У входа в Шахрай

– Аян, на месте Рому ты поступил бы не лучше, мы знаем твой характер. Но сейчас это не важно.

– Вы не утвердили контракт? – с надеждой спросил Аян.

Сейт пригладил волосы на висках и сел рядом с Мирасом.

– Утвердили. И… – Он тяжело вздохнул и поднял взгляд на Аяна. К своему удивлению, тот обнаружил на лице отца робкую улыбку. – Договор заключен, помолвке и браку быть.

Аян нахмурился.

– Тогда что тебя взволновало? Разве ты не ждал, что так и будет? Губернатор ведь сам предложил.

– Да-да, все верно. И все же… у меня были причины сомневаться в его окончательном решении.

Аян непонимающе уставился на отца, а затем перевел взгляд на брата. Мирас, в отличии от него не был удивлен, однако почему-то помрачнел.

Сейт тряхнул головой и улыбнулся, уже во весь рот, чему Аян поразился еще больше. Да что это происходит с его родственниками?

– Что же… Сыновья! – Он поднялся и положил руки на плечи обоим. – Сейчас вы будете представлены Губернатору, а после, Аян, о твоей помолвке с госпожой Ранией узнает весь город!

После этих слов у Аяна засосало под ложечкой. В то время, пока отец разглаживал несуществующие складки на пиджаке Мираса, он выискивал глазами Губернатора. И увидел того возле сцены, однако никакой девушки рядом с ним не было. Что же, значит, его ждет сюрприз.

Губернатор был полноватым мужчиной среднего роста с лысеющей рыжей макушкой, блестящей от пота. Он мало походил на своего отца как по натуре, так и внешне. Одутловатое лицо, покрытое россыпью выпуклых родинок, давно растеряло свои контуры и ничем не выражало статность или твердость характера. Однако, глубоко в золотисто-карих глазах сквозил острый ум, находчивость и что-то еще, отличающее облеченных властью людей.

– Мой будущий зять! Отличный парень, лучшая кандидатура! – Радушно приветствовал Аяна Губернатор, когда семейство Монке, справившись с невидимыми складками в случае Сейта, и участившимся сердцебиением в случае Аяна, наконец подошли к сцене.

Губернатор пожал руки будущим родственникам. Ладонь была пухлой и влажной. Аян незаметно вытер руку о пиджак и заметил, что Мирас сделал то же самое.

– Мы с вашим отцом замечательно все устроили! Какая хорошая выйдет пара, какой замечательный дуэт. И все так удачно, я и не ожидал, просто судьбоносное событие! – Губернатор довольно закивал головой.

– Губернатор, это большая честь для нас – породниться с семьей Шанша, – откланялся Аян.

– Тебя хорошо воспитали, сынок, – одобрительно заметил Губернатор. – Однако, ты должен помнить, что брак – это не честь, а обязанность! Наша обязанность перед Богом и его пророками Шанша и Сулу, в чьей любви и семейном уважении родился Шахрай! Ведь каждая новая жизнь, каждое семя, упавшее в благодатную почву – наша дань предкам! Так, кажется, я начал свою речь слишком рано! Сегодня просто замечательный вечер, столько планов! – Он многозначительно подмигнул и, пока Аян хлопал по спине вдруг подавившегося Мираса, подбоченился и принял деловитый вид. – Думаю, пора завлечь внимание и остальных наших гостей!

Сразу после этих слов, будто ожидая приказа, музыканты сошли со сцены. Певица, откинув в сторону длинный шлейф платья, учтиво склонила голову перед Губернатором, и Аяну показалось, что во взгляде примы было не только уважение. Однако, он не заметил, чтобы Губернатор как-то особенно нежно ответил певице. По всей вероятности, сейчас любовные перипетии не стояли во главе угла его интересов. Или Губернатор и вовсе подходил к отношениям мужчины и женщины лишь с религиозной стороны. Таких подробностей Аян не мог знать, но увидел, как угасла улыбка певицы, когда правитель помог ей спуститься со сцены и тут же отнял руку.

Мирас прошел глубже в толпу, напоследок подбадривающе хлопнув Аяна по плечу. Он показался Аяну немного взволнованным своим первым званным вечером, но Аян был слишком озабочен своими переживаниями, чтобы поддержать брата. Он стоял вместе с отцом у сцены – Губернатор предупредил, что после объявления помолвки им тоже придется подняться. От этой идеи у Аяна скрутило в животе, и он порадовался, что не разделил с Мирасом закуски. Тем временем Губернатор промокнул взмокший лоб, облизнул губы и занял место музыкантов. Свет во всем зале тут же притушили, направив оставшиеся софиты на Губернатора. Все взоры тут же обратились к нему.

