В поисках великого может быть

Однако есть принципиальная разница между героем поэмы Байрона и героями реалистического романа XIX века. Те принимают мир таким, каков он есть, а Каин бунтует, не желает мириться с данностью.

Именно с этим бунтом связано важнейшее драматическое событие поэмы – убийство Каином Авеля.

Возвратившись на землю, Каин задает Люциферу вопрос:

Но если так, скажи, с какою целью

Блуждали мы?

Люцифер

Но ты стремился к знанью;

А всё, что я открыл тебе, вещает:

Познай себя.

Каин

Увы! Я познаю,

Что я – ничто.

Люцифер

И это непреложный

Итог людских познаний. Завещай

Свой опыт детям – это их избавит

От многих мук. (425)

(Акт второй. Сцена вторая)

Люцифер подчеркивает, что он всё-таки желает добра Каину.

Я сеял, рыл, я был в поту, согласно

Проклятию; но что ещё мне делать? -

обращается Каин к своей жене Аде.

Смиренным быть – среди борьбы с стихией

За мой насущный хлеб? Быть благодарным

За то, что я во прахе пресмыкаюсь,

Зане я прах и возвращусь во прах?

Что я? Ничто. И я за это должен

Ханжою быть и делать вид, что очень

Доволен мукой? Каяться – но в чём?

В грехе отца? Но этот грех давно уж

Искуплен тем, что претерпели мы,

И выше всякой меры искупится

Веками мук, предсказанных в проклятье.

Он сладко спит, мой мальчик, и не знает,

Что в нём одном – зачатки вечной скорби

Для мириад сынов его! О, лучше б

Схватить его и раздробить о камни,

Чем дать ему…

Ада

Мой Бог! Не тронь дитя –

Моё дитя! Твоё дитя! О Каин!

Каин

Не бойся! За небесные светила,

За власть над ними я не потревожу

Ничем малютку, кроме поцелуя.

Ада

Но речь твоя ужасна!

Каин

Я сказал,

Что лучше умереть, чем жить в мученьях

И завещать их детям! Если ж это

Тебя пугает, скажем мягче: лучше б

Ему совсем на свет не появляться. (426)

(Акт третий. Сцена первая)

Каин в состоянии отчаяния и гнева на Бога. И в этот момент Авель приглашает его к совместному принесению жертвенных даров. Авель, как и положено, закалывает ягненка, а Каин возлагает на алтарь растения и плоды. В Библии это мотивируется тем, что Каин – земледелец. У Байрона же это объясняется иначе: Каин не хочет проливать кровь. Жертвоприношение – знак смирения человека перед всесильным Богом. Но Каин этой покорности не приемлет:

Дух, для меня неведомый! Всесильный

И всеблагой – для тех, кто забывает

Зло дел твоих! Иегова на Земле!

Бог в небесах, – быть может, и другое

Носящий имя, – ибо бесконечны

Твои дела и свойства! Если нужно

Мольбами ублажать тебя, – прими их!

Прими и жертву, если нужно жертвой

Смягчать твой дух: два существа повергли

Их пред тобою. Если кровь ты любишь,

То вот алтарь дымящийся, облитый

Тебе в угоду, кровью жертв, что тлеют

В кровавом фимиаме пред тобой.

А если и цветущие плоды,

Взлелеянные солнцем лучезарным,

И мой алтарь бескровный удостоишь

Ты милостью своею, то воззри

И на него. Тот, кто его украсил,

Есть только то, что сотворил ты сам,

И ничего не ищет, что даётся

Ценой молитвы. Если дурен он,

Рази его,– ведь ты могуч и властен

Над беззащитным! Если же он добр,

То пощади – иль порази, – как хочешь,

Затем что всё в твоих руках: ты даже

Зло именуешь благом, благо – злом

И прав ли ты – кто знает? Я не призван

Судить о всемогуществе: ведь я

Не всемогущ,– я раб твоих велений!

Огонь на жертвеннике Авеля разрастается в столп ослепительного пламени и поднимается к небу; в то же время вихрь опрокидывает жертвенник Каина и далеко раскидывает по земле плоды. (427)

(Акт третий. Сцена первая)

Бог отвергает приношения Каина, потому что бескровная жертва – протест против его заветов.

Авель (коленопреклоненный)

О брат, молись! Ты прогневил Иегову:

Он по земле твои плоды рассеял.

Каин

Земля дала, пусть и возьмёт земля,

Чтоб возродить их семя к новой жизни.

Ты угодил кровавой жертвой больше:

Смотри, как небо жадно поглощает

Огонь и дым, насыщенные кровью.

