктик у него такой. Чтобы идти среди телохранителей как в питерском дворе-колодце – только небо над головой. Чемпиона страны по дзюдо не взял на работу, потому что у того всего метр восемьдесят восемь, доверительно рассказал Саша. Коротышка, сказал… А где ему найдешь столько баскетболистов, готовых профессионально стеречь и защищать? Так что приходится выкручиваться и готовить рослые кадры на месте. У тебя, значит, метр девяносто два? Повезло тебе, парень, на целых два сантиметра повезло…
Серега еще не знал, повезло ему или нет, но представиться богатому человеку согласился. Чем черт не шутит, когда Бог спит?! Придумано, наверное, самим чертом…
Саша Федотов работал у того замом по безопасности. Возглавлял службу телохранителей и охрану предприятий.
В общем, крутой мужик Саша. Когда Серега на своем «жигуле» проехал через полосатый шлагбаум и предъявил паспорт людям в камуфляже, охранявших элитный коттеджный поселок, он понял насколько крутой мужик Саша Федотов. Не говоря уже о его боссе.
Куда ни посмотри – впечатляло. Такие дома, как здесь, Серега до этого видел только в кино. И не в нашем кино, где оббитые финской вагонкой чердаки до сих пор заменяют спальни. В «их» кино, про тяжелое, полное невзгод и опасностей существование миллиардеров и преуспевающих мафиози.
Дом босса вообще поразил Серегу. До тех пор новорусские поселения связывались в его представлении с глухими стенами из красного кирпича и забетонированными площадками для «мерседесов» вместо привычных огородов с картошкой. Этот дом одним фактом существования перечеркивал не только приусадебное говноедство, но и претензии чемоданообразных «меринов». Он был белым, синим и голубым. Цвет – первое, что бросалось в глаза. Потом Серега разглядел башенки, извивающиеся перекрытия, причудливые балкончики и огромные, тонированные под серебро стены-окна. И все равно первое ощущение летящей неопределенности форм оставалось. Дом напоминал птицу, приготовившуюся взмахнуть крыльями. Или, допустим, корабль. Парусник, легко скользящий при попутном ветре. Бегущий по волнам, как у Грина. К причалу, на золотую цепь… Тоже вполне уместно вспомнить.
Наверняка при постройке этого дома архитектор озолотился, решил Серега. Впрочем, архитектор такого уровня, скорее всего, озолотился гораздо раньше…