– Дорогие гости! – В наступившей тишине голос хозяина дома звучал неожиданно громко и твердо. – Я рад видеть здесь каждого. Наш город, наше государство, переплетает тонкая сеть родственных связей. Все мы, наш отважный и стойкий народ – семья. Каждый ребенок, каждый мужчина и старик – мой брат, племянник и дядя, с которым я готов разделить кров, пищу и последнюю рубаху! И я рад, что в этот день, – он обвел рукой зал. – На этом скромном празднике, нас окружают родные люди. Сегодня моей старшей дочери Рание исполняется пятнадцать лет. Рания, девочка, подойди к мне, ну же! – Губернатор кивнул в противоположный от Аяна край сцены, и тот наконец-то впервые увидел свою невесту.

«Невыразительная» – первое слово, пришедшее Аяну на ум. Действительно, невысокая худенькая девушка, одетая в розовато-персиковое платье, казалась прозрачной на фоне окружающей роскоши. Тусклые волосы, слабо обещавшие завиться, были уложены в модную прическу. Раскосые глаза на треугольном лице смотрели в пол, в руках ни к месту болталась блестящая сумочка. Шею закрывал широкий воротник платья, но худенькие плечи торчали из проймы, отчего казалось, что платье было больше девушки на размер-другой.

Рания вышла на сцену и встала рядом с отцом. Тот обхватил ее за плечи, отчего девушку пошатнуло. Под ярким светом софитов кожа ее казалась еще более пугающе-бледной и такой тонкой, словно была готова прорваться при резком движении. Только на щеках неравномерными пунцовыми пятнами проступало смущение. Гости неистово аплодировали, некоторые даже выкрикивали поздравления, показавшиеся Аяну чересчур пылкими. Кто-то положил на край сцену букет зеленых цветов. Губернатор подождал, когда толпа утихнет, затем еще раз дернул девушку.

– Рания, дочь, поблагодари гостей!

Еле слышно Рания ответила, любуясь носками своих туфель. Один из тонких локонов выпал из прически, не выдержав пристального внимания. Однако, это сыграло девушке на руку – ее лицо, уже совершенно пунцовое, хотя бы немного скрылось. Губернатор произнес еще несколько слов о том, как быстро растут дети, затем понизил голос. Он сделался неожиданно серьезным.

– Прежде чем продолжить, я хочу напомнить нам всем о важности единства, уважения и веры Богу. Не веры в Бога, вы правильно услышали. А веры Создателю, в его деяния и умысел. Ведь именно недоверие людей в правильность посылаемых Богом событий уничтожило тот мир, что описывает в своей книге Шанша.

 До Великой Вакцинации люди ожесточились, их жадность и гордость взяла верх над силой любви и уважения. Друг убивал друга, враги насиловали и съедали детей своих врагов, – кто-то в толпе ахнул. – Люди взрывали бомбы, уничтожали леса и океаны, крушили все на своем пути! И плодились. Плодились как овцы, по двадцать детей на семью, лишая друг друга пищи, воды и воздуха. Ресурсов отчаянно стало не хватать, человечество уничтожало само себя. И тогда Бог принес им спасение: вирус, спасший стариков и больных от голодной смерти, ускорив их возвращение в божье лоно.

 Но древние люди возгордились: они хотели сами решать свой путь, морить голодом и жаждой детей, заставлять несчастных больных гнить заживо, а стариков мучиться от побоев и издевательств. И создали Вакцину! – Гости отпрянули, женщина в конце зала потеряла сознание. Когда все улеглось, Губернатор продолжил. – Человечество хотело уничтожить Божье послание, покрутить кулаком перед носом Создателя. Но стало лишь хуже – Вакцина превратилась в чуму. Люди стали умирать с огромной скоростью, у здоровых отнимались конечности, у больных кровь становилась пеплом. Младенцы мутировали в материнских утробах!

Однако, были и те, кто видел свет. Они отказались принимать Вакцину. Но гордость застилала глаза власть имущих, желающих стать равными Богу, нет – превзойти его! И тогда жадные правители приняли смертоносное решение – отравить Вакциной воздух. Воду. Землю! Ни осталось ни глотка, ни шага, ни вздоха, не пропитанного Ядом. Мы зовем это Великой Вакцинацией!– Губернатор произнес это слово с отвращением и сплюнул на сцену. Его лицо покрылось испариной, он дрожал и раскачивался в такт своих слов.