Авель

Не думай обо мне; пока не поздно,

Готовь другую жертву для сожженья.

Каин

Я больше жертв не буду приносить

И не стерплю…

Авель (встает с колен)

Брат, что ты хочешь делать?

Каин

Низвергнуть в прах угодника небес,

Участника в твоих молитвах низких –

Твой жертвенник, залитый кровью агнцев,

Вскормленных и вспоенных для закланья.

Авель (удерживая Каина)

Не прибавляй безбожных дел к безбожным

Словам. Не тронь алтарь: он освящен

Божественной отрадою Иеговы,

Его благоволением.

Каин

Его!

Его отрадой! Так его отрада –

Чад алтарей, дымящихся от крови,

Страдания блеющих маток, муки

Их детищ, умиравших под твоим

Ножом благочестивым! Прочь с дороги!

Авель

Брат, отступись! Ты им не завладеешь

Насильственно; но если ты намерен

Для новой жертвы взять его – возьми.

Каин

Для жертвы?! Прочь, иль этой жертвой будет…

Авель

Что ты сказал?

Каин

Пусти! Пусти меня!

Твой бог до крови жаден, – берегись же:

Пусти меня, не то она прольётся!

Авель

А я во имя бога становлюсь

Меж алтарем священным и тобою:

Он Господу угоден.

Каин

Если жизнью

Ты дорожишь, – уйди и не мешай мне.

Иначе я…

Авель

Бог мне дороже жизни.

Каин (поражая Авеля в висок головней, которую схватил с жертвенника)

Так пусть она и будет жертвой богу!

Он любит кровь. (428)

(Акт третий. Сцена первая)

В ярости Каин ударяет Авеля, призывающего, несмотря ни на что, принести на жертвенник новые, угодные Богу дары. Но осознав, что его удар стал для брата смертельным, Каин приходит в ужас:

И это я, который ненавидел

Так страстно смерть, что даже мысль о смерти

Всю жизнь мне отравила, – это я

Смерть в мир призвал, чтоб собственного брата

Толкнуть в её холодные объятья? (429)

(Акт третий. Сцена первая)

Всё начиналось одиночеством Каина и завершается ещё более глубоким одиночеством. Бог не карает его за братоубийство смертью, он наказывает жизнью. Впереди у Каина бессчетное число дней, которые предстоит провести вдали от людей, в безрадостной пустыне. Смерть, конечно, придёт к нему в положенный срок, поскольку все смертны. А до тех пор он обречён на сомнения и безмерное одиночество. Все близкие от него отвернулись. Его проклинает мать Ева. Отец Адам велит навсегда покинуть дом. Но Каин уходит не потому, что исполняет чью-то волю, а принимает изгнание как расплату.

В сущности, в поэме Байрона заложена идея, прямо противоположная «Фаусту» Гёте. В трагедии Гёте Мефистофель, желая зла, подвигал Фауста к благу, и в конце концов оказался бессилен перед светлыми силами. В одной из финальных сцен, кстати, он и сам засмотрелся на прекрасных ангелов, а те в этот самый момент выхватили у него душу Фауста. Добро превзошло силы зла. А у Байрона – наоборот, Каин стремится к добру, не желает мириться со злом и несовершенством мира, бунтует. Но это стремление к абсолютному добру оборачивается злом.

Кстати, Люцифер, в отличие от Мефистофеля, рассуждает о добре, но творит зло. Это отчасти связано с осмыслением Байроном опыта Французской революции. Её деятели тоже провозглашали высокие идеи, говорили о свободе, равенстве, братстве, но в действительности совершали немало ужасного. Однако это имеет и более широкий смысл – абсолютное добро невозможно, и тот, кто заявляет о своей к нему приверженности, нередко сам оказывается носителем зла. Мир несовершенен. Есть ли какая-нибудь альтернатива такому положению вещей? Я уже говорил о том, что «Фауст» Гёте завершается утверждением веры, надежды и любви. В поэме Байрона нет веры, скорее – полное неверие, а вместо надежды – отчаяние…

Что же касается любви, воплощением этого чувства в поэме является Ада. Она – единственная, кто уходит вместе с изганным прочь от людей Каином. Но только это не та любовь, что спасла душу Фауста. Любовь Маргариты вела Фауста к свету, к высшей божественной истине, а Каин остается во власти Люцифера.