– А после наступила война. Третья из серии самых страшным войн древнего Мира. Самая жестокая и зверская. Сумасшедшие правители, слепые глупцы, наперебой стали угрожать друг другу взрывом сверхмощных бомб. И когда это произошло – не известно, была ли одна страна виновником произошедшего, либо все они, как обезумевшие псы, сорвались с цепей, – но вещества в этих бомбах смешались с вакцинным воздухом. И начался мор, которого не видел Мир ни до, ни после. Таков был конец.

Уродства взяли верх над человеческой сущностью, землю заполонили мутанты. На поверхности не осталось еды и воды, которую можно было употребить. Закончился кислород. Из ста человек, населявших поверхность, выжили единицы. Уничтожение человеческого рода было не за горами.

Но пришли они, – Губернатор сделал паузу. – Великие Копатели Шанша и Сулу. Бог призвал Шанша и сказал ему: «Ты станешь отцом нового народа». Бог поцеловал Сулу и наказал ей стать матерью нового народа. Бог показал Копателям место, которое Он осветил и избавил от ядовитой Вакцины. «Там воздух слаще вина, а вода чище детской слезы!» – говорил Он Копателям. И построили Копатели город для всех и каждого, кто искал спасение. Город в сердце каменного титана, новый Ковчег глубоко под отравленной Поверхностью. А имя тому городу дали Шахрай.

Святые Копатели взяли за руку выживших и провели сквозь темноту людской гордыни ко свету Божьей любви! Шанша спас наши тела, Сулу освятила души. Предки получили шанс искупить свою вину перед Богом за неповиновение и глупость. Копатели завещали нам главное: не повторять ошибок, умерить свою гордость и не совершать насилия. Человек не Бог и никогда творение не станет равным Творцу.

Мы живем в замечательное время! Шахрай процветает, – на эти слова гости отреагировали чересчур активными кивками. – Но есть лишь одно, что тревожит меня по ночам —рождаемость! Мы все еще отвечаем за проступки наших предков! Каждый младенец дается Шахраю все с тем же трудом, что и сотни лет назад, а гибель взрослого, полного сил человека – великая утрата, которую так тяжело восполнить! Чтобы вернуть баланс, установленный Создателем, Сулу благословила шахрайцев на брачную систему, которую мы поддерживаем и сейчас. Только благодаря ей мы и продолжаем существовать.

Губернатор откашлялся и попросил воды. У Аяна затекла шея смотреть на сцену так долго. Он бросил взгляд на отца – тот опустил голову вниз, слушая речь Губернатора и кивая в кульминационные моменты пылкой речи. Аян оглядел зал – позвонки в шее при этом хрустнули с пугающим звуком, – гости завороженно смотрели на сцену. Возможно, кто-то из них вспомнил поговорку «Кровь – не вода», так умело правитель очаровал зрителей. Когда-то и отец его славился страстными речами.

– А теперь ближе к делу, – продолжил Губернатор. Гости, очарованные его проповедью, оживились. Женщина в конце зала пришла в себя и растерянно озиралась по сторонам. – Сегодня я хочу поведать еще одну новость, о которой, возможно, многие из вас слышали. Она прямиком исходит из благословения Сулу. Это объявление первой брачной договоренности Рании! Позвольте представить моего будущего зятя, Аяна Монке и его отца, уважаемого Министра Покоя – Сейта Монке!

Первой реакцией толпы были радостные аплодисменты. Спустя мгновения они стали сбивчивыми, потеряли ритм. Послышались удивленные голоса, гости переспрашивали друг друга, сомневаясь в услышанном. «Монке? Я правильно поняла?», «А разве…», «А что с Эрнами?», «Министр покоя?», «Аян?» – эти и другие вопросы гостей заполнили зал. Губернатору пришлось пару раз хлопнуть в ладоши, чтобы обратить на себя внимание, когда Сейт с сыном поднялись на сцену. Аян чувствовал на себе десятки любопытных взглядов, но старался не показывать вида и держаться непринужденно. Отец произнес речь о том, какая это большая честь для его семьи, а Губернатор еще раз поблагодарил гостей и благословил их на продолжение веселья. Рания все это время стояла молча, вставляя реплики лишь в моменты, когда того требовал отец.