Образ Ады – это, пожалуй, единственный женский образ в поэзии Байрона, который имеет самостоятельное смысловое значение. Уже с самого начала, когда Каину впервые является Люцифер, Ада предчувствует недоброе:

Не ходи

За этим духом, Каин! Примирись

С своей судьбой, как мы с ней примирились,

Люби меня, как я тебя люблю. (430)

(Акт первый. Сцена первая)

Кстати, главное отличие Каина от Люцифера заключается в том, что Каин искренне любит Аду:

Я думал о сестре моей. Все звезды,

Вся красота ночных небес, вся прелесть

Вечерней тьмы, весь пышный блеск рассвета,

Вся дивная пленительность заката,

Когда, следя за уходящим солнцем,

Я проливаю сладостные слезы.

И, мнится, вместе с солнцем утопаю

В раю вечерних легких облаков,

И сень лесов, и зелень их, и голос

Вечерних птиц, поющих про любовь,

Сливающийся с гимном херувимов,

Меж тем как тьма уж реет над Эдемом,

Всё, всё – ничто пред красотою Ады.

Чтоб созерцать её, я отвращаю

Глаза свои от неба и земли. (431)

(Акт второй. Сцена вторая)

Каин признается, как дорога ему Ада. Но Люцифер, в отличие от Мефистофеля Гёте, говорит Каину, что это его недостойно. Нельзя любить смертное. Это сейчас Ада молода и прекрасна, но со временем постареет и умрёт. Над ней, как и над всем земным, властвует время. Каин же рождён для того, чтобы обратиться к вечному, к абсолютному, а не к тому, что обречено на гибель.

Но любовь как раз и есть обращение к временному, преходящему. Это чувство присуще Аде. Молясь вместе с другими в начале мистерии, а каждый там по-своему восхваляет Бога, Ада произносит такие слова:

Иегова, бог! Отец всей сущей твари,

Создавший человека всех прекрасней,

Достойней всех земной любви, дозволь мне

Любить его! – Хвала, хвала тебе! (432)

(Акт первый. Сцена первая)

Она и Люциферу скажет: «Я видела Творца в его твореньях».

Бог Ады – это Любовь. Любовь именно к смертному, несовершенному. Каину не хватило любви. Он мог любить одну лишь Аду, а ко всем остальным оставался холоден. Ведь если бы он любил Авеля, то не лишил бы его жизни, как никогда бы не причинил зла Аде. Но он не любил Авеля.

Мир несовершенен, считал Байрон, и, конечно же, далёк от того идеала, которого так жаждет душа Каина. Порой единственное, что позволяет человеку принять действительность – это любовь. Любовь к миру, к Богу, отражённому в его творениях. Каину не хватило этой спасительной любви. Но для Байрона любовь – высшая ценность. Веры и надежды у него не осталось…

О замысле поэмы «Дон-Жуан» (1819-1824) Байрон более чем красноречиво отозвался в одном из писем (письмо Мерею). По словам Байрона, он «хотел бы изобразить своего героя «cavalier servente» в Италии, виновником развода в Англии, сентиментальным, в духе Вертера в Германии, чтобы показать современное ему общество с разных сторон и наконец изобразить, как герой становится пресыщенным скептиком. Жизнь Дон-Жуана, по замыслу Байрона, должна была оборваться в период Французской революции. Он представлялся автору личностью, сродни Анархарсису Клоотсу, активному участнику революционных событий, который был гильотинирован Робеспьером в 1794 году. Байрон считал героя поэмы своего рода сатирой…

Вообще, Дон-Жуан – образ традиционный, но скажем, в трактовке Байрона он совсем не похож на героя Мольера, как и на последующие вариации образа у Пушкина или Блока. Байрон сам говорит о Дон-Жуане в начале поэмы:

Ищу героя! Нынче что ни год,

Являются герои, как ни странно.

Им пресса щедро славу воздает,

Но эта лесть, увы, непостоянна:

Сезон прошёл – герой уже не тот.

А посему я выбрал Дон-Жуана:

Ведь он, наш старый друг, в расцвете сил

Со сцены прямо к чёрту угодил. (433)

(Песнь первая, 1)

Итак, Байрон явно подчеркивает театральность своего Дон-Жуана. Этот герой взят им из театра, даже, может быть, из кукольного представления. Как и в легенде о Дон-Жуане, действие происходит в Испании. Первая любовь Дон-Жуана обращена к некой Юлии, и вот как о ней говорится в поэме:

Случилось это вечером, весной,-

Сезон, вы понимаете, опасный

Для слабой плоти. А всему виной

Предательское солнце – это ясно!