Когда пришло время уходить со сцены, Аян дождался, пока спустятся отец и Губернатор, а потом помог девушке. Сжимая в руке ее безжизненную ладонь, он притянул девушку к себе чуть ближе и тихо произнес:

– Поздравляю вас с днем рождения. И, конечно, с помолвкой. Я рад наконец лично с вами…

– Спасибо, но я была бы счастлива, если бы помолвка не состоялась.

Аян раскрыл рот от неожиданности.

– Простите? – Он решил, что ослышался.

 Конечно, девушка не могла сказать ничего подобного. Но она сделала это. И повторила, подняв на него удивительные глаза цвета озера в доме Монке.

– Я была бы рада не выходить за вас замуж, господин Монке.

Она выдернула свою руку и прошла в зал, где ее поглотила толпа гостей, желающих лично поздравить именинницу. Ошеломленный Аян остался стоять на ступеньке перед сценой.

Глава 3

За весь вечер Аяну больше не удалось обменяться с невестой и парой слов. Сразу после официальной части Рания пропала из его поля зрения, а сам Аян отбивался от настойчивых гостей, желающих узнать подробности их помолвки. Наконец, отвязавшись от очередной любопытной сплетницы, Аян нашел в толпе Мираса.

– Слава Шанша, Мир, давай сделаем вид, что мы заняты очень важным разговором.

– Что, тебя уже замучила слава? Господин Монке, скажите, каково это – знать, что ваш возможный сын станет будущим Губернатором, а? – чересчур резко поддел Аяна брат.

– Не знаю, куда себя деть от восторга, – кисло ответил он. – Как тебе монолог Губернатора? Похоже, он знает Книгу Шанша наизусть! В один момент мне показалось, что он сейчас разрыдается.

– Я не слышал всю речь. Я… отходил.

– Что? – Аян нахмурился. – Вот даешь, у тебя брат женится, а ты бегаешь отлить.

– Так это же еще не свадьба, а только помолвка, – пожал плечами Мирас.

– Да, но договор-то уже подписан. Остальное формальность, по закону я могу даже украсть парочку невинных поцелуев. Хотя, знаешь, не уверен, что она разделяет мое мнение.

Аян пересказал брату странные слова Рании. Пока Мирас удивленно моргал, он продолжил:

– Вот-вот, а представь, как я выглядел в тот момент. Стоял, как баран на птицефабрике, ничего не смог ответить. Мне кажется, Мир, я понял, почему Губернатор не выдал ее замуж раньше, – он понизил голос и заговорчески огляделся. – У девчонки не в порядке с головой. Она и выглядит такой… нездоровой. Больная серая шахтерская мышь, еще в этом платье. Печальное зрелище. Мир, ты чего?

Мирас смотрел в одну точку, прикусив нижнюю губу. После вопроса брата он встрепенулся.

– Д-д-да вот думаю, п-почему она так сказала?

– Да я ведь только что объяснил! Чем ты слушаешь? У нее не лады с головой! И знаешь, я тут кое-что придумал, – Аян пригнулся к брату и рассказал о своем плане.

Если Губернатор скрыл, что его дочь не в своем уме, это позволило бы Аяну отказаться от брака. Конечно, это будет нелегко доказать, но он все больше убеждал себя, что Рания слабоумна. Ни одной шахрайской девушке не придет в голову сказать мужчине, что она не хочет замуж. Чего еще она может хотеть? Семья, муж, дети, красивая одежда, комната для рукоделий и кружок болтливых приятельниц – предел мечтаний для такого нежного создания. Аян ожидал, что пусть и навязанная вопреки его желанию, невеста все же будет вести себя подобающе статусу.

– Нужно вывести ее на чистую воду, Мир. Заставить ляпнуть какую-нибудь ерунду прежде, чем долг обяжет меня разделить с ней постель.

– Аян, я учился с Ранией и не уверен…

– Конечно, Губернатор тщательно скрывает это. Представь, если все узнают, что его дочь – круглая дура. Какой поднимется скандал!– Аян спохватился, увидев, как стоящие рядом гости с любопытством смотрят в их сторону. Он взял брата под локоть. – Давай отойдем к колоннам.

– Но Рания не дура, Аян! – продолжал доказывать Мирас, пока они протискивались между гостями. – Ты все неправильно понял. Сначала поговори с ней…

– Конечно я так и сделаю, Мир, за кого ты меня принимаешь? Это не я идиот, а моя невеста.