Но летом и под хладною луной

Сердца горят. Да что болтать напрасно:

Известно, в марте млеет каждый кот,

А в мае людям маяться черёд. (434)

(Песнь первая, 102)

Поэма, кстати, написана октавой. Это восьмистрочная строфа, в которой присутствуют четыре парные рифмы…

Итак, Дон-Жуан влюбляется. Но оказалось, Юлия замужем, и Дон-Жуану приходится покинуть Испанию. Вообще, последняя поэма Байрона немного напоминает «Паломничество Чайльд-Гарольда». Это тоже поэма странствий, но только резко меняются темы поэмы. Там изображалась героическая борьба народов в тех странах, которые посещал Чайльд-Гарольд, разочарованный скиталец. Здесь же резко меняются и образы мира и сам герой.

Дон-Жуан посещает Россию. Байрон изображает царский двор. Но нельзя сказать, что это лучшие страницы поэмы по той простой причине, что Байрон никогда в России не был и в глубинном смысле её не знал. В этом отношении гораздо более существенно в поэме представлена Англия, куда позже попадает Дон-Жуан, и собственно на этом поэма завершается. Герой Байрона должен был отправиться ещё и во Францию, но эти части поэмы не были написаны.

Байрон даёт сатирический образ Англии. Когда Дон-Жуан приезжает туда, ему кажется, что он попал в мир свободы: Англия – страна, пережившая революцию. В общем, поначалу он полон иллюзий:

Мой Дон-Жуан в порыве экзальтации

Глядел на чудный город и молчал -

Он пламенный восторг к великой нации

В своём наивном сердце ощущал.

"Привет тебе, твердыня Реформации,

О родина свободы, – он вскричал, -

Где пытки фанатических гонений

Не возмущают мирных поколений!

Здесь честны жены, граждане равны,

Налоги платит каждый по желанью;

Здесь покупают вещь любой цены

Для подтвержденья благосостоянья;

Здесь путники всегда защищены

От нападений…" Но его вниманье

Блеснувший нож и громкий крик привлек:

"Ни с места, падаль! Жизнь иль кошелек!"

Четыре парня с этим вольным кличем

К Жуану бросились, решив, что он

Беспечен и сражаться непривычен,

И будет сразу сдаться принужден… (435)

(Песнь одиннадцатая, 9-11)

Байрон сатирически рисует английскую действительность, главной силой в которой стали деньги:

О, как прелестна звонкая монета!

О, как милы рулоны золотых!

На каждом быть положено портрету

Кого-то из властителей земных, -

Но ныне бляшка солнечная эта

Ценнее праха царственного их.

Ведь и с дурацкой рожей господина

Любой червонец – лампа Аладдина!

"Любовь небесна, и она царит

В военном стане, и в тени дубравы.

И при дворе!" – поэт наш говорит:

Но я поспорю с музой величавой:

"Дубрава", правда, смыслу не вредит -

Она владенье лирики по праву,

Но двор и стан военный не должны,

Не могут быть "любви" подчинены.

А золото владеет и дубравой

(Когда деревья рубят на дрова!),

И тронами царей, и бранной славой -

И на любовь известные права

Имеет, ибо Мальтус очень здраво

Нам это изложил, его слова

Нас учат, что супружеское счастье

У золота находится во власти! (436)

(Песнь двенадцатая, 12-14)

Вообще, Байрон в этой поэме впервые в литературе XIX века изображает город. Это кстати, покоряло Гёте:

Вот перед ним бульвары, парки, скверы,

Где нет ни деревца уже давно…

< …>

Шлагбаумы, фуры, вывески, возки,

Мальпосты, как стремительные птицы,

Рычанье, топот, выкрики, свистки,

Трактирщиков сияющие лица,

Цирюлен завитые парики

И масляные светочи столицы,

Как тусклый ряд подслеповатых глаз.

(В то время газа не было у нас!) (437)

(Песнь одиннадцатая, 21-22)

Байрон вводит в романтическую поэзию то, что прежде никогда не было её предметом, а именно – грубую прозу жизни. Это проявляется и в стилистике поэмы. Нередко в ней звучит даже язык рекламы. Так, например, о матери Дон-Жуана сказано:

Я мог сравнить её высокий дар

С твоим лишь маслом, дивный Макассар. (438)

(Песнь первая, 17)

Макассаровое масло, с которым Байрон иронично сравнивает «высокий дар» матери главного героя поэмы, было популярным в те времена средством для укладки волос.

В эпизоде, в котором герой попадает в кораблекрушение, – мы к этому ещё вернемся, – Байрон тоже прибегает к языку рекламы:

Ничто б несчастным не могло помочь -

Ни стоны, ни молитвы, ни проклятья,

И все ко дну пошли бы в ту же ночь,

Когда б не помпы. Вам, мои собратья,

Вам, мореходы Англии, не прочь

Чудесные их свойства описать я:

Ведь помпы фирмы Мэнна – без прикрас! -

Полсотни тонн выкачивают в час. (439)

(Песнь вторая, 29)

Это же настоящая реклама помп, которые «полсотни тонн выкачивают в час».