Они подошли к фуршетному столу и Аян опрокинул в себя рюмку водку из каменной плесени. Напиток обжег горло, но Аяна это только подзадорило. Он ясно видел решение своей проблемы. Докажет, что Рания слабоумна (“поехал первый этаж”, как говорили в Шахрае), откажется от нее, а потом выберет себе невесту из семьи какого-нибудь чиновника. Сам. Без отцовских указок. Спокойную, милую и воспитанную девушку, с которой не придется сдувать пылинки, как с дочки Губернатора.

«Да я даже готов заделать ей ребенка, коль уж на то пошло! Если не станет меня чересчур обременять – почему бы и нет? А не получится – возьму другую! И следующую!» – думал Аян, закусывая вторую стопку козьим сыром.

– Сегодня же , – наконец сказал он.

– Что сегодня? – испуганно переспросил Мирас.

– Проверю, в самом деле ли у нее не все дома. Дождусь, когда она будет одна, закроюсь с ней в комнате, и начну задавать вопросы. Без поддержки отца, слуг или подружек она поплывет. Да что там, она и разговор-то поддержать не сможет!

***

К вечеру ватные облака под фиолетовым небом стали опадать, как и пышные прически дам, опьяненных праздничным настроением и горячительными напитками. Музыка стала громче – на смену певице пришли две другие, чьи пышные формы плавились под жадными взглядами гостей-мужчин. Свет приглушили. Атмосфера вечера стала куда более интимной.

Взрослые гости, в их числе и Сейт Монке, покинули праздник, оставив редкую возможность раскрепоститься своим детям и младшим товарищам. Губернатор тоже ушел, зная, что его присутствие заставляет молодежь сдерживать себя, вопреки бушующим гормонам. Только внимательные тетушки остались на своих местах, следить за целомудрием подопечных и перебирать косточки девицам в излишне откровенных нарядах. Но даже их бдительность удалось усыпить, когда официанты вынесли кальяны в ярких хрустальных колбах. Цветные облака сладкого пара наполнили зал и скрыли чересчур страстные взгляды и легкие, едва заметные прикосновения.

Напоследок Сейт обратился к сыновьям:

– Аян, ты отвечаешь за брата. Мирас, присмотрись, здесь много молодых девушек, готовых завтра же с тобой обручиться. Ведите себя в соответствии с вашим положением, договорились? И еще, – он посмотрел на старшего сына и приподнял бровь, – если Эрн снова завязать с тобой разговор, обещай, что не станешь вступать в конфликт, хорошо?

Сделав вид, что поверил в заверения сына, Сейт Монке уехал из Дома Губернатора. А Аян стал выискивать в толпе свою невесту. Спустя какое-то время он увидел ее.

Рания стояла недалеко от сцены в компании подруг – трех совершенно непохожих друг на друга девиц. Одна из них была высокой и стройной брюнеткой, но с такой большой грудью, что ее декольте готово было вот-вот вывалить свое содержимое. Хотя, скорее всего, на это и был расчет. Древние предки второй девушки, по всей видимости, жили в очень далеких от нынешнего Шахрая местах. Ведь, в отличии от большинства раскосых и остроскулых дам, она имела широко распахнутые светлые глаза, худое вытянутое лицо и русые волосы. Третья, самая молодая из всех, похоже была родственницей Рании – девушки походили друг на друга. Одинаковые мышиные волосы и бледная кожа. Девушка доставала и без того невысокой Рание до подбородка.

Они смеялись, перешептывались и старались сделать вид, что вовсе не обсуждают того или иного молодого человека. Аяну показалось, что Рания старательно не смотрит в его сторону, в то время как он сам исподтишка следил за девушками, раздумывая, как бы начать разговор с невестой и увести ее от подруг.

Тут Мирас взял его под локоть.

– Аян, слуга просил меня передать отцу, что Губернатор желает с ним переговорить в своем кабинете.

Аян нахмурился.

– С отцом? Ты уверен?

Мирас неуверенно покачал головой.

– Так передал слуга.

– Но ведь он уехал!

– Тогда иди сам, может это что-то по поводу вашего договора. Не зря отец волновался.

Аян выругался. Тем временем Рания что-то шепнула своим подругам и направилась к выходу из зала.

– Нужно идти сейчас? – спросил он, глядя вслед невесте.

– Похоже, что да.

Аян молча кивнул. Хорошо, он поговорит с Губернатором. А заодно и расскажет ему о неподобающем поведении его дочери. Он спросил у одного из слуг, где находится кабинет – как раз в той стороне, куда пошла Рания, и повторил ее путь, огибая особо шумные компании подвыпивших гостей. Тем временем певицы на сцене распалились, и музыка стала еще громче, а томные голоса ниже.

Рания вышла из зала в длинный коридор – там было не менее многолюдно. Повсюду подпирали стены осмелевшие парочки, рискующие обратить на себя праведный гнев наблюдательных кумушек. На эти пары осуждающе смотрели портреты предков и многочисленных родственников губернаторской семьи, развешенные вдоль стен. Аян чуть вытянулся, чтобы разглядеть невесту, и задел плечом одну из картин. Машинально поправив ее, он посмотрел на изображенное лицо и вздрогнул – это был Катым, без вести пропавший старший брат Губернатора.

Поговаривали, что Старый Губернатор так любил своего старшего сына, что жил мечтами о славном будущем наследника. Однако совсем в молодом возрасте Катым исчез. Точнее, Совет объявил, что брат Губернатора скоропостижно скончался, попав под обвал в одной из шахт. Но кремация в закрытом гробу (дабы не смущать душу при отбытии к предку Шанша), только подогрела волну слухов, ведь никто так и не увидел тела погибшего. Да и что было делать брату Губернатора на шахтах?!

Одни твердили, что Катым не погиб. Якобы, он разругался с отцом и скрылся в городе под видом простого горожанина, не желая править Шахраем. Другие говорили, что он заболел страшной болезнью, сделавшей его уродом на всю жизнь. И теперь мужчина скрывается в Доме Губернатора, выходит оттуда по ночам с маленьким фонариком и бродит по старым тоннелям Шахрая в надежде найти лекарство. А третьи, любители заговоров и теорий, вовсе считали, что никакого старшего сына не было. Мол, Старый Губернатор долго не смог зачать ребенка, а потому нанял на роль сына мальчика-актера. Потом все же его супруга разродилась, Губернатор подождал, пока сын не стал подростком и доказал свою состоятельность. А после вышвырнул актера за ненадобностью. Кто-то даже утверждал, что видел его в Малом Театре Искусств Сулу в роли пастуха. Отчего-то у этой версии было больше всего поклонников.

 Аян не верил ни в одну из них, но пронзительный взгляд темно-карих глаз ему не понравился. Он быстро поправил картину и пошел дальше.

– Монке! Поздравляю, приятель! – вдруг окликнул его один из юношей.

Аян вздрогнул: отчего-то он решил, что это Эрн. Он не видел Рому после стычки в начале праздника и теперь ожидал, когда же тот решит продолжить разговор. Но нет, это был просто знакомый Аяна. На плече у парня повисла длинноногая девица, по затуманенному взгляду которой было понятно – она превысила свою норму кальянного пара.

Аян поприветствовал юношу и вытянул голову, стараясь не потерять Ранию из виду. Однако, когда он закончил принимать поздравления, девушка скрылась за поворотом в конце коридора. Аян зашел за угол и растерянно посмотрел на три двери вдоль коридора, в одну из которых, должно быть, зашла его невеста. На мгновение он заколебался: идти прямиком в кабинет Губернатора, или проследить за девушкой? В конце концов, прежде чем говорить с ее отцом по поводу сумасшествия Рании, у него должны быть доказательства!

Не устояв перед любопытством, Аян распахнул первую дверь.

Пусто. Это была игровая комната: стол с костяными шахматами, книжный стеллаж и резные нарды. Помещение не для разгоряченной молодежи, поэтому оно и пустовало. Аян разочарованно поджал губы: и чего он ожидал? Может, девушка и вовсе пошла в уборную.

И все же его рука дрогнула еще раз, когда он проходил мимо второй комнаты. Он сделал глубокий вдох, затем ухватился за ручку, потянул на себя и остался стоять на пороге с открытым от неожиданности ртом.

Свет в комнате был приглушен. Из-за спинки длинного дивана торчали две головы – мужская и женская. Они так тесно слепились, что было не понятно, где заканчивается одна и начинается другая – светлые волосы девушки выбились из прически и скрывали лица целующихся. Аян не сомневался, что девушкой была Рания.

Он задохнулся от возмущения: «И эта потаскушка еще говорит, что не выйдет за меня?! Да я сам в жизни не возьму ее в жены!» В три шага он подбежал к дивану и, не отдавая себе отчета, отлепил парня и девушку друг от друга. И тут же понял свою ошибку.