Меняется в поэме и образ главного героя. Байрон как бы пародирует мотивы и романтические темы своей же собственной ранней поэзии. Вот как Дон-Жуан, покидая Испанию, прощается со своей возлюбленной:

"Прощай, моя Испания, – вскричал он. -

Придётся ль мне опять тебя узреть?

Быть может, мне судьба предназначала

В изгнанье сиротливо умереть!

Прощай, Гвадалкивир! Прощайте, скалы,

И мать моя, и та, о ком скорбеть

Я обречён!" Тут вынул он посланье

И перечёл, чтоб обострить страданье.

"Я не могу, – воскликнул Дон-Жуан, -

Тебя забыть и с горем примириться!

Скорей туманом станет океан

И в океане суша растворится,

Чем образ твой – прекрасный талисман -

В моей душе исчезнет; излечиться

Не может ум от страсти и мечты!"

(Тут ощутил он приступ тошноты.)

"О Юлия! (А тошнота сильнее.)

Предмет моей любви, моей тоски!..

Эй, дайте мне напиться поскорее!

Баттиста! Педро! Где вы, дураки?..

Прекрасная! О боже! Я слабею!

О Юлия!.. Проклятые толчки!..

К тебе взываю именем Эрота!"

Но тут его слова прервала… рвота.

Он спазмы ощутил в душе (точней -

В желудке), что, как правило, бывает,

Когда тебя предательство друзей

Или разлука с милой угнетает,

Иль смерть любимых – и в душе твоей

Святое пламя жизни замирает.

Ещё вздыхал бы долго Дон-Жуан,

Но лучше всяких рвотных океан.

Любовную горячку всякий знает:

Довольно сильный жар она даёт,

Но насморка и кашля избегает,

Да и с ангиной дружбы не ведёт.

Недугам благородным помогает,

А низменных – и в слуги не берёт!

Чиханье прерывает вздох любовный,

А флюс для страсти вреден безусловно.

Но хуже всех, конечно, тошнота.

Как быть любви прекрасному пыланью

При болях в нижней части живота?

Слабительные, клизмы, растиранья

Опасны слову нежному "мечта",

А рвота для любви страшней изгнанья!

Но мой герой, как ни был он влюблён,

Был качкою на рвоту осуждён. (440)

(Песнь вторая, 18-23)

Выведен в поэме и образ пирата. Это тоже некая самопародия, отсылающая читателя к образу морского разбойника Конрада:

Он в юности был рыбаком отличным -

И, в сущности, остался рыбаком,

Хотя иным уловом необычным

Он занимался на море тайком.

Мы числим контрабанду неприличным

Занятием, а грабежи – грехом.

Но не понёс за грех он наказанья,

А накопил большое состоянье.

Улавливал он в сети и людей,

Как Петр-апостол, – впрочем, скажем сразу,

Немало он ловил и кораблей,

Товарами груженных до отказу,

Присваивал он грузы без затей,

Не испытав раскаянья ни разу,

Людей же отбирал, сортировал -

И на турецких рынках продавал. (441)

(Песнь вторая, 125-126)

Такой вот прозаический образ пирата, ничего общего не имеющий с благородным Конрадом, героем его ранней поэмы «Корсар».

Даже говоря о любви Дон-Жуана к Гайдэ, дочери пирата, а это самый поэтичный эпизод поэмы, Байрон не обходится без иронии:

Так с каждым утром выглядел свежей

Мой Дон-Жуан, заметно поправляясь:

Здоровье украшает всех людей,

Любви отличной почвою являясь;

Безделье же для пламени страстей

Любовных лучше пороха, ручаюсь!

Притом Церера с Вакхом, так сказать,

Венере помогают побеждать…

Пока Венера сердце заполняет -

Поскольку сердце нужно для любви, -

Церера вермишелью подкрепляет

Любовный жар и в плоти и в крови,

А Вакх тотчас же кубки наливает.

Покушать любят все, но назови,

Кто – Пан, Нептун иль сам Зевес нас балует

И яйцами и устрицами жалует. (442)

(Песнь вторая, 169-170)

Итак, Байрон как бы пародирует различные темы романтической поэзии.

Как известно, хотя это, может быть, и не совсем романтический мотив, но, во всяком случае, часто используемый – любовь венчается браком. Но для Байрона любовь и брак несовместимы: